***
— Доброе у-у-утро, — раздается слишком уж веселый голос где-то сбоку. Голос, нагло ворвавшийся в тишину и покой, в которой Фишер нежился, не желая возвращаться в жестокую реальность. И мальчишка буквально подскакивает от неожиданности, хватаясь сначала за грудную клетку, в коей дико колотится сердце, а затем хлопает себя ладонью по лицу. Внутри мгновенно холодеет, словно сама кровь в жилах заледенела. Протеза нет. Сал проводит влажными пальцами по шрамированной коже щеки, надеясь, что ему показалось, но нет. — Уж прости, снять пришлось. Ты так тяжело дышал в нем, вот я и испугался, что задохнешься ненароком. Фишер цыкает, поворачивая голову к источнику звука. Что ж, он был бы не против задохнуться. Это намного лучше, чем когда всякие выродки делают то, о чем их не просят. И Сал закрывает лицо ладонями, хотя понимает, что расположившийся в углу Тодд отлично разглядел его уродство, пока тот спал. Хотя, Салли кажется, что во сне он пробыл максимум минут десять, но усталости, от которой даже кости ныли больше нет. — Забей, но не делай так больше, — с нажимом проговаривает, стараясь выискать местонахождение треклятого протеза, оглядывая комнату сквозь щелки между пальцами. — Ты же Салли, да? — Рыжий поднимается с насиженного места, прихватив с собой лежащий под боком протез. А мальчишка глаза закатывает, прикусив нижнюю губу от резкого приступа ярости. Снял протез, да еще хапнул его? Резвый пацан, ничего не скажешь. Такая наглость даже выбивает из реальности на пару мгновений, но грубить Фишер не хочет. Во-первых, скандалить не любит. Во-вторых, рыжий явно друг Ларри, а Ларри Сал обязан как минимум дважды. Он ведь мог его просто кинуть, почуяв угрозу собственной жизни. Стыд тут же накрывает, и мальчишка чувствует, как горят щеки и уши. Он знает, что обязан расплатиться за свое спасение, но, черт возьми, чем? — Еще кто-нибудь видел? — бубнит, когда Тодд протягивает «маску» ее законному владельцу. Надевает, пряча обезображенное лицо за холодной белой поверхностью своей «брони». А рыжий даже виду не подает, только в ответ мотает головой, как бы говоря: «нет». Словно видит нечто обыденное, что встречается на каждом углу. Глаза за круглыми очками непроницаемы, смотрят пристально и даже с каким-то холодным интересом — Нормально? — Фишер вскидывается, резко впиваясь острым взглядом в чужое лицо. — Я подремонтировал твои фиксаторы, пока ты спал. От нечего делать, так сказать. А Сал протягивает звучное «э-э-э», озадаченно ощупывая прохладную поверхность протеза. За всем тем безумием, что преследовало его последние несколько дней, он и не заметил, что ремешки вновь поистерлись, но сейчас протез держится крепко и не съезжает. — Эм… Да, спасибо, — неуверенно произносит, передергивая плечами. Тодд присаживается рядом на диван, на котором все это время предавался своим кошмарам Фишер. Теперь он даже не помнит, что именно ему снилось, но попытки воссоздать поблекшие образы вызывают лишь липкое отвращение и мурашки. Молчание, воцарившееся в комнате, слегка смущает, но именно оно дает шанс Салли отвлечься и рассмотреть получше временное пристанище. И первое, что бросается в глаза — огромная дыра в стене. Видимо, та самая, через которую они с Ларри забрались сюда. На полу лежит длинная веревка, с помощью которой ребята добрались до пожарной лестницы. А второе замечательное наблюдение — это пролом в потолке, и если ухватиться за торчащие из бетона куски металлической сетки и арматуры, то можно забраться наверх. Сал давится тихим смешком. Он явно не думал, что будет когда-нибудь радоваться зомби-апокалипсису летом, ведь зимой они бы просто-напросто замерзли здесь. Не очень удобно удирать от живых трупов в пуховике, согласитесь? Старый диван, на котором расселись Тодд и Салли пропитан запахом металла и пороха, но в нынешних условиях жаловаться не приходится. Повезло, что вообще есть на чем спать. Даже плед имеется. Номер люкс, не иначе. — А где Ларри, кстати? — Фишер встает с дивана, рассчитывая прогуляться по убежищу, но тут же левую ногу пронзает волной боли, что по нервам током пробегается. Сал резко оседает на пол, обхватив рукой забинтованную рану. Остатки сонливости разбиваются вдребезги. Как он мог забыть об этом? — Давай, садись. — Тодд буквально за