***
Юркие пальцы разгуливали по телу Джона, захватывая бёдра, бока и соски по пути, сминая и качественно поглаживая. Губы безустанно целовали шею и ключицы, обжигая гладкую кожу горячим дыханием. Финн был нетерпеливо резок, словно не трахался года два. Это были совсем не те ощущения как с Беллами. Блейк обладал уверенно-страстной манерой в постели, от которой хотелось броситься в его руки и разрешить управлять собой, как тому вздумается. Он был таким, что Джон сам сдавался ему и позволял ему быть главным: более того, Джон хотел этого — это так заводило. Мёрфи до безумия желал его от начала и до конца процесса: начиная с магнетического взгляда, которым Блейк одаривал его. Финн же — как недотраханный подросток. Огромнейший контраст. Не то, чтобы он был плох — предварительным ласкам он уделял особенное внимание и так старательно облизывал Джона с ног до головы. Только все его старания уходили в никуда. Джон в этот момент думал о том, какой пиздец сейчас происходит. Естественно, ни капли возбуждения не появилось. Глупо было рассчитывать на то, что это сработает. Но Джон руководствовался тем, что хуже уже не будет. — Это походит на изнасилование, — вдруг возмутился Финн, оторвавшись от шеи парня. — Или на некрофилию. Ты свой шлагбаум собираешься поднимать?! — Слушай, извини. Херовая была затея. Я надеялся хоть что-то почувствовать, но это не работает… Так что слезай с меня. — И всё на этом? Импотент в 20 лет? Не, так не пойдёт. Я не оставляю людей в такой беде. Финн тут же стал опускаться поцелуями вниз по торсу и, немного поигравшись членом Джона в руках, взял его в рот. Очередные старания, проходящие мимо Джона. Он пялился в потолок совсем с безнадёжным взглядом, наполняясь до краёв чувством мерзости к себе. Мысли его уводили куда-то в сторону, пока Финн ему пытается отсосать. — А как ты обычно Рождество отмечаешь? — спросил Мёрфи с той же непосредственностью, с которой бы он задал вопрос при чаепитии, например. — Ты издеваешься? Ты решил спросить об этом с вялым членом у меня во рту? — с недовольством ответил парень. — Просто ты стараешься зря. Я стал чувствовать себя ещё более паршиво. — А мне теперь что с этим делать? — Ну хочешь я подрочу тебе? — А смысл? Ты же этого не хочешь. Так я и сам себе лучше подрочу, — Финн поднялся с постели и ушёл в ванную. Джон решил проявить хоть какие-то качества гостеприимства и заварил чай в новом чайнике, который пришлось обновить из-за того, что старый разбил Беллами. Такие мелочи въедались в памяти намертво. Ещё недавно Джону было больно смотреть на этот чайник. С Финном вышло неудобно: при первой встрече Джон разбил ему лицо, а во второй предложил секс и сам же обломал его. Как будто он решил за все свои проблемы отомстить ни в чём неповинному Финну. Финн вышел из душа и сразу же заметил фотографии, развешанные по всей гостиной. Когда он вошёл в комнату впервые, он был слишком увлечён Джоном и не замечал ничего на своём пути — его волновала только дорога к спальне. Но теперь его не могли не привлечь и не озадачить эти снимки. — Ты мазохист? — Нет. Я ничего не чувствую. — Когда люди равнодушны — они не страдают. — У меня видимо нечто среднее. А ты что здесь делаешь? — Я? — игриво удивился Финн — Хотел трахнуть красавчика. — Я не об этом. — У меня уже всё не так плачевно. Я расстался с Кларк три месяца назад. То есть она ушла от меня к другой девушке. И мне было тоже очень хреново поначалу. Но благо я не фотограф, и не развешивал фото по дому. — Поначалу? Прошло три месяца. — Это всё ещё неприятно. Но поверь, время проходит — и тебе становиться похрену. И ты прям чувствуешь, как с каждым днём тебе всё похренестичнее и похренестичнее. Возможно, я не забуду её никогда, но по крайней мере, когда буду вспоминать о ней, то не буду желать задушить её или сбросить с обрыва. А это уже что-то. Финн просматривая очередную фотографию с Беллами, решил сменить тему: — Ваша парочка произвела настоящий фурор. Слышал бы ты, какие сплетни