Почему не падает небо

      Тина задрожала, но едва ли от колючего из-за невообразимой свежести морского ветра, что рвался с гавани, разметая полы пальто в стороны.       Порт был переполнен людьми и напоминал собой муравейник, кипящий суетой, к которому не имеешь никакого отношения, потому что каждый шорох, каждое движение, задающее определенный ритм всему этому действу, происходят вне твоего присутствия, само по себе, как четко слаженный механизм, который не нуждается в дополнительных деталях. Тина чувствовала себя странно, потому что обрывки возбужденных разговоров, радостный смех и слова прощания, клокочущие в раскаленных горлах вместе со слезами, едва касались ее плеч, но никогда не задерживались надолго — так, чтобы обхватить эти плечи объятием и не отпускать.       Тина словно бы попала не в свой муравейник. Чужой дом, в котором люди соединяются или расстаются — но лишь затем, чтобы встретиться вновь, — а она в это племя явно не вписывается: отпускать ей некого, а встретить не удается.       Это просто не ее дом, верно?       — Пока нет, — говорила Куинни, которая слегка хмурила лоб, а пленительно пухлые губы задумчиво надувала в трубочку — ее белокурая голова как всегда полнилась чужими мыслями и переживаниями, но она умело пропускала их сквозь сито своего внимания, не задерживаясь ни на одной, шинковала рьяно и лишь по факту привычки, от которой ей не суждено было избавиться. — Нет, Тина, я пока не слышу его.       Тина напряженно кивнула, продолжая всматриваться в лица и спины приезжих, провожающих и просто снующих туда и обратно людей — кто с переполненной тележкой, кто с одним саквояжем, а кто с собачонкой под рукой в кашемировой перчатке… Вот пароход, что прибыл из Англии, отходил к докам, выгрузив пассажиров на причал; те же теперь перемешались с другими, кто только собирался покинуть Нью-Йорк, и Тине оставалось лишь надеяться, что ей удастся выхватить из общей чужеродной массы синий драп пальто и вихор непослушных с рыжиной волос.       Но вскоре она поняла, что совершенно в этом не преуспевает, хотя сердце бухало где-то в горле и не давало покоя, отчаянно требуя с назойливыми толчками крови в ушах, что била по перепонкам, отбивая метроном. Ищи, ищи, ищи…       — Я пытаюсь, но все без толку, — Куинни явно недовольна, она чуть ли не кипела в раздражении — да право же, Мерлин, куда он в самом деле запропастился?! Но затем, поразмыслив, вдруг успокоилась и звонко прощебетала: — Нам лучше последовать за всеми, — Куинни расслабила лицо и, подхватив Тину под руку, развернула ее, чтобы двинуться в обратном направлении. — Может быть, Ньют уже на вокзале.       Тина почему-то в этом не уверена.       Может быть, это какая-то ошибка?       — Почему ты так решила?       — Возможно, он не смог приехать, а сообщить об этом заранее не успел, — Тина на пару секунд прикрыла веки — глаза словно замылило, а виски начала терзать тупая боль.       — В письме он сообщил, что…       — А вдруг что-нибудь произошло? Кто-нибудь опять сбежал из его чемодана или не-маги его заподозрили… — Едва сказав это, Тина нервно прыснула — Мерлин знает, что с ним могло случиться! Ее бы нисколько это не удивило, и дело даже не в самом Ньюте, который отличался некоторой неловкостью (и вообще, думала Тина, представлял собой одно сплошное веснушчатое недоразумение), а в сплетении обстоятельств, что стягивали шею петлями уже не первый раз. Не все так просто, Тина знала; не все так просто — когда теряешь родителей в еще беспомощном возрасте, затем — свою только сформировавшуюся карьеру, а потом — хоть малейшие искорки надежды на то, что им с Куинни удастся зажить спокойной жизнью без страха о том, что они окажутся на улице.       Не все так просто.       