+++
Ты голоден. Голоден как волк. В последнее время всё чаще ничто не может утолить твой голод, будто какой-то зверь, поселившийся в желудке, поглощает всё, что предназначено тебе. Может, мелькает у тебя в голове, не помешал бы второй рот. Голод камнем лежит у тебя в желудке, из абстрактного чувства превратившись в нечто ощутимое, плотное и тяжелое. Всё чаще и чаще на ужин ты приносишь домой куски мяса. — Что, совсем не жарить? — спрашивает Микадо, когда ты заявляешь, что отбивная пережарена. — Мясо еле теплое — едва коснулось сковороды. — В последнее время меня потянуло на такое, — отвечаешь ты с извиняющейся улыбкой. Уже полмесяца тебе снятся одни лишь улыбки. Белоснежные улыбки с острыми зубами. Белоснежные улыбки, мерцающие алым. Белоснежные улыбки в сырой мгле. Ты ешь мясо и жалеешь, что оно прожарилось. Ты ешь мясо и жалеешь, что оно не сырое.+++
— Почему в последнее время строят так много свечных складов? Кому нужно столько свечей? — Тебе кажется. Всё как и прежде. Пальцы Микадо поглаживают тебя по руке. Успокаивающе, так успокаивающе. Она великолепна. — Хм. Значит, я просто чаще их замечаю. Ты не говоришь о том, что услышал во сне прошлой ночью. «Освети тьму колодезных вод. Собери костер, питай его кожистыми крыльями, подожги их пламенем свечей. Ярче, ещё ярче. Свет отразится от твоих белоснежных зубов». Позже, в одиночестве, ты возвращаешься в один из складов и покупаешь семь свечей. Ты не помнишь, для чего они тебе и почему именно семь. — Мистер Огни снова повысило налог на свечи, — вздыхает продавщица. — Но только на Свечи-Коконы. Вот последние, что остались. Вам повезло, сэр, — она улыбается, протягивая тебе мешочек со свечами. — Ладно, не буду жаловаться — и Покойницкие Свечи сойдут. Всё будет хорошо, отныне и впредь. Ты уже в этом не уверен.+++
«Помнишь ли ты, как мы здесь очутились? Как про свой стыд они в песню пустились? Наклон флюгеров и тени вершин благородных узрели конец разделенью народов свободных. Страдает Оно, безответно любя, и всё еще ждет, по Солнцу скорбя». В твоих снах это повторяется снова и снова, как молитва. Что это значит, что же это значит? Ты спрашиваешь, но не получаешь ответа — лишь число. Но не Имя.+++
Микадо обожает Запертый Дворец. Ей нравится музыка, танцы, интрига Большой Игры. Она тесно дружит с Герцогиней. Обычно ты тоже не прочь погрузиться в водоворот тайн и романтики, но сегодня просишь Микадо тебя не ждать. — Я скоро к тебе присоединюсь. Твой взгляд привлекло переплетение лоз на стенах Дворца, с которыми, вооружившись секаторами и клинками, яростно боролись садовники. Темно-зеленые лозы украшали листья с багровыми прожилками, а острые шипы покрывали их столь плотно, что стеблей было почти не видно. Там… В этом переплетении что-то виднеется… — Стойте! — кричишь ты. — Подождите, не режьте… Ты расталкиваешь садовников и рвёшься вперед. В самом центре лозы переплетаются не случайно — это Корреспонденция! Ты пытаешься понять смысл неразборчивых символов, алых и белых… Боль пронзает тебя тысячью вспышек. Шипы, ну конечно же. Нельзя просто кинуться в шипастые лозы и не пораниться. Но в этом послании нечто связанное с ним, будто он пытается говорить с тобой. Он? Кто? Неважно. Слова прямо перед тобой. Корреспонденция расскажет тебе всё. Ещё… Немного… Ты просыпаешься в приёмной зале Герцогини, лёжа на диване, обитом бомбазином. Над тобой нависает лицо Микадо. Когда с её губ шёпотом слетают звуки твоего имени, голос