Ты смотришь на меня, Сплетая тени дня, А я к тебе приблизиться хочу Хотя бы на выстрел. © Канцлер Ги — Guilaumette
Все душевные и физические силы ушли на то, чтобы добраться до тайной квартиры Дазая. Хигучи бежала так быстро, как никогда в своей жизни. Лишь добравшись до нужного дома, она поняла, что не стоило этого делать: гораздо разумнее было бы не привлекать внимания, несясь галопом по улице. Задыхаясь, девушка ворвалась в квартиру и заперла дверь. Ключ никак не хотел попадать в замок, и Хигучи злилась на то, что ее руки так сильно трясутся, ведь нервничать сейчас не стоило… Какое-то время Ичиё просто стояла в коридоре, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Она до сих не могла поверить в то, что произошло — еще вчера все было так просто и понятно. Наконец, девушка заставила себя пройти в комнату. Сёдзи покрыла пыль, было видно, что в квартире уже долгое время никто не жил, и ничего с ее прошлого визита не изменилось. Шторы были задернуты, поэтому, несмотря на то, что на улице был день, в комнату не проникал свет. Ичиё вздохнула, усаживаясь к окну, и только спустя несколько минут решилась чуть раздвинуть шторы. Так она и просидела несколько долгих часов, размышляя обо всем на свете. Хигучи с замиранием сердца смотрела, как садится солнце, через небольшую щель в занавесках. От света, пусть и вечернего, слепило глаза, ведь Хигучи сидела в темноте с тех пор, как с ужасом захлопнула дверь в квартиру Дазая и, заперев засов, обессиленно опустилась на пол. Ичиё не понимала, что происходит: ее трясло от боли и разочарования, а мысли в голове путались, наскакивая друг на друга. «Ну почему все вышло именно так?!» — исступленно шептала девушка, обхватив голову руками. Так она сидела в оцепенении, пока не почувствовала, что сильно замерзла, а все тело затекло. Наугад Хигучи открыла шкаф в прихожей, не надеясь ничего в нем найти, но взгляд ее тут же зацепился за темный плащ. Она уже надевала его однажды… И теперь, укутавшись в жесткую ткань, глядя на мир сквозь узкую полоску, Ичиё продолжала задаваться все тем же вопросом — почему? Почему именно Акутагава стал тем, кого выбрала Озаки-сан для своей мести Мори-сану? Хигучи никогда лично не встречалась с этой женщиной — только видела издалека — но даже ее аура заставляла опасаться. И теперь из-за этой женщины их будущее с Акутагавой становится почти невозможным. Неужели, пройдя сквозь столько испытаний, она вновь окажется вдали от… Акутагавы? Неужели снова будет просто пешкой в игре кого-то более сильного и значимого и не сможет даже на миллиметр приблизиться к тем, кого любит? Сердце внутри сжалось от резкой боли, и Ичиё застонала. Плакать уже не было сил, хотя Хигучи казалось, что она вполне может плакать и кровью — как иначе, если все внутри разорвано и изрезано? Ночь прошла, не принеся с собой никаких вестей. Каждую секунду Хигучи ожидала стука в дверь и появления Дазая. Он всегда знает, что делать, и сейчас, наверняка, занят чем-то важным. Он придет и, конечно, сразу станет понятно, что беда миновала, что ей можно вернуться к прежней жизни и не бояться Мафии. Возможно, он даже приведет с собой Акутагаву, но это было в самых смелых мечтах, которые Ичиё сразу же отодвигала. Правда, усталость, бессонница и напряженность делали эту задачу почти невозможной. К утру девушка уже не могла шевелиться: она лежала на узкой, неудобной кровати, не осознавая, какой сейчас день и год, и сколько времени она провела в добровольном заточении в темноте. Все мысли и звуки исчезли из мира, и Хигучи изредка разлепляла ресницы, вспоминая, что ей нужно дождаться стука. Три длинных, два коротких. Только так — в другом случае она будет стрелять на поражение. Она знает, как пользоваться пистолетом. Она была членом Мафии и может похвастаться некоторыми приемчиками… … В дверь настойчиво стучали. Три длинных, два коротких. Три длинных, два коротких… Хигучи с трудом открыла глаза, смутно