Мотыльки

      — Можно?       Дафна сидит у окна своей комнаты в поместье, так и не сняв вечернего платья. Сил не хватает ровно ни на что.       В какой момент мир начал катиться в бездну с такой бешеной скоростью?       Она не просила ничего из того, что теперь имеет. Но когда глаза открываются — закрыть их обратно и всё забыть уже не так просто.       Дафна свои глаза открыла.       Теперь она отчетливо видит и чувствует каждый из слоев своей реальности. Пол года ей врали. И врали во всём. Ей казалось, ей хотелось верить, что она стала своей. Но когда смерть подступила слишком близко, с ней попрощались — значит были готовы.       Действие Драко, которое хотелось бы считывать как попытку помочь, никак не вписывалось в общую картину. Все попрощались — он рискнул жизнью, чтобы помочь.       И сделал это не ради Гринграсс. Нет. Он заступился за всех.       В тот момент, когда Волан-де-Морт захотел продемонстрировать свою власть и силу, дети Пожирателей показали свою.       Каждый студент, сидящий за столом в тот момент, хорошо знал, что Дафна врёт. Они все сделали ставку. Если бы Тёмный Лорд не был бы так уверен в себе, то непременно проверил. Искусный легилимент — ему даже в голову не пришло, что кто-то рискнет соврать под зельем Правды, глядя ему в глаза. Что все в этот момент промолчат.       Сила, подрастающая в Хогвартсе, оказалась мощнее и слаженнее.       — Заходи, — с задержкой, но Дафна реагирует на вопрос.       Астория проскальзывает в комнату. Младшая сестра успела переодеться в пижаму, смыть макияж и заплести длинные тёмные волосы.       — Как прошёл твой вечер? — старшая Гринграсс знает, что Тори пришла не для того, чтобы рассказывать о себе. Но всё же предпринимает попытку оттянуть неизбежное.       — Собрала около сотни комплиментов, станцевала с десяток танцев, перепробовала все угощения, — младшая сестра садится на подоконник рядом в Дафной. — Держала маму за руку, когда вы уходили. Провожала гостей за нас двоих, чтобы никто не обратил внимания на твое отсутствие. И вот теперь, набравшись смелости, пришла сюда. Как ты?       Гринграсс выдерживает паузу, рассматривая лицо младшей сестры: уставшая, такая же как и все остальные ровесники. Слишком взрослая для своих лет.       Можно ли с ней разговаривать откровенно?       Ты никогда не пробовала.       Ненавидеть было легче, чем попытаться найти к ней подход. Избегать проще, чем обратить внимание, что рядом есть настолько близкий человек, который может понимать и чувствовать так же, как ты.       Может ли?       — Это было ужасно, — Дафна начинает неуверенно. — Вы уже проходили дементров?       Тори кивает.       Блейз говорил, что она достаточно взрослая. И понимает достаточно для того, чтобы разговаривать с ней откровенно. Вечный миротворец. Настало время проверить насколько Забини может быть прав в своих утверждениях.       — Такое же липкое, холодное чувство. Только перед тобой человек. Но… знаешь, он ведь не человек совсем.       Дафна на несколько секунд закрывает глаза, а затем несколько раз мотает головой из стороны в сторону, отгоняя нахождение.       — Мама переживала, — Тори подхватывает диалог. — Но сегодня вечером проиграла дрожи.       Она не произносит вслух то, о чем боится спросить. Но грамотно подводит к своему вопросу, оставляя Дафне шанс перевести тему.       Мама переживала.       В этом утверждении куда больше, чем кажется на первый взгляд. Их мама никогда не переживает. Железная леди может взять несколько уроков выдержки у миссис Гринграсс. Но дрожь взяла вверх — значит повод был достаточно весомый.       — Драко спас ситуацию, — Дафна буквально обнажается. — Темный Лорд должен был убить меня. Чужая. Свободномыслящая. Хотя на самом деле такая же, как все.       — Мы все для него просто мясо, — Тори отводит взгляд, подтягивая к себе колени, чтобы обнять.       