про вас плели. Уверен, многие из которых — чушь собачья. Но это была красивая сказка. Почему же она всё-таки обрела несчастливый конец? — Из-за моей тупости, — ответил Джон. — Ибо я решил, что я должен что-то бывшей за то, что причинил ей боль. И из-за того, что думал, что буду чувствовать себя говном до конца жизни, если не помогу ей — но я всё равно чувствую. Жалел ли он об этом? Да. Поступил бы он по-другому, если бы представилась возможность? Он не уверен. Было много причин поступить именно так. На первом месте, конечно же, стоит уговор. На втором — это то, что он любит Эмори, достаточно сильно любит её, чтобы не позволить разрушить ей жизнь. Он не мог бы забить на неё, при всём желании. Здесь также сыграла не маловажную роль история Блейков. Она в первую очередь толкнула его на то, чтобы не допустить её повторение с кем-нибудь ещё из близких людей Джона. Третьей, также весомой причиной была совершить хоть раз в своей жизни неэгоистичный поступок — он должен был отдавать долги и расплатиться за то, что взял себе слишком много. — Так верни его обратно, — сказал Финн. — За твои милые глазки и правильный отсос тебя можно простить за всё, я уверен. — Дело в том, что вернуть я его не могу. Только если киллера найму на Эхо. — Думаю, можно устроить при желании. Ради своего счастья иногда стоит кого-то грохнуть. — Но к сожалению, даже её смерть не вернёт мне его. Скорее, даст обратный эффект и сделает меня ещё менее этого достойным. — Так ты считаешь, что не достоин Беллами? — спросил Финн, слегка удивившись. — Я не знаю. Ничего я не считаю! А даже если и так, то я не собираюсь это обсуждать с тобой! Хуже, чем чувствовать себя дерьмом, так это говорить об этом с кем-то. — То есть вонять у себя внутри терпимее, чем вонять на людях? — Это хотя бы спасает людей от зловония. — Ага, логика ясна. Но мне кажется, что когда человеку слишком сильно воняет, у него такое лицо становиться сморщенное, — Финн наигранно скривился. — И люди не видят, что что-то не так, не понимают в чём дело и думают, что он просто урод. — Меня участь урода устраивает. — И всё ради того, чтобы не развоняться… и сберечь чьё-то обоняние. — Может хватит про дерьмо?! — выпалил Джон с раздражением. — Я поддержал твою тему. Думал, тебе нравится, — защитился парень, широко улыбаясь. Он, в общем-то, был прав. Финн оказался не таким уж и придурком, каким мог показаться. Джон вспомнил про чайник, а после он не заметил, как пролетела ночь за разговорами на кухне.***
Сегодня было необычно солнечно для января. Взглянув в окна, можно было подумать, что на улице май, если бы не люди, одетые в шубы и пуховики. Снег совсем растаял. В общем-то, он никогда в этом городе не задерживался надолго. Было приятно сидеть в кафе и смотреть в окно, воображая, что сейчас весна. Плюс, Эмори, сидящая напротив, напоминала апрель прошлого года. Когда они ещё были вместе, и Джон только познакомился с Беллами. Парень ещё не обладал над ним такой силой, а просто нравился. Это было лучшее время в жизни Мёрфи — без обязательств нести тяжёлую ношу своих решений, без болезненной тоски по прошлому и серьёзных ран на сердце. Жаль, что Джон тогда не замечал этого, и не наслаждался этим в полную силу. Он хотел чего-то, что перевернёт с ног на голову его жизнь и его творчество — он это получил. Своих желаний стоит бояться — они имеют свойство исполняться. Эмори пила капучино и ничего особенного не говорила, лишь на какие-то отвлечённые житейские темы, но Джону было приятно с ней находиться. Ему сейчас жизненно необходимо было пообщаться с кем-то родным из-за дефицита нужности. Хоть и друзья уже вернулись в Ванкувер после каникул, они не заполняли душевную пустоту. Эмори тоже не заполняла, но с ней было немного легче, она создавала иллюзию и стимулировала ностальгию по беззаботному прошлому. — У тебя точно всё нормально? — обеспокоенно спросила она. — Выглядишь ты очень удручённым. Я тебя за четыре года таким не видела ни разу. — Нормально. Пей