осознавая, что ей нужно подняться и открыть дверь. Это пришел Дазай, она спасена. Нужно только открыть дверь… но Ичиё была так истощена, что не могла даже пошевелить рукой. Из глаз полились горячие слезы: какая же она жалкая и бесполезная! Ей нужно сделать всего пару шагов, но она не способна даже на это. Нет! Она не будет жалкой! Огромным усилием воли Ичиё заставила себя встать и сделать несколько шагов. Ритм — три длинных и два коротких удара — уже, кажется, целую вечность стучал у нее голове. Шагнуть — и коснуться двери. Шагнуть — и открыть засов. Шагнуть… Обеспокоенное лицо Дазая напоминало Хигучи плоский бесцветный блин, и она почему-то подумала, что на этом блине можно нарисовать все, что угодно. Чьи-то сильные руки подхватили ее под плечи, и Ичиё повисла, едва касаясь коленями пола и уткнувшись головой кому-то в грудь. — Акутагава-семпай? — пробормотала она. Ей казалось, что это уже и не Дазай должен был к ней прийти. — Три длинных, два коротких, все правильно…***
С тех пор, как на площади Дазай, Хигучи, Кёка и Ацуши разошлись, у Осаму было лишь несколько минут, чтобы передохнуть — во время разговора с директором. Передав ершистого Акутагаву на руки Куникиде, Дазай прямиком отправился в кабинет Фукудзавы-сана. Директор был спокоен и сосредоточен, выслушал рассказ до конца и, хотя многое ему не понравилось, сразу же предложил несколько относительно безопасных вариантов того, как справиться с ситуацией. Хлопнула громко дверь — это вернулась Кёка, но входить не стала (Дазай слышал, как Куникида остановил ее перед дверью в кабинет). Что ж, если Кёка не стала настаивать, значит, Хигучи благополучно добралась до убежища. Дазай прикрыл ладонью глаза, вслушиваясь в уверенный, ровный голос Фукудзавы-сана, и в который раз поблагодарил Одасаку за то, что тот перед смертью так упорно просил его встать на сторону света. Через некоторое время в кабинет заглянул Куникида. Выглядел он спокойным, но сведенные вместе брови говорили о том, что он сильно беспокоится. — Я могу помочь? — без предисловий спросил Доппо, уловив общую настороженность. — Куникидушка-а-а, ты такой добры-ы-й, — начал было Дазай, но наткнулся на внимательный взгляд напарника. Что ж, Куникида прав, что одергивает его; время игр прошло, поэтому Осаму перешел сразу к делу: — Какое-то время меня не будет в Йокогаме. Нужно раздобыть корабль, на котором я смогу отплыть из города следующей ночью. — Один? — уточнил Куникида, сразу почувствовавший неладное. — Нет. С… Хигучи, — понизив голос, сообщил Осаму, проверяя, нет ли Рюноске за спиной Доппо. Брови Куникиды взлетели вверх, но прежде чем он успел что-то спросить, Фукудзава успокоил его кивком. Детектив сдержанно кивнул в ответ и бросил многозначительный взгляд на дверь кабинета за плечом. Разгадать эту нехитрую пантомиму было легко: Акутагава, несомненно, будет в бешенстве, когда узнает, что бывший учитель затевает за его спиной. Но Дазай знал, что правильнее всего было оставить Рюноске в неведении, ведь обладателю Расёмона еще предстоит пробраться в логово самого опасного зверя и убедить его в том, что он вовсе не пытался украсть добычу прямо у него из пещеры. Входная дверь снова хлопнула, и на этот раз Дазай услышал голос Ацуши, а вслед за ним трогательный девчачий рев. Да уж, сестра у Хигучи-старшей явно не отличается хорошими манерами. Хотя, скорее всего, она просто очень сильно напугана. Усталый вздох Дазая слился с раздраженным Куникиды, и оба едва заметно улыбнулись друг другу. Все-таки Осаму повезло с напарником. Кто еще, кроме вспыльчивого идеалиста Доппо, мог, хоть и не полностью, но заменить ушедшего Сакуноске? Возможно, Ацуши… если бы только он был на несколько лет взрослее. Иногда Дазай поражался тому, какая сила была скрыта в этом, на первый взгляд, пугливом и неуклюжем мальчишке. Как чутко он чувствовал мир и как смело и прямо умел смотреть на вещи. Как в мгновение ока маленький тигренок