Hate me. Waste me. Rape me. My favorite inside source, I'll kiss your open sores, Appreciate your concern… You'll always stink and burn. …I'm not the only one I'm not the only one… Rape me. Rape me. Rape me. Rape me again [1]… © Nirvana, Rape me
ЧАСТЬ I. Зависимость
1. Кит залпом допил остатки горького виски, затянулся дымящейся у фильтра сигаретой и бросил тлеющий окурок в переполненную пепельницу. Поднявшись с шаткой табуретки, он прошёл мимо тумбочки и в который раз ударился бедром об её угол. Синяк с него давно не сходил, но придвинуть тумбочку ближе к узкой кровати Кит всё время забывал. Его мало беспокоило то, как обставлена его комната, больше походившая на кладовку с никому не нужной старой мебелью. Кит остановился напротив мутного зеркала, прибитого к стене над столом, и посмотрел на отражение кровати. По ночам она впивалась в спину Кита пружинами, пытаясь сцепиться с ним в единое целое и поглотить тощее тело. — Этим ты не наешься, — хрипло пробормотал он, проводя подрагивающими пальцами по выпирающим позвонкам на шее. Кровать хищно скалилась в ответ изгибом нерасправленного одеяла. Кит глубоко, прерывисто вздохнул и закашлялся. В душной комнате висела дымка, крошечное открытое окно под низким потолком почти не пропускало воздуха — только блёкло алеющий луч заходящего солнца, тянущийся к занявшим весь стол ноутбуку, пепельнице и нескольким пустым бутылкам. Другие бутылки из-под дешёвого виски и краденого вина прятались в тени стола, выстраивались в шеренгу у кровати, толпились у покосившегося комода с отломанной ножкой. Некоторые, возможно, не первый год собирали пыль в дальних углах. Кит редко выбрасывал мусор — только когда каждый его шаг начинал сопровождаться звоном упавшего стекла. А окурки он выкидывал прямо в окно, до которого еле дотягивался. Кит провёл рукой по чёрным волосам, только сильнее их взъерошив, устало потёр глаза и небрежно поправил мятую белую колоратку. Лучше не стало, и священник, наградив своё отражение презрительным взглядом, вышел из пропахшей дымом и алкогольными парами комнаты. Оказавшись в коридоре, он болезненно сощурился от слишком яркого света, лившегося через два широких окна, и поспешил к следующей двери. Багровое опухшее солнце, медленно клонящееся к земле под собственной тяжестью, проникало под сощуренные веки, жгло и ослепляло, пока Кит не спрятался от него в большом зале. Заставленная скрипучими койками, эта комната была главным смыслом и единственной причиной существования потрёпанного временем дома, который для многих постояльцев стал настоящим благословением, а для Кита оставался тюрьмой. Поморгав и избавившись от ощущения, будто ему в глаза воткнули раскалённые гвозди, священник привычно окинул комнату быстрым взглядом. Несколько коек занимали люди, пол и возраст которых он затруднялся определить; у окна неподвижно стояла женщина, безостановочно бормоча себе что-то под нос; рядом с ней на усыпанной цветными карандашами кровати сидела девочка с коротким хвостиком; в углу молодой парень шумно, судорожно копался в чьих-то вещах. Он так увлёкся, что не заметил приближения священника, и вздрогнул, когда тот, наклонившись, вкрадчиво прошептал ему на ухо: — Что ищем? Молодой человек отпрянул от грязной сумки и сбивчиво пробормотал, бегая по лицу Кита лихорадочно блестящими глазами: — Я… я искал… носки. Ноги что-то мёрзнут, святой отец. Священник насмешливо посмотрел на зимние сапоги парня, явно достаточно тёплые для середины сентября: — В самом деле? — и прежде, чем дождаться нового нелепого объяснения, выразительно кивнул на дверь, ведущую к выходу из дома. — Ещё раз застукаю, спать будешь на улице. Парень нахмурился и отошёл к свободной койке, бросив в ответ что-то невнятное, но