Закон жизни.       Правда, временами он нарушается и выходит из строя, этот тошнотворно тикающий механизм без лишних шестеренок — нарушается такими вроде Ньюта Скамандера, которые неожиданно появляются в твоей жизни, зажигая твои давно потухшие фитили и освещая все вокруг теплым светом, а затем так же быстро угасают, оставляя тебя в сумраке сомнений и неразрешенных вопросов.       Впрочем, Ньют Скамандер отличился собой и здесь, оказавшись не просто пламенем робкой свечи, но уютным огнем камина, что осветил всеми забытую старую пыльную комнату, в которой давно было необходимо прибраться. Так Тина почувствовала себя заботливо выстиранной, выглаженной да подшитой — новехонькой, точно родилась повторно, только с другими глазами и совершенно иначе бьющимся сердцем.       Не пристало ей наблюдать, как этот чертов механизм молниеносно трещит по швам, как стрелки сбивают друг друга с пути, как внутри все скворчит, рвется, грохочет и трутся, трутся бешено жернова, перемалывая внутренности в пыль, — но ей это нравилось. Дико, до безумия нравилось. Отныне каждый угол ее души был согрет, был светел и чист, и Тина, после всех приключений провожая его обратно, в этом же самом порту, с усмирившимися, но еще горячими шестернями внутри, решила, что она будет беречь это и помнить, вот только бы знать, будет ли Ньют…       Есть ли она в нем тоже внутри?       Почему-то Ньют тянется к ней рукой, быть может, совершенно не отдавая себе отчета в том, что делает, — тянется, чтобы коснуться ее гладких волос, кончиками пальцев случайно полоснув по скуле — Тина была почти уверена, что ее кожа зацвела розовым по следам его пальцев, как при ожоге. Кажется, он тоже ощутил это, понял, что ненароком задел ее, и неловко убирает руку — только, о Мерлинова борода, почему, почему пальцы помнят, хранят и теперь зудят почти до боли, и постоянно тянет сознанием туда, к этим пальцам, к самым их концам, что касались ее, что украдкой целовали ее? Успокаивающе, нежно (чтобы снова мерное тиканье разрешилось взрывом), полнее, откровеннее отвечая на вопрос про ту, что с фотографии — быть может, Лита Лейстрендж любит книги так же, как и Тина?..       Какое это имеет значение, если первый экземпляр своей книги я пришлю именно тебе?       Ее это и впрямь успокаивает, хотя из-за густых слез не видно, как Ньют отходит к кораблю, оставляя ее. Прощание грузом давит на плечи, и, кажется, оба знают, что слова, которыми оно обычно сопровождается, выбьют из них последние остатки сил.       Тина как раз пытается их где-то найти, чтобы одолеть рыдание, когда Ньют вновь оказывается прямо перед ней, чтобы пообещать, что доставит ей книгу лично в руки.       Все так просто!       Отпустить, зная, что скоро они снова встретятся. Улыбнуться от небывалой радости, предвкушающей сладкие моменты будущего, которое вмиг красиво нарисовалось в голове. Развернуться и уйти, едва сдерживаясь, чтобы не броситься вприпрыжку, точно девчонка лет десяти, — потому что Тина теперь нисколечко не сомневается.       Она есть у него.       …Тина вздрогнула, когда пара неожиданных капель оросила ее лицо, и подняла голову. Разномастное небо раскинулось над Нью-Йорком: сизые тучи с прорехами, сквозь которые проглядывали мягкие золотые лучи, стелясь вуалью, и поблизости легкие перья, что тают, сгорая на солнце — наверное, чьи-то неверные забытые крылья; а дальше к северу — масса грузных облаков с синеватыми наливными боками, такие нелепые рядом с лоскутками невообразимо голубого полуденного неба. Тина подивилась такой многогранности красоты на одном небосводе и не могла оторвать взгляда, точно видела это чудо впервые в своей жизни. Она подумала о том, что у каждого внутри — то же небо, всегда переменчивое, но бесконечно прекрасное. Там, где обещается дождь, поблизости всегда светит солнце, готовое в любой момент высушить залитые водой тротуары; вот такое искусанное, но целое, сшитое из множества кусочков, но одно, единое — порядок, космос внутри каждого из нас, и свет, и мрак в одной мешанине, но именно в ней мы обретаем себя и друг друга.       