Лишь бы с Поттером все обошлось

Было действительно тяжело пробиться на работу в больницу Святого Мунго. Слишком много для людей, да и для самого Драко, значила эта уродливая татуировка на левом предплечье, хотя сейчас изрезанная, покрытая розовато-фиолетовыми рубцами плоть, на которой лишь неуместными черными пятнами были видны отрывки метки. Он сам избавлялся от нее, резал, жег, сдирал, заживлял и вновь по новой, чтобы избавиться от рабского клейма, которым его пометили, как свинью на убой. Никакой значимости, как раньше, когда он ещё жил иллюзиями. А сейчас… Сейчас, какая разница какой ты был рукой у больного ублюдка, хоть сотой, хоть ногой, хоть ухом. Одна и та же ошибка, в которой он по сути не был даже виноват — не хотел, лишь ради семьи. Но разве ж объяснишь это тем, для кого одно слово «Малфои» — синоним к «предатели», «зверьё с голубой кровью». А кровь у него такая же, как и у всех, из артерий поярче, светящаяся рубином, блестящая в свете тусклого солнца золотом, а из вен темная, как хорошее вино. И у матери такая же, и отец умирал в этой же багряной луже, никакой голубизны, даже признака нет. Только красный, только острый запах меди. Сейчас Драко уже не ошибившийся мальчик, он уже не просит прощения, не просит того, чтобы люди просто поняли его, осознали, что не только у них есть семья, не они одни хотели защитить родителей. Не одни они, он тоже. Ради Нарциссы, ради Люциуса, он согласился тогда, давно, починить исчезательный шкаф, почти убил Дамблдора. Спасибо Северусу, не позволил взять греха на душу. Но он все равно псина лорда, чудовище, худое, загнанное, испуганно смотрящее блеклыми, будто слепыми глазами. А ведь из его палочки не вырвалось ни одного убивающего заклинания, ни разу он не произнес роковых слов, но разве это кого-то волновало? Кого-нибудь кроме Поттера. Святого мальчика, который всегда видел в людях хорошее. И даже в нем, даже, когда резал сектумсемпрой. Малфой отмахнулся от тоскливых мыслей, вновь о Гарри, всегда о Гарри, когда надевал лимонную мантию, когда лечил и когда дежурил ночью. Один лишь Гарри, глупый, наивный, жертвенный мальчик, который так часто попадает к нему, Драко, на прием, что начинает казаться, будто он и не выходит из госпиталя. Всегда какая-то мелочь, с которой бы сам Поттер и не пошел, но его почти силком тащат, чтобы залечил и уже не мучился. А он совсем, как маггл: «Само пройдет». Драко вздохнул, чиркнул зажигалкой, выдыхая горький дым в окно, глупая простецкая привычка, зато как успокаивает, только вот ненадолго. Короткий стук в дверь, и он выбрасывает половину сигареты в окно, выдыхает, садится. — Войдите, — сердце, как и всегда, пропускает удар. — Мистер Поттер… Что на этот раз? — это очень тяжело говорить с ним, как с любым другим пациентом. — Пустяк… — поднял чёлку, демонстрируя рассеченную бровь и натуральную вмятину чуть выше брови. — Бомбарда, а меня рикошетом, — Гарри словно бы и не помнит, даже не смотрит, как на знакомого. Он никогда не смотрел на него хоть как-нибудь, как бы хотелось. Сначала ненависть, потом презрение, после подозрение, жалость и вот сейчас равнодушно, как на любого в этой больнице, кто хоть раз залечивал его многочисленные раны, усмехаясь: «Главный аврор, а рвется на передовую». — Присаживайтесь, — умелым жестом приманивает колбочки, обрабатывает раны, качает головой слишком нежно обводя место, где череп пробит, заматывает бинтами. — Везунчик вы, мистер Поттер. Два сантиметра левее и все, уже без вариантов. — Учить не стану, все, как всегда: костерост, покой и бадьян… — Да, целитель, все будет исполнено, — поднялся, коснулся марли на