её слегка подрагивает, будто она не уверена, ты ли это. Ты садишься, перебинтованный с ног до головы. Неужели шипы были столь острыми? — Что случилось? — бормочешь ты. — Садовники говорят, что ты поскользнулся и упал в заросли мерзкого плюща, от которого они пытались избавиться, — ответ звучит из уст самой Герцогини, которая возлежит в шезлонге неподалеку, держа в руках чашку грибного чая. Ещё несколько людей стоят у стен, с любопытством смотря на тебя и гадая, как всё это повлияет на Игру. — Он вырастает снова и снова! С тобой все в порядке? Ты был весь в крови, будто с Улыбчивым Джеком повстречался. — Там была Корреспонденция, — тихо отвечаешь ты. — Корреспонденция? — спрашивает Герцогиня. По комнате проносятся шепотки. — Да, в лозах. Она была… Неразборчива? Как будто кто-то собрал символы вместе, но не смог придать им смысл. — Ты пытаешься подобрать слова. Внимание всех присутствующих приковано к тебе. — Но я разобрал отрывки. Черная тюрьма с черными цепями. Обсидиановый нож. Гранитный колодец и размытое лицо, отражающееся в нем. Мистер… Мистер Покрова? Восковой. Утопленный. Умирающий, — слова вырываются у тебя изо рта быстрее, чем ты успеваешь их осмыслить. Глоссолалия смертного, пытающегося говорить на языке богов. — Миллисент. Бледная. Пожиратели Богов. А. Возмездие… не будет отсрочено вечно. Из твоего рта сыплются чужие слова. Возмездие. Почему-то это важно. Лицо Микадо пепельно-бледное, но не идет ни в какое сравнение с лицом Герцогини. Лица всех присутствующих выражают снисхождение к тому, что они не в силах понять. В комнате повисает тишина. — Прошу извинить нас. — Микадо тянет тебя за собой, плотно обхватив запястье липкими от пота пальцами. Никто не пытается вас остановить. Дворец за вашими спинами кажется ещё более запертым. Дома Микадо готовит тебе Ззуп. Недешёвое блюдо, ингредиенты для которого порой появляются в Вульфстакских доках, если бесстрашным морякам удаётся их добыть. Накрыв стол на вас двоих, Микадо смотрит тебе в глаза. — Что ты делаешь? — Не знаю, — честно отвечаешь ты, хмурясь. — Есть некто… Господа что-то с кем-то сделали. И этот кто-то где-то заперт. Есть Имя. И если я узнаю Имя, то смогу найти это место. Корреспонденция в лозах почти открыла мне Имя, но я потерял слишком много крови и не успел его прочесть. Не получив ответа, ты поднимаешь на неё взгляд. — Нет, я имею в виду… Сейчас. Что ты делаешь прямо сейчас? — спрашивает она, сглотнув. Прямо сейчас?.. Ты понимаешь, что начал жевать оторванный кусок бинта, и медленно кладешь его на стол.+++
Должен ли ты чем-то пожертвовать?+++
Микадо думает, что вам двоим стоит чаще ходить в церковь. Тебе это не по душе, но для соблюдения приличий без этого не обойтись, особенно после произошедшего в Запертом Дворце. По словам Микадо, люди до сих пор обсуждают это, и ты чувствуешь на себе их косые взгляды. Викарий смотрит на тебя как на крысу. — О чём ты? — спрашивает Микадо в ответ на это. — Он смотрит на тебя как обычно, — в её голосе не чувствуется уверенности. — Разве ты не видишь, Микадо? Он хочет скрыть грехи Господ. — О чём ты? — спрашивает она снова. Но не успеваешь ты ответить, как вас прерывает мрачный курьер в темных одеждах. Сложно сказать, что давит на него сильнее — объемный мешок на плече или знания, не предназначенные для простых смертных. Знает ли он Имя? Твоё — определенно. Его звук разрывает тишину, и курьер просит подтвердить, что это ты. — Да. — Послание, — он протягивает