***
Вернувшись домой, Озаки первым делом приказала принести лед. Скулы от постоянной неестественной улыбки ужасно болели, и Коё знала, что только так сможет вернуть мышцам чувствительность. Она долго металась по комнате, пытаясь собраться с мыслями, изредка вздрагивая от холода и недовольства. То, что произошло сегодня, было катастрофой… Конечно, Коё полностью отдавала себе отчет, почему Чуя солгал Мори — он давай ей время подготовиться, и обеспечивал Озаки почти полную неприкосновенность. Теперь у Коё были развязаны руки, а вот Мори можно было шантажировать. Не в открытую, но все-таки можно. Женщина остановилась напротив большого зеркала и придирчиво оглядела себя: да уж, с огромным куском льда у лица и покрасневшими от холода щеками она явно не смотрится как красавица. И все же Огай сегодня был очарован, поражен — она видела это в его взгляде, она чувствовала неприкрытый восторг с его стороны. Неужели известие о ребенке сделало его таким? Коё прикусила губу. Чуя не дурак — знал, как провернуть подобное дело. Он безусловно, очень помог Озаки, только вот… почему же на душе так мерзко? Женщина размахнулась и с силой зашвырнула лед от пол. Почему вместо радости она ощущает только неудовлетворение и страх? Почему мысль о том, что она обманывает Огая таким образом вызывает раздражение? — А что если бы я в самом деле была беременна от Мори? Конечно, такого просто не могло быть — Озаки заранее позаботилась — но все-таки сомнения закрались в ее душу. Женщина металась по комнате и никак не могла успокоиться. Она должна была знать наверняка. Должна знать. — Проверю как-нибудь потом! — сварливо уговаривала саму себя Коё, но легче не становилось. Мысль о том, что Чуя, выдумав такую удачную ложь, прав на самом деле, никак не покидала Озаки. От этого становилось волнительно и тоскливо, и Коё, привыкшая все держать под контролем и в гармонии, только сильнее раздражалась. В конце концов, она не выдержала: ситуация требовала от нее решительных действий. У Коё тряслись руки, когда спустя пару часов она поднесла к глазам белую пластину. Как бы она ни вглядывалась, как бы ни поворачивала ее, полоска была одна. Одна — значит, никакого ребенка нет, и все это выдумки. Значит, ложь Чуи — всего лишь ложь, и она не станет матерью. И у нее нет никакого права на особую ласку и внимание со стороны Мори. Женщина осела на пол и отчаянно расхохоталась, чувствуя, как к глазам подступают слезы. Все это было так неожиданно, так больно, что она не отдавала себе отчет в том, что делает. Коё смеялась и ощущала, насколько горячими стали щеки. Белая пластина, зажатая в руке, тряслась, и Озаки вдруг швырнула ее об стену, желая никогда больше не видеть этой мерзкой штуки. И зачем она только решилась? Нужно было оставить все как есть! Лежать на полу было холодно и неудобно, но Коё не обращала это внимание. Все произошедшее казалось ей трагедией, с которой она, возможно, впервые в жизни, не сможет справиться. Все еще всхлипывая, Озаки подумала о том, как долго она сможет скрывать от Мори обман. Если он узнает — непременно будет в ярости, и Коё уже не избежать смерти. Огай убьет ее дьявольски извращенно за боль, которую причинит ему такое известие. Но Озаки боялась совсем не боли… «Стоп!» — Коё резко села, ошеломленная собственными мыслями. Почему же она так расстроилась из-за того, что не беременна? Она же никогда не хотела детей от Мори… На улице уже была ночь, когда Озаки вышла в сад. Она сооружала его с особой тщательностью, и каждый уголок здесь был ей знаком. Сад отличался изяществом и скромным величием, полностью отражая горделивую натуру хозяйки дома. Людей, которым был разрешен вход сюда, можно было пересчитать по пальцам. Вдыхая стальной морозный воздух, женщина медленно прогуливалась по саду. Ей предстоит о многом подумать.***