Дафна наконец обращает всё свое внимание на младшую сестру. Тори пришла к ней беззащитной. Она всё ещё не защищается.       — Ты всё понимаешь, но почему…       Астория закрывает глаза.       — Удобно быть никакой. Я всё хотела тебе об этом намекнуть, но не знала, как подступиться. А теперь уже поздно.       — О чём ты говоришь?       — Никакая — значит на тебя нет ни планов, ни надежд. Обычная. Ниже среднего. И можешь просто жить.       До старшей Гринграсс не сразу, но начинает доходить. Её сестра переиграла всех. Ей хватило осознанности и мудрости, чтобы скрыть свои таланты.       И то, что ты презираешь в ней, напускное.       — Мне казалось, что тебе всё это нравится, — Дафна кусает губы, вспоминая каждый из эпизодов с сестрой за прошедшие пол года. — Просто таланта не хватает, чтобы быть частью происходящего.       — А мне сначала показалось, что ты обезумела и считаешь себя лучше остальных, — Тори невзначай пожимает плечами. — Все мы ошибаемся.       — Хорошо, что мы это выяснили, — Дафна хмыкает, повторяя позу сестры.       Повисает пауза, в которую сёстры могут осознать, сколько времени потеряли не общаясь. Как глупо это было — лишить друг друга близкого человека рядом.       — Что тебя там сломало? — вопрос застает врасплох.       — О чем ты? — Дафна напрягается.       — О Дурмстранге. Что-то заставило тебя не привязываться к людям и держаться отстраненно. Что ты не пережила?       Понимание, которое минутами ранее проскользнуло между сестрами, исчезает.       — Когда будешь готова поделиться, я буду рада выслушать, — и Тори понимает это раньше колкого ответа Дафны. — Я вообще всегда рядом, чтобы у тебя не происходило.       Она поднимается, собираясь выйти из комнаты. На сегодня их разговор закончен. Но обе понимают, что будет продолжение.       — Почему ты это делаешь? Почему решилась прийти сегодня?       Тори на секунду замирает и отвечает, не оглядываясь на сестру.       — Устала видеть в тебе врага. Не хочу потерять тебя, не поговорив, — замолкает, сглатывая. И тише добавляет: — и, кажется, что когда по маминой коже пробежала дрожь, я впервые осознала, что всё это слишком по-настоящему.

***

      Пэнси делает шаг назад и прижимается спиной к дверям вагона. Дафна заходит через противоположные двери, держа в руке тяжелый саквояж, будто специально не отдавая его никому другому.       Тео сжимает челюсть и поднимает взгляд в потолок. Драко отворачивается к окну.       Блейз поднимается с места. Быстрым шагом приближается к одногруппнице и забирает багаж, закидывая его на верхнюю полку.       — Рад тебя видеть.       — Взаимно, — искренне.       Действительно рада. Но взгляды на нее, как на привидения, сводят с ума. Они все успели попрощаться. Они все успели её похоронить.       Гринграсс проходит мимо Забини и садится напротив Малфоя. Стоило всё же позвать с собой в вагон Тори, тогда можно было бы отвлечься на разговор с ней. А лучше было бы согласиться поехать с сестрой в купе и отложить момент встречи до Хогвартса.       — Как ты? — Драко встречается с ней взглядами.       — В порядке.       — Хорошо.       — Дафна! — Пэнси оказывается рядом слишком быстро, обнимает и утыкается носом в плечо.       Так неестественно для себя, что всё внутри у Гринграсс передергивает. И Паркинсон будто нутром чувствует неправильность момента, отстраняясь так же быстро, как позволила себе слабость.       — Извини.       — Обиды для дураков, — и еще больше для тех, кто так и не понял, в каком дурацком положении находится их поколение.       Они похоронили её, потому что так было проще справиться с эмоциями. Потому что иначе каждый из них мог не сдержаться и тоже погибнуть. И это было бы непозволительной роскошью.       И чрезвычайной глупостью.       — Как прошли ваши каникулы после Нового Года? — улыбка, появившаяся на лице Дафны пугает.       Она не выглядит угрожающей, но Драко невооруженным взглядом рассматривает за ней трещину.       