даже за натужным скрипом пружин слишком похожее на «мудак». Кит пнул сумку к ногам сидевшего напротив пожилого мужчины с испещрённым морщинами, грустным и добродушным лицом. — Руди, тебя не беспокоит, что он рылся в твоих вещах? — Да там нечего красть, — печально улыбнулся старик и пожал плечами. — Но спасибо. Неприятно, конечно, когда вот так копаются. Всё равно, что в душу лезут. Кит неопределённо хмыкнул. На вещи — свои и чужие — ему было плевать. — Ты ужинал? Из-за двери в столовую тянуло вонью подгоревшей картошки и несвежих сосисок, но здешние постояльцы не могли похвастаться наличием выбора. Приходилось есть, что дают, как собакам. Сам Кит, если кончались деньги, предпочитал голодать. — Нет, — жалобно протянул Руди. — Не успел. — Иди, я просил оставить тебе порцию. Опять. — Спасибо, — старик тяжело поднялся и преданно улыбнулся, заглядывая в глаза Киту. — Что бы мы без вас делали, святой отец! — он двинулся в сторону мерзкого запаха, но вдруг обернулся и спросил: — А потом мы будем молиться перед сном? — Конечно, как и всегда, — откликнулся священник, глядя, как за приоткрытым окном по стволу старого дерева ползёт багровый луч. В зал робко пробирался слабый ветер, боясь нарушить грязную гармонию поселившейся в доме гнилой тьмы. Почувствовав лёгкое дуновение свежести, Кит попытался глубоко вдохнуть, вобрать её в себя, но она не прижилась внутри, и священник тяжело закашлялся. — Вы в порядке? Всё кашляете, вам бы к врачу, отец Кит, — заботливо произнёс всё ещё стоящий рядом Руди. — Всё нормально, иди, — Кит приложил ладонь к худой груди, кашлянул и махнул рукой в сторону столовой. Старик покорно скрылся за дверью, а священник подошёл к окну. Осторожно, по капле вбирая сладкую свежесть, он наблюдал за тем, как угасают последние тёплые лучи и рассеянно думал о Руди. Этот старик приходил уже не первый год, почти каждый день, и сначала он казался едва ли не святым — делился едой и вещами с другими, помогал, если нужно было что-нибудь починить, усердно читал молитвы, не курил, не пил и даже не матерился, и внешне не походил на большинство здешних обитателей. Он часто мылся, исправно стирал свою ветхую одежду, подстригал истончившиеся седые волосы и даже бороду. На его печальном лице с глубокими морщинами застыло выражение сострадания, а глаза часто блестели от непролившихся слёз. Кит долго не мог понять, как Руди оказался здесь, пока тот не пришёл к нему на исповедь. Тогда старик спокойно, хладнокровно поведал священнику историю, как он убил свою жену за то, что она однажды не постирала вовремя его любимую рубашку, в которой он хотел пойти на праздничную мессу. Он сидел в тюрьме, его выпустили за хорошее поведение, он потерял дом и так оказался здесь. В новом заточении. Долгое время Киту казалось, что на время исповедей тело Руди занимает кто-то чужой, незнакомый и страшный. Многие из здешних постояльцев имели криминальное прошлое, настоящее и будущее, но только со стороны Руди Кит чувствовал реальную угрозу. Старик наверняка мог перерезать ему горло за перепутанные слова вечерней молитвы. Часы на стене показывали половину десятого. Кит поправил колоратку и тихо прошёл к двери в комнату отдыха — нужно было проверить, чем занимаются остальные постояльцы. За спиной раздалось лихорадочное шуршание, но он не обернулся. *** Сэм мчался по уносящейся вперёд дороге, будто пытаясь догнать и ухватить стекающий за горизонт алый край солнца. Отсвечивающий багровым асфальт стелился под колёсами мотоцикла, двигатель ревел, выдавая почти максимальную скорость. Визг шин оглушал низкие дома, когда мотоцикл, резко притормаживая на поворотах, пугал прохожих. Сэм привычно петлял по узким улочкам, путая следы и наслаждаясь несущимся навстречу