«Если бы я могла никогда больше не просыпаться!» — мелькнуло в голове у Хигучи, когда она открыла глаза. Акутагава лежал рядом, во сне легко обнимая девушку. Он спокойно дышал, и волосы, спадавшие на лоб и щеки, чуть покачивались в такт дыханию. Ичиё чувствовала тяжесть его руки на своей талии и боялась пошевелиться, чтобы ненароком не разбудить возлюбленного. Наверное, даже в самых смелых своих мечтах она не могла предположить, что однажды ее грезы станут реальностью, и она сможет дотянуться, коснуться, ухватить их пальцами. Вот они — не пыль, не призрачное сияние; а мрачный, далекий парень сейчас выглядит таким умиротворенным… Хигучи улыбнулась, наслаждаясь моментом и разглядывая Рюноске. Кто знает, будет ли у нее еще один такой день? С сожалением девушка вспомнила, что сегодня ей нужно будет выйти на работу, а значит, оставить Акутагаву одного. Как же хотелось побыть с ним подольше. Хигучи потянулась к телефону, чтобы посмотреть, сколько времени — до предполагаемого выхода оставалось еще около двух часов, поэтому сейчас можно было немного расслабиться. Девушка выключила гаджет и осторожно положила голову обратно на грудь Рюноске, чувствуя, как снова становится тепло и приятно. Мечты сбываются, даже если для этого нужно ждать несколько лет. Ичиё не знала, сколько времени прошло, но Акутагава вдруг крепче обхватил девушку руками и, не открывая глаза, поздоровался: — Доброе утро. — Доброе, — счастливо улыбнулась Хигучи. — Как спалось? Спина болит? Акутагава сделал несколько телодвижений и озвучил вердикт: — Уже почти нет. По сравнению со вчерашним — небо и земля. — Ну и славно. — Благодаря Расёмону, я быстрее восстанавливаюсь. Некоторое время они лежали молча, затем Хигучи с явным сожалением в голосе сказала: — Скоро мне нужно будет идти на работу. Рюноске глубоко вздохнул и наконец-то открыл глаза. Ичиё в очередной раз с восторгом отметила, какие же у него длинные и пушистые ресницы, изогнутые темные брови, и губы… такие… — Куда ты смотришь? — лукаво поинтересовался Акутагава (и откуда только что берется). Хигучи стремительно покраснела. — Это не то, что ты подумал, — быстро начала оправдываться она, впрочем, запоздало понимая, что это не имеет никакого смысла. К тому же, ее слова могли обидеть парня. Акутагава, сохраняя непроницаемое выражение лица, поднял одну бровь. — Тогда сделай так, чтобы я подумал правильно. Хигучи фыркнула и села в кровати — как ни жаль, но пора было собираться. Рюноске поднялся вслед за ней. Распахнув шторы, Ичиё заметила, что погода на улице еще совсем не весенняя, и, судя по всему, снаружи довольно холодно. Но солнце все равно светило, что не могло не радовать. Девушка улыбнулась сама себе: если бы каждое утро начиналось именно так! Но мало было надежды на такую жизнь. Сейчас, глядя сквозь стекло на проходящих мимо людей, Хигучи понимала это как никогда. Акутагава связан с Портовой Мафией, жизнь самой Ичиё висит на волоске, ведь в любую минуту о ней могут вспомнить и устранить. Они оба в смертельной опасности, и забыть об этом не удастся. По крайней мере, самой Хигучи, ведь она всегда будет защищать своего семпая. За раздумьями девушка не заметила, как к ней подошел Акутагава. Он был в простой домашней одежде, чего раньше никогда не позволял себе при ней. Это заставило Ичиё снова улыбнуться. — Хигучи… Есть кое-что, что мне нужно сказать тебе. Сначала девушка вообразила, что Рюноске сейчас сделает ей какое-нибудь признание, но вдруг уловила в его голосе тревожность и неуверенность. Раз так — значит, новости вряд ли хорошие. — Я уверен, что мне не стоит этого делать, но ты ведь так или иначе все равно все разведаешь. Будет лучше если ты узнаешь всю информацию лично от меня. Акутагава говорил сухо, отрывисто и специально не смотрел Ичиё в глаза. Она не на шутку перепугалась. — Что случилось?! Рюноске вскинул голову и испытующе посмотрел на нее; Хигучи видела, что он колеблется. — Да говори же! — в страхе прошептала она. — Я… я должен убить мальчика-Тигра. От удивления и некоторого облегчения Ичиё неловко заулыбалась — что он такое говорит? Да ладно, он ведь всегда думал о чем-то таком, почему именно теперь это стало проблемой? — Я должен это сделать по приказу Озаки-сан. Хигучи кивнула, терпеливо ожидая продолжения. Должно быть, есть что-то, что заставляет Акутагаву так