***
непрочитанных сообщений — 658: последнее сообщение: [от кого: Намджун] не опоздай на своё очередное тупое собеседование Юнги, от скуки, вертел телефон в руках и открывал все возможные приложения, лишь бы как-то унять свой нервный тик. Иногда по привычке заглядывал в «каток», но не открывал диалоги. Роль игнорщика ему заходила, и он не видел смысла вообще прекращать. Он находился в коридоре один. Белые стены немного нагнетали, искусственный свет выедал глаза, по крайней мере, он так себя чувствовал. Стул казался до ужаса неудобным, мышцы шеи ныли конкретно, из-за почти часового втыкалова в мобильник от нечего делать, потому что секретарское: «Извините, Мин Юнги-ши, начальница-ним пока занята, не могли бы вы подождать в коридоре?» Такое впечатление, что это просто первый этап - проверка на выдержку и терпение. Поднимаясь и кряхтя, он побрел к столику с кофе на этаже, потому что: «Можете пока попить кофе. Самообслуживание». И он не против самообслужить себя и замутить башню из стаканчиков, которую он построил двадцать минут назад. На пике скуки, еще раз привычно взглянув на стеклянную тонированную дверь, из которой должны его позвать, он обратил свое внимание на ложку, утопленную в кофе. Потом, с задумчивым видом достал ложку, несколько секунд завороженно рассматривал каплю, нисходящую к кончику ложки и падающую на стол, а потом и неуверенно ткнул ей по стаканчику в нижнем ряду башни. После второго, более решительного, толчка стакан перевернулся и половина конструкции оказалось на полу. Он бы так и стоял, загипнотизировано пялясь на свой импровизированный «Апофеоз войны» из стаканов, если бы его не окликнула женщина средних лет с дружелюбной улыбкой и немного озорным взглядом. Как раз из той двери кабинета, в котором он уже не надеялся оказаться. Юнги поклонился, пробормотал извинения и наклонился собрать весь мусор (?) с пола, сложил их в стопку, и задумавшись на пару секунд, бросил в мусорку. Юнги выпрямился, нервно пригладил воображаемые складки на одежде и направился к двери. В 12 утра, как раз солнце набирает обороты, это особенно ощущается на самом верхнем этаже здания. Находясь в кабинете, Юнги хотелось тереть глаза из-за солнечных лучей, сочившихся из окна. Женщина, которая предварительно представилась Ким Дженифер (имя ей дали американские приемные родители), дернула края блузки вниз (из-за пышных форм блузка не по размерам, все время хотела наверх, к макушке) и спокойно села за свой, внушительный такой, стол (Юнги не знает, из какого дерева, но выглядит дороже стоимости его машины в кредит и аренды квартиры за два года вперед). Она в очередной раз растрепала свои рыжие кудри, пробежалась быстро глазами и наконец обратила внимания на самого Юнги и пригласила жестом его сесть на стул перед (уже стулья просто бесят, никогда в жизни не будет сидеть, у него отпал зад) перед ее столом. Юнги, игнорируя свой внутренний галдёж, еще раз поклонился и сел на стул. Женщина выразительно посмотрела на резюме в руках Юнги, тот, в свою очередь, чертыхнулся, встал и подал ей папку со скудненьким опытом, описанным самим Юнги в ночь перед собеседованием. Директор Ким по-доброму улыбнусь, взяла папку и, даже не заглядывая в нее, положила на стол, похлопала по ней маленькой ладошкой и откинулась на спинку кресла. — Итак, Мин Юнги-ши, расскажи о себе. ←←← «Мин Юнги и его совладелец агенства талантов и звукозаписи Ким Намджун объявили о расформировании их группы «w-inspire». Причины расформирования не озвучены никем: ни самими участниками, ни директорами. Есть предположение, что мемберы сами ушли из-за жестокого обращения к себе. Еще один из участников был замечен на прошлой неделе фанатами группы с девушкой возле кинотеатра в Каннаме. В переводе с английского название группы значит «w-вдохновение». На что же, в конце концов, вы нас вдохновили?» Тогда хотелось уебать тому умнику с его ехидными вопросами. Он офигел, что их недостаточно популярная группа вообще стала интересна репортерам, и те выпустили новости в эфир. Тогда Юнги сразу же вырубил телек из розетки, на эмоциях, а образ того растрепанного умника с девчачьим лицом и тупой улыбкой он запомнил надолго. → → → — Приятно познакомится, Мин Юнги, 27 лет. Обычный человек. Раньше занимался