кофе — остынет. — Конечно. Ты всегда переводишь тему, когда не хочешь говорить. — Ты решила продемонстрировать познания меня? Не стоило. Я в курсе, что ты знаешь меня лучше всех. — Поэтому обмануть меня не получится. — Главное, что Грэг на свободе. Надеюсь, он не влипнет больше никуда, потому как с меня больше взять нечего. — Мы очень продуктивно поговорили. Я избила его — наверное, даже перегнула палку, но потом он разговорился, просил прощения и плакал. Теперь ничем не занимается. Что, конечно, не есть хорошо, но это лучше, чем было. Как тебе это всё-таки удалось? Ты же говорил, что без вариантов. — Это всё благодаря Беллами. Так что не будем эту тему обсуждать. — А как дела у него? — Неплохо, наверное. Мы не общаемся в последнее время, — нехотя ответил Джон и спрятал взгляд в свою чашку американо. — Вы не общаетесь? Такое вообще возможно? Я думала вы скоро спать вместе начнёте, чтобы не расставаться! — Мне кажется, или кофе в Старбакс испортился? Он не такой вкусный, как был раньше. — Ты вообще ни на какие темы говорить не хочешь? — Почему же? Я хочу поговорить о тебе — я скучал, если честно. — Мне обязательно было с тобой расстаться, чтобы услышать что-то подобное? Джон непосредственно пожал плечами и с невинным видом сделал ещё глоток горячего напитка. Кофе, действительно, был другим. И дело здесь вовсе не в кофе. — Может нам стоит попробовать ещё раз? — слегка неуверенно спросила Эмори. — Можно, но вряд ли вкус изменится. Не думаю, что в Старбакс решили изменить рецептуру кофе… — Я не про кофе, Джон! Я про нас. Ты мне всё ещё нужен, и если твоё отношение ко мне не изменилось, то почему бы не начать всё сначала? Джону стало смешно даже подумать об этом. Как это будет глупо, если возобновить их отношения с Эмори. Хотя некоторые люди так и живут: расстаются, потом встречаются с другими и с ними расстаются, а после сходятся с бывшими. Но это было не про Джона. Как бы он в ней сейчас не нуждался, как бы сильно не хотелось убить своё равнодушие в её тепле и ласке, он понимает, что больше так поступать с ней нельзя. Эта замечательная девушка достойна больше, чем Джон способен ей дать. Как жаль, что ему приходится оберегать любимых людей от самого же себя. — Не стоит. Всё повторится. Это не нужно нам обоим. — Привет, Мёрфи! — радостно поприветствовал мимо проходящий Линкольн. — Привет. Смотрю, вы уже вернулись из Сиднея. — Выходные пролетают беспощадно быстро. Октавия улетела в Индию, а я пока что не могу присоединиться к ней. Надо заставить и её пойти учиться, чтобы не носилась по всему свету, а сидела дома и писала курсовые. Но ты же знаешь, Блейки и спокойная жизнь — это две несовместимости. — Знаю, — с грустью ответил Джон. — Их родители, между прочим, выразили сожаление по поводу того, что ты не смог прилететь. — Не смог прилететь, — усмехнулся парень. Но что ещё мог сказать им Беллами? — Это не моё дело, — сказал Линкольн, сбавив свою радость в голосе. — Поэтому говорю то, что было передано непосредственно тебе. — Линкольн, выход в другой стороне, ты заблудился? — с усмешкой сказал приближающийся Беллами. У Джона, при виде него, нервы встали на дыбы. Блейк выглядел, как и всегда: обаятельный и лучезарный — вроде как, ничего в нём не поменялось. Неопрятно лежащие волосы, расстёгнутое бежевое пальто, в руках два стакана кофе, на одном из которых было написано имя Эхо. Джон, увидев её имя, криво мимолётно улыбнулся. Было больше похоже на нервный тик, чем на улыбку, что скорее всего и было. Как «мило», что эти двое так быстро спелись. Джон и не думал ни разу об Эхо спустя 3 недели как написал ей сообщение: «Он твой. Не будь стервой с ним, пожалуйста». Но она его так просто не оставит, и влезет в его жизнь надписью на бумажном стаканчике, который держит Он. Что удивительно, Джон не желал ей зла и того, чтобы у них с Беллами ничего не вышло. Если она действительно будет любить Беллами, больше всех на этой планете и делать его по-настоящему счастливым, то