записку взмокшей, подрагивающей рукой. — От Мистера Железо, сэр. Микадо вздрагивает и заглядывает тебе через плечо, и её дрожащая рука сжимает твою, когда ты разворачиваешь листок. — Что Господину нужно от нас? — Не от вас, мэм. Только от него. Записка гласит: «Ты ищешь имя. Прекрати свои поиски немедленно». Они знают. Конечно же они знают. Господа, они знают — нет, нет, они не просто знали, они предали его ножам и лакру, и теперь он лежит на дне колодца, утопленный. Утопленный? В чём? Голод накрывает тебя с головой. — Всё будет хорошо, — отвечаешь ты курьеру. — Отныне и впредь. Ты сминаешь записку в кулаке и съедаешь её. Микадо не в силах проронить ни звука. Курьер бросает на тебя взгляд из-под капюшона и отворачивается.+++
Сегодня тебе снятся Господа Базара. Об их истинной природе ходило много слухов: падшие ангелы, недоразвитые птеродактили, разумные грибковые колонии. К ним обращаются «Мистер», но они ни мужчины, ни женщины и вообще не люди. Во сне, лишённые своих плащей, они похожи на ужасающих изуродованных летучих мышей. Кожистые крылья приколоты к стенам ножами, клыкастые рты распахнуты в крике. Костёр зажжен, и пламя ревёт громче Господ. Должно быть, поджёг его ты — в руке зажата свеча с почерневшим фитилём. Её голос звучит у тебя за плечом — шелестящий, повелительный, уверенный. Звук тьмы, затаившейся у края света свеч. — Возмездие не будет отсрочено вечно. Мистер Вуали кричит громче всех. После кричишь и ты — распахнув глаза в постели рядом с Микадо, которая пытается успокоить тебя нежными словами и ласковыми прикосновениями. — Мистер Огни! — вскрикнул ты. — Оно не всегда отвечало за свечи. — Что? — Он так сказал. Свечи не принадлежали Мистеру Огни. Мистер Железо работают с металлом, Мистер Сердца торгуют едой, Мистер Страницы — книгами и прочим. И так далее. У Мистера Огни контроль над углем, газом и свечами. Но свечи были подвластны им не всегда. Раньше был кто-то другой! Да, да! В этом есть смысл. На шаг ближе к имени. Ты продолжаешь: — В руках Мистера Огни свечи горят, но для него они не просто горели, а светили. Он был столь ярок, Микадо, столь ярок, что они утопили его. Они скрыли его свет в черных водах колодца! Ты жестикулируешь без остановки. Влага на твоём лице — смесь пота и слёз. Его же лицо покрывали черная вода и кровь. Или наоборот? — Ты пугаешь меня, — шепчет Микадо в ответ. Как блеск ножа в зарослях. Как утро после окрашенной Мёдом ночи. Как камень, брошенный в стоячую воду. На мгновение пелена спадает, и ты не Ищущий Имя, а просто… ты. Прекрасное создание, что смотрит на тебя с неприкрытым ужасом, — Гомон Микадо, внеземная сущность, которая была слишком хороша для тебя, но всё равно сказала «Да». — Микадо, — ты шепчешь, — я сам себя пугаю. Я не знаю, зачем делаю это. — О, мой дорогой рыцарь, — она не называла тебя так уже очень, очень давно. — Вместе мы справимся с этим. Всё будет хорошо, отныне и впредь. Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо будет хорошо будет хорошо хорошо хорошо хорошо хорошо хорошо хорошо хорошо хорошо хорошо Утопленный в колодце. Съеденный королями-каннибалами, жаждущими божественного величия. Разве они не слышат его голоса? Что-то мелькает у тебя на лице — Микадо резко вздыхает и дрожащим голосом просит тебя попытаться уснуть. Она ложится почти на другом краю кровати.+++
тебе нет отдыха, пока твои клыки не сомкнутся на их крыльях. клинки твоих клыков. твои клыки — клинки. они сливаются друг с другом. того, кого съели, предали, и та же участь ждёт тебя.+++
