Сегодня в твоем любимом баре придешь?
Аня прислушалась к доносящемуся голосу Оксаны с кухни, который что-то упорно втирал о значимости обложки и что она должна выглядеть именно так, и никак иначе. Прислушалась к здравому смыслу, дурниной оравшему, что с неё хватит, что если она снова пойдет пить то добром оно не кончится, а новые почки и печень ей покупать никто не будет. Где-то в груди скребло невыносимое «что-то», ищущее своё место, продирающееся сквозь ребра, сердце и легкие к пищеводу и обратно, раздирая всё на своем пути и татуированные пальцы быстро набирают ответ, нажимая на значок отправки.Конечно, хуйня вопрос.
***
Музыка долбила голову так, будто это был отбойный молот и избавиться от него удалось только после третьего шота с каким-то мутным содержимым. Небольшая компания из друзей и знакомых, которых она могла назвать по именам лишь очень сильно поднапрягшись, медленно, но верно шла к своей цели — упиться в хлам. Аня сидела у самого края, перекинув уже растрепавшуюся копну волос через плечо, расковыривая и без того огромные дыры в джинсах. Оксана уехала в издательство с намерением всех там разнести вместе со зданием ближе к шести вечера, Аня, собрав бутылки и выкинув их в ближайшую мусорку, приведя себя в относительный порядок, была в клубе уже в восемь. Часы на телефоне светящимися циферками показывали полночь, почти весь вечер усердно вымыло из памяти. Пить она начала осторожно, медленно, улыбаясь шутящим по этому поводу друзьям и посылая их нахуй, но во вкус вошла быстро и вот уже исчезает со стола третья бутылка. Пару раз её вытаскивали танцевать, дрыгаться в такт музыки она не любила только в трезвом состоянии, а в пьяном могла и на столб фонарный залезть и станцевать прямо в середине танцпола, не обращая внимания на тех, кто трется рядом. Замечая, что взгляды все чаще скашиваются на девушек, невыносимо открыто одетых, разгоряченных душным пространством и алкоголем, Аня дала себе леща. Потом попросила парней дать ей второго леща, но те только заржали, предлагая дать ей кое-что поинтереснее. Аня послала их нахуй и свалила к барной стойке, шлепнувшись на высокий стул. Бармен приветливо улыбнулся, подтолкнув заламинированное меню ближе. Когда после третьего стакана светлые глаза снова начали засматриваться на отнюдь не мужские формы, Аня плюнула на здравый смысл и убеждения, подпирая голову рукой. В конце концов она — чертов фотограф. Да, не очень известный, но усердно над этим работающий, и сейчас она тоже работает. Рассматривает окружающих её людей, ищет вдохновение в конце концов. И плевать ей на то, что эти люди в основном женского пола. За третьим стаканом пошел четвертый и пятый, шестой и седьмой, её ощутимо вело в сторону, глаза начинали слипаться, а язык стал невероятно тяжелым. Однако, когда на соседний стул опустилась это маленькое нечто, выглядевшее так, словно только что вернулось с лекций о философии, только кардиганчик оставив в аудитории, вся накатившая усталость куда-то убежала, оставив только легкое головокружение. К удивлению Ани «нечто» заказало что-то с водкой, взъерошило достающие до плеч волнистые, темные волосы и так же подперла подбородок рукой, скучающим взглядом обводя присутствующих. Короткая, плиссированная юбка, в сочетании с полупрозрачной рубашкой, плотно облегающей аккуратную грудь, навевала мысли о шутках про аниме, причем не простеньком Сейлор Мун, а о чем-то посерьезнее, продающимся только в запечатанных упаковках и с пометкой восемнадцать плюс. Очки с круглыми стеклами выполняли роль ободка, освобождая лицо от падающей челки, едва накрашенные глаза раздраженно следили за снующими туда-сюда людьми, пока губы то и дело прикладывались к стакану. Ане казалось, что она непозволительно долго пялится, чудо, что хоть слюни не пускает, откровенно выдавая себя с головой. Когда сидящей рядом это, видимо, наконец надоело, она медленно