Ищущий да найдет.

Кадгару исполняется восемнадцать, когда его тело впервые пронзает не его боль. Он хватается за правое плечо, ноги чуть дрожат, – боль неожиданная, острая - и прислоняется к стволу дерева. Кадгар ничего не понимает. Он оглядывается по сторонам, на кончиках пальцев пылают голубые вихри защитного купола. Лес перекликивается множеством голосов, шумят кроны, а совсем рядом пробирается по подлеску кто-то легконогий. Кадгар один, Штормград виднеется невдалеке стремительными башенками. Здесь безопасно, ведь орков недавно оттеснили обратно на земли, теперь опустошенные и чернеющие безжизненным пятном, около бесполезных Врат. К тому же, Верховному Магу нечего опасаться, на границах города установлены сигнальные руны, с которыми у Кадгара постоянная связь. Он выдыхает, растирая руку. Боль прошла, но воспоминание о ней такое же острое. Кадгар опускает взгляд на зажатый пучок огненно-рыжих цветков в своей ладони и морщится. Шипы на стеблях глубоко впились в ладонь, темная кровь скользит по пальцам, капая на примятую траву. Возможно, просто свело мышцу? Последнее время Кадгару приходилось много таскать тяжести, помогая в замке и окрестностях, не все же время магией пользоваться. Кадгар выдыхает, стряхивает Желтоцветник в лекарскую сумку и идет дальше. Подлесок – сплошь березки и молодые дубы, ветви переплетаются у него над головой, заслоняя жаркое осеннее солнце. Корни вспучиваются над землей, и Кадгар пару раз спотыкается, хватаясь за грубые стволы. Обтесывает все ту же ладонь. Тихо поминает недобрыми словами троллей, орков и Андуина Лотара. Последнего – просто так, потому что может. Кадгар оттягивает воротник рубашки и думает, что зря он вызвался лично сходить за травами для придворного лекаря. Засиделся. Вот и броди теперь. Мысли лениво перетекают с одного на другое, проходит от силы минут десять, когда бок справа взрывается горячей болезненной волной. Кадгар падает на колени, шаря одной рукой по ребрам, другой – скребя по земле. Пытаясь вздохнуть. Перед глазами темнеет, а бок теперь пульсирует сломанными костьми. Вот только у Кадгара ничего не сломано. Он сплевывает на землю горькую слюну и старается, чтобы его не стошнило от боли. Он не то чтобы не привык к ней, просто… Всегда чувствует ее так, будто сейчас умрет. В свое время он потерял сознание, когда ему выжигали на руке метку Кирин Тора, а потом мучился при каждой перевязке, снова падая в забытье. Лекарь тогда удивился тому, что впервые встретил человека столь чувствительного к боли. Все затихает, мир вокруг тоже, и Кадгар пару мгновений не ощущает ничего кроме прелого запаха слежавшихся листьев. Каким-то образом он уже лицом во мхе, прижимает ладони к боку, одна рука неудобно подвернута под него. Кадгар лежит, глубоко дыша осенними запахами, - запахами увядающей природы, влажной плодородной земли, - и постепенно приходит в себя. Повсюду сейчас продолжается, угаснувшая на время, но не прекратившаяся окончательно, война. А здесь, в окрестностях Штормграда, спокойствием дышат молодые и старые стволы. Где-то, прямо сейчас, в самом разгаре битва между Альянсом и Ордой. А Кадгар переворачивается на спину, и сквозь кроны деревьев на него глядит безмятежное небо. Где-то сталь сталкивается со сталью, высекая искры, жадно лязгая и прося крови, неважно чьей. Кадгар выдыхает и зажмуривается, прижимая к слезящимся глазам ладони. Где-то, прямо сейчас, ранят того или ту, кто предназначен ему самой Судьбой. ** Предания о Предназначенных написаны в самых старых книгах – на потертой, выделанной коже травяными чернилами. Никто не вспоминает и не принимает всерьез эти сказки, по крайней мере, обычный народ. Все знают, что за прошедшие множество и множество лет только единожды существо из народов