пусть это будет она — пусть она будет рядом с ним, и Джон ничего не будет иметь против. Для него счастье Блейка дороже личных предпочтений. Пускай эта красотка со сволочной душой будет милой и нежной с ним, и пусть заставляет его искренне улыбаться. Вот тогда это будет не зря — жертва Джона и его загубленная жизнь. — Я встретил старого друга. Не хочешь поздороваться? — непосредственно предложил Линкольн. Вот уж кто точно не поменял своё отношение к Джону. И за это Мёрфи был очень благодарен ему. Беллами, глянув на парня, едва заметно поменялся во взгляде. Настолько «едва», что можно было и не заметить. Но Джон конечно же заметил, он увидит любую микромимику его лица. Беллами попытался выглядеть так, словно встретил малознакомого человека, а не того, кого не так давно тащил на себе до своей спальни и сгорал от нетерпения уложить его в кровать. — Привет, парень. " «Парень» вернулся в лексикон. Парень — кто-то чужой и не особо важный. Парень — чьё, имя необязательно запоминать, у тебя ведь много знакомых: всех не запомнишь. Вот что значило «парень»? Только в этот раз ты точно помнишь, как меня зовут и делаешь вид, что это не имеет для тебя никакого значения." На Джона нахлынула обида и злость, мысли взрывали мозг, но вслух он об этом не говорил — за него это делал взгляд, которым он пронзал Беллами. — А эта обворожительная дама и есть Эмори? Хоть когда-то мы познакомились, — усмехнулся Беллами. — Верно, — согласилась девушка. — С учётом того, что ты меня теперь не бесишь, ты очень даже милый. — Теперь понятно, почему вы сошлись вместе, — с улыбкой прокомментировал Блейк. — Не будем мешать свиданию, пошли, — обратился он к Линкольну и утянул за собой к выходу. На лице Джона наверняка читалась тоска и боль вслед уходящему Беллами. Хоть это чувство было не таким сильным, как должно было быть. Бесчувственность всё же блокировала их. Но он чувствовал сейчас — и это уже что-то. Правда от этого не становилось легче, напротив, хотелось утопиться. — Ты расстался со мной из-за него, и в итоге больше не общаешься с ним — как ты умеешь всё обесценивать, — прокомментировала Эмори. — Кофе, между прочим, такой же, как и был. Это тебе нужно перестать терять людей.***
Снова ранний будильник. Снова нужно вставать и идти на лекции. Снова ребята завтракают на кухне. Все тоже самое, как и всегда, но в то же время совсем другое. Джон и раньше временами мог быть слишком погружённым в себя и неразговорчивым, но в этот раз ребят это удручало сильнее — теперь они знали, что это не просто так. Джон не вёл себя как-то по-другому: он не напивался каждую ночь, не истерил и не творил подобную хрень, которую творят после болезненного расставания. Но кажется, его друзей это только настораживало. Почему это он такой спокойный? Что если он доведёт себя, не выплёскивая это наружу? А выплёскивать было попросту нечего. Смысл что-либо делать пропал и забрал за собой всё, что придавало значимости его жизни. Он испытывал напряжение каждый раз, когда Монти с Джаспером украдкой наблюдали, чем он занимается. Шпионы хреновы. Или, когда Джексон названивал каждый день, выясняя как у него дела. Да, тот самый Джексон, который всегда занят учёбой и поговорить может раз в два-три месяца. Какая-то странная опека посыпалась со всех сторон. И она не помогала со всем справиться, а только раздражала. Джон чувствовал себя конченным неадекватом или подростком-суицидником, за которым нужно постоянно присматривать и контролировать каждый его шаг. Вернулся домой Джон не в настроении. Хотя хорошего настроения у него не было давно, но этот день особенно неудачный. Беллами, которого он случайно встретил в Старбакс, не выходил из головы. Но Джон рад, что он может испытывать какие-то чувства. Хоть ненадолго он мог почувствовать себя живым. Рассчитывать на то, что эмоции окончательно вернулись не приходилось — слишком долго он провёл мертвецкий образ жизни. Но стоит появиться Беллами, пусть и совсем мимолётно, как он тут