ветром и мощью машины, легко подчинявшейся любому его движению. Когда ему удавалось в последнюю секунду увернуться от колёс внедорожника или грузовика, от прилива адреналина хотелось кричать на всю улицу, весь город, мир. Он кожей ощущал, как смерть проносилась мимо, с каждым разом всё ближе, и это чертовски возбуждало. Вылетев обратно на шоссе перед засигналившей от неожиданности тойотой, Картер направился к месту встречи. Как обычно, шум города, мелькание загоревшихся фонарей, мерцание разноцветных вывесок на сменяющих друг друга домах и бесконечная дорога, ведущая в никуда, вызывали желание оставить всё позади, выкрутить ручку газа и ехать вперёд, не глядя на карту, пока не кончатся деньги и бензин. Бросить работу, друзей, квартиру, бросить прошлое и настоящее и отправиться в новые города, новые страны, новую жизнь. Но в этот раз, к счастью, путь был коротким, и это желание не успело развернуться в полную силу. Сбросив скорость, Сэм повернул в короткий тёмный переулок. Его уже ждали. — Ты опоздал, Картер. — И тебе привет, Джейк, — глухо поприветствовал Сэм из-под шлема. Толстяк Джейк сидел на бампере неприметной серой сузуки, из-за чего несчастная машина проседала, натужно поскрипывая. Сложенные на груди пухлые руки и нахмуренные брови недвусмысленно намекали на скверное расположение духа сегодняшнего напарника Сэма. — Я тебя уже полчаса жду. — Ага, — не слушая, пробормотал Картер. Он медленно стягивал с себя шлем, неторопливо слезал с мотоцикла и с наслаждением потягивался. Он знал, что бесит Джейка. Ему это нравилось. Окинув взглядом толстяка, Сэм усмехнулся и спросил совершенно серьёзно: — Не боишься, что шины под тобой лопнут? Джейк поджал полные губы и запыхтел от злости, но нашёл в себе силы проигнорировать выпад. Он всегда ставил дело превыше всего. — Если мы упустим ублюдка, босс нас на кол посадит. Сэм задумчиво посмотрел на часы и поинтересовался, прицепив шлем к байку: — Мы должны были встретиться десять минут назад, что ты делаешь здесь так долго? — Мы торопимся, помнишь? Он не одним нам нужен, так что… Сэм улыбнулся, наблюдая за тем, как стремительно краснеют от возмущения лицо и уши Джейка. В такие моменты он становился похож на поросёнка. Очень большого поросёнка. — Если бы ты не болтал так много, я бы давно уже был в приюте. И я вернусь не скоро, не раньше, чем все заснут, так что можешь пока сходить, прикупить себе пончиков, — Картер похлопал Джейка по мягкой щеке, со смехом увернулся от удара и направился в сторону старого кирпичного здания, обнесённого железным забором с никогда не закрывающимися воротами. Внимательно осмотревшись, Сэм перешёл дорогу и поднял взгляд на низкий, настороженно пригибающийся к земле дом. На его крыше виднелся простой крест, а дверь, в которую Картер собирался постучать, оказалась гостеприимно открытой. Сэм остановился в тёмной прихожей и прислушался. Из соседней комнаты доносилась ровная, чуть хриплая речь, к которой иногда присоединялся нестройный хор редких голосов. Тихо подойдя ближе, Картер сделал шаг внутрь и замер на пороге. Первым его впечатлением был запах. Тяжёлый, затхлый и чуть сладкий, он с первого вдоха обволакивал лёгкие, забивал нос и горло, лип к коже. Из-за него начинало казаться, что одежда тускнеет и ветшает на глазах, на пальцы вместе с пылью оседает прах разложения, волосы седеют и истончаются, болезни поглощают внутренности, а лицо прорезают морщины. Картер прислонился к дверному косяку, сложил руки на груди, совсем как Джейк, и окинул комнату взглядом. Большинство коек занимали потрёпанные жизнью, измождённые мужчины и женщины, часть из которых со своих матрасов вторили голосу священника. Несколько человек стояли перед кроватями на коленях, сложив вместе