Гринграсс приехала к ним сломленной. Девочка, которая первого сентября зашла в вагон поезда уже не была ни счастливой, ни здоровой. Но теперь… внутри неё плещется тьма. Необъяснимая и тягучая. Завораживающая и пугающая.       От неё ничего не осталось. И в тоже время она наконец-то осталась без лишней мишуры.       И Малфой с трудом себя сдерживает, чтобы не протянуть руку и не попытаться коснуться её нового состояния.       — Неплохо, мы с родителями ездили к родственникам в Дувр, я гуляла вдоль белых скал, — первой начинает Пэнси. — Ненавижу свою тётку, но надо признать, что природа у её поместья невероятна. И когда волны бьются о камни… Кажется, что ничего иного в мире и нет.       В её голосе всё ещё слышится вина, но чем больше Паркинсон говорит, тем меньше этих ноток остается. Эти дети научились забыть свои ошибки.       Но Дафна готова поклясться, что каждый из них усвоил урок. Они могут сопротивляться.       — Я выписал себе тренера по шахматам и провёл каникулы за игрой, — Тео присоединяется к компании. — Признаюсь, что удивление моего отца от этого выбора досуга стоило того. Его выражение лица было весьма забавным, когда я отказался от охоты и поездки к Забини ради доски.       И в его тоне появляется давно забытая насмешка.       На месте трещины начинает прорастать нечто новое. Что-то, что в глубине ждало возможности вырваться на свет.

***

      Возвращение в школу происходит без лишней помпезности.       Поезд останавливается на перроне. Студенты спрыгивают в пушистый, нечищеный снег. И спешат в каретам.       Дома.       Их не было здесь всего неделю, но за это время произошло так много, что кажется, успела пробежать вечность.       Дафна удивляется, каким родным и знакомым теперь кажется здешний воздух, как хочется им надышаться так, чтобы легкие заскрипели. Очистились от городской скверны. И снова начали функционировать без лишней боли на каждом вздохе.       Подземелья встречают привычным холодом.       Дафна заходит в свою комнату и не находит внутри соседки: Лойл не было в поезде — но это было легко объяснить, она могла сесть в вагон с Гриффиндорцами. Но после её не было на перроне — можно было затеряться в толпе. Однако, теперь у кроватей стоят только вещи Гринграсс — и вот это странно. Потому что все вещи доставляют одновременно.       Секунда, чтобы осознать. Дафна быстрым шагом покидает комнату, направляясь в сторону спальни Паркинсон.       — Студенты могут приехать позже? — её голос звучит встревожено.       — Исключено, — Пэнси закуривает сигарету, сидя с ногами на кровати. — Все обязательно садятся на поезд. Отличились однажды только Избранный с Уизли. Но… ты же понимаешь, что к Лойл это никакого отношения не имеет, — она растягивает слова, медленно выпуская в воздух дым.       — Что ты знаешь?       — Ничего, просто тоже обратила внимание и проанализировала, — Паркинсон не ведётся на тревогу Гринграсс. Её слова всё так же тягуче и расслаблены. — А теперь ты с потерянным видом и логичным вопросом. Надеюсь, что она по крайней мере жива.       — Это бесчеловечно, — Дафна выплевывает фразу. — Я ведь сказала, что она не предавала. Разве могли быть к ней вопросы после этого?       — Но её родители не дураки. И это малая плата. Вероятно, что они просто сбежали за пределы страны. Если не дураки — то точно сбежали. Вопрос лишь в том, стали их искать или нет.       Дафна садится рядом с Пэнси, сдаваясь. Трейси, которая слушала диалог, тоже перемещается на кровать к однокурсницам.       Паркинсон молча протягивает две сигареты, и обе девушки, не споря, принимают, закуривая.       Табачный дым впервые проникает в легкие Гринграсс. Горький и ядовитый, он сжимает внутренности, заставляя раскашлятся. Но затем приходит расслабление. Голова затуманивается, тревожность отступает.       Пэнси смотрит на часы, даёт пару секунд на то чтобы выдохнуть в тишине, а затем уничтожает окурки взмахом палочки.       — Пора.       — Куда? — Дафна медленно поворачивает лицо в её сторону.       В голове белый шум. Вакуум, чтобы не взорваться. Она возненавидела Лойл в последние месяцы. Подруга мешала. Раздражала и вечно била в слабости.       Но она была рядом. Она была из прошлого. Она была.       А теперь только гадать, что случилось и зачем.       — Идём, — Пэнси дает понять, что отвечать не собирается. — Захватим теплые мантии, придется пройтись. Повод хороший, хоть и не во время.       Они проходят сквозь полупустую гостиную, поднимаются на первый этаж и устремляются к выходу на улицу. Гринграсс едва ли отдает себе отчет, что происходит.       Её мысли то и дело возвращаются к Лойл: почему не написала. Потому что ты была отвратительной подругой. Высокомерной и отстраненной. Астория права — ты вела себя отвратительно, будто сошла с ума. И вместо поддержки — срывалась и подначивала.       А теперь пожинаешь плоды своего поведения, оставшись в Ховгартсе в одиночестве среди чужих. Но действительно чужих ли?       — Сюрприз! — голос Блейза вырывает из мыслей. — Эй, что с вами? — он наклоняет голову вбок, пьяный взгляд сбивает с толку.       Забыться.       Ты теперь одна из них. И это их способ выжить. Забыться.       — Что здесь происходит? — Дафна заставляет себя выдавить вопрос.       — Новогодний вечер слизеринцев! Добро пожаловать! — Тео кладет ладонь на плечо Блейза, приветствуя одногруппниц. — С вас штрафные за опоздание.       — Спланированное опоздание, прошу заметить! — поправляет его Пэнси. — Я должна была привести её к разгару этой вечеринки, — но бокал с огневиски принимает и выпивает залпом.       Дафна следует примеру, морщась.       — А ведь у меня была готова речь, чтобы уговорить тебя выпить, — расстраивается Блейз. — Что ж, развлекайтесь! И чувствуйте себя здесь лучше, чем дома!       Пэнси и Трейси поднимают обновленные бокалы, пока Дафна стоит ничего не понимая. Девушки исчезают, смешиваясь с остальными слизеринцами.       А Гринграсс продолжает с удивлением смотреть на то, как на поляне у Черного Озера, едва избежавшие наказания дети устраивают праздник. Они украсили это место огоньками, растопили снег, наложили согревающие чары и, судя по громкой музыке, скрыли себя от остальных оглушающими чарами.       — Зачем всё это? — Гринграсс обращается к повернувшемуся спиной Блейзу. И в этот же момент понимает, что её уже не слышат.       Веселье началось. Они все требовали веселья.       Дафна медленно движется между танцующих студентов. Их лица веселы, в глазах играют искры. Они беззаботны и счастливы. Так, словно эта поляна всерьез оберегает их от внешнего мира. И в этом веселье Гринграсс с облегчением замечает силуэт сестры.       Тори тоже здесь и тоже празднует. Лойл сбежала, но осталась сестра.       Чуть позже среди всеобщего праздника Дафна замечает фигуру Драко, сидящего поодаль от остальных лицом к озеру.       — Привет, — она, не спрашивая разрешения, садится рядом.       Малфой молча оценивает её состояние взглядом. И будто всё понимает.       — Это действие нелепо, но кто я такой, чтобы просить их отменять праздники, — его голос звучит сдавленно.       — Они счастливы.       — Они идиоты, — Драко смотрит на затянувшуюся ледяной коркой гладь воды. — И мы тоже.       — Получается, что кое-что у нас все же отобрать невозможно.       — Что?       — Любовь к жизни, настолько безумную, что мы раз за разом готовы рисковать и сходить с ума после.       — Ты пьяна, — он ведет носом. — И ты курила.       — Разве тебя это касается?       Её вопрос обжигает. Но она права. Его это не касается. Её жизнь его не касается.       Драко морщится. Не касалась. Потому что в момент, когда он её спас, она начала принадлежать ему. Так написано в древних магических книгах: отбирая душу у смерти, ты принимаешь ответственность за неё в живом мире на себя. И он отдал часть своей магии, чтобы она осталась жива. Это хуже непреложного обета.       