Грязь
9 октября 2011 г. в 20:39
Но хватит врать и все время хитрить,
Здесь все за деньги несложно купить.
Ария, "Грязь"
Гей-клуб «Бабочка». Самое грязное место в этом городишке, но и в равной мере самое посящаемое. Почему? На вопрос нет ответа. Может, с друзьями больше отправиться некуда. Может, это лучшее место подцепить себе шлюху на ночь. Может, здесь и впрямь хороший стриптиз. Спросил Фреда что они все время делают в клубе для пидоров, хотя натуралы, но он что-то промямлил, не разъяснив толком. Так уж и быть. Выяснять придется на своей шкуре, чем это греховное здание притягивает к себе толпы из всех городов. Чем притянуло меня. Хотя здесь я, пожалуй, могу найти ответ. Сам город. Я не захотел оставлять его. Чтоб он провалился! Но эти улицы сводят меня с ума, и сердце, сука последняя, трепыхается, как жалкий анчоус на берегу. Вырезать бы все из него – пусть и с плотью. Вырезать и выкинуть. Забыть. Уехать. Но нет – я, как последний мазохист, расквашиваю кровавые мысли и дальше, не давая им зажить, трогаю их, и трогаю…
Подъехал к большой коробке – вся мигает рекламой, зазывает извращенцев, которые потом будут совать не менее грязные, чем их мысли, деньги в трусы. Хотя эту хрень из двух ниток язык не пошевельнется трусами обозвать. Гребаные извращенцы. И мне предстоит надеть эту вот штуку на свой член, еле-еле прикрыв его от вонючих пальцев посетителей. Шикарная ночка мне предстоит! Бля, как подумаю, так уже в душ от одной такой картины в мозгу бежать хочется.
В клубе я нашел чувака, который организует все вечерние выступления. Представился, пообщались немного. С виду абсолютно нормальный мужик, хоть это успокоило. Не всем же быть извращенцами, в конце концов. И то, что он админом работает в гейском клубе – еще не значит, что он сам такой. Жизнь заставит. Жрать захочешь – так еще и не с озабоченными ублюдками общаться будешь. Радует одно – что у меня семьи нет. Тех, у кого есть о ком заботиться, мне жаль. Как, например, Фреда. Пацан вертится как крыса, взятая за хвост, не спит сутками, вкалывая, чтобы хотя бы прокормить детей, только что говно не жрет ради них. И то, если заплатят, он согласится. А мне проще. Ну и что, что я буду танцевать для геев? Да по хрену, лишь бы давали деньги, пусть даже засовывая их в трусы. Мне уже пофиг на все… Все цели, которые имел, все к чему стремился — это осталось в детстве. А детство мое кончилось сотню лет назад, так давно, что я уже забыл где находится мой родной дом…
Я живу на улице.
Без денег.
Без семьи.
Без ангела-хранителя.
Без…
— Чего задумался? – прерывает насмешливо Грива. У Гривы чумовые волосы до поясницы, реально как у коня хвост – огромный пучок.
— Задумался о том, где вы берете мужские стринги.
Грива оглушительно заржал, потрясывая патлами. «Бля, ну ты остряк.. Секрет фирмы, и тебе, чайнику, его не откроют».
— Чайники на плите, а я, чувак, скажу тебе вот что — готовься к толпе посетителей. У меня есть чем потрясти перед бешеными пидорами, и поверь на слово – я умею это делать.
— Я верю Фреду, — Грива с прищуром смотрел на меня, оценивающе прошариваясь глазами по телу. — В первую часть твоей фразы я верю, – тут мужик, ухмыляясь, кинул взгляд между ног, — а во вторую как-то не очень, уж извини. Ты бы это…хоть побрился. И не только морду. А то из-за твоих джунглей никто ничего не увидит.
— Не суди по морде – ее я брить нифига не стану, хоть увольняй!
— Ни ладно. Странный ты, – Грива по-дружески выдал лыбу. — Еще вопрос. Ты вообще голову когда-нибудь моешь? Или тоже будешь ставить ультиматум – либо принимаете на работу со вшами, либо увольняюсь?
— Бля, а у тебя тоже язык нормально подвешен. Я ее мою. Просто в последнее время дождей мало было…
— Даже так? Ха-ха. Оригинальный душ, ниче не скажу.
— И не надо. Мне главное деньги за сегодня получить, без комментариев обойдусь как-нибудь. Мне квартиру снять надо завтра.
— Те серьезно жить негде? – чувак нахмурился. – Это хреново — без крыши. Если хочешь….хочешь – тут перекантуйся пока.
Я слегка удивился. Хм, очень и очень напоминает дружеский жест.
— Нет. Сам как-нибудь разберусь, – Я засунул руки в карман и отвел взгляд. Долго собирался, но все же выдал. — Но...спасибо.
Грива достал пачку сигарет, и закурил. Ядовитые глаза заблестели в дыму – он все время как будто испытывал меня своим наглым, откровенным взглядом, но при этом не злобным. Думаю, с этим чуваком мы сойдемся.
Дело к ночи. В клубе стало тесно, как в заднице девственника. Воздуха почти нет — едкий запах пота, курева, алкоголя. У тех, кто поближе к сцене, уже трясучка – это видно по возбужденным зрачками, по тому, как кто-то заглядывается на кого-то. Наконец, на сцену выпустили мальчиков – давно пора. Интересно было бы узнать, кто и по какой причине оказался здесь, на этом затрепанном постаменте, что толкнуло взрослых мужиков выступать перед такими же взрослыми мужиками? Этого вряд ли узнаешь. А то, что скажут в ответ на вопрос – вряд ли будет правдой. Знаю, кому то это нравится даже. Кто-то ищет себе так партнеров. Кому-то нужны деньги. Кто-то просто безумец. Но большинство стриптизеров выглядели как шлюхи – смазливые губы, испитое лицо, похотливый мутный взгляд, как у наркомана на шприц.
