x X ♕ X x
Минджун не знает, что происходит в его жизни в последнее время. Он наблюдает за всем со стороны, чувствуя себя таким маленьким и бесполезным, совсем незначимым, в этом большом доме, где постоянно много людей. Они устраивают семейный ужин, на котором присутствует парень Дахё – Минджуну он нравится. Не с первого взгляда, конечно, сначала вызывает опасения, но сидя дальше всех, в углу стола, он немного наблюдает за этим парнем, Уджином. Тот смотрит на Дахё очень нежно и тепло, разве что глаза в сердечки не превращаются. Он держит спину прямо, пытается держаться достойно, что в какой-то момент Минджун думает, что он сломается. Вероятно, их мама тоже видит это, поэтому, когда она просит Дахё помочь ей убрать лишние тарелки в середине ужина, то мимоходом приобнимает парня за плечи, спрашивая нужно ли тому что-нибудь. Уджин кажется таким растерянным, на что мама слегка смеётся и оставляет его подумать, но Минджун видит изменения. Парень расслабляется, чуть горбится от усталости, а затем нервно шарит рукой под столом. Проходя мимо за стаканом воды Минджун тут же отводит взгляд – Дахё держит его за руку. Он предпочитает не вмешиваться в столь личные моменты. В самом начале ужина, когда Дахё открывает перед ним дверь и Уджин представляется перед всей семьей, парень слегка удивлён, когда среди встречающих его людей видит Чанхи. Минджун вопросительно смотрит на старшего, но тот, кажется, едва заметив Уджина, принимает воинственный вид и хмурится, даже не протягивая руку в знак приветствия. — Вы знакомы? — мама пытается сгладить некрасивое поведение сына, метая на того выразительный взгляд, и ведет Уджина под руку в гостиную. Уджин кажется слегка испуганным: — О да. Как только я перевелся в школу, то пробовался в команду по баскетболу, чтобы получить дополнительные характеристики для университета, — честно рассказывает парень, — Чанхи ведь в команде. Один из выдающихся игроков. Мы играем вместе. Ну, теперь уже играли. Чанхи слегка морщится, сидя на своём месте, и Минджун хмурится. Ему совсем не нравится такое поведение хёна. Мама игнорирует Чанхи, либо и правда не замечает, полностью посвятив себя расспросам Уджина. Минджун слушает, как Уджин рассказывает о планах своей матери, что-то об учёбе в Америке и его неуверенности в этом вопросе. Минджун смотрит на то, как Уджин держит Дахё за руку, что слегка скрывает подол её платья, и рассказывает, что они планировали его поступление, а затем взять академический отпуск из-за некоторых семейных проблем. — Я знаю, что это рискованно, учитывая престижность заведения, — говорит Уджин и неловко улыбается, — Но последний год выдался тяжелым и мы с мамой решили, что это будет лучше всего. Отправлюсь на учебу через год насовсем. Дахё кивает его словам. Минджун на секунду думает о том, каково это – все уже знают, что они встречаются на протяжении нескольких месяцев, в которые Дахё всё удачно скрывала, а теперь Уджин говорит о том, что собирается учиться за границей, даже если с такой удачной отсрочкой из-за семейных решений. Вероятно, его сестре тяжело даётся этот вопрос. Она ведь до сих пор не знает, чем хочет заниматься и куда поступать. Родители не давили на неё. Мама выглядит сочувствующе, усаживая их за стол, и они ужинают, постепенно обстановка становится менее напряженной. Минджун рад, что Дахё чувствует себя достаточно комфортно в этой ситуации. После десерта все расходятся. Сонмин и Хансоль устраиваются перед телевизором, к ним присоединяются Виктория и Минкён, мать безапелляционным тоном говорит, что Чанхи поможет убрать ей со стола, на что тот закатывает глаза. Отец направляется в сад, пока Дахё с Уджином поднимаются в её комнату. Минджун смотрит на Чанхи тоскливым взглядом, а затем идет за отцом в сад. Они некоторое время гуляют в тишине между клумб. Минджун был похож на отца сильнее всех – им не нужны были разговоры, всего лишь немного побыть в тишине рядом с кем-то близким. — Чемоданы собраны? – спрашивает отец с лёгкой улыбкой на обратном пути, когда они почти подходят к дому. Отец не заходит внутрь, присаживается в кресло на веранде и Минджун падает на соседнее кресло рядом, утвердительно мыча. — Хён заберёт нас из аэропорта, Юнми-нуна сказала, что наши спальные места готовы, — Минджун слегка улыбается, — Минхён, наверное, не обидится, что я поживу с ним в комнате немного. Отец задумчиво кивает, берет со стола книгу, Минджун видит надпись «Креативное садоводство» на обложке и смеётся, когда тот морщится, откладывая книгу обратно: — Может ли Виктория читать более интересные вещи здесь или хотя бы, оставлять газету для меня? Я не питаю любви к акациям и флоксам. — Думаю, никто в нашем доме кроме неё, — говорит Минджун и поднимает взгляд, когда замечает Уджина, застывшего в пороге. Без Дахё. — Господин Ким, — кивает парень, Минджун замирает, смотря, как отец машет рукой, приглашая его присоединиться. — Можешь говорить не так формально, — разрешает папа и Минджун слегка приоткрывает рот в благоговении. Он и правда даёт Уджину свое разрешение. Уджин, кажется, чувствует это тоже, поэтому начинает нервничать еще сильнее. Он устраивается на кресле напротив них, Минджун заинтересованно смотрит на Уджина, размышляя о том, почему Чанхи так настороженно к нему отнесся. — Я хотел поговорить с вами, — говорит Уджин, смотря отцу прямо в глаза, затем кидает на Минджуна быстрый взгляд и больше не отвлекается. Джун почти чувствует себя оскорбленным: если они собираются говорить о важных вещах, его что, не принимают во внимание и считают незначащим то, что он присутствует при разговоре? — Отец, господин Ким, я... Папа не выглядит устрашающим, не улыбается, но кажется вполне спокойным и дружелюбным, Уджин молчит некоторое время и Минджун думает, что ему стоит уйти и оставить их наедине, но Уджин снова говорит, заставляя Минджуна остаться. — Вы не знаете мою мать? Минджун склоняет голову, смотря на отца заинтересованно. С чего ему знать мать одноклассника Дахё? Однако отец удивляет его, кивая: — Когда Дахё рассказывала о тебе в общих чертах, ещё что-то такое было на задворках воспоминаний, словно я слышал уже это где-то, но сегодня ты сам все рассказал и я понял, что был прав. Ты ведь специально не таил ничего? – отец улыбается и Уджин снова бросает взгляд на Минджуна. И тот думает, что возможно, Уджин хотел, чтобы он присутствовал тоже. В качестве его поддержки. — Я хотел быть честным с самого