совместным бизнесом с другом. Хобби никаких, есть кошка. Связывать мысли оказалось как-то надрывно. — О, бизнес это хорошо, то есть, опыт с клиентами у вас есть… какой бизнес? Женщина скучающе водила пальцем по столу, другой рукой подперала подбородок, а потом снова обратила свой взгляд на Юнги. — Агентство талантов, — потом он зачем-то уточнил, — шоу-бизнес. — И почему «раньше»? Поссорились? — в последнем вопросе чувствовались нотки веселья и издевки. ←←← Он только зашел в миленькую кофейню, которая находится напротив пятиэтажного здания, где они с Намджуном арендуют помещение для их агентства. Юнги сюда заходил каждое утро, чтобы продрать как-то глаза с помощью американо, или когда стены студии слишком давили и нужно было расслабиться. Сразу у двери он на автомате, поклонился на «добро пожаловать» от работников кафе и направился к столику, окна у кафе огромные, поэтому уже перед входом он знал, к какому ему нужно подойти. Парень, который сидел за столом, не заметил, как к нему подошли потому, что его маленькие, дрожащие руки пытались смести в кучку сахар, рассыпанный по всей поверхности. Юнги демонстративно откашлялся и плюхнулся на стул. Пока пацанчик взвизгнул и испуганно уставился на него, он решил потянуться рукой к чашке на другом конце стола и допить его капучино, в которое он, как всегда, положил кучу сахара. — Видимо волнуешься, — хмыкнул Юнги, залпом допивая кофе и гримасничая в отвращении. Это капучино, реально, было пиздецки сладким, — Не многовато ли кофе ты в себя влил, малыш? — жестом указывая на три пустых чашки в опасной близости от края стола. Юнги знал о дурацкой привычке мальчишки напиваться приторно-сладким кофе, когда его эмоционально подрывает. Юнги решает заказать себе двойной эспрессо, а пацану — чай с ромашкой. Когда чашка оказывается перед пацаном, он бормочет неуверенное «спасибо» и натянув на пальцы свой свитер, прикасается к чашке двумя руками и начинает греться. Он еще немного подрагивает. Фиг его от холода или еще чего. Спустя какое-то время парень, покусывая верхнюю губу, наконец выдает: — Прости, хён. — Тебе не за что извиняться, Чимин-и. — хмыкнул в чашку с кофе Юнги. Вечер, как никогда, подходил для новых начинаний и принятых решений. Особенно, когда решение - бросить всё к херам собачьим. — Нет, я должен. Просто родители больше не могут это терпеть. Они говорят, что нужно взяться за голову и наконец... — Да-да, «начать нормально жить, а не играться в танцора», правильно? — Не злись, мы никак не могли продвинуться после дебюта. Понятное дело - мои родители волнуются. Юнги знает, что точно потом пожалеет о сказанном, но все равно говорит: — Не прикрывайся родителями. Просто признайся, что сам не хочешь больше продолжать. — А ты сам веришь, что это куда-то приведёт? Мы четыре грёбаных года потратили на это вот всё. С меня достаточно. За наши успехи даже за аренду не заплатишь и... — Если считаешь, что это правильное решение — просто уходи. Что я могу поделать, если ты не можешь сам принять решение и прячешься за мамкиной юбкой. В кафе играла заглавная песня группы их знакомого продюсера. Они вместе выпивали и поддерживали друг друга. Кто знает, может, если бы они чуть дольше продержались — сейчас бы звучали голоса их с Намджуном ребят, а не вот это вот всё. Видимо, стучащий в ритм, палец Чимина и его хмурые брови с ним бы согласились. После ухода Чимина подобный разговор возникает с каждым из мемберов: Чунхо — внезапно нашел девушку всей его жизни, обрюхатил её и решил завести семью, публичная жизнь теперь не для него, теперь нужно заботиться о семье; Джэюн решил просто уйти и стать учителем музыки. Сонхо предложили контракт в другом агенстве и он решил стать актером. Они все не захотели продлевать контракт с их Намджуном агентством. → → → — Таланты все разбежались, — Юнги истерично хихикнул и откинулся на спинку стула. Юнги слишком устал, чтобы придумывать какую-то сказку о своей биографии, чтобы выглядеть лучше со стороны, по крайней мере для работодателя. — Оу, так говорите, будто вы с ними плохо обращались. Он им отдавал всего себя и больше. Но, кто знает, что он неправильно сделал? — Я не могу говорить за них, им видней. И не вижу смысла оправдываться. Она кивнула, видимо что-то про себя решая, и продолжила допрос, который Юнги, почему-то, позволял проводить: — Что думает об этом ваш друг? ←←← [от кого: Намджун] хён я не думаю, что это выход. ты сам шипел на офисный планктон, теперь хочешь быть одним из них?[кому: Намджун] у нас ни группы, ни денег, а за коммуналку нужно платить тем более это временно