ладони, и непрерывно шевелили губами. Их лица всё ещё хранили тень надежды. Невысокий худой пастор в длинной чёрной сутане стоял к Сэму спиной, прижимая локтем к боку Библию. Видимо, основные чтения закончились, что не могло не радовать. Святой отец произносил молитвы спокойно, но не монотонно, было в его интонациях какое-то особое выражение, которое Картер никак не мог уловить. В этом голосе сочетались гордыня и покаяние, жалоба и упрёк, смертная тоска и упрямая воля к жизни. Сэм и не заметил, как начал вслушиваться. — …перед ночным покоем мы хотим душою вознестись к Тебе. День этот мы начали во имя Твое, во имя Твое хотим завершить его. Мы благодарим Тебя за все блага, которыми Ты одарил сегодня наши души и тела… С койки, на которой лежал мужчина с густой грязной бородой, послышался скептический смешок. — Благами, как же. Особенно благостно было хрустеть гарью на картошке. Священник нервно провёл рукой по волосам, коротко вздохнул и продолжил молитву, не обращая внимания на комментарий. — Господи, мы снова оказались слабыми и неверными Твоими сынами. Наша неблагодарность причиняет Тебе боль, и мы молим Тебя о прощении… — священник запнулся на мгновение и сказал так, будто слова обжигали его изнутри и он торопился от них избавиться, но те цеплялись за его горло, язык и губы: — Помоги нам начать жить иначе… Сэм некоторое время сверлил взглядом лысый затылок бездомного, презрительно отвернувшегося от святого отца, потом снова осмотрел лежащих на койках оборванцев и не смог сдержать ядовитую усмешку. Сладкие фразы отравленными иглами безнадёжности впивались в их уши и никого не могли спасти. По опущенным плечам священника было понятно, что и он не питает иллюзий. — Огради нас, Господи, и сохрани в эту ночь от всякого зла, — сбоку от святого отца коленопреклонённый старик с растроганной и печальной улыбкой поднял блестящие глаза к потолку и что-то усиленно зашептал. — В руки Твои, Господи, предаём души наши… — Да заткнись ты уже! — лысый бездомный раздражённо повернулся обратно к священнику, приподнявшись на локте. — Ещё раз прервёшь меня — отправишься ночевать на вокзал вместе с крысами и тараканами, — неожиданно резко ответил пастор. — И обратно я тебя не пущу. Это католический приют, здесь читают молитвы, поют гимны и проводят мессы. Не нравится — уходи. Брови Сэма медленно поползли вверх — священник был настроен так серьёзно, что на месте бездомного Картер не стал бы возражать, и тот, будто услышав совет, только злобно оскалился, опустился на кровать, укрывшись с головой одеялом, и пробурчал оттуда отчётливое «пидор». Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь периодическими всхрапами с разных сторон. Священник опустил голову и долго не двигался, пока наконец не вздохнул и не произнёс с чувством, как если бы обращался к кому-то, находившемуся совсем рядом, протяни руку — и дотронешься: — Прости нас, Господи… благослови нас, помилуй и даруй жизнь вечную. И разрозненные голоса закончили вместе с ним: — Аминь. Выжидательные взгляды обратились на пастора. Настало время погасить свет и покинуть комнату, но святой отец продолжал неподвижно стоять, прижимая к себе Библию. — Я знаю… — священник кашлянул и повторил чуть громче: — Я знаю, вы потеряли всё. Как и я. Мы в одной лодке, так что вы не можете смотреть на меня сверху вниз и говорить, что таким счастливчикам, как я, вас не понять. Эта возможность — одно из немногих ваших удовольствий, не так ли? Но я вам её не предоставлю, — пастор невесело рассмеялся и продолжил с нажимом: — Мы потеряли всё, но именно это приближает нас к осознанию истинной ценности души. Когда никаких других ценностей не осталось, когда все вещи обращаются в прах. Кто, если не мы, сможет ощутить