начала, — Уджин молчит, словно подбирая слова, — С вашего позволения, я не хочу, чтобы моя мать знала о том, что мы с Дахё состоим в отношениях и что я... Знаю вас. Если вы не против, сэр. Отец одобрительно кивает: — Насколько это мудро зависит только от тебя, Бан Уджин. Уджин кивает, слегка расслабляясь: — Я не хочу, чтобы вы думали, будто у меня есть скрытые мотивы по отношению к вашей дочери, потому что до нашей первой встречи, я не... знал, кто её родители. А когда узнал, то мне стало страшно, — Минджун удивлен осмотрит на парня, — Страшно, что я не смогу ей соответствовать, что если буду стараться, то некоторые факторы, вроде... Особенностей моей семьи, могут что-нибудь испортить. — Но ты всё ещё здесь, знакомишься с семьёй своей девушки, значит... — отец не заканчивает предложение, только кивает. Минджун не выдерживает, слегка склоняется к отцу и тихо спрашивает: — А его мать это?.. — Мать Уджина — Наташа Бан, одна из нашего окружения, партнёр из Америки некоторых наших коллег. Мы пару раз видели её на приёмах, — Минджун раскрывает рот, воспоминания проносятся перед глазами. Когда мама ходила нервная и взволнованная, один или два раза за последний месяц, но она точно упоминала это имя в упрёк отцу. Их мама всегда любила журить своего супруга о том, что вокруг него молодые женщины и как-то имя Наташи Бан проскользнуло тоже. Как же это было? Посмотри на эту, как же её, Наташу Бан, всплыл голос матери в голове, можешь провести еще немного времени в её компании, если тебе та-ак понравилось. Минджун помнил удивлённое лицо отца и его вопрос о ком мама вообще говорила. Так вот оно что. — Я здесь, потому что искренне забочусь о Дахё, — уверенно говорит Уджин, отвлекая Минджуна от воспоминаний, — Поэтому я и хочу оставить это в тайне от моей матери, пока не... Разберусь с некоторыми вещами в своей жизни. И это касается только моей матери, но никак не затрагивает мои намерения по отношению к Дахё. И я обещаю, что сделаю всё, чтобы не причинить ей боль. Минджун с осторожностью наблюдает за взволнованным парнем и своим отцом. — Вы должны понимать, что моя мать, она... – Уджин деликатно умалкивает настоящую суть вещей, но всё-таки говорит, — Моя мать хочет, чтобы у её сына была достойная партия и хорошее будущее. И если за этот вопрос возьмётся она, то мне будет стыдно смотреть вам в глаза. Потому что мои чувства искренние и я не хочу вмешивать ничего в них. Минджуну неловко, он видит, как отец внимательно смотрит на Уджина, и решает, что с него достаточно. Это абсолютно не его дело, его сестра уже взрослая и они разберутся с этим, ни к чему ему знать всё это. Минджун слегка карябает ножками кресла по деревянным доскам, встает и уходит из-за стола, на него даже не обращают внимания. Он уже у двери, когда слышит тихий голос отца: — Ты кажешься хорошим человеком, Бан Уджин. И я с удовольствием посмотрю, каким ты станешь в будущем. К сожалению, ты выбрал тяжелый путь и тебе придётся постараться, чтобы отстоять свои взгляды. Это мудро с твоей стороны не вовлекать мою дочь в это, поэтому если ты когда-нибудь подумаешь о том, чтобы получить моё благословение, то помни, что уже его получил, — в голосе отца легкая улыбка, Минджун быстро заходит внутрь и прикрывает дверь на веранду. Он идёт из столовой на кухню и видит, сидящего на барной стойке Чанхи. Минджун мельком смотрит на маму, моющую посуду, и уверенным шагом идёт к стойке, усаживаясь напротив брата. Чанхи даже не подает признаков того, что заметил младшего, продолжает тыкать игрушку на экране телефона, а Минджун недовольно поджимает губы и указательным пальцем тычет брата в переносицу. Чанхи поднимает голову и вопросительно приподнимает брови, совершенно не реагируя на звуки проигрыша: — Минджун-а? — Ты поступаешь очень некрасиво, знаешь ведь? — Минджун хмурится, наблюдает, как Чанхи бросает взгляд за его спину на мать, а затем смотрит на Минджуна, словно побитый щенок. — Я? — Не я, ведь, — закатывает глаза Минджун и смотрит на брата осуждающе, — Ты не можешь грубить Уджину, он парень твоей нуны. — Это не отменяет того факта, кто он, — Чанхи хмурится. — Неважно, кто его родители, Ким Чанхи. Тебе ли этого не знать. — Ты знаешь, кто он? — Знаю и в этом нет ничего страшного, — Минджун кивает и Чанхи хмурится, тихо спрашивая, чтобы мать их не услышала: — Из-за его матери наша мама словно фонтан язвительности, а ты говоришь, что неважно кто он? — Да? – Минджун наклоняется к брату чуть ближе, внимательно заглядывая в его глаза, — И кто он? Грубиян? Не воспитан и ведет себя некрасиво? Водится с плохой компанией и плохо учится? Чанхи меняется в лице, смотрит на Минджуна, как на предателя, и младший знает. Ответ на всё – нет. Все эти титулы, кроме последних, закреплены исключительно за Чанхи. — Ты... — начинает было Чанхи, но их прерывает звук выключившейся воды и прекратившийся звон посуды. Мать подходит и встает между ними, скрестив руки на груди, и по очереди смотрит на сыновей, выглядя крайне утомлённой. — Давайте закончим разговор на эту тему, мальчики. Я и Чанхи уже поговорили об этом, он постарается вести себя достойно, да, Чанхи? Чанхи согласно бурчит, смотрит на Минджуна холодно еще раз и, оттолкнувшись от стойки, слезает со стула и уходит с кухни, словно огромная туча, готовая извергнуть молнии в любой момент. Минджун вздыхает: — Почему хён такой глупый? Минджун смотрит на мать, которая кажется задумчивой, пожимает плечами и слегка приглаживает волосы сына в разные стороны: — Соперничество. В его ситуации это нормально, думаю. — Его ситуации? — Минджун смотрит непонимающе. Мать слегка расстроено вздыхает. — Немногим старше его, успешный парень из Америки, приезжает в их школу, начинает играть с ним в одной команде, получает внимание и похвалу. Дахё рассказывала, что у Уджина лучший балл среди выпускников, — Минджун кивает, всё ещё не понимая. Мама вздыхает, — С другой стороны Чанхи, на которого оказывают давление из-за положения его семьи, когда ему совсем не нужны лучшие результаты и одобрение общества. Он бунтует, у него есть что-то внутри, о чём он не хочет или не может рассказать даже своим родителям или братьям. И вот их двоих сравнивают. Чанхи очень бесится из-за того, что проигрывает. — И ты не собираешься сказать ему, что это не так? – Минджун смотрит на родимое пятно на своей руке, а затем неуверенно переводит взгляд на мать, — Ты не скажешь ему, что он ошибается? Ты ведь