становился твердым, как скала, если кто-то угрожал тому, что ему дорого. Дазай не мог проникнуть в эту тайну, как и раньше не мог понять Одасаку, который отказывался убивать. Если бы Ацуши был старше… Дазай бы спросил у него об этом… — И все-таки, как я понял, ты собираешься отдать планы Ноу-Нью Мори-сану? — вывел Осаму из размышлений голос Куникиды. — Не забывай, что Рампо и, кхм… Йосано, — на этом месте Фукудзава почему-то странно улыбнулся, но тут же принял серьезный вид, — очень рисковали, добывая их. Я не доверяю Акутагаве. — Я знаю, что делаю, не беспокойся, — заверил напарника Дазай. — Если мы не передадим эти документы Мори через Рю-куна, то скоро найдем его останки, распотрошенные прямо у нас на пороге. Доппо поморщился — ему никогда не нравились подобные кровавые сравнения. Да и никому не нравились, кроме Йосано, но тут уже начиналась запретная территория. — Согласен. А что с девочкой? — Эйка-чан? Кажется, Ацуши-кун неплохо с ней сдружился, — прислушиваясь к возне за стеной, заметил Дазай в своем обычном шутливом тоне, за которым частенько скрывал истинные эмоции. — Будет хорошо, если Хигучи-младшая погостит немного у кого-нибудь из Агентства, глядишь, будет подспорье сестре… — Дазай… — угрожающе начал Доппо, приготовившись отбиваться от дурачеств Осаму. — Это моя идея, — сказал директор. — Ей некуда идти. Однажды мы уже выручали ее сестру, а здесь — маленькая девочка. Я посчитал, что большим проблем нам это не доставит. Все беспокойство Куникиды как ветром сдуло. Дазай внутренне присвистнул: хотел бы он однажды заработать такой же непререкаемый авторитет. — Мне пора, — наконец, сообщил Осаму, когда они втроем обсудили оставшиеся рабочие моменты. Нужно было еще дать необходимые указания Акутагаве, поговорить с маленькой Эйкой, а затем… самое сложное. Сделать поддельные паспорта, организовать жилье на той стороне, связаться с нужными людьми и сделать это так, чтобы не перейти дорогу Мафии. Звучит смешно, если учесть, что именно Дазай спутал этой самой Мафии все карты. Уметь распутывать сложный, полный узлов и зарубок клубок быстрее, чем это делают другие — вот достоинство Осаму, которое всегда отличало его от других. Но, тем не менее, Дазай оставался человеком, поэтому когда на утро следующего дня он, наконец, добрался до тайной квартиры, то чувствовал себя выжатым, словно лимон, — столько всего ему нужно было успеть за прошедшую ночь. Сейчас Осаму больше всего хотелось завалиться спать, и Дазай едва сдерживал себя, чтобы не застонать от того, что этого точно не будет. Необходимо было поговорить с Хигучи, успокоить ее, объяснить ей все… Как же он устал всем все объяснять. Подойдя к входной двери, Дазай прислушался: в квартире было тихо. Не то чтобы детектив ожидал, что Хигучи будет отплясывать лихой танец и распевать во все горло песни, пока его нет, но все-таки эта тишина настораживала. Осаму постучал, как было условлено — три длинных и два коротких удара. Ответа не последовало. Дазай раздраженно вздохнул: вот, нечем ему заниматься, как ждать, пока там испуганная, заплаканная Хигучи доползет до двери. Он сам еле держится на ногах… Но когда Хигучи не открыла дверь после третьей попытки, Дазая заволновался. «Не может быть. Что могло случиться?» — думал он, шаря по карманам в поисках ключей. Поступать вопреки плану было опасно, но сейчас Дазаю не приходилось выбирать. К тому же, Хигучи не самый лучший стрелок. Осаму постучал еще и на этот раз с облегчением услышал за дверью тяжелые шаги. Щелкнул замок. Дазай уже собирался сказать что-нибудь приветственно-шутливое, но увидел, как Ичиё заваливается набок. — Хигучи?! — он едва успел подхватить девушку под руки, чтобы она не упала. — Что с тобой? Хигучи пробормотала что-то, чего Дазай не смог разобрать, и, кажется, потеряла сознание. Осаму позволил себе выругаться — только этого ему не хватало. Однако Дазай понимал, что Хигучи не виновата в том, что с ней