— Ты знаешь имя? Микадо смотрит на тебя с удивлением, но ты спрашиваешь не её, а тех, кто стоит рядом с тобой в церкви. — Имя? — неуверенно спрашивает один из них. Лжец. — Имя. Как его зовут? — шипишь ты. Имя, имя, имя, оно повторяется у тебя в голове бесконечной григорианской молитвой. Микадо зовет тебя по имени и тянет за руку, но ты вырываешься. — Скажите мне, — ты стремительно поворачиваешься к другой группе людей, — как его зовут? — Успокойтесь, сэр, и объясните, что вы имеете в виду! — Вы все знаете. Знаете! Он говорит о возмездии, которое не будет отсрочено. Скажите, как его зовут. — Вы бредите! — Я ищу истину! Черви! Рабы Базара, все до единого! Вам промыли мозги. Мы должны освободить его. Просто скажите мне Имя… Микадо как-то удаётся вытащить тебя из церкви до того, как ты успеваешь оскорбить Господ — последствия этого были бы более ощутимы, чем презрение людей твоего круга. — Они отправят тебя в Могильные Колонии, — плача, говорит она позже, — или бросят в Новый Ньюгейт. Или просто убьют — может быть, навсегда. Как я могу помочь? Что мне делать? — Ничего не будет хорошо, — отвечаешь ты. — Почему никто из вас этого не понимает? Микадо, ты должна помочь мне. Господа предали его. Он требует расплаты. Она бежит в ванную, запирая дверь. Ты стучишься. — От этого не спрячешься! Он приходит во снах, ему не нужны двери. Она кричит. Ты садишься у двери и думаешь, как всё до этого дошло.+++
ВСЁ БУДЕТ ХОРОШО ОТНЫНЕ И ВПРЕДЬ+++
— Когда они пришли сюда, они обещали нам единство, не скованное и не ограниченное законами Поверхности, — звучит голос из колодца. Он говорит о жертвоприношении в потерянном городе. Он говорит о веках, проведенных во тьме. Он говорит о свечах и всём том, что можно потерять. — Как вы могли об этом забыть? Тебя находят грызущим гранит колодца, с треснувшими зубами и алыми деснами. Тебя заставляют съесть что-то отвратительное, и ты проваливаешься в глубокий сон, лишенный и намека на сновидения. Временное облегчение, но вместе с тем и очередная преграда на твоем пути — так ты не слышишь его голоса. Того, кому ты поклоняешься и кого боишься как истинное божество. Ты просыпаешься в своей комнате, в своей кровати. Микадо сидит в дальнем углу. Её лицо распухло, а глаза заплыли. Она явно плакала, горько и долго, и только недавно успокоилась. — Что ты делаешь с собой? — спрашивает она. — Мистер Железо приказал прекратить это. Пожалуйста, послушай его. Я скучаю по тебе. Вернись ко мне. — Её голос звучит как сквозь толщу воды. Челюсть ноет, горло разрывается от боли, а живот урчит как двигатель галеона. — Всё будет хорошо, — твой голос скрипит в ответ, — отныне и впредь. Впредь, впредь… Впредь мне надо лишь слушать, что говорит колодец. Она отворачивается и тихо говорит, что уедет пожить к Сеймей и Нисей. На тумбочке у кровати стоит микстура, которую доктор предписал принимать каждые четыре часа. Микадо не говорит, снимет ли лекарство боль или избавит от охватившего тебя, по их мнению, безумия. Она возвращается лишь через три дня. В её отсутствие ты зажигаешь семь свечей, купленных на складе, и смотришь, как они сгорают до основания. Всё равно это неправильные свечи.+++
…Страдает Оно, безответно любя, и всё еще ждет, по Солнцу скорбя. Они утопили его, чтобы приблизиться к солнцу? Того, кого съели, предали, чтобы… добраться до солнца? Нет, не солнца — Солнца. Базар, Господа, Судьи и Солнце. Солнце. Солнце Солнце Солнце Солнце Солнце Солнце+++