шкирку хватает Салли, усаживая того обратно. — Куда собрался, горе-суицидник? А Джонсон твой пришел минут десять назад, так что не прыгай туда-сюда. Тодд насмешливо фыркает, бросая лукавый взгляд на скрючившегося от боли мальчишку и встает. Шаркая ногами по пыльному полу, выходит из комнаты. До Сала доносятся только тихие разговоры, разобрать которые он просто не в состоянии. Внезапно грубые интонации, проскользнувшие в чужом голосе, заставляют Фишера содрогнуться. Не от страха, а скорее, от неожиданности. За последние дни Сал отвык от многого, что было частью его прошлой нормальной, хотя бы отчасти, жизни. И обладатель этого голоса был, и видимо, является до сих пор неотъемлемым ее куском. Двухметровым куском хамства. — Кромсали, бля? — Фишер хмурится, застывая на пару секунд в одной позе, словно прислушиваясь, а затем, аккуратно, но показательно стучит себе кулаком по голове. С видом крайне утомленным поворачивает голову в сторону дверного проема, в котором, поставив руки в боки, стоит никто иной, как Трэвис Фелпс. — Да вы издеваетесь? Где я нагрешил-то? — Сал запрокидывает голову, проглатывая стон отчаяния, и просто хлопает себя ладонью по протезу. В комнату почти бесшумно заплывает Ларри, ловко просочившись между локтем Трэвиса и дверным косяком. Хмурит густые брови, переводя взгляд с блондина на взъерошенного Салли, что покачивается из стороны в сторону, как какой-то душевнобольной. — А вы знакомы, типа, да? — с долей сомнения уточняет металлист, облизывая пухлые губы. — Вообще, ему бы на ноге там зашить кое-что… — С этим чудилой? Нет, потому что он настолько мелкий, что все, что он говорит, тупо до меня недолетает. Нас отделяет целый метр, мы с ним на разных планах мироздания, — кидает в ответ Трэвис, приваливаясь к стене и скрещивая на груди руки. Он бы сейчас с удовольствием отвесил мелкой шпане щелбан, но разводить новые скандалы нет ни времени, ни желания. Все-таки, у всех здесь собравшихся одна общая цель — выбраться из задницы мира и продолжить нормальную жизнь. — Ты куда это себе лишние сантиметры прибавил, Трэвис? — Сал опускает голову, взглянув на блондина исподлобья и тот прочувствовать тяжелый взгляд холодных голубых глаз, ежится. — И… Стоп, это что юбка? Фелпс краснеет так, что даже шея от смущения гореть начинает. Уже слишком привычным движением он одергивает край свитера, но его ни за что не натянуть на темно-синюю юбку со складками. Насмешка Салли для него слишком болезненна, она явно колет сильней, чем вечные замечания Ларри по этому поводу. — Завались, мелочь. — Зомби украли у тебя штаны? — Салли в притворном шоке кладет ладошку на протез, где должны находиться губы. — Ты уверен, что им нужны были штаны, Трэвис? Хочешь поговорить об этом? Фелпс рычит сквозь зубы, сжимая руки в кулаки с такой силой, что суставы хрустят. Он просто хочет сломать эту хрупкую шейку от негодования и приступа злобы, которую Сал намеренно распаляет. А он знает, что блондин не кинется на него сейчас, потому что за этим искрометным диалогом наблюдают Ларри и Тодд. — Еще немного, Кромсали-сосали, я зашью тебе рот, а не ногу. И только Джонсон открывает рот, чтоб вставить свои примирительные пять копеек, как Фелпс буквально подлетает к Салли. В первую миллисекунду всем кажется, что вот сейчас последует смачный удар. И так думает сам мальчишка с взъерошенными хвостиками, уже приготовившись защищаться, приподняв левую руку. Но вместо этого, Трэвис жестко вцепляется длинными пальцами в локоть Салли, рывком поднимая того с дивана. И от очередной вспышки боли у Фишера перед глазами мелькает алое марево. Он просто плетется следом за блондином, не задумываясь о том, что можно вырваться. Доконавшая боль разбивает на микрочастицы все мысли и слова. Из одной полуразрушенной комнатушки, Салли перетаскивают в другую, практически кинув в потрепанное временем кресло. Трэвис презрительно фыркает, заслышав сдавленный стон. Что ж, посмотрим, насколько выдержки этого зарвавшегося щенка хватит, когда он его на живую шить начнет, ха. Потертая сумка, в которой в одну кучу свалены мединструменты, падает на пол. Фелпс роется в ней, доставая «Миросептик», небольшую загнутую иглу и моток рыболовной лески. У Сала как-то пересыхает в горле, когда блондин молча выставляет