лбу, лучисто улыбнулся. — Чтобы я без вас делал. — Идите, мистер Поттер, — а на сердце так пусто, так больно, что хочется вместо Гарри по горячим точкам, чтобы голову снесло, чтобы тело разметало десятком ошметков, чтобы больше и самому не страдать и мать не мучить. За эти двадцать лет, что Малфой работает в больнице многое изменилось, но далеко не все. Если персонал и коллеги уже относились без презрения, даже с уважением, как к незаменимому, талантливому колдомедику, то больные часто ещё шугались, особенно дети войны, которые помнили его лишь в этой отвратительной белой маске, улетающего черным вихрем, кричащего: «Мосморде». Драко понимал их, был благодарен, когда они хотя бы кивали в ответ на оказанную помощь, а когда искренне говорили: «Спасибо», неумело, тепло улыбался. Драко любил детей, любил, когда уже знающие его родители без опасения передавали ему своих чад на лечение, прислушивались к его словам, спрашивали, некоторые даже предлагали стать семейным целителем. Но Малфою это не нужно, ему нравится именно это, работать сутками, жить на работе, лишь раз в пару недель приходить домой, чтобы отоспаться. Ему важно это и не потому, как многие думают, что он замаливает грехи — он чист. Весь день привозили авроров, будто что-то серьезное, вылазка, миссия, Драко думал лишь о Гарри, лишь бы с ним все было хорошо, лишь бы все обошлось. — Шел бы ты домой, Драко, — милая женщина — главврач, ласково потрепала его по волосам. Когда он только-только пришел, именно Ирма сдерживала чужие нападки, сидела на первых приемах, зная, что порой больные бывают неадекватны, особенно к тем, кто им не нравится. Особенно, если эти кто-то обладают характерной платиной волос, фамильным перстнем и ошметками метки под длинным рукавом. — Так у меня выходной был четыре дня назад, миссис Прит… — устало прислонился головой к её груди, выдохнул, прикрывая глаза. — Все работают через день, мальчик, ступай-ступай, чтобы до завтра я тебя не видела. Все с твоим Поттером будет хорошо, он в огне не горит, да в воде не тонет. — Спасибо, — Драко улыбнулся, понимая, что сам виноват в том, что Ирма заметила эту эмоциональную привязанность к Гарри, не стоило так старательно в один из первых раз лечить его. Малфой буквально хотел залечить каждый маленький синяк на красивом, поджаром теле. Дома тихо, спокойно и ничего не мешает мечтать о недоступном Гарри. Закрывая глаза, Драко видел его, словно бы, когда приходилось перематывать плечо или бедро, изображение отпечатывалось на сетчатке, чтобы остаться в памяти и всплывать вот так дома, по вечерам. Гарри в белье, Гарри без белья — месяца три назад пришлось исцелять следы от сектумсемпры. Драко никогда не омрачал светлый образ героя, почему-то считал это низким, поэтому даже сейчас, несмотря на то, что яйца сводило, он стоял под душем, проваливаясь в сон под ледяной водой — не страшно, на войне и пространнее этого было, особенно когда ради пары минут спокойствия приходилось рисковать жизнью, забивая на любые намеки комфорта. В доме спать было невозможно, Драко не знал, что это, но назвал аурой, аурой смерти. Атмосфера душила, выворачивала наизнанку, не позволяла сомкнуть глаза. Все время прошибало холодным потом, постели последний месяц были сальными, скользкими и плотными — в военных условиях, когда на территории проживал лорд, было невозможно соблюдать даже банальные правила личной гигиены. Просыпаться ночью от собственного крика было так привычно, что никто уже и не обращал внимание на истошные звуки, разносящиеся по поместью несколько раз за ночь, только повелитель, гаденько усмехаясь, делился с чокнутой