Абсолютный дуэт

Выпроводив Тэхена спустя часового излияния душ, Юнги так и не решился набрать Хосока. «Жил раньше без него и дальше проживу.». — думал Мин каждый раз, когда волей-неволей вспоминал Хосока. А это, кстати, относительно часто. — «Поревел уже из-за него, хватит. Негоже по всяким пидорам горевать». — И с такими мыслями Юнги приступал к ежедневному занятию. Написание песни. Юнги, конечно, часто запаздывает со сдачей песен или музыки, но это вовсе не потому, что он медленно дописывает или добавляет какие-то детали. Нет. Чаще всего это просто потому, что он просыпает первую половину дня, а во вторую половину дня пялится на телевизор. Дописывать песни он обычно успевает во время похода в душ или во время выпивки для вдохновения. Удивляться тому, с какой скоростью он умудряется работать, не стоит, потому что он уке привык каждый день, начиная лет с пятнадцати, писать по одной песне в день. И что уж говорить о том, что у него в каждом альбоме по дохуище песен? Вот и сейчас, пытаясь занять себя чем-нибудь, Мин погружается в сочинение песен. И по началу все шло замечательно: строки придумывались одна за другой, выходили хорошие рифмы, осмысленные строчки. Все это продолжалось до того момента, пока Юнги не осознал, что все, что он написал — до жути смазливое и ванильное. Перечитав все написанное, он скривился в гримасе отвращения и выкинул листок с текстом в накопившуюся, за такое короткое время, свалку. Попробовав переписать текст еще пару раз, Юнги пришел к выводу, что в таком непонятном состоянии он ничего не добьется. Все его попытки написать что-то в его стиле провалились под громким треском. Выходило либо что-то позитивно-взрывное (вопреки характеру Мина — это что-то с чем-то), либо нечто настолько ванильное, что не снилось никакой влюбленной школьнице. Покончив с этим и придя к выводу, что нихуя у него не выйдет, Юнги не нашел ничего умнее, кроме ленивой ходьбы уже по вечернему Сеулу. Напялив на себя самые обыкновенные шмотки, которые только можно отыскать, Юнги направился к двери. Прямо перед выходом его глаз зацепила вещь, висевшая на вешалке. Кепка. Догадаться о ее владельце нетрудно. И, наверное, впервые за долгое время, Мин не прикрывает ею свои мятные волосы, а выходит на улицу, оставив кепку дома. Кепку он, конечно, оставил, но про сигареты никак не забыл. Бредя по полным народу паркам, Юнги втягивал в себя табачный дым, окутывая легкие приятной вязкой горечью. Утешение от всего этого дерьма в мире он находил только в разговоре с Тэхеном или пачке любимых «Winston». Вот и сейчас, бесцельно разгуливая по городу, Мин курит, ощущая на себе взгляды прохожих и восторженные писки. В то время, когда он ходил в кепке, его узнавали гораздо меньше, чем сейчас, когда он без нее. Конечно, в Корее много кто красит волосы в яркие смелые цвета, но люди не спутают мятную макушку своего кумира ни с чьей другой. Шутка про корейцев на одно лицо отменяется. Гуляя по какому-то парку уже минут тридцать, Юнги устает курить и решает пройтись дальше. Музыка из разных заведений так и манит к себе посетителей, соперничаясь друг с другом. Но слух Мина завлекла больше не та мелодия, что доносилась из какого-то клуба, а та, что играла за его поворотом. Эту песню Юнги слышал однажды в плейлисте у Тэхена, поэтому и не смог пройти мимо, не посмотрев на то, откуда она доносится. Ориентируясь исключительно на слух, Мин завернул за поворот и увидел знакомую черную макушку волос, что двигалась в такт музыке. Он и сам не понимает, с какого времени он так часто начал наблюдать танцы. С того ли момента, как встретил Хосока? Даже если так, думать об этом он сейчас совершенно не собирается. Не сейчас, когда, наконец, перестал думать о «дерьме» этого мира. Из-за высокой ликующей толпы Юнги заметил танцующего Чонгука. Если составлять рейтинг любимых танцоров Мина, то Чон занимает почетное второе место. Сразу же после другого Чона (догадаться какой чон после какого - нетрудно). Неизвестно, сколько уже Гук там танцует, но вся его одежда и волосы пропитались потом, неприятно поблескивая на свету. Юнги никогда не понимал, как люди вообще могут танцевать. Как вообще умеют? Разве не лучше просто поспать? А тут еще двигаться так быстро. Да Мин ногами за всю жизнь двигает меньше, чем Чонгук в одном танце. Конечно, вечно ворчливый по этому поводу Юнги любит больше не танцевать, а придумывать песни, чтобы потом какой-нибудь хореограф или просто любитель преобразил его музыку в разы одними