Галдеж не смолкал, болтовня, пьяный угар — бармены едва успевали наливать, а посетители выпивали все равно быстрей. Вечер ажиотажный, сразу видно.
Когда жаждущие зрелищ разомлели, наконец вышел Дирк. Несомненно, он волновался, какие-то безумные мысли носились роем ос в его пустой голове, выветренной давным-давно во время безумных поездок наперегонки со стаями птиц. Перед выступлением он залил все свои думы порцией горячительного, и был уверен, что это должно помочь. Но давать лапать себя за член он не собирался. Если что – он сумеет постоять за себя. И Дирк это знал. Просто не хотелось, чтобы за потасовку его вышвырнули на улицу вместе с помоями – без денег, но зато с десятком смачных и жирных кровоподтеков.
В музыке слышались хриплые стоны и соблазнительные слова – и никакого таланта. Дешевая музыка для дешевого развечения. Единственное, что было талантливо – если можно так выразиться – это сам Дирк.
Парень показался на сцене, без сценического образа – как ни уговаривали, он плевал на указы, — в своих грязноватых от дорожной пыли штанах и затертой кожаной куртке – некрасивой, но, несомненно, полезной и удобной.
Он даже не удосужился вынуть сигарету изо рта – будто только что с улицы вышел на сцену какой-то проходимец. Резко покачивая бедрами из стороны в сторону, он начал танцевать. Бедра были у него что надо – на таких сидеть одно удовольствие, а трогать за них – двойное. Дирк знал, что у него хорошее тело, иначе бы даже не высунул носа на сцену. Зажав в губах сигарету, приподняв нагло и гордо подбородок, он снимал крутку, снимал и извивался телом как уж, огромный сильный уж, затем бросил верхнюю одежду прочь, и порывисто подошел к столбу, ухватившись мощными руками, забросил себя на стальную полосу – и скатился. Зрители одобрительно закричали что-то. «Раздевайся, сукин сын!», «!Снимай шмотье!». В ответ Дирк сплюнул сигарету в толпу.
Грива в отдалении стоял и наблюдал за происходящим. «Бля, придурок конченый! Что он делает?»
Дирк не слышал ругани, посыпавшейся за вышвырнутый окурок, продолжал танцевать – по-блядски потерся членом о столб, расставив ноги, медленно загорелыми пальцами задрал майку – и толпа начала пускать слюни. Офигительный торс, на который в следущий момент Дирк вылил полбутылки пива, вырванной из рук зеваки, — блестел под софитами, как кусок таявшего шоколада, — сочный, аппетитный, упругий живот, испрещенный шрамами и кубиками пресса – ни для первого, ни для второго Дирк не старался.
Дирк грязно, но шикарно двигал задней своей частью прямо перед вытянувшимися мордами гейских посетителей – измазывая штаны об их истекающие слюной рты, растирая стекающие капли пива по своей груди, он бросал томные, горькие, но презрительные взгляды на людей – которые, как ни странно, завлекали в свою глубину – в те дебри помоек, которые чернели в зрачках Дирка. Ему было плевать. Пусть дрочат на него – ведь главное – это найти завтра жилье, заснуть завтра вечером в нормальной кровати, а не на обочине дороги, положив голову на старое тряпье и бутылку вискаря, — главное – завтра он сможет купить цветы на могилу.
Но сегодня он должен докончить гребаный извращенский танец. И тогда Дирк позволил какому-то мудаку стащить майку – и все увидели на его плечах чернь татуировок, змеящихся с хищностью живых существ. Дирк стянул штаны – и все увидели, что на нем не стринги (Грива грязно выругался, укоряя себя что не проверил перед выходом что напялил этот кусок дерьма, возомнивший себя супер-стриптизером), на Дирке были обычные черные трусы – просто обтягивающие. Обтягивающие выпиравшие, большие участки накачанного, мощного тела, те самые участки, которые не отказался бы потрогать, а может и ощутить в своем заднем проходе не один зритель среди толпы. Дирк напряг мышцы на ягодицах, выкручивая какие-то невероятные восьмерки своим тазом, — округлые лоснящиеся половинки выглядели невероятно возбуждающе, несмотря на то, что не были голыми, — и несколько рук уже тянулись к ним. Затем – несколько десятков рук. Но Дирк подошел только к тем, в которых были зажаты деньги….
И как бы Грива ни ругался и не проклинал нового стриптизера, он видел, что тот не пошутил, сказав об умении трясти членом. Он умел трясти не только им. И не только трясти, к слову, но об этом можно было бы и так догадаться. Нового мальчика в клубе захотели отведать, это было ясно, только вот никто не понимал еще, что Дирк хоть и был стриптизером, но имел чуть более высокие моральные принципы, чем остальные потрясатели гениталий в этом здании.
…Дирк застегнул ободранный ремень на штанах, устало потирая глаза. Он хотел спать. А еще – он хотел уйти поскорей отсюда. Только там, на улице, не такая уж благостная погода. К Фреду он не может пойти. Там жена и дети, и еще куча народу, и он не собирается портить людям вечер своей малосимпотичной персоной. Еще сегодня он переночует на улице – последную ночь. А днем найдет квартиру. Денег, самых грязных денег, которые он только держал в руках – и не потому, что они были вытащены из трусов, а потому что их держали эти извращенцы, должно хватить на съем комнаты…
Лишь одна мысль грела его сейчас. На улице его ждут. Единственный верный друг. Его байк.