Азерота обрело родственную душу. На пятнадцатом году жизни Ллейн Ринн и Тария Лотар на одном из Королевских приемов соприкоснулись ладонями во время знакомства, а после принц первым бросился в придворный сад, где Тария подвернула ногу. Забытые пророчества и древние писания никогда не говорили, как именно должны встретиться родственные души или в каком возрасте они поймут, что предназначены, и поймут ли вообще. Только вот помолвлены Король и Королева были уже спустя год знакомства, несмотря на ее происхождение, а еще через год – они поженились. Кадгару было тогда пять лет, он не совсем мог понять, о чем так радостно болтают взрослые, но искренне радовался на многочисленных праздничных ярмарках. Потом, через пять лет, он снова слушал эту историю от древнего библиотекаря и обмирал, хотя для обмираний времени в Кирин-Торе совсем не было. Но иногда, лежа ночами на жесткой ученической подстилке, он представлял себе свою Предназначенную (или своего). Иногда это была милая девушка с голубыми глазами, теплыми руками и добрым голосом. Иногда - задумчивый парень, одного с Кадгаром возраста или чуть старше, - с яркой улыбкой и отблесками шаловливого голубого огня в глазах. Они бы вместе погружались в мажеское искусство и в тайны этого (и других) миров. И вместе бы смогли придумать что-то новое, как-то изменить устаревшие понятия Кирин-Тора… Кадгар никогда не представлял свою Предназначенную – воительницей, с их яростной, разрушительной энергией битв, текущей, кажется, у стражников в крови. С другой стороны, успокаивает он себя, она может быть из простого народа. Может быть, на ее деревню или городок просто напали, а его Предназначенную – поранили. Может… Кадгар яростно мотает головой. Ну уж нет, пусть лучше уж его Судьба будет закована в броню и с мечом в руках, в такое-то опасное время. Кадгар тяжело вздыхает, продолжая собирать травы и лечебные коренья. Тария и Ринн нашли друг друга едва встретившись, да и в писаниях говорилось, что Предназначенные в результате всегда оказываются неподалеку, ведь самой Судьбе угодно сплести их линии жизни в один плотный клубок. Чем больше затягивается клубок, тем ближе души друг к другу, кому-то понадобились годы, кто-то находился в раннем возрасте. Кадгару интересно, с кем же его свела Судьба, что он даже не заметил этого? У него немного друзей или знакомых. Даже скорее – мало. Всего-то: парочка из гарнизона Лотара, с которыми он, по долгу службы Советника Дворца и Верховного Мага, находится в тесном взаимодействии и которые почти одного с ним возраста, Главная Повариха королевской кухни, да придворный лекарь. Тария Ринн, вдова Короля и сестра Лотара, скорее сестра и для него, – Кадгар на секунду задумывается о себе и ней, но тут же отгоняет эту мысль. Кровохлебка тянет нежные цветочки к его пальцам, и маг легонько гладит белые бутоны, прежде чем сорвать их. Нет, Тария точно не может быть его Предназначенной. Андуин… Да, остается еще сам Андуин Лотар, но их отношения слишком путаные, состоят из натянутых нитей вины, сожаления и преданности. Кто по чем винится и сожалеет – темны потемки чужой да своей души, считает Кадгар. Но в последние пару месяцев хотя бы на преданность друг друга они могут рассчитывать всегда: и на поле боя, и на многочисленных съездах Альянса, в тяжелое время и во время праздничных гуляний, когда все разве что с ума не сходят, опьяненные каждой небольшой победой. Сердце щемит, и Кадгар решает больше сильно не задумываться. Он рад уже тем, что его сокровенное и тайно лелеемое – исполнилось, а дальше все в руках Судьбы. Смогла же она подвести их достаточно близко, чтобы чувствовать боль друг друга. Сможет и ладони соединить. Кадгар решительно кивает сам себе и продолжает заниматься мажескими делами.