этот комплект на табуретку. Конечно, он переживал в своей жизни операции похлеще, но от вида острой иглы его всего передергивает. — Будьте нежнее, сестра, — вырывается как-то против воли с нервным смешком, который Трэвис принимает на свой счет. Переводит взгляд на Салли с таким видом, словно сейчас эту иглу ему под ноготь засунет. Но держится, развязывая узелок на бинтах слишком уж аккуратно. А парнишка поджимает губы от не самых приятных ощущений. И тут же, намеренно шаркая ногами, к косяку двери плечом приваливается Ларри. Щуриться, пялясь Трэвису в затылок. И эти прожигающие взгляды просто доводят Фелпса до ручки. — Будешь зырить — глаз тебе вытащу и побежишь за ним, как заправский тузик за харчами, — раздраженно бурчит себе под нос, а Сал в очередной раз давит смешок. — Эй, прекратите, серьезно, — Джонсон произносит это без капли энтузиазма, откровенно сомневаясь, что к нему кто-то прислушается. Но ради приличия надо вякнуть. Хотя, его забавляет то, что Фишер отнюдь не зажатый паренек, переминающийся с ноги на ногу от проявления внимания к своей персоне, а вполне себе нахрапистый пацан, способный стрельнуть словцом прямо в лоб. Наблюдать за Салли просто стало для Ларри привычкой, отделаться от которой он не может. А может, правильней сказать — не хочет. Ему не надоедает и он постоянно цепляется за что-то новое. Например, Ларри знает, что Сал зачастую никуда не выходит на переменах, предпочитая слушать музыку и кемарить на парте. А еще этот мальчишка любит красить ногти. Либо голубым, либо черным лаком. Чаще черным, и даже сейчас можно увидеть небольшие темные пятнышки на его ногтях, оставшиеся от почти стершегося лака. — Не обращай внимания, он так шутит. С палкой в заднице не до здорового юмора. — Фишер пожимает плечами и мгновенно морщится, напрягшись всем телом, когда Трэвис начинает обрабатывать глубокую рану спиртовым раствором. Смоченной ваткой стирает засохшую кровь, что образовала кровавую корку. Нажимает пальцами сильнее, открывая и очищая ранение. Салли стискивает зубы и жмуриться. Он не любит боль, по крайней мере, не такую. И когда острие иглы протыкает кожу, мальчишка шикает и съеживается, кидая полный отчаяния взгляд на Ларри. А тот только пожимает плечами. Понятно, что неприятно, но выбора нет. А металлисту даже как-то стыдно, что он не в состоянии помочь Салли хоть чем-то. Трэвис же бурчит себе под нос, сжимая тонкую щиколотку парнишки в своих пальцах еще сильней, чтоб тот поменьше трепыхался. И вся эта ситуация кажется Салу какой-то неправильной, а к лицу приливает кровь от смущения. Слишком уж внимательно смотрит на него Джонсон, постукивая пальцами по деревянному косяку. Слишком сильно впиваются в кожу ногти Фелпса, когда Сал в очередной раз дергается. Постепенно боль словно становится равномерной и Фишер уже и не чувствует, когда игла пронзает кожу и как затягивается леска, смыкая собой края раны. Он просто медленно дышит, надеясь, что экзекуция закончится, как можно быстрее. — Все, отомри, — цыкает Трэвис, даже не удосужившись взглянуть на Салли. — Ходи, но не бегай. Хотя, такому кретину хоть на лбу напиши — толку ноль будет. Фелпс скидывает вещи в сумку, не поднимая глаз ни на одного из ребят, и где-то с минуту в комнате царит полная тишина, пока блондин не скрывается за дверью гостиной. Сал осторожно опускает ногу на пол, но сделать шаг не решается. А Ларри плюхается рядом с креслом. — Он такой всегда? — Джонсон кивает головой в сторону закрытой двери. — Когда как, но это не важно. Я его понял.***
День, подошедший к концу, кажется Салли слишком сумбурным. Обычно подобное приходило к нему лишь во снах. Яркое, пугающее, парализующее и, в конце концов, уничтожающее его. Теперь кошмар обрушился на него в реальности. Жестокий и, увы, пробуждением здесь не спастись. Только смертью. И эта мысль мучает Салли давно, с того момента, как все началось. С того самого мига, как он увидел изуродованные трупной маской лица живых мертвецов. Их зубы с остервенением рвали холодную плоть, поломанные пальцы выковыривали внутренние органы. Они выжирали сердца, обгладывали кости и ломали о них свои зубы, что больше не держались в гниющих деснах. Фишер ежится, сидя на крыше. Он забрался сюда через ту самую дыру в потолке и теперь