[от кого: Намджун] мне кажется, что ты сдался[кому: Намджун] мне тоже Намджун давай на этом остановимся я имею в виду агенство
[от кого: Намджун] ты идиот Мин Юнги эй возьми чёртову трубку мы встретимся и ты скажешь мне это в лицо, а я тебе втащу С тех пор, он просто не может открыть сообщения и избегает лучшего друга всеми возможными способами. Потому что накрывает стыд и разочарование. Разочарование в себе, как оказалось - он очень слабый человек, и не может больше подняться после такой встряски. Юнги, казалось, раньше мог выдержать любые подачки жизни. Но этот "крученый" просто вынес его за поле.</b> → → → Юнги выдыхает: — Мы с ним прекратили общение. — Почему решили попробовать себя в другой отрасли? Всё в один миг закончилось. Юнги, который не видел вообще ничего в своей жизни, кроме продюсирования музыки и заботы о своих подопечных. Ему казалось, что его бросили. Поэтому Юнги тоже закончился. Просто, нужно как-то научиться жить без всего этого. Это наименее болезненный вариант. Так, по крайней мере, хочется верить. Но он просто ответил: — Я хочу попробовать себя в чем-то новом и расширить кругозор. Женщина подняла бровь в неверии, но никак не прокомментировала. Но потом, она выпрямила спину и весёленько начала. — Окей, Юнги-ши, перейдем непосредственно к работе. Можете рассказать, как понимаете работу биржевого брокера, и чем отличаются обычные продажи от продаж по телефону?…***
На людей опрокинулось утро понедельника. Солнцу захотелось, видимо, стать желтком и облапать своими липкими горячими лучами всех, к кому сможет, вообще, дотянуться. К Юнги, например. Одежда совсем не по погоде. Не то чтобы, он загонялся по этому поводу, но подпекаемая солнцем спина и капли пота на лбу и висках говорят ему, что лучше бы он посмотрел краем глаза на закладку с погодой с утра, когда одевался. Видимо, он просто поразил своим жалким видом работодателя или своими познаниями в продажах и биржи, или просто нужен был срочно новый работник. Юнги не хочет думать об этом, главное ему хотя бы предоставили шанс. Зарплату обещали сносную. Если Юнги продержится на телефоне месяц - еще и ставку поднимут. Вроде, все начинает налаживаться. Он получил свою обычную жизнь офисного работника, которую так ненавидел. Молодец. Утренние поездки на работу - это было единственное, теперь, развлечение. Он сам не знает почему. Видимо, профессиональная привычка находить в обычных вещах концепт для камбэка и темы для музыки, будет преследовать его до гробовой доски. Юнги выдыхает и прикладывает ладонь к шее. Духота неимоверная. Солнце шпарит как безумное. Люди сходят с ума. Некоторые, считая себя дофига бессмертными, перебегают дорогу на последних секундах зелёного. Справа от Юнги ждут люди в очереди. Такая себе получилась нервная, сонная, недовольная, задроченная многоножка. Время от времени, даже синхронно, головы поворачивают на дорогу. Автобус подъезжает к остановке, жалобно повизгивая, останавливается и облегченно открывает двери, люди вываливаются на свободу. Поджаренные своими мыслями, люди медленно и смиренно зашагали внутрь утренней душегубки. Казалось бы, бесконечно вместительный автобус, было бы желание, (а приехать вовремя, и не получить оплеуху от начальства внушительное желание) сейчас, готов уже треснуть. Даже можно заметить покачивания. Впереди весна. И он совершенно не готов к ней. Ему хорошо было в зиме. Там его замороженные чувства, идеи, стремления, позитив и надежда на светлое будущее. Солнце высушивает все ресурсы для существования. И он просто начинает вянуть. Блять. Он хочет мечтать. Кругом одни рутинные трупы. Он один из них. Юнги иронично себе усмехается, но гримаса внезапно стекает, как только он видит знакомое лицо. Это же знакомое лицо поворачивается на Юнги, неловко улыбается и идёт в направлении, где он сидит. Юнги решает поздороваться первым: — Привет, Чимин. — Доброе утро, хён. Как ты и Намджун? Я слышал вы закрыли агентство и не