же переворачивает всё в жизни Мёрфи. Как и всегда. Джон за столько времени до сих пор не понимает, как он это делает. По этой встрече было вообще непонятно, что на душе у Беллами — он всё тщательно скрыл. Он напомнил Джону того самого малознакомого Блейка, который пригласил его прокатиться на своём скейте до бара. Только теперь в нём было меньше заинтересованности. И в его взгляде не было больше того тепла, что было раньше. Хотя чего Джон мог ожидать? Он понимает, что всё так и должно быть. Но от понимания не становится легче. — Что-то случилось? Ты сегодня довольно живой, — поинтересовался Монти. — Может солнышко влияет на него? — вмешался Джаспер. — Я вот тоже сегодня чувствую себя прекрасно. Вышло солнце — жизнь налаживается. Ты мог быть смахнуть пыль со своей камеры и сделать отличные кадры. Даже я заметил, как сегодня красиво. — Я её разбил, — равнодушно ответил Мёрфи, беззаботно попивая кофе и смотря в большое окно. Солнечный свет струился по асфальту, а деревья отбрасывали тень — всё это создавало действительно сказочную атмосферу недозимы. — Ты сделал Что?! — переспросил Монти, мягко говоря, удивившись. — Выбросил с моста. Джон говорил об этом с таким холодным спокойствием, его голос ни разу не дрогнул, а друзья были более чем напуганы. — Слушай, Джон. Тебе может нужно проконсультироваться с кем-нибудь о своём состоянии, может тебе пропишут антидепрессанты? — Ты считаешь мне надо успокоиться? Куда ещё спокойнее, Монти? — Это-то и настораживает. Ты слишком спокоен для такой ситуации. Это твоя камера — она твоя жизнь. Всегда была, сколько тебя помню. — Теперь нет. Мне что просто нельзя измениться? — Это не те изменения, которые тебе нужны. Что если в следующий раз… — Монти замолчал, так как боялся это произнести вслух, но Джон и так всё понял. — Что в следующий раз? Говори! — резко взбесившись, потребовал продолжить Мёрфи. — Я пойду вены резать? Об этом по-твоему я хожу и замышляю, или что? Я не нанимал себе наседок — не нужно за мной следить как за тупым ребёнком! И рожи у вас вечно угрюмые. Что такого произошло? Кто-то умер? Джон долго терпел и пытался быть благодарным за их искреннее беспокойство. Но рамки становились всё теснее, и он захлёбывался в этом. Чувство жалости к нему от друзей вызывало ещё больше отвращения к себе. — Иногда нам кажется, что умер ты, — ответил Джаспер за друга. — Прежнего Джона теперь нет среди нас. Смирись с тем, что нам не всё равно. — Да пошли вы к чёрту! — выругался Джон, бросив недопитый кофе, и направился к выходу из дома. — Ты куда? — потребовал ответа Монти, как мамка у 15-летнего сына. — Прыгать с моста! Надеюсь, хоть на том свете вы меня не достанете.***
Безлюдный парк после заката выглядел удручающе-мрачно. Мёрфи стоило только отправить сообщение, как Финн вскорости приехал на место встречи. Только вот зачем он притащил Джона в этот парк? Было настолько тихо и пусто, что складывалось ощущение, что они находятся за городом. Редкие фонари освещали дорогу, но их света было недостаточно чтобы осветить всю местность. — Свидание у фонаря. Памятно, правда? — спросил Финн. — Это не свидание, придурок. — А почему ты так срочно меня вызвал провести с тобой время? Соскучился? — Ты можешь общаться так, чтобы не подкатывать ко мне? — Будет непросто. Но может стоит постараться? — Постарайся, уж будь добр. — Так что случилось? Я и не ожидал от тебя рвения со мной общаться. В прошлый раз Мёрфи младший меня не одобрил. — Мне нужно было куда-нибудь себя деть. Зачем мы здесь? — Ну я решил, что тебе нужна встряска. Ты говорил, что не чувствуешь ничего, и тебе от этого тошно. Ну вот именно для таких проблем и существует адреналин. Можем начать с малого и просто прокатиться на скейте вот здесь. Финн указал на крутой спуск в темноту. Дальше не было ни одного фонаря и разглядеть что-то было нереально. — Умеешь ездить? — Да, — ответил Джон. Блейк научил его кататься на скейте, почти что насильно. Скорее всего Джон сопротивлялся потому, что