Тина не удержалась от легкой улыбки и перевела взгляд на молодую семью, которые прощались так неистово и спешно, будто боялись коснуться друг друга лишний раз — вдруг притянет эта невозможно теплая кожа, запах и близость, что не вырвешься из их цепкой хватки. Но, кажется, пароход и впрямь готовился к отплытию — протяжно прогудела сирена; светловолосая дочурка еще раз прижалась к папиным ногам и затем отпустила, чтобы он наконец забрался на палубу. Они с матерью махали ему, их лица блестели от соленой влаги, но они не переставали улыбаться ослепительно счастливо.       Они просто есть друг у друга. Что же нужно еще?       Тина обернулась, чтобы узнать, о чем молчит Куинни, которая, безусловно, зорко следит за каждым поворотом той или иной мысли в голове у сестры, но с удивлением поняла, что той нет рядом. Старшая Голдштейн даже не заметила, когда Куинни отпустила ее руку и направилась прочь, ухватившись за постороннюю мысль, обладателя которой так упорно искала.

***

      Куинни решила убедиться, что не ошиблась. Честно сказать, она чувствовала себя несколько утомленной, перемалывая такой концентрат мыслей с предельной сосредоточенностью, но загорелась с новой силой, едва она схватила сознанием знакомое имя, что выстрелило ей буквально в лоб.       Много ли Тин гуляет сейчас по порту? Куинни не знала, но могла с уверенностью сказать, что сейчас ищут именно ее Тину — Тину, которая сама потерялась в путанных дебрях своих собственных сомнений, отчаянно нуждающихся в уничтожении.       У торгового судна среди рабочих, что занимались последними приготовлениями, Куинни выглядела так, словно ее вырезали из глянцевой брошюры и приклеили на выцветшую стену с расколотой штукатуркой — несуразно и слишком привлекательно для глаз. Однако на восхищенные взгляды в свою сторону она не обращала совершенно никакого внимания: Куинни взглядом ищейки вперилась в высокую фигуру в синем пальто, обошедшую тележку с багажом неподалеку от нее; ворох спутанных волос, в руке — потрепанный чемодан, перевязанный бечевкой в несколько оборотов, а в другой — долгожданный сверток, благодаря которому должно было произойти знаменательное событие для двух чудаков.       Но почему-то ничего не происходило.       Куинни ступила было, чтобы последовать за Ньютом, которого бы предоставила бедной Тине лично в руки (вместе с книгой), но тут же замерла, не сдержав улыбки. Она глянула в противоположную сторону.       Этим двоим нужно было просто развернуться друг к другу, чтобы наконец встретиться. Толпа пассажиров редела, поэтому возможностей для этого становилось предостаточно, однако, либо из-за возрастающего отчаяния, что затмило их разум, либо из-за разладов с фортуной, они совершенно ничего не видели.       Мурлыкая незатейливый мотивчик, Куинни кокетливо простучала каблуками и затаилась за навесным столбом, незаметно достала волшебную палочку, пряча ее внутри пальто, и, склонившись так, чтобы создать впечатление, будто она увлеченно занимается содержимым своего ридикюля, направила ее на грузовую тележку с чемоданами как раз в тот момент, когда носильщик отвлекся, чтобы передохнуть.       Затем она с ликующим видом сощурилась и бодро прошагала мимо судов к вокзалу, чтобы поспешить в булочную, предвкушая вечернее какаопитие в дружной компании.       Якоб обещал, что сегодня будет особенная выпечка.