наша мама, он послушает тебя. — Я пробовала, Джуни, — вздыхает мама и приобнимает сына за плечи, — Но наткнулась на сопротивление. Думаю, сейчас мне лучше отступить и дать ему больше свободы. — А папа? Он не может поговорить с ним? – Минджун хотел сделать хоть что-нибудь, чтобы у Чанхи всё было хорошо. Что причиняет ему боль? — Чанхи не будет слушать отца, он слишком похож на меня, — мама закатывает глаза и фыркает, словно не слишком рада этому факту, — Он будет думать, что еще больше разочаровывает своего отца, того, чье одобрение ему нужно больше всего. Сначала он должен разобраться сам, чтобы понять, что отец никогда не планировал в нем разочаровываться. Поэтому здесь мы бессильны. Минджун чувствует себя расстроенным. Он поднимает взгляд, когда видит через стеклянные двери очертания тел отца и Уджина, те зашли в дом и направились в гостиную. Мама вздыхает: — Нынешнее поколение. С твоими старшими братьями у меня не было столько проблем. Не сиди здесь один, иди, — мама целует его в висок и неспешно уходит в гостиную, а Минджун немного подумав, бредет по коридору до лестницы и поднимается на второй этаж. Дверь в комнату Чанхи слегка приоткрыта. Минджун стоит напротив неё, оборачивается, смотря на свою дверь сбоку, думая, что лучше он уйдет к себе, но всё внутри ноет от мысли о том, что Чанхи чувствует на него обиду. Он не мог этого допустить. Минджун предварительно стучится и проходит внутрь, прикрывая за собой дверь. У Чанхи большая двухместная кровать, вся комната отделана синим, почти в таком же цвете, как и комната Минджуна. Пару лет назад они делали ремонт, меняя цвета детских спален на более нейтральные, когда поняли, что Минджуну больше не нужны мишки на обоях, а Минкён вошла в возраст, когда уже хочет новую модную комнату. Чанхи, однако, отказался что-либо менять, уверяя, что ему его комната нравится и ничего другого он не хочет. Стены на самом деле были тёмно-синими, но два больших окна с солнечной стороны позволяли сохранять в комнате свет. Под окнами были полки с кучей разных вещей, от одежды, до книг, дисков и разных кубков, фотографий семьи. Небольшой стол в углу и огромный шкаф для одежды справа от Минджуна. Ничего примечательного, всё в легком беспорядке, но Минджун любил эту комнату даже больше своей, здесь осталось так много воспоминаний из детства. Жаль, что сейчас он здесь почти не бывает. Чанхи лежит на кровати с телефоном в руках, поднимает взгляд на младшего, а затем тут же возвращает его обратно. Минджун вздыхает. — Хён, — зовет он брата и смотрит на него, неловко топчась у шкафа. Он ненавидит это. Ненавидит выглядеть неуверенным, ненавидит то, что не может так много сказать, то, что приходится быть терпеливым и уважительным к старшим. Он хочет, чтобы Чанхи слушался его, да, он младше, но что он сделает, если видит ситуацию кристально лучше? Он хочет, сказать Чанхи прекратить и вести себя как взрослый человек, рассказать наконец ему, что его мучает, потому что Минджун так больше не может. Он всем сердцем хочет помочь старшему разобраться со всеми своими проблемами, только так он не будет чувствовать отчаяние. Может, это единственный способ, чтобы его постыдные чувства притупились. — Чанхи-хён, — зовет Минджун ещё раз и делает несколько шагов к кровати, а затем не выдерживает. Недовольно засопев, он зовет неформально, — Чанхи. Чанхи тут же поднимает взгляд. Молчит. — Не обращайся так со мной, — Минджун старается не показывать обиду и почти рад, что звучит так холодно и отстранённо. Чанхи смотрит всё так же обиженно, прищурившись: — Ну, конечно. Ты тоже на его стороне. — На чьей? – не понимает Минджун, делая еще один усталый шаг к кровати. Ему всего лишь четырнадцать. Он маленький и бесполезный, раз не может помочь даже самому важному для себя человеку. Как он может принять чью-то сторону, чтобы это было важным. — Этот... Бан Уджин. Не хочу, чтобы мы имели дело с ними. — Но мама ведь не против, — не понимает младший. — Да? Это она сейчас так говорит, а потом эта светлая башка заявится сюда со своей матерью. Ты что, не видишь, как она в последнее время стала острее реагировать на подобное? — Но Уджин не своя мать. Мы даже не знаем его мать. — Но я много слышал о ней, — хмыкает Чанхи недовольно, — И я не хочу иметь с ней ничего общего, уж тем более не хочу, чтобы моя нуна встречалась с её сыном. Как думаешь мои одноклассницы, дочки всех этих дамочек, что вечно ходят с нами на одни мероприятия, не говорят о том, чей Уджин сын и как его мама входит в одну компанию с их матерями? И с нашей, кстати, тоже? У них всех одно на уме – пристроить своих детей в брак с кем-нибудь, кто может обеспечить их будущее и создать выгодный союз. Всё, о чем они думают — это деньги. И он со своей мамой такой же. Минджун хмурится, чувствуя, как сильно хочет накричать на него. Чанхи был так неправ. Он не знал Уджина, не слышал того, что тот говорил их отцу. Уперся, как настоящий дурак и не хочет менять своё мнение, не хочет прислушаться к маме, к Минджуну. — Ты понимаешь, как это глупо с твоей стороны, судить по кому-то, основываясь на том, чего хотят его родители или окружающее его общество? Ты рассуждаешь точно как все эти люди, которые говорят о нашей семье. Хён, — Минджун выдыхает, так сильно не понимая, — Ты даже не желаешь знать, чего на самом деле хочет Уджин. — О, а ты знаешь? – Чанхи откидывается и резко садится на кровати, сжимая телефон в руках, — Я ведь прав, да, ты тоже на его стороне. Конечно, кто я такой. — Что? – Минджун ошарашено смотрит на Чанхи, совершенно запутавшись. Брат выглядел расстроенным и явно говорил сгоряча, но его слова ранили. Кем был Чанхи? Он был тем, кто подносил ему формочки для песочницы, когда Минджуну было три года, тем кто слушался каждой просьбы своего младшего брата, даже если ему хотелось пойти покататься на качелях. Он был тем, кто брал Минджуна гулять с компанией мальчиков постарше, потому что у того не было друзей; тем, кто угрожал всем вокруг не обижать его младшего брата, тем, кто оставлял своих крутых друзей с прикольными игрушками, потому что восьмилетнему Минджуну хотелось вернуться домой, спокойно собирать коллекционные карточки с антикварными автомобилями, смотреть мультфильмы и читать книги, а не следить за девчонками, бродить по заброшенным старым заводам и утаскивать из ларьков продукты, пока хозяйка не видит. Тем, кто до сих пор катал Минджуна на спине, обнимал, и был своеобразной