любит идти наперекор, и очень любил как Беллами уговаривает его. Он всегда сдавался его уговорам. — Ты летишь первый. Если останешься жив, я поеду за тобой, — решил за него Финн. — Это опасно? — Ну максимум переломаешь себе руки или ноги, но у тебя и так не все конечности работают. Если бы у меня не стоял, я бы уже не парился насчёт остального. Мёрфи довольно улыбнулся. Как ни странно, именно это ему сейчас и нужно — этот парень, которому похрену какой ад сейчас творится в душе Джона. Он не сочувствует ему и свободно общается, без угрюмости и жёстко подстёбывая. — Обожаю тебя, тварь, — открыто заявил Джон и взял один скейт из рук Финна. — Это подкат такой? — То, что ты тварь? Это факт, — после этих слов Джон скатился в неизвестность. Это было страшно. И ничего не видно: зрение сейчас — не даёт никаких преимуществ. Впереди может быть что угодно, а остаться калекой не очень-то хотелось. Но Финн был прав. Не в том, что без члена ему не нужны руки и ноги, а в том, что ему не нужна эта жизнь без чувств. Сейчас он испытывает страх — и это тоже чувство. Жизнь слегка окрасилась. Джон не знал какого цвета мог бы быть страх, если бы он вообще имел цвет. Но этот неопределённый цвет однозначно нравился ему. Ему повезло. Он просто упал со скейта, потому что у самого спуска был слишком резкий переход на дорогу. Джон чертовски больно ударился, но был цел. — Ты как там? — послышался крик Финна с далека. — Да вообще отлично. Не споткнулся ни разу. Катись уже, сыкло! Быстро встать у него не вышло, поэтому он просто отполз в сторону, переворачиваясь с боку на бок, чтобы Финн, когда будет падать, не упал на него. Вскорости Финн влетел в дорогу, упав рядом с Джоном и заматерился от боли. Джон от злорадства чуть ли не порозовел и вслух рассмеялся. — Вот и посылай тебя после такого на разведку! — возмущался парень. — Ты это специально что ли? — Да. Мёрфи самодовольно улыбался. А Финн смотрел на него, словно созерцая момент, и аккуратно коснулся его руки пальцами, не отводя взгляд от его лица. — Убери лапу. — Это всё из-за недоёба. Поэтому ты такой злой, — послушно отстал Финн и поднялся на ноги. — По опыту своей бывшей девушки знаешь? — съязвил Джон, смотря на парня из горизонтальности своего положения. — Не правда. Кларк не была такой злой. — А то, что она съебалась к другой тёлке прям по-доброму? — Здесь уже не в доброте дело. — Хотя знаешь, верни лапу и помоги мне встать. У меня с ногой просто пиздец. — И не только с ногой, — ответил парень и помог подняться Джону на ноги. — Не заткнёшься про мой член, я буду всегда припоминать твою лесбуху Кларк. — А мне нравится. Мы постоянно друг друга стебём этим, и всё это не кажется какой-то проблемой, как будто становится лишь поводом посмеяться. — А знаешь, никогда не думал об этом в таком ракурсе, — всерьёз оценил идею Джон. — А можно я буду ещё и дебилом называть тебя? — Нет, неправду говорить нельзя. Джон искренне рассмеялся в ответ, и Финн удовлетворительно улыбнулся, довольный тем, что смог рассмешить Несмеяну. Живой смех струился из него — и это было уже не привычно что ли. Мёрфи не знал: нравился ли он Финну, или тот так же заполняет свою пустоту, как и сам Джон — на это ему было плевать. Ответственность ни за что он больше нести не собирался, и никто его не заставит. Всё, что он теперь собирается делать, так это посылать всех к чёрту и творить в своей жизни полную херню, которую только вздумает. Он теперь пойдёт на многое и на то, на что никогда не решался раньше, лишь бы почувствовать этот чёртов адреналин или хоть что-нибудь. И ему будет плевать на последствия собственных действий. А он ведь шибанутый — он действительно способен на многое, ведь он сжёг свою школу в 13 лет. У него не осталось целей и желаний, ему просто не за что в этой жизни цепляться. Это и есть настоящая свобода — когда никому ничего не должен, даже самому себе. Если это и есть свобода, то почему тогда Беллами ей так дорожил? Ведь она полнейший отстой.