Ты даже не задумываешься о том, чтобы стряхнуть с одежды гарь и золу, пока не добираешься до дома. Микадо на кухне, режет грибы для какой-то похлебки. Она пристально смотрит на тебя, но не говорит ни слова — даже не выглядит взволнованной. Ты столько сделал… Ты ненавидишь чёрное. Он ненавидит чёрное. Ты оттираешь черноту, пока кожа не начинает болеть от раздражения. Ты отказываешься от грибной похлебки, которую приготовила Микадо, вместо это принявшись за телятину, которую припрятал загодя. И ешь её, конечно же, сырой. Соки стекают по подбородку, и ты чувствуешь себя богом. — Мимо проходил глашатай, — говорит Микадо. — Неподалеку сгорел свечной склад. Ты ешь. Ты голоден. Голоден как волк. Тебе безумно хотелось съесть все свечи на складе, когда ты туда зашел. Вместо этого ты зажёг их, и они дымились и ревели как огненный табун. Это было прекрасно, лучше тёмной воды — вдвое, всемеро. Семь — число, которое ты ищешь. — Какая жалость, — радостно отвечаешь ты. Микадо молча смотрит на тебя в ответ.+++
Должен ли ты чем-то пожертвовать? Снова и снова это звучит у тебя в голове. Господа пожертвовали им. Но должен ли ты? Пожертвовать чем-то ради него? Компенсация. За Утопленника? За тебя? Ты уже отдал так много. Ты горел. Ты искал ответы на вопросы, которые Господа скрывают. Ты перенёс презрение и насмешки тех, кого раньше считал друзьями. Но он пожертвовал большим. Они заставили его пожертвовать всем, хотя он и так принёс самую большую жертву. Что ещё ему нужно от тебя? Чем ещё ты можешь пожертвовать? Своей жизнью? Нет, нет. Ты ему нужен. Пиршество не будет отсрочено вечно, и ты среди приглашённых. Чем ты должен пожертвовать? Своей человечностью?+++
Стоматолог не понимает, зачем это тебе, и начинает возражать, но ты хорошо платишь. В конце концов он просто пожимает плечами и говорит, что дело твоё. Ты просишь его выбрать зубы, отсутствие которых не помешает тебе говорить. Всего несколько. — Что вы брали в рот?! — восклицает он, когда ты устраиваешься в кресле, широко открыв рот. Отблеск света в очках и маска на нижней половине лица скрывают видимые проявления его отвращения. — У ваших зубов трещины в эмали, а дёсны… — он продолжает бормотать себе под нос. Видимо, не слышал о происшествии с колодцем. — Сглотните слюну, — ворчит он. Ах да. Конечно же, твой рот уже полон слюны, и сглотнуть безумно сложно. Скоро зубы уютно устроятся у тебя в животе. О боже. Как будто у тебя будет два рта. Ты сможешь пожирать… Пожирать…+++
не забывай, не прощай, не забывай, не прощай не забывай+++
Стучат в дверь. Ты на кухне, готовишь пирог и кричишь Микадо, чтобы она открыла. Но её почему-то нет — не впервые за последнее время, — так что ты делаешь это сам. На двери снаружи чёрным воском кто-то написал: «ЧУДОВИЩЕ». Надпись там уже несколько дней. Микадо прекратила попытки стереть её после пятого подобного случая. Проклятые беспризорники. На пороге ты видишь высокого мужчину с синими волосам и насыщенно желтыми глазами, похожими на Глубинный Янтарь, который так любят Резиновые Люди. Кожа его сально блестит, как свеча из человеческого жира. Это ты! Ты стоишь у своей двери. — Я хотел бы задать несколько вопросов, — говоришь ты. — Это лишь формальность. Строго в соответствии с Приложением Тридцать Два. — Вопросы необходимы, — отвечаешь ты, не вполне понимая, что происходит, но зная, что это нужно сказать, — естественно. Статья