Беллой, что сынок-то у Малфоев слабенький. Драко резко сел на полу в душе, плечи красные от непрерывного потока воды, холодные, покрытые гусиной кожей и уже не чувствительные, прямо перед ним вилась птица вроде ворона, Малфой не знал, но чужой патронус в глубокой ночи всегда пугающее событие. — Что ещё там стряслось? — растирает тело махровым полотенцем, возвращая чувствительность, начиная дрожать. — Там… Там, аврал, мистер Малфой, палаты переполнены, в коридорах, страшно много людей, мистер Малфой. Без вас не справимся, уже нехватка зелий! — патронус замолк на секунду, в смысле связная речь пропала вместо нее более четко стали слышны многочисленные стоны и просьбы лежать спокойнее. — Ранен главный аврор! Короткая фраза, разбудившая Драко окончательно, он даже взмахнул рукой, проверяя не один ли это из его кошмаров, нет, увы, это реальность. Бросив полотенце, схватив с полки какой-то спортивный костюм, надев сверху мантию, в ботинках на босу ногу, лишь собрав лентой мокрые волосы, Малфой аппартировал. Сразу же стало страшно от накатило ощущение дежавю. Как после войны. Лишь потому, что помнил клятву, он не бросился сразу же узнавать, где лежит Гарри, спешно, но от того не менее качественно наводя чары, сначала прогнозирующие, затем исцеляющие. До палаты, на двери которой в списках значился «Г. Дж. Поттер», Драко дошел лишь через пару часов, с порога понимая, что опоздал. Даже слабого дыхания не было слышно, вокруг кровати разбросаны бинты, вата. Но, может, ещё хоть минуту? Провел палочкой над телом, оно засияло блекло-блекло-зеленым, в нем ещё теплилась жизнь, кажется, магглы называют это «клинической смертью», когда времени остаётся минуты, когда сердце уже не бьётся и дыхания нет. «Мерлин, прошу тебя, позволь мне» Малфой судорожно вспоминал то, чему его учили в маггловском медицинском колледже, он тогда не стал пытаться поступить на узкого специалиста, выучился на фельдшера. Так пусть же сейчас его умения помогут. В такие моменты Драко резко осознавал до чего же волшебники нежизнеспособная раса, насколько они погрязли в старых традициях, например в той, что когда сердце останавливается прекращается любое лечение, чтобы не тревожить душу. Умело определил расположение мечевидного отростка, два сантиметра выше, равно толкает один раз, замирает, чувствуя, как грудная клетка распрямляется, ещё один, снова, следующий. В секунду между пятым и шестым, акцио призвал мешок Амбу, не будучи уверенным, что его прокуренных лёгких хватит. Драко сидел на полу, дымя и чувствуя, как слезы ни то облегчения, ни то усталости стекают по худым щекам, капая на лимонную форму. По спискам двести тридцать один пациент, на шестерых колдомедиков и пятнадцать колдосестер, четверо мертвы, один в коме. Но главное. — С Поттером обошлось… — Малфой сжал окурок в руке обжигаясь, но начиная улыбаться. Кажется, он вернул долг, хотя и не думал об этом, просто делал свою работу, немного предвзято, но работа есть работа. Шатаясь, поднялся, ему ещё отчитываться перед Ирмой Прит за то, что забрал у Матери Магии одну неспокойную душу. Опять. Его лишат премии, возможно, не одной, вот только это совершенно не важно, потому что где-то в восточном крыле — крыле стабильных больных, Поттер сидит на кровати, смотрит на восходящее солнце и пытается вспомнить кто же плакал над его телом, вручную заново запуская сердце. — Хоть палочки лишите, — прошептал Драко табличке на двери кабинета главврача. — Лишь бы с Поттером обошлось. — Малфой… — Гарри слепо сощурился рассветному пурпуру, губы растянулись в слабую улыбку. — Всё-таки ты не похож на отца… Маггловские способы.