сидит, скрестив ноги, и задумчиво покачивается из стороны в сторону. Вертит в руках шоколадный батончик, который ему втиснул Ларри еще днем. Вместе с банкой тушенки и какой-то булкой. Сал взял только шоколад. Чувство голода резко притупилось и мальчишка отлично понимает, что это серьезный звоночек. Надо поесть, хотя и не факт, что организм не вытолкнет пищу обратно. Но Салли приподнимает протез, и, развернув шоколадку, надкусывает. Сладкий вкус слишком сильный и приятный. У него слабость к энергетическим батончикам, хоть ест он их не часто. Все уже легли спать, а Сал просто не может заставить себя закрыть глаза. До него доносятся вопли одичавших монстров, но от этих звуков мурашки по телу больше не идут. Он привык и это ему совершенно не нравится. Салли мечтает жить, а не выживать. Сминает обертку в руке и ее шелест кажется слишком уж громким. Сал не хочет спускаться, и с удовольствием устроился бы здесь, под легким ночным ветром. Но врожденная брезгливость не позволяет ему лечь на покрытую песком, пылью и прочим мусором, крышу. Хотя о чем речь? Он же несколько дней лазил по канализационным коллекторам и не ему о брезгливости задумываться. Тихий вдох, раздавшийся откуда-то слева, заставляет почти подскочить на месте. Фишер натягивает протез на приоткрытый рот. По торчащей ржавой арматуре на крышу забирается Ларри и как только он замечает сидящего возле парапета мальчишку, то резко выдыхает. Качает головой и его длинные волосы рассыпаются по плечам. — Я тебя потерял, чувак, серьезно, — Сал хмурит брови, но этого не видно из-за пресловутого протеза. — Ты хоть бы предупреждай, а? — Играй в мамочку с кем-нибудь другим, ладно? Я благодарен тебе, все дела, но гиперопека подбешивает, знаешь? — жестко проговаривает Салли, но без капли враждебности или недовольства в голосе. Лишь усталость и меланхолия. Секунда тишины и Фишеру становится стыдно за свои слова. Он произнес это искренне, без желания обидеть, но чувствует, что от сказанного его самого резануло. А Ларри молчит, но постояв так пару мгновений, садится рядом. Металлическая цепь на его джинсах позвякивает, разрушая устаканившуюся тишину. Салли ощущает запах крепких сигарет, который всегда витает рядом с Джонсоном. Видимо, он курит давно и регулярно. И сейчас он, чуть подавшись назад, вытаскивает из кармана слегка помятую пачку. — Слушай, я не хотел тебя обидеть или задеть. Просто слишком устал от этого дерьма, — слова будто бы вырываются против воли, но Сал не жалеет об этом. Ему становится легче, когда он признает свою неправоту и справляется таким образом с взыгравшейся совестью. — Я не обижался, — отвечает совершенно непринужденно, словно нет тут никаких зомби, нет крови и бесчисленных смертей. Ларри разглядывает полную луну, повисшую в темно-синих небесах. Сигарета, зажатая меж его пальцев, медленно тлеет, а серый пепел падает на загвазданный бетон. Салли скашивает глаза, исподтишка разглядывая этого странного парня, что вечно таскался со своими альбомами и даже не парился, приходя в школу в измазанной красками футболке. У него яркие вены на запястьях и сильно выступающая косточка. — Просто… Если тебе захочется поговорить… — Зачем тебе это? — Сал притягивает колени к груди и кладет на них голову. — Я не из тех, кто источает очарование, и на «друга года» не тяну точно. — Это уже не тебе решать, ага, — голос металлиста спокойный, безликий, а сам он кажется слишком уж умиротворенным. — Вот ты намекаешь, что в тебе нет чего-то хорошего в твоем понимании. А важно, что тебе нет чего-то плохого в понимании тех, кто рядом с тобой. Это причина того, почему они до сих пор с тобой. — Таких немного. — Их не должно быть много, Салли. Настоящих мало, крайне мало. — Ларри тушит сигарету, выдыхая белесый дым, а Фишер коченеет на миг от того, как необычно слышать свое имя из уст металлиста. — А ты какой? — Мальчишка поворачивается лицом к курильщику, задевая своим плечом его руку. Сердце будто замирает. Душевные разговоры не по части Салли, хотя бы потому что он не любит много говорить. Но слушать он готов, однако с Джонсоном просто слушать не получается. Он интригует, заставляя втянуться в эту странную беседу. — А это уже не мне решать. — И только улыбается, разглядев в голубых глазах живой блеск.