Это глупость из старинных фолиантов. Страшная сказка       И она права. Его всё это не касается.       — Выпьем ещё? — Драко достает початую бутылку огневиски.       Дафна молчит. Она знает, что согласится. И знает, что он тоже это знает. Кивок согласия такая формальность на этом вечере лицемерия.       — Они сломали и тебя тоже, они нас всех сломали, — Малфой принимает решение за неё, разливая жидкость в трансфигурированные из камней бокалы. — Вернее, они так думают. Но это не имеет ничего общего с реальностью.       Бокалы быстро оказываются пусты. Не привыкший к алкоголю организм излишне подается яду.       — Ещё, — Дафна протягивает бокал.       И Драко повинуется, не задумываясь о последствиях.       Разум затуманивается. Она хочет забыть. Забыться. Ведь у остальных работает.       — Ты помнишь заклинание от рвоты? — Гринграсс зажимает рот руками.       И только в этот момент до Малфоя доходит, что ему не стоило ей наливать так много. Это ведь было логично, если бы он только обращал внимание на что-то кроме своих мыслей.       — Блять, — он выругивается вслух. А про себя произносит заклинание, которое должно помочь.       И, почувствовав облегчение, Дафна откидывается на спину, устремляя взгляд к небу.       — Как же отвратительно. И зачем вы только пьете?       — Но ведь тебе стало легче?       — Легче? — она прислушивается к внутреннему голосу. Боли нет. Боли действительно больше нет. Только жгучая злость из-за несправедливости. — Безносый маньяк пытался меня прикончить. Я учусь с будущими убийцами. Моя лучшая подруга предала меня, а теперь исчезла. И я понятия не имею, какова моя роль в этом дерьме. Но мне легче.       Она до боли закусывает губу, стараясь сдержать подступающие к горлу слезы.       Эмоций внутри слишком много, её не готовили к такому. Никто не рассказывал, как справляться. Только что встать и бежать, пока не захочется выблевать легкие. Но и на это сил больше нет.       Бег тоже не спасает до конца.       Драко слишком хорошо знакомо её состояние. Утром она ничего не вспомнит. И это шанс.       — Безносый маньяк оставил на моем предплечье чертову метку. Мои родители его заложники. Мне нужно прикончить Дамблдора и починить исчезательный шкаф, чтобы… Не важно. И нихрена не выходит, потому что я бездарность.       Так искренне, что сознание взрывается.       Дафна садиться, чтобы заглянуть в его глаза. И смотрит в них непозволительно долго. Утопает в холодной серой бездне. Внутри оказывается слишком много боли и страха, но вместе они будто могут это пережить.       Какой невозможный бред.       Но он словно чувствует тоже самое. Потому что притягивает Гринграсс к себе. И жадно целует в губы, упиваясь её эмоциями. Отдавая ей всё, что может отдать.       Драко чувствует вкус её слезы, всё же скатившейся по лицу. И готов поклясться, что её отчаяние тоже может почувствовать.       Но всё ничто по сравнению с тем, что Дафна отвечает. Не отталкивает, не кричит, не бьет по лицу. Она целует его в ответ, прижимаясь ближе, впиваясь пальцами в его шею и щеки.       Будто внешнего мира и правда не существует и никто не может их увидеть.       Проходит вечность. Горячее, сбившееся дыхание выдает их возбуждение. Расширенные зрачки и бешено стучащие сердца.       — Можно зайти дальше, и тогда станет ещё легче, — тихо выдыхает Драко, ни на что не рассчитывая.       Лишь бы только она больше не отдалялась. Лишь бы только ещё раз попробовать её губы на вкус, когда она протрезвеет.       — По-дружески, конечно, мы ничего друг другу не должны, — идиот.       — Естественно, — Дафна отстраняется, но продолжает смотреть ему в глаза.       Неправильно долго и слишком сексуально.       Она действительно сдается. Будто знает, какой договор они заключили, когда она выпила зелье.