***

      Ньют понял, что теряет равновесие, и, крутанувшись, схватился за ручку тележки, которая и толкнула его в поясницу, вдруг придя в движение. Ноги его все же подвели, и он осел на землю, вовремя оперевшись рукой, что не позволило ему распластаться ничком. Однако чемодан удержать не удалось, и он глухо шмякнулся рядом с ним.       — Бог мой, сэр, вы не ушиблись?! — Усатый дяденька в форме, заправляющий тележкой, остановил ее, не давая ей возможности напоследок щедро пройтись по ногам Ньюта.       — Нет… Все в порядке, — хрипло произнес он, повернувшись к нему, и затем принялся внимательно изучать свой чемодан.       — Прошу простить меня, сэр! — Носильщик выглядел крайне обеспокоенным. — Я отошел всего на минуту проверить багаж и вдруг… Вам нужна помощь?       Ньют замер, на секунду вообразив, как странно предстает он перед глазами обыкновенного не-мага: вот он сидит на причале и, вместо того, чтобы встать и отряхнуться, как и подобает всякому джентльмену, дотошно осматривает свой чемодан с невыразимой осторожностью, будто он сам — живое изнеженное существо, и сконфуженно шепчет вереницу извинений, обращаясь к зверям, что заполонили каждый его уголок.       — О… Вообще-то… Нет, благодарю вас, — сжав ручку чемодана, он поднялся на ноги и неловко улыбнулся, а мужичок, что шевелил усами, не сводил с него вопрошающих маленьких глазок.       — Кажется, это тоже ваше, — он перевел взгляд вниз, на пергаментный сверток, упакованный с такой тщательностью, что видеть его неаккуратно брошенным на землю было невыносимо. Ньют молниеносно потянулся за ним прежде чем носильщик сделал это сам — ему не хотелось, чтобы кто-либо касался этого свертка, предназначавшегося совсем для других рук.       — Да, спасибо, — кивнул он и отвёл глаза, чтобы наконец…       Мерлинова борода.       Их разделял какой-нибудь жалкий десяток метров — действительно жалкий, потому что ранее между ними лежал целый океан. Вот только ноги будто налились металлом — не сдвинуть их, чтобы наконец…       Вручить ей книгу.       Тина заметила его раньше, услышав громкий голос носильщика за спиной, — судя по всему, кого-то придавило тележкой. А потом она увидела Ньюта, нелепо расположившегося на земле, и поначалу ей не верилось, совсем не верилось — может, глаза еще в соленом мыле и бредят…       Но оказалось, что этот бред реальнее всего остального.       Уголки ее губ дернулись, в горле защекотал истеричный смех, рвавшийся наружу, хотя лицо Ньюта было предельно серьезно, — и от этого сильнее хотелось расхохотаться во весь голос, — и глаза саднило так, что Тина моргала часто-часто, чувствуя, как сжавшееся от тоски сердце постепенно смягчалось. Он не изменился — ничего не изменилось, вот только смотрел он на нее…       Тина бы хотела спрятаться от такого проникновения, если бы могла воспротивиться ему, но какой в этом смысл?       Она едва справлялась с когтистым зверьком внутри, что рвался вперед, вприпрыжку, и к нему на шею — уткнуться носом в воротник и слабо простонать что-то нечленораздельное. Наверное, это бы помогло спрятаться от взгляда, в котором языки танцуют неистово — это не домашний камин, нет, скорее, обрядовый костер, что вьется всё сильнее и жарче.       Да нет же, Тина, приди в себя.       Ей казалось, что действительность застыла, но ноги шли будто сами по себе, и вот теперь они были достаточно близко друг к другу, чтобы сказать слова приветствия и все такое прочее, — настолько близко, что Тина теперь могла снова пройтись взглядом по созвездиям веснушек на его лице, удостовериться, что каждая точно на положенном себе месте, и немного успокоиться.       — Здравствуй, Тина, — так громко толкается кровь, что даже не слышно собственного голоса. Он попытался улыбнуться, но вышло криво — словно вдруг забыл, как это делается.       — Здравствуй, Ньют, — произнесла Тина почти будничным тоном — она боялась, как бы в голос не прорвались чувства, звонко журчащие внутри. Он будто потянулся к ней, снова, и ее плечи дрогнули от предвкушения его теплых шершавых рук, в кольце которых она оказалась бы заключенной (навек, пожалуйста), но Ньют неловко одернул себя, отступив, и тянул к ней лишь руку со свертком, переминаясь с ноги на ногу.       — Это тебе, — сказал он просто. — Первый экземпляр от тиража.       Он с удовольствием смотрел, как сияли глаза у Тины. Она не удержалась от улыбки, принимая книгу в руки, и зачарованно потянула за тесьму, что перевязывала обертку, — она даже не успела ее подхватить, так легко она скользнула по руке и вниз на землю. Распахнувшийся пергамент, точно бутон цветка, позволил Тине мгновенно почувствовать аромат свежей печати, прошитых листов и бархатистой плотной синей бумаги, которой была обтянута обложка, — она вся затрепетала от восторга, потому что обожала новые, еще незнакомые глазам и пальцам книги так же, как и старые, зачитанные до дыр. Она коснулась ее, доставая наружу, и солнечный свет, показавшийся из облаков, игриво скользнул по тисненным золотом витиеватым буквам, обозначающим издание; Тина крепко сжала корешок, оценивая увесистость и объем — толщина книги усладила ее пальцам. Скользнув по гладким страницам, что срывались с пальцев с трепетом птичьих крыльев, она медленно отворила чуть скрипящую обложку, снова встречая: «Ньют Скамандер. Фантастические звери и места их обитания» на титульном листе, а на соседнем с фронтисписом, изображавшем нюхлера, кривоватым почерком было выведено:       Дорогой Тине с любовью       Тина подняла глаза, услышав скомканный голос Ньюта.       — Это только первый тираж, — протараторил он, указывая на книгу. Он облизнул губы, собираясь с мыслями, и продолжил: — Всего пока будет около пятисот штук и… Будут еще правки. Профессор Дамблдор, то есть… Я предложил ему, чтобы он написал введение…       — Профессор Дамблдор? — Тина продолжала улыбаться, следя за тем, как Ньют с трудом сплетает предложения друг с другом, потому что его мысли варились совсем в ином русле.       — Да, — он слегка улыбнулся. — Преподаватель трансфигурации в Хогвартсе. Он великий человек…       — Понимаю.       — …написать введение, потому что мне кажется, что я с ним справился недостаточно хорошо… Он так не считает, но я надеюсь, что его слово попадет в следующие издания…       — Это здорово.       — Да, — Ньют продолжал сконфуженно улыбаться. — Он думает, что книга удалась.       — В этом я нисколько не сомневаюсь, — с довольством сказала Тина. — Я… я рада за тебя, Ньют. Очень рада.       Ньют внимательно посмотрел на Тину — она буквально светилась изнутри.       — Поздравляю тебя с книгой, — она держала ее, точно сокровище, пальцы млели от ее тяжести и невыразимой мягкости обложки. — Она просто прелесть…       Ньют радостно блеснул зубами, и Тина, улучив это, почувствовала безумное щекотание где-то в животе.       — Спасибо, — его голос звучал тише. — Она… Она очень много значит для меня.       — И для меня, — призналась Тина, не справляясь с щекотанием. Порозовев, она поспешно добавила: — Не уверена, что смогу от нее оторваться.       Ньют забавно повел плечом.       — Думаю, введение в моем исполнении тебе все же наскучит.       Тина рассмеялась.       — А я думаю, что ты просто себя недооцениваешь, — она обратила восхищенный взгляд к книге. — Тебе стоит смириться с мыслью, что совсем скоро тебя начнут повсеместно цитировать.       