происходит: на ее месте он тоже просидел бы всю ночь без сна. И совсем не удивительно, что волнение и бессонница подкосили эту бедную девушку. Из последних сил, Дазай поднял Хигучи на руки и понес в комнату. Там он положил девушку на кровать, едва не уронив, и сам упал рядом. Больше он не способен был сделать ни движения. Осаму чувствовал, что его голова упирается куда-то Ичиё в плечо, и что девушка явно пытается выбраться, поэтому постоянно брыкается. Не выдержав, Дазай обхватил ее поперек талии, сковывая руки: — Лежи смирно… Дай мне немного отдохнуть. Я очень устал. Спал Дазай (как и всегда после смерти Одасаку) плохо, и снился ему очень странный сон. В нем Акутагава исполосовал Дазаю все ладони лезвиями Расёмона, приговаривая, что теперь, когда Осаму не может к нему прикоснуться, он станет непобедимым. Картина менялась, и теперь перед Дазаем стояла на коленях Хигучи: она брала в свои руки его израненные ладони и плакала. Ее слёзы жгли свежие раны, но Дазай молча терпел, потому что слова, произносимые этой несчастной хрупкой девушкой в его сне, потрясали до глубины души. Хигучи смотрела на Дазая с восхищением и говорила, что он — молодой Бог. Сильный, красивый, опасный. Она просила спасти ее, и Осаму задыхался, потому что знал, что не может этого сделать. Он не смог помочь Сакуноске в прошлом и сейчас тоже не успеет… …В тот день Ода побрился и сразу стал выглядеть на несколько лет моложе. Это давало Дазаю изумительную возможность всласть поиздеваться над лучшим другом, хотя казалось, что флегматичную улыбку с лица Сакуноске не способно убрать ничто. В тот день у Осаму было очень хорошее настроение: накануне он крепко спал, а с утра удалось вкусно позавтракать. Погода наводила на легкие, расслабленные мысли, и остроумный друг, которого удавалось развести на фирменные шуточки, похлопывал Дазая по плечу, признавая поражение с мягкой снисходительностью во взгляде. В тот день Дазай чувствовал, что способен быть самым счастливым человеком на свете, и даже помыслить не мог, что через несколько дней потеряет самое дорогое, что у него есть. Пробуждение было легким. Дазая будто вытолкнуло из сна, и он еще успел пожалеть, что приходится просыпаться. Лежать было неудобно, и Осаму совершенно неожиданно понял, почему: его голова лежала на плече Хигучи, а рука была неестественно повернута в попытке (как он вспомнил) заставить Ичиё не шевелиться. Тихое дыхание девушки касалось щеки Дазая, и он не мог понять, нравится ему это или нет. Он подумал о том, что, наверное, вот так Хигучи спит рядом с Акутагавой, только, в отличие от их теперешней ситуации, делает это добровольно, а не потому что так получилось. В груди защекотало, и Осаму быстро поднялся с кровати. «Это совсем не важно». Пройдя в ванную комнату, Дазай незамедлительно подставил голову под холодную воду и простоял так пару минут. Необходимо было привести мысли в порядок и огородить себя от разных сентиментальных наклонностей — так всегда случалось, когда Осаму слишком подробно вспоминал об Одасаку. Пригладив волосы полотенцем, Дазай взглянул на себя в зеркало: на него смотрел свежий молодой человек, чуть взъерошенный, но обаятельный. Дазай улыбнулся, принимая самое невинное выражение лица. Затем нахмурил брови, становясь грозным и опасным. Пора выходить. Хигучи уже проснулась и теперь смотрела настороженно, словно ожидая, что Дазай скажет ей, что делать. Вечно они ждут от него ответа… — Все в норме? — брякнул Осаму, тут же понимая, что выбрал не самые лучшие слова. — Все прекрасно, — неуверенно отозвалась Хигучи, разминая плечо. — Вывернула, что ли… Дазай хмыкнул. — Я принес еды — тебе нужно набраться сил. А потом мы поговорим. — Я могу есть и слушать одновременно. Разве нам не нужно спешить? — Времени у нас достаточно. Мы отплываем только завтра утром — Отплываем? — ахнула Ичиё, уставившись на Дазая. — Да, — подтвердил он, — но остальное я расскажу тебе чуть позже.