публикой на каждое его выступление и доклад, которые Минджун репетировал для школы. Как Чанхи мог говорить нечто настолько обидное, даже в порыве злости? У Минджуна не было никого кроме него. Он был похож на Дахё, рос замкнутым и скромным ребёнком, с самого детства Чанхи был не просто хёном, он был его самым лучшим другом, защитником, самым понимающим человеком. Мама говорила, что они как две половины одного целого и позже Минджун начал добавлять сердца. Они как две половины одного сердца. Это заставляло его чувствовать бабочек, то лёгкое воздушное чувство внутри, даже если ему было стыдно ощущать это, даже если он знал, что это неправильно. Чанхи знал, может не всё, но большинство из этого он знал, как много он значит для своего младшего брата. Почему же сейчас он говорит такие вещи? Минджун кусает нижнюю губу, чувствуя предательские слёзы, поэтому быстро моргает и смотрит на брата исподлобья. Чанхи, возможно, видит это тоже. — Прости, я... Прости. — Чанхи вздыхает, опуская голову, — Минджун, ты же собираешься лететь на Чеджу, да? Тебе не нужно собирать вещи? Все вещи давно собраны, сумка аккуратно стоит в углу комнаты, но это кажется отличным, самым прекрасным предлогом сейчас уйти, поэтому Минджун кивает и, развернувшись, выходит из комнаты. Напоследок случайно хлопая дверью чуть громче, чем положено, однако внутри чувствуя удовлетворение от этого. Он делает несколько шагов, заходит в свою комнату и закрывает дверь, чувствуя кипящую внутри злость и раздражение – на Чанхи, на самого себя. Почему он не может быть как все нормальные люди? Как мальчики из его класса? Одни уже обсуждают размер груди самой симпатичной девочки школы, другие всё еще рубятся в компьютерные игры. Почему он не может просто быть как все они? Минджун сидит на кровати, уставившись на свою дорожную сумку. В какой-то момент он слышит, как у его двери останавливаются. Он поворачивает голову, смотря на тень в щели, однако она тут же исчезает дальше по коридору. Покачав головой от собственной наивности, Минджун падает на кровать и закрывает глаза. Вероятно, Чанхи нет теперь до него никакого дела.x X ♕ X x
— Да, конечно. Спасибо, учитель Кан... Подождите, сколько? Две сотни? — Юнми на секунду замирает, а затем продолжает двигаться, когда Минхён, недовольный остановкой, снова громко зовёт маму, — Ох! Ты уронил? Держи, дорогой. Да, конечно, учитель Кан, просто мы договаривались на сто, я не думала, что придется делать две сотни. — Ваше печенье разошлось в прошлый раз на ура, — голос учителя Сомин на линии слегка искажается из-за помех, — Больше печенья – больше пожертвований, верно? Но только если вам не трудно, Юнми-щи. Очень выручите школу. — Ох, конечно, не волнуйтесь. До встречи, учитель Кан, — Юнми быстро выключает огонь на плите, достает очередную порцию печенья из духовки, ставит следующий поднос, а затем возвращается к сыну с небольшой ложкой с милым мумином на наконечнике, — Кто будет есть вкусный чук? Минхён радостно смеётся и тянет руки за ложкой. — Я хочу есть, — говорит сын и Юнми удовлетворенно кивает. Со всем этим шатающимся зубом, мальчик в последнее время мало кушал. Юнми волновалась. — Сейчас я принесу твою кашу, а пока сиди смирно. Минхён активно кивает головой, забыв о матери и играясь с машинками на столе. Юнми перекладывает чук в тарелку, оставляет остыть, складывает очередную порцию печенья в небольшой контейнер и убирает на полку, собираясь разложить очередную партию. Детский лагерь при летней школе организовывал сбор благотворительных средств для местной больницы. Учительница Сомин, госпожа Кан, попросила Юнми испечь сотню печений, что было не так плохо, она вполне успевала, но тут, кажется, директриса младшей школы решила, что сотни было недостаточно. Конечно, Юнми не могла отказать, ведь всё это на благое дело. — Когда хён приедет? – Минхён придвигает к себе тарелку с чуком и смотрит на маму, чуть улыбаясь. Юнми умиляется отсутствующему клыку у сына и гладит его по волосам. — Скоро папа их привезет. Кушай. — Ты ведь отпустишь меня с хёном на пляж? Я уже большой, я всё ему покажу, — Минхён пачкается, ойкает и сползает со стула, бежит через всю кухню за бумажным полотенцем, а затем возвращается и, кряхтя, забирается на стул. С недавнего времени заявил, что уже большой и сидеть на стуле для детей выше его достоинства. Юнми до сих пор не знает, где он набрался этих слов. — Сам спросишь хёна о том, хочет ли он пойти с тобой на пляж, — Юнми вынимает очередную партию из духовки и меняет подносы. Минхён отмахивается от слов мамы: — Он хочет. — Мы ведь недавно были на дне рождения хёна, неужели ты успел соскучиться? – Юнми изображает в голосе удивление, полностью занятая раскладыванием готового печенья по кучкам. Минхён звучит почти оскорблено: — Конечно, ведь он давно не был у нас. А вдруг ему не понравится моя новая комната? Там ведь теперь нет кораблей. Как думаешь, хёну нравятся динозавры? Пока Юнми заканчивает с печеньем, Минхён доедает кашу и включает мультфильмы на небольшом телевизоре на стойке. Оба пропускают момент, когда на подъездной дорожке слышится шум машины, но оба слышат – кажется вся округа слышит – крик Миён. — Минджун-оппа! Минхён с громким и радостным кличем срывается с места, забыв о мультфильмах. Юнми, как раз вытаскивающая последнюю на сегодня партию, охает, быстрее снимает печенье с разноса и отставив его на безопасное расстояние от края, вытирает руки и спешит через гостиную в коридор. В коридоре стоят несколько чемоданов и дорожная сумка. Юнми с улыбкой замечает Дахё под руки с Сомин и Минкён и облепивших Минджуна Минхёна и Миён. Юнми смеётся, подходя ближе: — Минджуна, да ты популярен в этом доме, — Юнми целует младших сестер в щеки, а затем обнимает брата насколько позволяет его положение. Отстранившись, она замечает, как вновь подрос младший, теперь почти выше её. Последний раз они виделись совсем недавно, на его день рождения, однако, подростки, кажется, растут каждый день. — Думаю, мне не пережить этой популярности, — хрипит Минджун, когда Минхён с непрерывающимся хёнхёнхён виснет на шее своего дяди, заставляя всех засмеяться, а обделенную вниманием Миён обиженно сопеть. Донрим заходит в дверь с пакетами в руках и Юнми качает головой, подходя к мужу. Слегка поправив очки любимого, она целует его в щеку и забирает несколько пакетов: — Боюсь спросить, что это. — Мама просила передать, — Минкён пожимает