Двадцать Один. Будет ли всё хорошо? Кто есть законы? С каждым ответом твоя улыбка всё шире. Какие чернила? Что кружится и скачет там? Кто на крючке? Как тебя зовут? Что причитается? Нужно ли тебе чем-то пожертвовать? Ты отвечаешь вопросами на свои вопросы и не понимаешь ответов. Ты так голоден. Ты прерываешь пир, так что должен стать частью пира. Ты берешь себя, другого себя, и заворачиваешь своё улыбающееся лицо в пирог. Ты накрываешь на стол и заправляешь салфетку за воротник. И приступаешь к еде. Боль вырывает тебя из сновидения. Остался лишь один ты, и твои зубы вонзились в собственную руку, а не двойника. Кровь наполняет рот, и ты слизываешь её, но стараешься удержаться от продолжения пиршества. Ты тихо перебинтовываешь рану и прикрываешь её рукавом, пока Микадо не проснулась.+++
возмездие не будет отложено вечно
+++
Семь свечей нужно зажечь. Семь шрамов, вечно струящихся кровью, украсят твоё тело. Семь цепей, скрежещущих под тяжестью греха, опутают твой разум. Семь пятен замарают твою душу, ибо лишь чудовищу под силу сделать то, что должно. Семь предательств, семь ритуалов, семь признаний. Ложные святые: один поселится в тебе, семь войдут в твоё тело. Семь свечей, семь свечей, семь свечей для Господина, который хранил их.+++
Ты знаешь, чем должен пожертвовать. Он жаждет того, что для тебя ценнее всего на свете. Ту. Он получит это. Её. Ты пожертвуешь ей так, как пожертвовали им. Предашь ножам (нож в твоей руке готов отделить плоть от кости), воде (но её не нужно топить, тусклый свет не пробьётся сквозь толщу воды) и клыкам (клыкам, похожим на клинки клыкам, клыкам-клинкам, белым, а затем алым — уже алым). — Помнишь ли ты? — говоришь ты тихо-тихо. Подобно шелесту крыльев бабочки. Микадо готовится ко сну: надевает свою ночную рубашку — ту, которую ты заказал для неё, из Загадочно-Дамасского Шёлка. Ты вспоминаешь ту ночь, когда впервые помог Микадо её надеть, медленно, плавно, наблюдая за тем, как ткань облегает изгибы её тела. Ты вспоминаешь, как быстро вы её сняли, вспоминаешь тихий шелест шёлка. Кожу можно снять столь же легко и плавно. — Что? — спрашивает Микадо. В её голосе звучит неприкрытая усталость. Ты заставил её через столько пройти. Скоро, скоро. Она — твоя жертва ради него. Она больше не будет страдать, как страдал он. Спокойнее ли ей от этого? — Помнишь ли ты, как мы здесь очутились? Как про свой стыд они в песню пустились? Наклон флюгеров и тени вершин благородных узрели конец разделенью народов свободных. Микадо кричит, но его крики звучат в твоей голове ещё громче. Всё кончено, и ты смотришь на её тело. — Помнишь ли ты? Я помню всё и даже больше. — Твой ли это голос? Твой собственный или чей-то ещё? — Я помню, как вы продали меня. За свою свободу от цепей, выкованных в солнечном свете, от предательства дочерей. Вы положили меня под их ножи. Возмездие. Оно грядёт. Свечное сало можно приготовить из человеческого жира. Мясо есть мясо, и неважно, какого животного. Стол накрыт на двоих, для тебя и для него. Он не придёт, потому что его съели — съели Съеденного. В этом его истинная сущность и его жертва. Твой разум спокоен как поверхность застоявшейся воды. Ты ешь тело и пьёшь вино — твой рот снова замаран алым, — и чувствуешь облегчение и приток сил. Ты знаешь Имя. Осталось только найти колодец, в котором его утопили. Ты отправишься на СЕВЕР. Ты найдёшь его изуродованное тело, и он наконец-то обретёт возмездие, которого так долго ждал.