***

В замок Кадгар возвращается только под вечер. Спину немного ломит (отдав лекарю полную котомку, он помогал горожанам восстанавливать одну из статуй Ллейна). Королева Тария провожает его неодобрительным взглядом, но не может отчитать его лично – перед ней небольшая делегация гномов, а те, как известно, неудержимы и не любят ждать. Или терять попусту время. Кадгар пожимает плечами, извинительно улыбается и плетется в сторону кухни, надеясь перехватить что-нибудь съестного и наконец-то добраться до своих покоев. А еще… Кадгар опускает голову и принюхивается… стоило бы вымыться. Он пытается сильно не задумываться, почему столько времени проводит вне своих покоев. Подальше от книг. Подальше от… да… Подальше от одиночества. В замковых коридорах царит влажная прохлада, от которой руки Кадгара покрываются мурашками. Он передергивается, плотнее закутываясь в накидку, продолжая идти к кухне, вслушиваясь в свои же гулкие шаги. Иногда, в такие вот дни, когда он слишком вымотан для каких-либо раздумий, Кадгар как будто чувствует себя прежним. Неизменным. Не попробовавшим еще зеленой отравы, пляшущей нежным котенком на ладонях. Зеленой змеей, закручивающейся вокруг бедер, скользящей все выше и глубже внутрь. Глубже-глубже, к самому сердцу. Конечно же, ему странно находить успокоение в физическом труде, а не в убористых строках древних фолиантов. Но, после тех слов, знания больше не кажутся родником в мире полном засушливых песков неведения. Кадгар немного улыбается, когда попадает в теплые объятия одной из поварих, Гатулы. Ее крепкие руки не знают усталости, а пышная грудь всегда пахнет сладостью выпечки. Кадгар почему-то всегда оказывается прижат именно к нежной ложбинке. Гатула выше его почти на голову, а всех остальных поварих – на полторы. Она твердо берёт его за плечи и усаживает сбоку от огромного стола, расспрашивая о его дне, пока собирает ему поднос с ужином. Кадгар тихо отвечает, расслабляясь в жарких дуновениях огромных печей. Ради этого стоит откладывать рукописи. Иногда, Кадгар вспоминает свою, продуваемую всеми сквозняками Кирин Тора, клетушку на самом верху одной из башен. Тогда он был погружен в магические знания столь сильно, что совсем не замечал промозглого холода своей же спальни. Возможно, именно такая сосредоточенность и позволила ему разглядеть двуличие и жестокость принципов Совета. Сосредоточенность и робкие мечты о чём-то большем. Да вот только с тех пор осталось постоянное, неотступное ощущение, что даже его кости промерзли до сердцевины и никогда не согреются. И сейчас Кадгара потряхивает в теплом коконе возле печей, посреди тихого вечернего гомона кухни, рядом с грубоватой заботой Гатулы. Кадгар прикрывает глаза на мгновение. Как же хорошо в этом не-одиночестве. «И теперь-то он никогда не будет одинок». Кадгар тут же вскидывается от проскользнувшей мысли, спеша потрогать ребра. Те не болят, но, как и плечо, все еще горят фантомно. - Ты чего, заклинатель? Никак ушибся где-то? – Гатула опирается ладонью о стол рядом с его локтем и требовательно хмурится, - А ну-ка отправляйся к лекарю, немедля! Кадгар спешит отнять ладонь от бока и улыбнуться, открыто и как можно более искренне, - Все в порядке, Гатула, просто немного скрутило судорогой. Уже все, не стоит так за меня беспокоится. Гатула подозрительно щуриться, а потом хмыкает, - Ну смотри, Верховный Маг, узнаю, что ты себя не бережешь – уши надеру! Мне Королева потом спасибо скажет. Кадгар неловко улыбается, не зная, все еще не зная, как отвечать на шутки. - Ладно уж, забирай ужин и убирайся к