волноваться. — Если у меня не получится, то начнутся большие проблемы. В том числе и у тебя. От легкого утреннего настроения не осталось и следа. Акутагава был мрачным и сосредоточенным и глядел на Ичиё так, словно ждал от нее полного отчета за сложное задание, выполненное накануне. Хигучи инстинктивно сжалась, не зная, что ответить. — Но… но при чем здесь я? — еле слышно пролепетала она. — Я ведь больше не член Портовой Мафии. Рюноске отвернулся и запустил руку в волосы. — В этом все и дело. Ичиё сразу поняла, что он имеет в виду. — Они угрожали тебе, да? Ты не хочешь связываться с Агентством, а Мори сказал, что сделает что-то со мной? Чтобы ты послушался? И давно ты об этом знаешь? Вопросы так и сыпались, но Акутагава лишь поморщился, не отвечая ни на один из них. — Ты воспринимаешь все слишком буквально, — пожаловался он, но Хигучи уже была на взводе. Она пришла в ужас при мысли, что из-за нее Рюноске может грозить опасность, и все же не знала, чем может помочь. Бессилие выводило ее из себя. — Что я могу сделать для тебя? — бесцветным голосом спросила Ичиё; очень хотелось заплакать от несправедливости, но она не могла себе этого позволить. Неожиданно девушка почувствовала руку Акутагавы на своем плече, она испуганно подняла голову. — Хигучи, просто не делай ничего, — тихо произнес он. — Я рассказал тебе о Тигре, чтобы ты не вляпалась в неприятности, как ты это умеешь. Я способен справиться со всем сам. И если ты предпримешь что-то, что не согласовывается с моим планом, мы оба можем попасть в ловушку. Слезы вдруг, вопреки желанию Ичиё, быстро потекли по щекам. Акутагава ощутимо занервничал и отступил. Хигучи была одновременно очень растрогана его заботой (как-никак, это была забота), испугана и раздосадована на Мафию. Почему именно сейчас, когда все так хорошо, мир начинает рушиться? Почему счастье всегда такое недолгое? Ичиё знала, что ей не следует плакать при Рюноске, но ничего поделать не могла. Теперь у нее нет официального права быть его телохранителем, и, защищая Акутагаву, Хигучи действительно может лишь ухудшить положение. Семпай был прав, но смириться с таким положением вещей было невыносимо. — Хигучи, — неловко позвал эспер, но Ичиё ни за что хотела сейчас показывать ему свое красное и распухшее от слез лицо и упорно смотрела в пол. — Не делай ничего необдуманного. Так мне будет спокойней. Просто оставайся в тени. — Оставаться в тени? — воскликнула Ичиё. Она и так большую часть своей жизни «была в тени» — была ничем, никем не только для Акутагавы-семпая, но для всех вокруг. Ее имя было синонимом чего-то бесполезного и раздражающего, того, от чего хочется избавиться, но нельзя отбросить в сторону. Ичиё Хигучи — всего лишь посредственность, которая вечно болтается за спиной одного из сильнейших эсперов, обладателя Расёмона — Акутагавы Рюноске. Таким было прошлое Хигучи, и, слава богам, сейчас все по-другому. Акутагава больше не сторонится ее, да и Портовая Мафия осталась позади. И вот, когда Хигучи едва-едва ступила на свет, ей снова приказывают «возвращаться в тень»? — Я не хочу. Мне не важны причины. Я тоже работала в Мафии, и я знаю, как за себя постоять. Я не могу позволить тебе делать все в одиночку. — Боги, Хигучи, ну что ты несешь?! — начал раздражаться Акутагава. — Ты прекрасно знаешь, на что я способен. Мне не нужна защита. Тем более… — Рюноске осекся, но Ичиё и так поняла, что он хотел сказать. «Тем более от человека без способностей эспера». — Я не вижу смысла в этом споре. — О да, конечно! — Просто не суйся туда, куда тебя не просят! — Ты не можешь мне запретить! Раньше Хигучи никогда не спорила с Акутагавой в таком тоне, да и вообще резко не возражала ему, и сейчас испытывала тайное удовольствие. Произошедшее между ними позволяло ей говорить то, на что она не решилась бы раньше, когда была телохранителем. Ичиё знала наверняка, что сейчас Акутагава думает что-то наподобие: «Да отцепись ты уже!» или «Можешь, наконец, заткнуться?!» — Знаешь, будет лучше если ты сейчас пойдешь на свою работу, — хмуро произнес Акутагава, всем своим видом