разговариваете больше двух месяцев. — Замечательно. Мы переписываемся, иногда. — Ты не отвечаешь на его сообщения, и это ты называешь «переписываемся»? — Не твоё дело. Это тебя не должно волновать. — Хён, вы для меня были как семья целых пять лет. Как меня может не волновать, что мои хёны поссорились? — Ключевое слово «были». Всё закончилось. А ты как поживаешь? Можешь уже платить за аренду? Родители довольны? Счастлив? — Нет, не счастлив, — твердо сказал он, но потом сдулся и пробормотал, — Я с ними поссорился. — Круто тебе, малыш, — Юнги был слишком обидчивым, чтобы не язвить. — Ещё я слышал, что ты стал брокером, хён. Ты же ненавидишь офисную волокиту. — Ага… Чимин, я… —Хён, я хочу с тобой поговорить. У меня тот же номер, позвони, как только будешь свободен. — О чём мы будем говорить? — Я тебе тогда и скажу. О. Мой автобус. — Чимин указывает на подъезжающий транспорт, произносит неловкое: «до встречи», - и убегает. Юнги ему так и не решился позвонить. Ни в тот день, ни спустя месяц. Просто решил забить. Да, новая жизнь. Весна в самом разгаре. Юнги продолжает истерически смеяться.***
На остановке, каждое утро, он пытался уговорить свои мысли ходить по расписанию. Как это делают эти железные коробки с поджаренными лучами крышами. Мысли должны понять, что есть время, когда он не может уделять им время. Не хочет. Не будет. Но мысли — вечные несносные детки. Они путают день и ночь. Будь у него воля, он бы надел на каждую мысль поводок. И выгуливал бы по черепной коробке раз в столетие. И никогда не отстегивал. Да, он бы обязательно это сделал. Если бы знал, где у абстрактной, бесформенной жижи его сознания находится шея. Вот, пассажир сознания: в 9:00 поедем на станцию бессилия и внутренней самоненависти. Ему не выдадут проездной билет. Не выгонят за неоплату проезда. А Юнги очень даже не против, чтобы его исключили из своего же мозга. Или, хотя бы, дали выйти на нужной остановке. На остановке люди думают о вечном в разы и разы больше, чем когда-либо смогут ухватить хоть минутку в течении рабочего перерыва или вечером когда мозги компостирует семья.***
Но в один из таких утренних деньков Юнги, вместо того чтобы залезть в автобус, уже битый час сидит на остановке. Он не может сдвинуться с места. Общаться с тупейшими клиентами и объяснять им, что деньги на них мешком сразу не свалятся, а нужно нажать пару кнопок на платформе и этим заниматься по часу в день, оказалось очень эмоционально изнуряющим. Он просто приходил домой и отрубался. Может, иногда смотрел телек, но когда видел какое-то тв шоу с айдолами переключал, боясь увидеть знакомые рожи. Раздраженно нажимал кнопку «выкл», поворачивался спиной к телеку и отрубался. То, что он начал спускать почти всю зарплату на выпивку - он вообще умолчит. Так он пережил месяц. Вчера был какой-то праздник, начальница притащила энергетики и дорогой коньяк. Не в первый раз, все работники взяли по красивому хрустальному стакану из кабинета Дженифер и, прям так, поддатые вызванивали клиентов. Это отличный способ пережить работу. Даже всю жизнь. Так бы и прошел вчерашний день. Если бы его коллега и, по совместительству, человек, который пережил с ним адский двухнедельный треннинг перед тем как, собственно, приступить работать с клиентами, бросила на его рабочие место свернутую бумажку через стеклянную перегородку. Номер телефона Юнги знала только начальница, поэтому с ним общаться можно было таким примитивным способом во время работы. Юнги пару раз моргнул и потянулся к записке. Из-за количества выпитого голова толком не соображала. Бумажка гласила: «У меня есть дома приставка брата (его в доме весь вечер не будет) и закуски, еще можем посмотреть фильм.» Пьяная голова Юнги говорит, что он давно не играл в игры и не смотрел фильмы с людьми. Он согласился. В конечном итоге, в пустой, двухкомнатной квартире девушки, Юнги нашел себя на диване, перед каким-то фильмом и нависающей девушкой сверху. От внезапного осознания, что вообще творится, он закрыл губы девушки (которые были в паре сантиметров от его) своей ладонью и мягко оттолкнул ее. Она без проблем отстранилась и прошептала: — Не хочешь. — Извини, ты не правильно мен... — Я уже поняла, ты просто пришел, реально, фильм посмотреть, — продолжила за него девушка, поднялась с кровати и пошла в сторону кухни. Она вернулась с, недавно заказанной, жаренной курочкой и плюхнулась рядом с Юнги на диван. Она откусила курицу и просто продолжила смотреть фильм. До чего ты дожил, Юнги, тебя хотела завалить девушка. Он должен быть рад, что такое, вечно бухающее, создание с разбитыми детскими фантазиями, кого-то заинтересовало. Но он, правда, под фильмом и приставкой подразумевал исключительно фильм и приставку. Молодец.***