себе, заклинатель, - ворчит Гатула, похлопав его напоследок по плечу и впихивая в руки серебряный поднос, заставленный снедью, - Да только вымойся для начала, а то от тебя пахнет, как от мертвого гнома… Рундил! Подлец! Куда кувшин с вином потащил? Стой, кому говорят!.. Иди, Кадгар, выспись хорошенько, завтра будет новый день, - повариха улыбается магу и бросается вдогонку юркому светловолосому мальчугану, уже почти прокравшемуся к выходу из кухни, с заветным кувшином в руках. - Завтра будут новые заботы, - шепчет Кадгар в ответ, ухмыляясь и поправляя собственный кубок на подносе, чтобы тот не кренился через край. Когда он выходит из кухни, Гатула распинает маленького вора, тот хлопает подозрительно поблескивающими глазами, и Кадгар чувствует, как что-то внутри него отпускает. По пути в другое крыло замка, Кадгар снова проходит через главный зал. Тарии уже нет, а факелы едва теплятся. Он быстрым шагом направляется в свои комнаты, которые выбрал еще в прошлом году, как раз после… … Смерти Короля, предательства Гароны, разрушения портала, гибели Хранителя, «Одиночество, вот что делает нас слабее»… Кадгар трясет головой и легко барабанит мизинцами снизу по подносу, его сила послушными голубыми потоками вставляет ключ в замок, проворачивает его и толкает дверь, тут же развеиваясь. Для этого не требуется никаких заклинаний или рун. С тех пор, как Кадгар поборол скверну в Каражане, его сила почти плещется через край. Он надеется никогда не увидеть в ее всполохах могильную зелень. Маг ставит поднос на небольшой столик у стрельчатой пробоины окна и подходит закрыть дверь, вдруг замирая и разглядывая деревянные створки напротив. Покои Лотара прямо напротив его собственных. Раньше эти комнаты принадлежали Ллейну и Тарие, но королева с сыном перебрались на второй этаж. Кадгар никогда не спрашивает почему, болезненная темнота в глазах женщины ясно отвечает на все вопросы. Андуин в тот день крепко обнимает сестру и предлагает Кадгару переселиться из постоялого двора в замок, и занять покои напротив. «Так будет удобнее, будешь всегда под моим присмотром, чтобы чего не натворил. А, Советник, согласен?». Конечно же, Кадгар согласен, но, естественно, бормочет что-то насчет того, что он уже не ребенок, и вообще-то спасали Азерот они с Лотаром вместе. Андуин на это раскатисто смеется и треплет его по волосам, не отпуская другой рукой плеч сестры. Вариан тоже рядом, держится за руку матери, выглядя сейчас абсолютно на свой возраст. Вокруг почти никого, уже вечер, даже глубокая ночь, послы других государств разнесены по спальням. Кадгар широко улыбается, кладя одну ладонь на худенькое плечико Вариана, а другой сжимая плечо посмеивающегося Андуина. На какое-то безумное мгновение они как будто срастаются в общий круг, становятся одной семьей. Кадгар как будто чувствует их троих, как самого себя, а они – чувствуют (и принимают) его. На какое-то мгновение. Это мгновение (вроде бы, магу иногда так кажется) тянется и по настоящий момент. Кадгар выбирается из воспоминаний, закрывает дверь и начинает раздеваться. В комнате тепло, камин растоплен, за бумажной ширмой парит чугунная ванна на витых ножках (спасибо, Тария). Но внутри Кадгар снова чувствует холодок – королева кажется недосягаемой на верхнем этаже, покои Лотара же пустуют, по коридору гуляют призраки воспоминаний. Бок ноет, плечо немного печет. Кадгар спешит забраться в ванну, откидывая голову на бортик и поглаживая рукой плечо, а потом поворачивает голову и прижимается губами к своей ладони. И все же. И все же, где-то там есть кто-то только его