показывая, что разговор исчерпан. Его обращение ранило Хигучи сильнее, чем она ожидала. Ей по-прежнему было больно слышать пренебрежение в голосе Акутагавы, и слезы вновь обожгли глаза. Неужели этот человек был создан только для того, чтобы мучить ее? Она не выдержит такой жизни. — На самом деле, ты не любишь меня, — сказала девушка, подбирая сумку и направляясь в коридор. Рюноске взвыл: — А-а-а-а-а-а! Да как это связано?! Как ты вообще это определяешь?! Если бы Хигучи повернулась, она бы увидела, что Акутагава густо покраснел. Когда речь заходила о чувствах, он неизменно начинал говорить всякую ерунду. — Ичиё! — Не надо называть меня по имени! — в бешенстве воскликнула Хигучи, надевая пальто. — У тебя нет на это никакого права! — Аргх! Да что опять не так?! — зашипел Рюноске. Он был сбит с толку. Они оба не знали, что сказать, и Хигучи молча одевалась. Она была очень расстроена и осознавала, что во многом неправа. Она боялась потерять расположение Акутагавы, но еще больше боялась, что не сможет защитить его теперь, когда ее мечты как никогда близки к реальности. Не надо было рассказывать про Тигра… Если Акутагава так легко отказывается от нее, Ичиё, ради мести или чужого приказа, то все однозначно: он не любит. Испытывает какие угодно другие чувства, но не любит по-настоящему, так, как она. Уже в дверях Хигучи все-таки обернулась и, злясь на себя, спросила: — Хочешь, чтобы я зашла на полчаса вечером? — Конечно, — тут же отозвался Рюноске, и Ичиё закрыла дверь. На душе было как никогда тяжело. В кондитерской дела тоже шли плохо. Вместо Элис напарницей Хигучи сегодня была Шинджу, и она успела истрепать Ичиё все нервы. Она вечно подозревала Хигучи, ревновала к посетителям-мужчинам и все время норовила показать свою неприязнь. Хигучи представляла себе, как одним движением сворачивает наглой девице шею и старалась оставаться спокойной. Этот день рано или поздно закончится. Как и все предыдущие. Под конец рабочего дня Хигучи уже готова была сорваться не на шутку. Шинджу откровенно бесила, запах в магазине был слишком приторным, будущее — исключительно несчастным. И даже рекомендации и хлопоты Дазая уже не казались Ичиё достаточным поводом, чтобы остаться у Ичимуро-сана и не делать глупостей; она ненавидела эту дурацкую кондитерскую всем сердцем. Напоследок Ичиё нагрубила Шинджу, совершенно не заботясь, что та подумает или сделает, и поплелась к дому Акутагавы. Она пообещала утром зайти, но сейчас не испытывала никакого энтузиазма. О чем они будут говорить? Конечно же, опять поссорятся, Хигучи, как и всегда, сделает так, как скажет Акутагава. Возможно, он поцелует ее в щеку на прощание, и Ичиё отправится к себе, где обязательно будет шумная младшая сестра и неубранная квартира. Кстати, стоило бы позвонить Эйке, ведь днем она так и не вышла на связь, хотя Хигучи пыталась связаться с ней несколько раз. — Эйка? Как дела? — поинтересовалась Ичиё, скрывая усталость и раздражение в голосе. — Ичиё! Ты придешь сегодня? Хигучи-старшая сразу почувствовала недоброе. Вряд ли Эйка начала бы разговор, спрашивая так сразу в лоб. — Я пока еще не знаю, — осторожно ответила она, — а у тебя были какие-то планы? Судя по испуганному сопению на том конце провода были. И очень даже грандиозные. — Я пригласила к нам подружек на ночевку. Ты же не будешь сердиться, правда? — Вы все уже у нас? — Да, — жалобно пролепетала Эйка. Ичиё вздохнула. — Скорее всего, я вернусь поздно сегодня, но я не против. Веселитесь. Только не разбейте ничего. — Спасибо! Спасибо-спасибо! — радостно завопила Эйка, и от ее счастливого голоса Хигучи-старшей стало чуточку легче. Хорошо, что сестре радость может принести даже такая мелочь как ночевка с подругами. Пусть у Эйки будет побольше таких ночевок, пока она не вырастет и не столкнется с проблемами, которые сулит взрослый мир. Хигучи сама не заметила как дошла до дома Акутагавы. Она долго медлила, ходя взад-вперед перед входом и не решаясь войти. Сейчас ей хотелось этого меньше всего на свете. Ичиё чувствовала себя несчастной и уставшей и совсем не хотела