плечами, — Сказала там подарки внукам, немного домашнего кимчи и кажется вещи, которые вы забыли в прошлый раз? — Ох, мама, – выдыхает Юнми, — Вы написали, что добрались? — Да, по дороге, — Дахё выглядит счастливой и такой прекрасной, Юнми смотрит на сестру с улыбкой, а затем кивает: — Хорошо. Идите распакуйте ваши вещи, а потом спускайтесь. — Хён, у меня новая комната! Юнми раскладывает привезённые подарки по местам, проверяет готовность мяса, а затем проходит в гостиную. Муж сидит перед телевизором с газетой в руках и вычитывает что-то мелким шрифтом на последней странице. Юнми присаживается на диван рядом и облокачивается, тут же попадая в объятия супруга, смотрит на страницу с объявлениями и указывает на обведенное: — Присмотрел? — Да, — Донрим выглядит задумчивым, — Думаю, детям будет полезнее, если они будут помогать. Тогда это будут не просто клумба для красоты, а то чем они могут гордиться и о чём будут заботиться. Юнми влюблённо улыбается: — Я не против. — Я уже звонил им по поводу продажи, завтра съезжу за всем, в понедельник после работы постараюсь вернуться пораньше, чтобы начать, — Юнми кивает, чуть ёрзает на своём месте и переводит взгляд на экран телевизора, пока муж всё так же читает газету. Младшие спускаются только через полчаса, переодетые в домашнюю одежду девочки усаживаются в кресле вместе с Сомин, пока Минкён не сообщает, что Минджуна терроризируют в комнате Минхёна. Юнми, закатив глаза, громко зовет сына и дочь вниз. Минутная тишина сменяется недовольным нытьем младших, и они громко топают по лестнице, оставляя Минджуна в покое. О большой любви Миён к оппе и благоговении Минхёна перед хёном знали все. Миён наконец поняла, что к ней приехали и нуны тоже, поэтому утроилась в объятиях Дахё. Минхён сидел вместе с огромным динозавром рядом с мамой, пока Минкён и Сомин о чем-то шептались в углу. Минджун спустился ещё через двадцать минут, выглядя домашним, со слегка мокрыми волосами и красными щеками. Юнми отправила всех на кухню помогать накрывать на стол. Донрим остался сделать пару звонков, а дети наперегонки бросились в ванную мыть руки. — Куда столько печенья, онни? – Дахё удивленно заглянула в несколько мешочков на барной стойке, на что Юнми рассмеялась, качая головой: — Это только половина. В фонд благотворительности в школе Сомин. — Ты сумасшедшая, — Дахё откладывает пакет с печеньем в сторону, берет небольшой кувшин для сока и возвращается за стол. Они уютно ужинают, задерживаясь допоздна. Юнми достает молотый лёд, и дети взволнованно кричат, прося себе побольше. Юнми слушает о выпуске Дахё из школы, экзаменах младших, о последних новостях в доме. — Мама говорила, ты познакомила всех со своим мальчиком, — Юнми улыбается Дахё, та смущенно краснеет, опуская голову, но кивает, тыча ложкой в свою порцию. Юнми хихикает, — Я тоже хочу посмотреть на него. Есть фотографии? Донрим смеётся с непосредственности жены, а Дахё краснеет еще сильнее, но достает телефон и спустя несколько щелчков показывает фото в галерее. Юнми в голос умиляется какой милый молодой человек, заставляя Минкён и Минджуна смеяться, а Дахё смутиться еще сильнее. — Папа дал благословение, — ухмыляется Минкён и пожимает плечами, когда Дахё жалобно стонет, — Что? Ты хотя бы познакомила их со своим парнем почти сразу. Хансоль—оппа до сих пор стесняется. Юнми заинтригованно приподнимает брови, делая пометку написать младшему брату, а затем переводит взгляд обратно на телефон, перелистывая на следующую фотографию и не может сдержать радостной улыбки. Кажется, это был сет фотографий с одного свидания – одинаковая одежда и одно место. На первой фотографии Юнми видела общую фотографию Дахё со своим парнем, а на следующих была одна Дахё, она светилась и смотрела за камеру влюбленным взглядом. Не желая вмешиваться в чужую личную жизнь, Юнми перелистнула фотографии к первой и вернула телефон сестре. — Как молоды мы были, — говорит она, подперев щеку ладошкой, и смотрит на Донрима. Тот на другом конце стола внимательно смотрит на жену теплым взглядом, а затем едва заметно улыбается и возвращается к разговору с Минхёном. Юнми отправляет дочерей в ванную, а затем идёт туда с Минхёном, еле оттаскивая сына от Минджуна, такой большой любви Минхён не испытывал даже к собственным сёстрам. Донрим приходит, закончив на кухне, берёт заботы о Минхёне и отпускает жену к родственникам. В гостевой комнате Дахё и Минкён болтают с девочками, мажут им руки кремом и рассказывают что-то о свойствах эвкалипта. Юнми напоминает, что всем пора по кроватям и Сомин с Миён, попрощавшись с нунами, уходят в свою комнату. Хотя мельком Юнми видит как те заворачивают в комнату Минхёна, где тот расположился с Минджуном. Обняв сестёр на ночь, та советует им отдохнуть и прикрывает дверь в комнату. Дочери, обняв на ночь оппу, увидев маму, визжат и бегут прятаться в свою комнату, заставляя Минджуна смеяться. Мальчик стоял посреди комнаты с простыней. Юнми забирает её, предлагая помощь, и начинает разбирать кровать сына, пока брат снимает с себя футболку и надевает ночную майку. — Знаешь, когда Минхён подрастёт, вы уже не сможете спать в его кровати, потому что не поместитесь здесь. – говорит Юнми, доставая еще одну подушку из зелёного шкафа, сделанного под динозавра. Минджун, кажется, настроен скептически: — Сомневаюсь, что Минхён поместится в этой кровати один, — они смеются, когда Донрим, изображая самолет, влетает с сыном на руках, а тот пищит и смеётся и просит хёна помочь. — Не перед сном же, — закатывает глаза Юнми и помогает сыну переодеться в пижаму. Тот довольный, что спит с хёном переодевается без капризов и тут же запрыгивает в кровать, приглашая хёна лечь рядом. Юнми наблюдает, как сын почти с благоговением смотрит, как хён медленно подходит к кровати и ложится с краю. В какой-то момент Юнми думает, что возможно, возможно для полного комплекта им стоит попробовать ещё раз. Вдруг, это будет мальчик. Улыбаясь, она идёт к себе в спальню, слыша как муж закрылся в ванной. Неделя кажется сумасшедшей, но у Юнми и правда много дел. Она берет девочек и Минджуна вместе с детьми на школьную ярмарку благотворительности в понедельник, те ходят мимо гостей, предлагая печенье, что позволяет им закончить намного быстрее, чем Юнми рассчитывает. Учитель Кан благодарит Юнми, удивляется, когда узнает, что эти трое подростков – её сестры и младший брат, а затем отмахивается, видимо, не решаясь осуждать, и