Ньют смущенно потупил взгляд.       — Я думаю, следующее издание будет полнее, — сказал он задумчиво после некоторой паузы, — и намного интереснее. Дело не только в Дамблдоре, конечно. В скором времени я отбуду в исследовательскую экспедицию на Аляску…       Тина замерла с вмиг окаменевшим лицом.       — …поэтому я подумал о том, что… буду высылать тебе новые экземпляры с исправлениями, как только они будут готовы. Вернее, — Ньют снова прожег ее взглядом, и она, конечно, ожила, когда он сказал: — вернее, буду снова вручать их тебе лично.       И улыбнулся. Тина не шевелилась — ее заворожила его по-мальчишески искренняя улыбка, которая затмевала робкий солнечный свет, выбивавшийся из-за облаков.       — Если ты хочешь, — вдруг всполошился он, решив, что позволяет себе слишком много. — На самом деле я не вполне уверен, что они будут такими же хорошими, как и этот, поэтому, если ты вдруг не захочешь, я могу не…       — Мне нужны все издания до последнего, — наконец отрапортовала Тина.       Ньют пристально посмотрел на нее и затем вздохнул с облегчением.       — Хорошо.       — И только лично в руки. Мало ли, что с ними может случиться по дороге.       — Да… Ты права, — кивнул Ньют, вдруг смутившись. — Вообще-то я думал о том же самом, потому что совы не всегда слаженно работают на дальних расстояниях. Из-за разницы часовых поясов и климатических условий они могут… — Он не договорил, потому что Тина вдруг вспорхнула к нему и обняла его за плечи.       Ну наконец-то.       — …сбиться с пути, — проговорил Ньют, с трудом сглотнул и прикрыл веки, — рассудок изменял себе, но он продолжал усиленно цепляться за вереницу ускользающих от натиска чувств простых нормальных мыслей, надеясь, что это поможет ему сохранить самообладание. — Но это происходит редко… — Губы сохли мгновенно, а язык нелепо путался, гуляя по ним и подбирая слова. — И не со всеми совами. Я знаю всего пару случаев, когда…       — Ньют, — зверек наконец одолел Тину и теперь сладко урчал от удовольствия, забившись носом в пахнущий дорожной пылью воротник пальто — и если изловчиться, то можно почуять и аромат его кожи, там, где горячо, где торопливо бьется жила… Хотя, наверное, запах корма и шерсти въелся в него намертво, перекрывая его собственный.       — Как хорошо, что ты здесь, — тихо выдохнула она, и от этих приглушенных слов в плечо внутри у Ньюта парным молоком разлилось нежное тепло. Он и сам едва ли мог описать, как он рад находиться здесь сейчас — подле нее, так близко! — и ощущать хрупкость ее рук на своих плечах — это казалось невероятным, странным, но безмерно правильным.       Кажется, им там и было самое место.       Свободной рукой Ньют медленно потянулся к Тине, осторожно касаясь ее пальцами, словно она сейчас растает у него на руках, превратится в хрупкую небыль, легкое воспоминание на языке… Так, словно ей может быть больно, неудобно, колюче — с людьми он не приучен был обходиться столь же уверенно, как и со своими животными, чьи повадки он знал вдоль и поперек, поэтому Тининого зверя он воспринял как самого диковинного из всех возможных. Как с ним обращаться?       Он не знал, как поступить верно, не ошибиться, но когда его рука все же легла ей на спину, чуть подхватив талию, и она вслед слегка поддалась к нему вперед, прогнувшись в пояснице, — еще ближе, чтоб перехватило дыхание и закружилась голова, — Ньют вдруг ощутил спокойствие, которое обхватило его, точно пуховое одеяло, со всех сторон. Улыбка трепетала на его губах, а нутро болезненно сжималось от нежности; ни одной здравой мысли в голове, зато внутри плавилась терпкая тягучая сладость, которая густо заливала вены и тянулась, тянулась в аорту — горячо так, что приходилось жмуриться, но ему это нравилось.       