Водитель посчитавший, что нужно уже, как бы, отъезжать, подсуетился закрывать двери, но с заднего ряда, на удивление бодро орут, что забыли ещё одного важного пассажира. Супер необходимый пассажир истекала пОтом и в быстром ритме переваливалась в направлении автобуса. Бабушка бежит с грудой сумок, истекая пОтом и охая. Дополнял картину платок, который от таких серьезных телодвижений, спал на плечи. Осталось ей только кричать. Сейчас эта женщина просто главный герой этого утра. Все внимание ей и на неё. Всё таки, бабке удалось подковылять к задней двери автобуса, при этом не забывая побарабанить и выкрикнуть пару эпитетов водителю. Она вламывается в дверь и влипает своим потным телом в других, запечатанных в рубашки и классические штаны, обреченных людей. Зеленый мучитель трогается с места вместе с раскаявшимися душами, которые пообещали себе уже в тысячный раз — выйти завтра пораньше или уволится нахер вообще, чем это терпеть. Юнги подобную картину грешников наблюдает уже в раз третий за это утро. Нужно срочно снять на эту тему фильм. Получилась бы крутейшая драма повседневной жизни. Или можно было просто придумать экшн и вообще сделать акцент на отдельном мирке - остановке. При чем, в разное время суток получаются совершенно разные идеи: утренние — были бы крутым экшеном, дневные — приключенческой комедией, а вечерние — романтической мелодрамой. Он бы поднял извечную проблему всех рутинных мучеников, у которых работа с девяти до шести: «Опоздание. Сонливость. Зачем он вообще пошел на эту работу? Правильный ли он выбор сделал? Может, все-таки стоило настоять на своём?» Вот о чём они думают. Ещё посреди его супер экшн фильма будет встревать, на рекламу, тот белозубый чувак из баннера последнего самсунга. Духота и солнечное испепеление тоже праздничных ноток не добавляет. На плакате бриз развивает волосы тому полудурку. А Юнги может очень красочно рассказать, как его штормит от потока несуразных мыслей. Юнги считает, что утренние автобусы больше похожи на пыточные офисных грешников, чем на общественный транспорт. Юнги не один из них, но, всё равно, торчит на остановке. Ему кажется, что если войдёт в этот чёртов автобус, он предаст себя. Как точка невозврата. Всё бы хорошо, если бы солнце не добивалось его внимания своей ослепительностью. И чувак с баннера не улыбался на него слишком навязчиво. Какой идиот придумал прозрачные остановки? Какой дебил повесил эту рекламу, с этой чертовой голивудской улыбкой на корейский лад? Юнги вздыхает. Лучший способ спрятать дерево — прятать его в лесу. Он же прячется в людях. Сидит себе на остановке и ждет, пока его окончательно не дожрут мысли. Юнги обессилен, воздух в его легких давным-давно закончился. Юнги мысленно разлагается. Тело его не хочет физически догонять. Он тонул в пустоте и безысходности. Он выдыхал настолько часто и грузно, что не успевал толком вдохнуть. Будто бы пытался выдохнуть все эти прилипшие проблемы на стенках лёгких. Это делает его чертовски уязвимым. Его делают оголяемым. Ему хочется выблевать эту всю рутину. Он хочет обратно, к себе прошлому, с большими амбициями и перевернутым мышлением. Тогда его голову продувала мечта. Он хотел просто свою культуру и религию. Хотел сотворить революцию чужого сознания. А пока, он даже не может сдвинуться с места. Сейчас Юнги выглядит как пиздастрадальческая жижа, которая как ребенок обвиняет и обижается на весь мир, он разочарован и разбит. Не хочет продолжать пытаться что-то с этим делать, а начает жизнь как обычный планктон, пусть его качает по океану жизни в любую сторону, ему все равно. Он сейчас в невесомости. Он задыхается. И совсем не хочет замечать, как к нему обращаются. Поднимают козырёк его кепки, заглядывают ему в глаза и повторяют вопрос: — Дышать будем?< 1부의 긑 >.