еще раз душевно благодарит за помощь. Юнми берёт всех в кафе и угощает сладостями, отчего её собственные дети пребывают в восторге. Позже она везёт Сомин на занятия по плаванию и возвращается с остальными домой. Минджун с Минхёном пропадают на пляже, а Миён уговаривает Минкён сделать ей прическу, поэтому Юнми, занимаясь домашними делами лишь изредка поглядывает, как её дочь хихикает над её сестрой, вытворяя нечто непонятное на её голове. У супруга не получается освободится пораньше с работы, поэтому сажать на клумбе цветы они начинают во вторник после обеда. Пока Дахё с Минкён прогуливаются по городу, Юнми оставляет младших с Донримом и Минджуном, отправляясь встретиться со своими подругами. Среда и четверг проходят незаметно – Юнми выгоняет старших гулять по городу, ведь ради отдыха они и приехали, а к пятнице на улице теплеет, все выходят на пляж, и старшие залезают в воду, пища и крича – слишком холодно. На большие невинные глаза Сомин, Юнми отрицательно качает головой и запрещает детям заходить в воду дальше мокрых щиколоток. Сомин понуро кивает, но скоро забывает, строя со своими младшими замок из песка. На следующий день Донрим устанавливает на заднем дворе домашний бассейн для детей и те радостные купаются с надувными кругами, а Сомин показывает, чему научилась на своих занятиях. Неделя, а затем еще одна за ней пролетают почти незаметно. В какой-то момент Юнми словно приходит в себя. Дахё смотрит на свою нуну и говорит о том, как восхищается ею – она успевает следить за домом, детьми, делать столько разных вещей, ухаживать за собой и успевает посещать всякие собрания мамочек побережья по пятницам в кафе на набережной. Дахё грустно, она качает головой, говоря, что не знает, чем ей заниматься в жизни и Юнми чувствует, как у неё колет сердце – из всех своих младшеньких она переживает за Дахё сильнее всего. Та ведь очень ранимая и домашняя. — Ты не знаешь в каком направлении хочешь пойти? — спрашивает Юнми сестру, когда они остаются одни. Донрим увозит Минхёна к стоматологу, Минкён и Минджун берут девочек и уходят на пляж. Дахё выглядит почти отчаянной: — Что я могу? Я не сильна в науках, ни в точных, ни в гуманитарных. Я не знаю, что мне делать, а все смотрят на меня и ждут следующий мой шаг, — Дахё быстро моргает, прогоняя слезы, — Люди осуждали моих родителей, когда узнали, что я не буду поступать в этом году. Сказали, что они потакают прихотям своих детей. Я слышала это. И это вгоняет меня в отчаяние. А еще... Девушка замолкает, облизывает пересохшие губы, а затем смотрит на старшую сестру грустно: — Онни, Уджин, он... Он подал заявление в американский университет, как он и его мама хотели. Он ничего не говорит мне об этом, сказал, что ему нужно с чем-то разобраться, но я ведь знаю, чем это закончится. Зачем ему я в Корее, когда у него жизнь в Америке? Там есть девушки намного лучше, чем я. — Ох, малышка, — Юнми обнимает младшую, та шмыгает носом и утыкается в её плечо. Юнми осторожно гладит её по спине. — Знаешь ли ты, что с нами было то же самое? – Дахё издает непонятный звук, который Юнми рассматривает как отрицание, поэтому продолжает, — Твоя онни, дочь дяди Джинёна, Тэён. Мы ведь были одноклассницами. Всё это время я знала, чем займусь в жизни, а Тэён долгое время была такой потерянной, не знала, чего хотела, а отец оставлял её выбирать самостоятельно. Я только позже поняла, что она завидовала мне, — Дахё отстраняется и внимательно смотрит на сестру, а Юнми ободряюще улыбается, — Она чуть не загубила себе жизнь, когда отказывалась со всеми разговаривать. На неё ведь тоже смотрели. А еще сравнивали. Со мной и Юбин. Юбин пошла дальше нас сразу, занялась бизнесом, и мы с Тэён остались вдвоём, даже несмотря на то, что я была старше их. Все смотрели и ждали, что же решат делать две кузины и кто будет выше, чтобы потом обсуждать это. — И что сделала Тэён-онни? – Дахё хмурится задумчиво. Она никогда об этом не слышала. Тэён-онни сияла. У неё была своя сеть ресторанов в больших городах Кореи, где обедали и проводили свои празднества знаменитости. Чтобы онни завидовала и не знала, что делать? — Ну, — Юнми улыбнулась, словно вспоминая то время, — Как-то мы с ней напились и поняли, что неважно, чего от нас ждут, они никогда этого не получат. Потому что никто не знает, что мы на самом деле можем, в чем мы сильны. Никто не знал наши приоритеты в жизни. — И сейчас? — Сейчас Тэён та, кто она есть. Она является владелицей ресторанов, роковой красоткой или как там её в последней раз назвали в колонке сплетен знаменитостей? – Юнми и Дахё смеются, — А я отказалась от карьеры ради семьи и абсолютно полностью наслаждаюсь жизнью домохозяйки. Хотя можешь ли ты сказать, что я выгляжу как типичная домохозяйка в понимании людей? Дахё отрицательно качает головой. Сестра выглядела так, словно владеет роскошными бутиками, посещает торжественные мероприятия каждый вечер и живет только в своё удовольствие. Хотя вообще-то она живет в своём доме на Чеджу и занята воспитанием детей. Юнми довольно кивает. — Потому что я делаю, то, что мне нравится, а не то, чего от меня ждут. А теперь скажи мне, что больше всего привлекало тебя в последнее время? Дахё думает недолго, а затем неуверенно говорит: — Я уже думала об этом немного. Языки. Я поняла, что мне нравится этим заниматься и говорила с мамой об этом. Когда я езжу в Америку с дядей Джинёном или в Японию к оппе и практикуюсь, когда помогаю людям с переводами. Думаю, я смогла бы поладить с этим, — Дахё кажется неуверенной, но Юнми улыбается: — Вот видишь. У тебя впереди год. Посмотри, что ты можешь с этим сделать и куда поступить, может быть возьмешь курсы? Или будешь сама подрабатывать репетитором для школьников. Её слова заставляют Дахё задуматься, Юнми видит это. Поэтому напоследок она говорит. — И не волнуйся о своём Уджине так сильно. Если он не дурак, то всё у вас будет хорошо. Иначе, у нас всегда есть Джунсу-оппа, — Юнми закатывает глаза мечтательно и Дахё громко смеётся, полностью расслабляясь. Донрим звонит из аэропорта полностью забыв на какое время брать билеты до Сеула. Юнми мило флиртует с мужем по телефону, пока готовит детям обед, а затем смеётся и прощается, когда Минкён и Дахё делают вид, словно их тошнит от этих милостей. — Не надо завидовать, девочки, — говорит Юнми весело, ставя на стол огромный поднос с жареной рыбой. За ужином Минхён постоянно торопится, рассказывая отцу о