Тина почувствовала, что ее снова знобит. Она закрыла глаза, улыбаясь и зная, что вот она, есть у него — прямо под его рукой, исполосованной рубцами, каждый из которых — в память о знакомстве с различными фантастическими животными, хотя стоит признать, что самые необыкновенные сейчас мурлыкали у обоих в груди.       Вот оно — место твоего обитания. Твой дом.       Порт пустел, и прохожие изредка проходили мимо них, спеша прочь, а они стояли не шевелясь, казалось, целую вечность — с опозданием встречая друг друга в то время, когда все остальные уже встретились или попрощались. Время будто скривилось, извернулось и пошло иным ходом; слезы у всех уже давным-давно обсохли, а Тина все не знала, как бы успокоиться и перестать безудержно трястись — снова солено в глазах, в голове стреляет дробью всеми этими «я так скучала», «останься», «мне тебя не хватало» и прочее, прочее…       Она же никогда так не скажет — никогда; чувства свои она намного способнее выражала совершенно иначе.       Тина первой отдалилась от Ньюта, все еще держа в повлажневшей руке книгу, — несколько порывисто и резко, отчего Ньют почувствовал себя как-то странно — как будто его неожиданно обдало вспененной волной, а он не успел запастись воздухом. Тина взглянула на его руку, которая застыла в воздухе — Мерлин, он в самом деле обнимал ее, ей не почудилось, — и быстро произнесла немного сдавленным голосом:       — Куинни куда-то пропала… Нужно ее найти. Наверное, она уже в здании вокзала.       Ньют слушал ее молча, внимательно глядя в ее блестящие влажные глаза, блуждавшие по сторонам.       — Представляешь, мы-мы искали тебя по всему порту и думали, что… тебя нигде не было, потому что Куинни… — Тина вдруг смутилась, пристыженная способностью сестры лазить по чужим головам.       — Я помогал одному старцу с багажом, — мягко объяснил Ньют. — Его нужно было проводить до вокзала, потому что он хромал и…       — Да-да, конечно, — кивнула Тина, неуверенно улыбнувшись. — Да. Так бывает… Поэтому Куинни и сказала, что… Впрочем, это неважно. Главное, что… Это очень хорошо, что ты оказал ему помощь…       Она наконец подняла взгляд на Ньюта и застыла на полуслове.       — Вчера была свежая партия какао на рынке, — выдохнула Тина после короткой паузы. — И мне удалось отхватить немного… Обязательно угощу тебя сегодня, если ты не против, — она игриво улыбнулась. — Прошлый раз мне показалось, что ты не очень жалуешь этот напиток.       — Вообще-то нет, — Ньют робко улыбнулся в ответ. — У нас в Лондоне подают неплохой шоколад.       — Я уверена, что ты такой точно не пробовал, — прижав книгу к груди, Тина легонько потянула Ньюта за рукав пальто и отпустила, убедившись, что они идут вровень. Она продолжала восхвалять какао, любимый с детства, с абсолютно счастливой улыбкой на лице и потому не сразу заметила, как Ньют словно бы ненароком протянул ей полусогнутый локоть со всей выдержанностью истинно английских манер. Тина запнулась, взялась под руку, принимая, и попросила его рассказать про то, как создавались «Фантастические звери…», про жизнь в Англии, про путешествие на корабле, в конце-то концов, — каково это обходиться без трансгрессии и вообще… Ей просто хотелось слушать его голос, и это желание казалось ей самым обыкновенно естественным.       Тем более он с таким жаром говорил с ней, так пылко и искренно, что никаких сомнений не оставалось: ее рука под его рукой — и, пожалуй, это единственно правильно и ничуть не странно.