сейчас нравиться Акутагаве и предупреждать вспышки его гнева. Не хотела. Но вернуться домой Ичиё не могла, ведь только недавно сама дала Эйке волю делать все, что вздумается. Может, просто пойти в какое-нибудь круглосуточное кафе и просидеть там всю ночь? Хигучи уже достала телефон, чтобы написать Акутагаве, что сегодня не придет, как вдруг ей пришло сообщение от него же: «Ты где? Я жду». Ждет… Зачем? Чтобы вырвать у нее обещание «не соваться, куда не следует»? Ичиё тяжело вздохнула и ответила: «Буду через пять минут». Она нарочно медленно поднималась до квартиры, не желая пользоваться лифтом, и с каждым шагом чувствовала, как сильнее накатывает усталость. «Полчаса. Максимум час. Потом я пойду домой и отдохну», — уговаривала себя Хигучи. Дверь в квартиру была не заперта. Ичиё удивилась, но в коридоре было темно. Едва различимый мягкий свет падал только из кухни и из комнаты Акутагавы. — Неужели он уже спит? — вслух произнесла Хигучи и почувствовала, как что-то прошелестело сзади. Девушка резко обернулась. Шелест повторился, но уже сбоку. Хигучи снова повернула голову. — Да что происходит? Акутагава? — позвала она. Хигучи явственно почувствовала, как что-то холодное скользнуло по ее руке, и запаниковала. Что если с Рюноске что-то случилось? Ведь дверь была открыта — кто тогда в квартире? — Семпай? Все хорошо? Ты не ранен? — громко спросила Ичиё. Хигучи по-прежнему казалось, что что-то темное и непонятное преследует ее. Она кружилась на месте, вскрикивая, и вдруг, обернувшись в очередной раз, встретилась лицом к лицу с Акутагавой. — Что… что это было? Эспер не ответил и лишь молча сделал шаг вперед. Рук Хигучи снова коснулись холодные острые лезвия, и она поняла, что все это время она чувствовала Расёмон. Лицо возлюбленного казалось Ичиё чужим и неприветливым, и на секунду она подумала, что слишком сильно обидела утром Акутагаву, и он решил ее наказать. Но неожиданно Рюноске задал совершенно обыденный вопрос: — Ты голодна? — Что?! Нет… я поела на работе, — соврала девушка. Кажется, ее ложь не убедила Акутагаву, потому что он схватил ее за руку и потащил в сторону кухни. — Пойдем, — глухо пробормотал он и перед самым входом подтолкнул Хигучи вперед. Ичиё не поверила своим глазам: вся кухня была уставлена свечами и цветами, а на столе красовался аппетитный и изысканный ужин, явно заказанный из дорого ресторана. Открыв рот, Хигучи взирала на все это великолепие и не могла поверить глазам. Это что, сон? Девушка в изумлении повернулась к Акутагаве, но не успела задать ни одного вопроса — он ее опередил. — Я… ты сказала утром, что я… отношусь к тебе не так и… ты права, я не знаю, как правильно обращаться с девушками. Я привык к другому. Но… я думаю… мне говорили, что девушкам такое нравится, — Рюноске неловко обвел рукой кухню и нервно хмыкнул. Казалось, что больше из него не вытянуть и слова. Хигучи молча кивнула, чувствуя, как внутри рождается странный, волшебный восторг. Акутагава, ни разу в жизни не сказавший никому ласкового слова, ради нее устроил такое… Ичиё хорошо представляла, каких усилий стоило ему не сложное на первый взгляд мероприятие. — Спасибо, — прошелестела она, краснея и опуская глаза. — Тебе не нравится? — немного воинственно откликнулся Рюноске. — Все чудесно! — поспешила успокоить его Хигучи. Ужин действительно оказался очень вкусным. Ичиё наслаждалась каждым съеденным кусочком, а выбранное Акутагавой вино превзошло все ее ожидания. Усталость давно сошла на нет — вино принесло с собой расслабляющую сонливость, и девушка, наконец, почувствовала себя спокойной и счастливой. — Оставь, — попросил Акутагава, когда Хигучи начала было убирать со стола. — Сейчас это не имеет никакого значения. Ичиё против воли вспомнила тот вечер, когда к ней вернулась память. Тогда все тоже начиналось с ужина… Дрожь осознания охватила ее, девушка задышала быстрее. Рюноске снова взял Ичиё за руку и повел на этот раз в комнату. — Я надеюсь, ты разобралась со всеми своими делами на сегодня, — сказал он, останавливаясь посреди спальни. Здесь тоже было много свечей