новой игре, которой его научил Минджун, Миён выражает недовольство, что цветы не растут так быстро, а ведь она проверяет клумбу каждый день, а Сомин говорит о том, что скоро её переведут в группу с детьми постарше, ведь она уже отлично плавает. — Сегодня звонила мама, — вспоминает Юнми, вытирая Миён щёки от соуса. — Бабуля, — улыбается Минхён, отвлекаясь. — Сказала, что им с Чанхи дома одиноко и она ждёт вас, — продолжила Юнми, — Кажется, отец улетел в командировку в Китай. — Чанхи-хён был дома? – спрашивает Минджун, перебирая вилкой кусочки рыбы. Юнми утвердительно мычит. — Он говорил, что собирается в Японию? – спрашивает Минкён у того, на что тот молча пожимает плечами. Юнми не в первый раз видит младшего брата таким задумчивым. Иногда, когда Минджун, вероятно, думал, что никто не замечает, то на его лице было это странное, грустное выражение лица. Юнми думала он скучает по дому. После ужина девочки отправляются в сад, Донрим подхватывает Минхёна на руки и идёт в сад вместе с ним. Юнми смотрит на Минджуна, вылезающего из-за стола последним: — Не поможешь мне, кролик? Минджун улыбается и кивает, начиная собирать тарелки. Юнми моет тарелки, думая, как лучше начать разговор. Минджун снова был молчаливым и задумчивым, медленно подносил всё новую посуду, затем вытирал полотенцем и убирал уже чистую. — У тебя всё хорошо? – не выдерживает Юнми. Минджун удивлённо смотрит на старшую сестру, думает пару секунд, а затем кивает. Юнми кивает, чувствуя легкое разочарование. Ругает себя мысленно, не нужно было спрашивать, уже хочет извиниться, когда Минджун останавливается рядом с ней и облокачивается о столешницу: — Нуна, могу я спросить тебя кое о чем? — Конечно, — Юнми выключает воду и вытирает руки предложенным полотенцем, — Спасибо, милый. Пойдем в гостиную? Минджун присаживается на кресло, Юнми дает ему стакан с соком и устраивается рядом, на краю дивана. — Итак? — она слегка приподнимает брови и замолкает, давая Минджуну время подумать. С улицы она слышит громкие крики Минкён и визги детей. Кажется, они играли в догонялки. Минджун смотрит на сестру неловко: — Это может показаться тебе детским, но... — Я выслушаю, — обещает Юнми со всей честностью. Минджун нервно вертит стакан в руках, пока наконец не ставит его на край стола. — Как часто первая любовь разбивает сердце? Юнми не движется секунду, другую. Она смотрит на младшего брата так, словно видит его в первый раз и наконец понимает. Минджун смотрит серьезно и как-то устало. Сейчас и тогда, каждый раз, когда она замечала его отстраненное выражение лица. Теперь она видит и это. Сердце мальчика терзали чувства. Юнми чувствует мурашки по позвоночнику от вопроса, не совсем знает, как на него ответить, на губах появляется горькая улыбка: — Слишком часто, дорогой. Минджун молчит. — Думаю, в восьми случаях из десяти? – Минджун поднимает взгляд на нуну и приподнимает брови: — Правда? Есть еще два случая? — Очень редкие случаи, — кивает Юнми, — Когда твоя первая любовь отвечает взаимностью. Но такое бывает нечасто, ведь ты никогда не знаешь в каком возрасте к тебе придет первая любовь, верно? Тебе может быть восемь, и ты никогда больше её не увидишь. Тебе может быть восемнадцать, и ты сделаешь ей предложение через пару лет. Всё зависит от судьбы. Минджун кивает. — Мне нравится один человек, — говорит он, — Я понимаю, это глупо звучит для старших, потому что мне четырнадцать, вроде как... Что я могу знать? — Не говори так, — останавливает брата Юнми и берёт его руку в свою, слегка сжимая, — Этот человек тебе нравится? — Да, но это разобьет мне сердце, — кивает Минджун. Юнми удивленно приподнимает брови: — Ты уже знаешь это? — Да, — Минджун выглядит уверенно, — Мне никогда не достать до этого человека. Он очень... далеко. Юнми показалось обратное, но она кивнула, чувствуя, что это ещё не конец. — Этому человеку тяжело сейчас. И я не могу помочь ни с чем, потому что меня постоянно отталкивают. Я даже не знаю причину, почему сейчас этот человек испытывает трудности. И мне внутри... Мне ведь не должно быть так больно, разве нет? Что я могу знать? Юнми чувствует растерянность. Она знала от матери, что у Минджуна не было много друзей и близких людей вне семьи. Неужели кто-то задел его сердце настолько, что теперь этот мальчик, с детства пытающийся сдерживать свои чувства, разрывается? Юнми осторожно гладит руку брата, пока тот сидит, опустив голову. — Ты так переживаешь о том, чтобы у этого... человека всё было хорошо? — Это всё, что занимает мои мысли в последние месяцы, — Минджун выглядит расстроенным. Это заставляет Юнми грустно вздохнуть, когда воспоминания накатывают волнами на сознание. Это была и её первая любовь. Первая, красивая, почти как в фильмах. Они познакомились в старшей школе, Юнми очаровательно улыбалась, он сказал, что ей идут её косички, хотя с распущенными волосами она выглядит еще лучше. Юнми была влюблена. Она не заметила, как отношения стали токсичными для неё. Как она стала поступать так, как было нужно вовсе не ей. Юнми было больно, но ведь это любовь, должно быть немного больно, чтобы в конце обрести счастье, верно? Он говорил ей это. Она почти поверила. После школы был первый курс, он обещал, что женится на ней, что они ждут только благословения его матери, женщины крайне консервативной, не желающей, чтобы сын женился на ком-то из богатой семьи. Юнми была готова бросить университет ради того, чтобы сбежать с ним, подальше от их родственников, чтобы быть вместе, даже несмотря на свой юный возраст. Юнми помнила, как Хэсу и Джунсу собирались избить его. Когда он бросил её, прилюдно унизил, сказал при всех, что получил всё, что хотел, а чего не получил – значит не сильно она его и любила. Старший сын дяди Джинёна Хёнбин, который относился к Юнми заботливее, чем к собственной сестре Тэён, нашел его тогда. Хэсу и Джунсу остановили их родители, пригрозили не лезть в это и не устраивать драки, а Хёнбина останавливать было некому, отец был в Америке, мать где-то пропадала. Юнми много плакала, промокая разбитый нос своего кузена, сидя возле круглосутоного продуктового магазинчика. До сих пор она не была уверена кому было больнее в ту ночь – Хёнбину с разбитым носом или ей с разбитым сердцем. — Нуна, — Хёнбин обнимал кузину, громко рыдающую посреди улицы, и неловко оглядывался по сторонам. Было темно, а у него очень болел разбитый нос. Вероятно, если бы их поймали, оправдаться