в полной мере, что душа — единственное… — он коротко закашлялся. — Единственное, что принадлежит нам безраздельно? Её никто не украдёт, не отнимет, не купит. Тело — лишь клетка, средоточие порока, всегда требующее больше… Не поддавайтесь ему. Тело, как и любая вещь, произошло из праха и в прах возвратится, — священник повёл головой по сторонам, наткнулся на копьями вонзающиеся в него взгляды, полные недоумения, непонимания и равнодушия, и снова закашлялся, но всё же заставил себя продолжить: — А душа — вечна. Позаботьтесь о ней… пока не поздно. Раскайтесь в своих грехах… — опять кашель. — Храните себя от пороков… — кашель. — Просите Бога о помощи и проще… — святой отец теснее прижал к груди Библию, пытаясь вдохнуть в перерывах между приступами. Старик, усердно шептавший молитвы, поднялся с колен и сделал шаг вперёд, но священник остановил его, выставив раскрытую ладонь. Бездомный послушно замер. Пастор кашлянул ещё несколько раз, сдавленно бросил: — А, к чёрту… — и отвернулся от обитателей приюта. В обращённых на священника глазах сквозило явное облегчение. Не успев прийти в себя после болезненного приступа, Кит чуть не врезался в высокого мужчину, стоявшего на пороге. Вскинув на него раздражённый взгляд, священник грубо спросил: — Вам кого? — Вероятно, тебя, — пожал плечами Сэм и посторонился, пропуская пастора. — Пойдём. Кит проскользнул мимо мужчины, осторожно, чтобы не задеть его плечом, пересёк прихожую и вышел на крыльцо. За домами напротив догорали последние лучи солнца, вдоль дороги светили фонари. Расстегнув нижние пуговицы сутаны, священник достал из кармана мятых брюк сигареты, прикурил и протянул пачку собеседнику: — Будешь? — Спасибо, — Сэм щёлкнул зажигалкой и присел на крыльцо. Кит спустился на пару ступенек, тоже сел и некоторое время глубоко затягивался в тишине, изредка покашливая. Темнело. Картер терпеливо молчал. — Ну? — наконец спросил священник, не оборачиваясь и беспокойно вертя в пальцах полупустую пачку. — Надеюсь, у вас есть свободные места? — Ты не похож на бездомного, — Кит щелчком отправил окурок к воротам, постучал задумчиво пачкой по острому колену и достал себе ещё одну сигарету. — А это обязательное условие? — поинтересовался Сэм, сверля взглядом затылок священника. Рассматривать чёрные взъерошенные волосы и выпирающие позвонки на шее уже порядком надоело — пастор проскользнул мимо него так быстро, что Картер даже не успел определить его возраст. — Нет. Но если есть альтернатива, лучше ею воспользоваться. Спать здесь то ещё удовольствие. — Альтернативы нет. Кит резко обернулся, выдохнул дым через нос и с подозрением прищурился, глядя на собеседника снизу вверх. — И зачем ты здесь? — А не правильнее спросить: почему? — вскинул брови Сэм, но священник в ответ лишь усмехнулся и коротко покачал головой. — С женой поссорился, она из дома выгнала. А друг, к которому я мог бы пойти, сейчас не в городе… И, уходя, я даже не успел денег на гостиницу взять. — М-м-м… вот оно что, — протянул Кит и окинул мужчину долгим изучающим взглядом, липким, как запах этого дома. Приют пустил в священника корни, став его зрением и слухом, его голосом и дыханием. Сэм рассматривал святого отца, который, очевидно, был и вполовину не таким святым, как ему полагалось. Сигарета в его пальцах заметно подрагивала, на бледной коже сильно выделялись тёмные синяки под глазами, на сухих губах виднелась небольшая ранка. Картер сомневался, что всё это только от тяжёлой работы. На вид он дал бы пастору лет тридцать с лишним, но почему-то был уверен, что тот моложе. Не намного моложе его самого. — Хорошая у тебя куртка, — неожиданно заметил священник. В его голосе звучала насмешка. — Настоящая кожа, да? Сопрут, глазом моргнуть не