лишь движениями. Переведя взгляд с Чонгука на колонку, откуда слышалась музыка танцора, Юнги столкнулся взглядом с тем, кого бы пожелал видеть сейчас в последнюю очередь. Чон Хосок. Юнги уже подумывает о «проклятии уличных танцоров». На какое выступление ни посмотри, везде появится этот чертов Чон Хосок. Вот и сейчас, безмолвно смотря друга на друга, эти придурки ничего не могут поделать. Ни взгляда отвести, ни подойти ближе друг к другу. Но рано или поздно этим гляделкам пришел бы конец. Музыка закончилась и радостные крики зрителей адски больно подействовали на уши, выводя из прострации и возвращая в мир земной. Воспользовавшись моментом, пусть и с большим трудом, Юнги вырывается из визжащей толпы, но незамеченным, как он того желал, не остается.  — Юнги! — Слышит за спиной знакомый голос Мин. Но обернуться не хватает то ли смелости, то ли совести. — БЛЯТЬ, ЮНГИ, ДА ОСТАНОВИСЬ ТЫ! И сейчас, наверное, Юнги впервые корит себя за то, что он так часто прогуливал физкультуру в школе и так часто курил. Тело предательски быстро устало, а дышать из-за сигарет стало трудно. Не до степени обморока, конечно, но сдохнуть хочется. — Юнги, — Хосок обогнул Юнги так, что оказался спереди него, не давая прохода. — Привет. — И снова та беззаботная улыбка, которой он озаряет всех вокруг в радиусе километра. — Что надо? — Все еще пыхтя от усталости огрызнулся Мин. Вообще-то он просто хотел поздороваться, но пиздюк в глубине души решил показать свой характер. — Ты злишься? — Улыбка во все тридцать два сменилась на какую-то грустную. — А что, должен визжать от радости? Или, блять, улыбаться, как чертов идиот? — Вести себя размеренно и спокойно, как хотелось Мину изначально, не получилось. Mission failed. — Эй, Юнги, не злись, — Хосок уже полностью избавился от улыбки, став серьезным. — Прости меня, пожалуйста. — Чон наклонился в девяносто градусов, направляя виноватый взгляд в пол. — Может ты еще на колени встанешь, а? — Накое-то злорадство в Юнги не успокаивается. Хочется как-то отомстить за пролитые им слезы. Пиздюк не успокаивается. Хосок послушно встал на колени перед Юнги. Мин, вообще-то, пошутил, пусть и злорадно, но совсем не ожидал, что Чон будет у него в ногах сидеть. Уж чего-чего, но этого уж точно. — Может отсосешь еще? — гримаса Юнги скривилась в некой ухмылке. Да когда же этот пиздюк успокоится-то блять? — А можно? — Что? — пусть лицо и каменное, но голос выдал удивление Мина. «Хосок, знай меру своим поддавкам, придурок» — Ладно, — вздохнул Хосок, поднимаясь с колен, после чего отряхнул накопившуюся пыль с джинс. — Я хотел серьезно поговорить с тобой насчет… Ну… Насчет случившегося. — Хм? Не понимаю о чем ты. — Юнги сделал вид, что совсем не вкуривает, о чем там базарит Хосок. А чтоб придать всему своему непониманию вид, он начал безразлично рассматривать свои ногти. Тупойпиздюктупойпиздюктупойпиздюк. — Может тебе напомнить? — Хосок схватил рассматриваемую Мином руку, переводя все внимание на себя. Уж что-что, а внимание он привлечь не только танцем может. — Поговорим? — А нам есть о чем? — Мин не сдается, как и пиздюк внутри него. Хотя, наверно, Юнги бы уже давно сдался, если бы не пиздюк. — Хватит вести себя как ребенок, Юнги, — Хосок сильнее сжимает кисть Мина. — Улыбка у меня, конечно, может и ангельская, но никак не терпение. — Со всей серьезностью, какая только имеется, Хосок посмотрел прямо в глаза Юнги, будто выискивая, насколько глубоко кроется этот злорадный пиздючок. — Ладно, только руку отпусти. — Холодно ответил Мин. Но это только снаружи. Внутри же бушует огонь, желая размазать Хосока по стенке, пусть это и невозможно чисто физически. — Ну уж нет. Чтоб ты еще раз сбежал? — Хосок еще сильнее сжимает руку Юнги, причиняя легкую боль. — Пойдем, переберемся в кафе, а там уже и поговорим. Кафе находилось совсем недалеко, так что вести Юнги за руку долго не пришлось. Не так долго, как того хотелось бы Хосоку. Была бы возможность, он бы вообще не отпускал эту холодную кисть с фарфоровой кожей. А вы знали, что на бледной коже особенно заметны шрамы от порезов? А вот Хосок узнал, когда заметил на руке Мина пару порезов на венах. Он обязательно спросит о их появлении, но не сейчас. Спросит тогда, когда они выяснят, что же все-таки за чувства между ними, если они вообще имеются. Отгоняя от себя бредовые мысли про суицид Юнги, Хосок завел Мина в кафе и отвел его на самый дальний столик. На то место, где меньше народа и освещение чуть тусклее, чем на других