они не смогли, — Ты только скажи, я буду защищать тебя от всех этих мудаков. Хочешь, найду тебе хорошего парня? Не водись ты больше с такими. Ну дядя Джеук ведь говорил, что он ему не доверяет... О нет, почему ты плачешь еще сильнее, нуна? Первая любовь оставила на Юнми свой отпечаток. Она совершила много ошибок, вероятно, разочаровала отца с матерью, оставила в памяти людей этот позорный момент своего прилюдного унижения. Первая завидная невеста в семье была отвергнута, потому что она недостаточно хороша. — Донрим-хён был твоей первой любовью? – спрашивает Минджун, смотря на сестру своими несчастными глазами и Юнми улыбается, отрицательно качая головой. — Нет, мой дорогой, — она поднимает руку и аккуратно убирает челку с глаз брата, — Если бы мы говорили метафорами, он стал тем, кто... собрал моё сердце воедино? Неважно, кто был моей первой любовью. Главное, что он стал моей последней. — Он стал? — Определенно, — Юнми улыбается. Донрим был неместным в Сеуле, родом с Чеджу, перевелся закончить университет по стипендии, старше Юнми на два года. О, он был ужасно большим и неловким, не страшился физической работы и все эти узкие помещения и маленькие дорогие машины вселяли в него крайнее раздражение – они стесняли его силу, заставляли чувствовать себя некомфортно и неуютно. Городские девушки называли его и всех приезжих с Чеджу деревенщинами и отказывались с ними общаться. Юнми не хотела повредить статус родителей еще больше в то время, но была слишком возмущена таким отношением к людям из-за разного происхождения. Она познакомилась с приезжими студентами и начала дружить с ними. У Донрима был абсолютно плоский юмор, но он заставлял Юнми краснеть. Он отдавал свою куртку, чтобы прикрывать её ноги, когда они сидели на скамейке, помогал носить книги в библиотеку университета и соглашался помогать с украшением спортивного зала к танцам, даже если не хотел идти на них, потому что совершенно не умел танцевать. Многие хотели стать парой Юнми в глазах общественности, но никто не хотел стать её парой лишь для них двоих. Делать все эти обыденные вещи только потому, что она просит, а не из-за того, что получат что-то взамен. Юнми ласково улыбается, вспоминая абсолютно серьезное выражение лица своего тогда ещё не супруга. Он приглашал её прогуляться, а она напрягалась, что всё вновь закончится плохо. Что от неё снова потребуют что-то, чего она делать не хочет. Она начинала паниковать, забывая, что это был Донрим. Большой, похожий на плюшевого медведя Донрим, с вечными рассказами о разных видах рыбы и способах их ловли, сотнями описаний заката на Чеджу и мечтой построить свой собственный дом. Он был очень серьезным, когда остановился посреди парка, на их неловком недосвидании, Юнми выглядела испуганной и растерянной и никто не знал, что делать дальше, пока тот не сказал: — Знаешь, тебе придётся жить на Чеджу, если мы будем вместе. Он развернулся и начал поспешно уходить, не зная, что еще он может сделать, что, кажется, всё закончится вот так просто, пока Юнми не крикнула, останавливая его. Юнми смотрела на большую спину, мысленно скрещивая пальцы, чтобы он повернулся, не оставлял её сейчас здесь, не заставлял жалеть о том, что не смогла довериться ещё раз. И когда Донрим повернулся, Юнми сглотнула, решая сказать, что он, наверное, должен ей настоящее свидание. — Если только мы будем жить у пляжа, — выдохнула Юнми вместо всего, что крутилось в её голове и неловко замерла, видя, как на лице парня напротив расцветает улыбка. Мама любила Донрима кажется больше собственных сыновей, жаловался Хэсу, но Юнми лишь говорила, что это правда. Никто в семье не был удивлен, что через год они сыграли свадьбу, а через пару месяцев появилась Сомин. Никто не говорил, что это было рано или преждевременно. Они сделали так, как решили вдвоём. У Донрима был строительный бизнес отца на Чеджу, они обустроились вместе в небольшом доме в центре, на следующий год родилась Миён. Через три года Донрим закончил строительство их собственного дома у моря и вместе с тремя детьми они перебрались в свою собственную маленькую крепость. Юнми никогда не жалела. Она качает головой, отвлекаясь от воспоминаний, смотрит на грустного Минджуна, чувствуя себя семейным психологом в этом небольшом отпуске, и чуть крепче сжимает руку младшего. — Знаешь, Минджуна, даже если тебе не добиться взаимности, это сделает тебя сильнее. Если ты близок с этим человеком, то ты должен помочь ему, потому что это заставит тебя чувствовать себя лучше, но ты никогда не должен забывать прежде всего о себе, хорошо? Ты не можешь действовать во вред себе и это самое главное, что ты должен усвоить в этой ситуации. Ты говоришь, что близок с этим человеком, а значит он будет благодарен тебе за помощь, — Юнми освобождает руку, кладет её на грудь брата, в районе сердца и слегка стучит кончиками пальцев, — Вот здесь ты должен чувствовать, что сделал всё что мог. Для этого человека и для себя. Минджун смотрит вниз на пальцы сестры, а затем медленно кивает. — Спасибо, — говорит он одновременно с криком Минкён. Дети забегают в дом и несутся по лестнице наверх, споря кто первый отправится в ванну. Юнми встает, тут же отвлекаясь на своих детей. Секунда и вокруг её талии обвиваются тонкие руки брата. — Спасибо, — говорит Минджун еще раз, немного улыбается и идёт следом за детьми на второй этаж. Юнми видит удивлённое лицо Донрима: — Что это было? С ним все хорошо? — Сеансы семейного психолога, — говорит Юнми со вздохом, чувствуя, что теперь будет волноваться и за младшего брата тоже, но затем смотрит на мужа с улыбкой, подходя к нему и обнимая, — Я тут вспомнила каким ты был хорошим, когда мы только познакомились. — Что? — Донрим удивленно приподнимает брови, обвивая руки на талии жены, — А сейчас я какой? — Ну знаешь. Сейчас ты научился быть остроумным. Я скучаю по твоему ужасному юмору. — Эй, я еще в самом расцвете сил, — Донрим щипает супругу за талию и ударяет себя в грудь свободой рукой, заставляя Юнми смеяться, — Да я тебе сейчас выдам арсенал всех своих шуток, которые опробовал на твоей матери за эти девять лет. Сверху слышится громкий крик помощи Миён и Донрим вздыхает, теряя весь запал. — Я займусь этим. Но мы обязательно вернёмся к этому разговору. Ночью. — Ночью, — соглашается Юнми, отпуская супруга, и наблюдает как тот в несколько шагов преодолевает лестницу. Определенно, она скучала по плохим шуткам.x X ♕ X x