успеешь. — Его оценивающий взгляд скользнул ниже. — Ботинки наверняка тоже. Да и джинсы неплохие. Выйдешь отсюда голым. Оно того стоит? — Что? — нахмурился Сэм. Пастор выглядел рассеянным, даже когда пристально всматривался прямо в глаза, но, очевидно, впечатление это было обманчиво. — То, за чем ты сюда пришёл. — Я ведь сказал… — упрямо начал Картер, но священник его перебил, всё ещё неприятно усмехаясь: — Да-да, жена, ссора, некуда пойти. Сделаю вид, что поверил, — священник бросил давно потухший окурок на дорогу и поднялся на ноги: — Я Кит… отец Кит, — ехидно добавил он, будто издеваясь над собой. — Сэм. Картер, — Сэм встал и хотел протянуть ладонь для приветствия, но священник прятал руки за спиной, и он передумал. — Пойдём, Сэм, покажу тебе нашу обитель. Надеюсь, скоро жена сжалится над тобой. За одну ночь здесь она должна будет тебе с десяток минетов, — невесело засмеялся Кит и гостеприимно распахнул перед Картером дверь приюта. *** от: Пухляш 00:17 Ну? от: Шлемоголовый 00:18 Ублюдки никак не улягутся от: Шлемоголовый 00:21 Других не видно? от: Пухляш 00:21 Нет. Наши увели Жду от: Шлемоголовый 00:24 Все пончики уже от скуки съел? от: Пухляш 00:25 Нахуй иди от: Шлемоголовый 00:26 Мне хоть один оставил? Сэм убрал телефон в карман и откинулся на подушку. Ответа можно было не ждать — Джейка на долгие перепалки не хватало. Он наверняка уже открыл окно машины и злобно и беспомощно жевал фильтр сигареты, выдыхая дым через нос. Картер не первый год недоумевал, как Джейк оказался в их деле, когда ему впору было наряжаться Санта-Клаусом и развлекать детишек на Рождество. Впрочем, почти всех в их компании когда-то вынудили обстоятельства, а однажды подписавшись, из игры не выйти. Сэм закинул руки за голову и уставился в нависающий над спящими потолок. С разных сторон раздавался храп, где-то слышались тихие шаги и шуршание, кто-то беспокойно вертелся. От мужика с соседней койки ужасно воняло, даже хуже, чем из столовой, и Картер от скуки старался научиться жить без воздуха. Женщина с другой стороны долго пялилась на него, не моргая и чему-то безумно улыбаясь, пока Сэм на неё не замахнулся. Только тогда, выдав небольшую тираду о тяготах своей жизни и мужиках-козлах, она отвернулась и тоже захрапела. У койки по диагонали, на которой спал молодой парень в зимних ботинках, валялся пустой шприц. Картер равнодушно отмечал эти детали, пока не понял, что обстановка кажется ему привычной, хотя он провёл в этой комнате не больше двух часов. Запах впитался в одежду и теперь забирался под кожу, тихие, вороватые звуки заставляли настороженно оглядываться, а серебряная лунная дорожка ложилась на него атласным одеялом, придавливая к койке. Дом оплетал корнями нового жителя, чтобы забрать его прогнившую душу, добавить к своей коллекции несчастных. Сэма передёрнуло. Он посмотрел на часы и прислушался — ничего, кроме храпа и тяжелого дыхания. Ещё немного, и можно действовать. Чем скорее он уберётся отсюда, тем лучше. Прав был пастор, когда шутил насчёт одной ночи, вот только у Картера не было никого, кто мог бы ему отсосать. от: Шлемоголовый 00:53 Готовься. Скоро буду — Жене пишешь? — раздался шёпот, и Сэм подскочил на кровати от неожиданности. Совсем рядом в темноте беззвучно засмеялся священник. — Какого чёрта ты делаешь? — прошипел Картер, злясь на себя, что не заметил приближения Кита. За стуком колотящегося сердца он не слышал собственного голоса. — Пришёл спросить, зачем ты здесь, — Кит сидел на корточках, глядя на Сэма снизу вверх, и быстро покачал головой, как только тот открыл рот: — Не надо про жену заливать. Будь это правдой, ты бы неотрывно в телефон пялился в ожидании смски или звонка. — А ты наблюдательный, да? — Я всю жизнь с людьми