местах. Позвав рукой официанта, Хосок принялся его ждать, не отпуская руку Мина. Ждать долго не пришлось. Официант подошел практически сразу, как заметил, что его окликнули. — Два кофе. — Коротко сказал Хосок, на что официант также коротко кивнул и отошел восвояси. — Ну может ты уже отпустишь? — Юнги пальцем свободной руки указал на свою руку, окованную ладонью Хосока. — Я не убегу, — Юнги еще немного выдержал паузу, после чего продолжил. — Обещаю. — Ну смотри, — Хосок освободил кисть Юнги. — Ты обещал. — Может уже начнем? Не просто же так ты меня сюда тащил. — Юнги подпер щеку ладонью, показывая, что ему уже скучно. А веселить его никто и не собирался. — Ваш кофе. — Официант аккуратно поставил две чашки кофе на стол: одну рядом с Хосоком, а другую рядом с Юнги. Юнги незамедлительно прильнул губами к горячей чашке. Ему нравятся горячие напитки. Хотя Тэхен всегда говорил, что так он себе все кишки прожжет, это Мина не останавливало. А даже, наверно, подталкивало пить еще и еще. Подождав, пока официант скроется из виду, Хосок продолжил разговор: — Начнем с того, что я тебя люблю, — Едва ли Хосок успел договорить, Юнги тут же поперхнулся горячим кофе, брызгами чуть ли не достав до Чона. — Я надеюсь, что это такое ответное проявление любви. — Хосок протянул салфетку, но не успев и донести надлежащим образом, Юнги выхватил ее из рук и принялся вытирать лицо. — Если ты пытался пошутить, то у тебя не вышло. — Полностью покончив с остатками кофе, заявил Юнги. — А похоже, что я шучу? — И вправду, если посмотреть на Хосока, то можно увидеть серьезное как никогда лицо. И в глазах не видно ни лжи, ни лести. Только честность, характерная исключительно Чону. Влюбленному Чону. — Ты еще молодой, ошибаешься. — Черт, Юнги, я младше всего на год! — Год — тоже срок. — Мин Юнги, будь серьезнее в таком разговоре. — Черт… — Юнги запутался. В последнее время слишком много всего происходит вокруг него. Это напрягает и изматывает до такой степени, что хочется просто залезть в воду с головой и не выныривать. — Хосок, ты уверен? Ну там, может подростковый период или еще что? — Какой еще подростковый период? Тебе пошутить не о чем больше что ли? Я же прошу тебя быть серьезнее. Ну пожалуйста, Юнги. — Ладно, — вздохнул Юнги, после чего, сделав глубокий вдох и собравшись с мыслями, продолжил. — Ты же понимаешь, что я ничего не могу сказать о чувствах к тебе? Я банально не знаю что к тебе чувствовать. — Это потому, что мы мало знакомы? — От части, да. — Давай так, — Хосок уверенно и с какой-то задоринкой в глазах посмотрел на Юнги. — Дай мне месяц. За месяц я должен закадрить тебя! — Ты сейчас серьезно? — Пряча улыбку за чашкой, спросил Юнги. — Абсолютно. В течение месяца каждый день я буду названивать тебе и предлагать встречи, на которых буду всеми своими любовными чарами кадрить тебя. Ну, конечно, я буду давать тебе передышки. Парочку дней отдохнешь и продолжим наши похождения. — Заманчивое предложение, — Юнги подпер обеими руками подбородок. — Но у меня есть два условия. — И что же это за условия? — Заинтересованно спросил Хосок, чуть ближе поддавшись к Юнги. — Первое условие: ты не целуешь, не обнимаешься, не берешь за руку без моего ведома. Поцеловать я себя все равно не разрешу, а вот на все остальное ты должен получить мое разрешение, — сказав это, Юнги заметил изменения на лице Хосока. Он как-то взгрустнул, что ли. Ну конечно, как не загрустить, когда вкусняшка прямо перед носом, а есть запрещают? — Второе условие: я могу прикасаться к тебе столько, сколько захочу. — Завершив свою речь, Юнги хитро улыбнулся. — А ты не думаешь, что это немного нечестно? — Пусть Хосок и возмущается, но скрыть свою улыбку он не в силах. Да и не нужно. — Не-а. — уже откровенно смеясь, ответил Юнги. — Начнем отсчет месяца с завтрашнего дня, а сегодня ты можешь идти домой. Если, конечно, не хочешь остаться со мной подольше. — И Хосок многозначительно поиграл бровями, также, как незадолго до этого делал Тэхен. — Ага, а еще чего хочешь? — Юнги встал из-за стола и кинул деньги за кофе на стол, после чего направился к выходу. — Юнги, перестань курить! — кинул ему в спину Хосок. Видимо, он учуял запах ненавистного перегара от Мина. — Ты мне пока не парень, чтобы указывать, что делать. — Ответил через плечо Юнги, показав напоследок фак. Хосок расплылся в такой нежной и веселой улыбке от одной только фразы, сказанной Мином. И даже, скорее, не от фразы, а от ее смысла. «Ты мне пока не парень». «Пока».