и цветов. Пытаясь скрыть неловкость, Хигучи осматривалась по сторонам. Она до сих пор не верила в происходящее. Должно быть, она все-таки зашла в круглосуточное кафе и заснула за столом, потому что даже в мечтах Акутагава не был таким… милым? нежным? Разве он правда может быть таким — нормальным парнем? Акутагава снова заговорил, и Хигучи вздрогнула: — Когда ты ушла, я долго злился. Нет, так говорить не надо, — эспер перебил сам себя и поперхнулся. — Можно я начну сначала? — Почему ты спрашиваешь? — зажато рассмеялась Ичиё и мило покраснела, поняв, что парень по-прежнему держит ее за руку. Кажется, это придало Рюноске уверенности. — Ты можешь не поверить мне, но ты сама вынуждаешь меня поступать так. Если бы это была не ты, я бы никогда не сделал ничего подобного. Я хочу сказать… Ичиё замерла, завороженно глядя на Рюноске; она боялась даже пошевелиться. Сердце колотилось, как сумасшедшее. — Я люблю тебя, — твердо сказал Акутагава, поднося руку Хигучи к своему лицу. — Ты сказала утром, что это не так, потому что я никогда не произносил эти слова вслух. Я больше не позволю тебе ничего говорить. Рюноске наклонился к Ичиё и поцеловал — не спрашивая разрешения, не допуская ни намека на сопротивление. Сначала Хигучи вся сжалась, испугавшись, но затем расслабилась и обвила шею парня руками. Акутагава целовался напористо, властно, доказывая и скрепляя свои слова, и девушке ничего не оставалось, кроме как принимать эту власть и полностью раствориться в трепещущем чувстве, которые вызывали прикосновения возлюбленного. Акутагава запустил руку в волосы Хигучи, привлекая ее ближе к себе и заставляя раскрыть рот. В этом был он весь — всегда шел до конца, всегда словно в лихорадке. Ичиё совсем не ожидала, но Рюноске повалил ее на кровать и принялся расстегивать рубашку. Девушка пришла в замешательство: она не думала, что события будут разворачиваться так быстро. — Акутагава, — судорожно зашептала Ичиё, пытаясь остановить Рюноске. — Что? — в темноте, рассеиваемой только светом свечей, его взгляд казался мягким. — Я хочу доказать, что я правда люблю тебя. И что я скучаю, когда тебя нет рядом. И я понимаю, как жил раньше и почему осознал все только недавно. Я хочу, чтобы ты простила меня… за многое. Акутагава снова впился в губы Хигучи — терзая и извиняясь, лаская и полностью покоряя. Ичиё не помнила, чтобы они когда-нибудь так страстно целовались, и отчасти ее пугала сила Рюноске, но она чувствовала жар внизу живота и была уверена, что Акутагава не остановится. Хигучи отвечала на поцелуи, в свою очередь пытаясь стянуть с него рубашку. Она задела коленом бедро парня и почувствовала, как сильно он ее хочет. — Рю… Рюноске! — простонала Хигучи, когда Акутагава, избавив девушку от брюк, коснулся ее между ног. Девушка не ожидала, что прикосновения Акутагавы так сильно будут действовать на нее. Даже в их первую ночь такого не было. Эспер действовал немного неумело и довольно резко, но Хигучи все равно чувствовала небывалое удовольствие; она горела и плавилась в руках возлюбленного, подаваясь навстречу каждому его движению. — Ах, Рюноске! — Продолжай, — прохрипел Акутагава. — Мне нравится, когда ты так делаешь… Хигучи казалось, что она сходит с ума. Как горячо… Как приятно… Хигучи кончила с громким стоном, изо всех сил обнимая Акутагаву. Он совершил еще несколько сильных движений, затем замер и прижался щекой к ее плечу. Когда он вышел, Ичиё почувствовала себя неожиданно опустошенной — если она вообще способна еще что-то чувствовать. Некоторое время они приходили в себя, и Рюноске рассеянно поглаживал руку девушки, которую держал в своей. — Я люблю тебя. Я никогда не пожалею, что сказал тебе это. Я не знаю, что мне еще сделать, чтобы ты поверила. Хигучи смущенно улыбнулась и потянулась, чтобы поцеловать Акутагаву. — Я люблю тебя намного больше. Ты не представляешь, насколько я счастлива услышать от тебя такое же признание. — Теперь могу называть тебя «Ичиё»? — спросил парень. — Ты можешь называть меня, как пожелаешь. — Хорошо, Ичиё. Иногда мечты все же становятся реальностью.