работаю, это моя обязанность, — пожал плечами священник и быстро облизнул сухие губы. — Ну? Говори, или я просижу здесь до самого утра. Глаз с тебя не спущу. Кит прищурился, пристально глядя на Сэма и заставляя того усмехнуться. Если бы Картер хотел, он бы уложил пастора одним ударом, и они наверняка оба это понимали. Священник лез на рожон, и Сэму это нравилось. — Уверен, что хочешь стать соучастником? — он сел на краю натужно скрипнувшей койки и наклонился ближе к собеседнику. — Иначе никак, — прошептал Кит, опустившись на колени и блуждая взглядом по лицу и рукам Картера. — Я либо помогу, либо вызову копов. Смотря как пойдёт. Брови Картера медленно поползли вверх. Священник, которого он видел сейчас, мало соотносился с тем, который читал молитвы для бездомных пару часов назад. То он убеждал безнадёжных отбросов общества задуматься о спасении души, то собирался помочь незнакомцу с явно незаконным делом. А какие ещё дела могли проворачиваться посреди ночи? — Мне нужен один здешний житель. — Кто? — спросил Кит и склонил голову к плечу. — Руди Майлз. Священник быстро моргнул несколько раз и нахмурился. Пару минут он молчал, глядя в пол. Сэм с удивлением отметил, что волнуется, будто от решения Кита зависел успех дела. Картер всматривался в усталое и отстранённо-задумчивое лицо пастора, слушал его поверхностное дыхание и надеялся, что тот согласится. Применять силу почему-то не хотелось. Кит медленно покачал головой. — Он здесь давно. Его многие знают. Его отсутствие заметят. — Да ладно тебе, — фыркнул Сэм и сполз с койки, опустившись на колени рядом со священником. — Это же приют. Скажи ещё, что люди здесь не пропадают. Кит снова облизнул губы, покусал ранку и нехотя согласился: — Пропадают. Но не он. У него нет причин пропасть. — А если я скажу, что есть? Вскинув на Сэма взгляд, в котором не было ни капли удивления, священник молчал. Казалось, он хотел, чтобы Картер убедил его. — Он сделал кое-что. Очень плохое, — сказал Сэм. — Все здесь сделали что-то плохое, — возразил Кит. Картер тяжело вздохнул. Он помнил, что можно решить проблему всего одним ударом, но тонкая шея священника выглядела так, словно готова сломаться от простого прикосновения. Оставленный в приюте труп точно нарушил бы их изначальный план — сделать всё по-тихому. — Давай договоримся, — Сэм полез в карман куртки, медленно, давая Киту возможность себя остановить. Возможность удержаться на краю пропасти. Кит молчал. Картер достал пачку смятых банкнот и вопросительно вскинул брови. Глаза священника бегали от пачки денег к лицу Сэма и обратно, в них явно читалась внутренняя борьба между недоверием и алчностью. Потянувшись было к деньгам, он замер: — Ты его убьёшь? — Нет. Кит заторможенно кивнул. — Ты мне поверил? — спросил Сэм. — Нет. Повисла тишина. Кто-то тихо стонал во сне, кто-то что-то бормотал, под беспокойно вертящимся молодым человеком скрипела койка. — Ну, — поторопил Картер. — Бери уже. Кит осторожно, в сомнении взял у Сэма деньги, но тут же, не сдержавшись, начал жадно их пересчитывать. — Говоришь, душу нельзя купить? — насмешливо поинтересовался Картер. Священник вздрогнул, как от удара, и вскинул на Сэма злобный взгляд. Губы его побелели, а судорожно сжавшиеся на деньгах руки едва не бросили пачку Картеру в лицо. Но вместо этого Кит близко наклонился к Сэму и прошипел: — Шесть грамм — вполне приемлемая цена. Священник отстранился, прижал ладонь к губам и зажмурился, сдерживая кашель, чтобы не потревожить спящих. Справившись с приступом, он уронил руку и хрипло сказал: — Уходи. Делай, что нужно, и уходи. Скользнув по Сэму пустым, смертельно усталым взглядом, Кит поднялся, пошатнувшись на затёкших ногах, и неслышно, словно призрак, вышел из комнаты.