повернулась, закидывая ногу на ногу и с самым наглым видом стала пялиться на неё в ответ. Ане внезапно стало даже немного стыдно за драные джинсы, которые в стиральной машинке были последний раз где-то месяц назад, за старую футболку с принтом консольной видеоигры и накинутую поверх рубашку, с закатанными рукавами, за растрепанные волосы, огнем горевшие под ярким светом, за татуировки, покрывающие почти все видимые части тела. Но в голове внезапно что-то щелкнуло, отметая весь стыд в самый дальний угол, и вместо того, чтобы извиниться и уткнуться в свой пустой бокал, она коротко усмехнулась, выгибая бровь в немом вопросе, окидывая девушку взглядом с ног до головы. Та забавно сморщила нос, одним махом допивая остатки намешанной бурды. — У меня очень тупые друзья, с ебанутыми желаниями, пользующиеся невероятной снисходительностью фортуны, когда мы играем в карты, — Аня широко улыбнулась, коротко рассмеявшись и поймав хитрую ухмылку в ответ. — А я и не против, всегда хотела побыть аниме-девочкой. — Тебе идет, — фраза с языка срывается быстрее, чем Аня успевает об этом подумать. Девушка фыркает, мол, кто бы сомневался, и улыбается, обнажая ряд мелких зубов и Аню переёбывает так, что сердце почти останавливается. Весь упрятанный стыд тут же возвращается обратно, накрывая с головой и она быстро отворачивается, заказывает какую-то непонятную хрень, название которой придумывал, скорее всего, школьник во время пубертатного периода, и пялится упорно в ряды бутылок за спиной бармена. Она слышит шорох ткани словно какой-то ебучий супермен, но не поворачивается, наоборот, старается смотреть в другую сторону. Прокручивает в голове список дел на завтра, первым пунктом в котором стоит лаконичное «проснуться». Достает телефон, дрожащими пальцами пытаясь его разблокировать. Получается с третьего раза. С самым невозмутимым лицом листает ленту новостей, а внутри всё сворачивается в тугой, горячий узел, сердце бьется о грудную клетку, стараясь выпрыгнуть прямо на барную стойку, а мысли упорно возвращаются к скрещенным ногам, прикрытых юбкой только до середины бедра, с невероятной, светлой кожей, которая даже на вид кажется незаконно мягкой. К волнистым волосам, хитрому прищуру глаз и изгибающимся в ухмылке губам, прижимающимся к холодному стеклу бокала, к ряду мелких, белых зубов, словно с рекламы очередной охуенной зубной пасты. Аня мотнула головой, набирая короткое сообщение на номер, который во всем мире знало, от силы, человека три.Надо поговорить. Занята?
Окси не отвечает несколько минут. Ане надоедает пялиться на диалоговое окно и она блокирует телефон, возвращая его обратно в карман, допивает заказанный коктейль залпом, чудом удерживая в себе всё выпитое до этого и аккуратно спускается со стула, держась рукой за стойку. — Слушай, — голос, который кажется будет преследовать её в самых неприличных снах, настигает Аню, когда она уже собралась с духом сделать шаг навстречу к выходу. Она тихо вздыхает, разворачиваясь, стараясь сделать вид, что не так уж сильно её шатает. — А ты случайно не лесбиянка? Аню переёбывает за вечер уже второй раз. Идет на рекорд. Жар поднимается откуда-то из самого нутра, охватывает низ живота, поднимается вверх до самого лица, оставляя короткий росчерк румянца на щеках и возвращается обратно, сворачиваясь упругим комком. Она смотрит на то, как маленькие, аккуратные пальцы заводят выбившуюся темную прядь за ухо, как зубы закусывают покрасневшие губы, тут же опуская их, как кончик языка проводит по месту укуса и тут же прячется за белоснежным рядом. Здравый смысл уже давно не кричит, только старается что-то пискнуть, под весом огромного и тяжелого желания, которое сейчас прыгало на этом самом здравом смысле как на батуте, и Аня снова коротко мотает головой, вытряхивает последние остатки здравого смысла и чуть подается вперед, внезапно оказываясь слишком близко, почти вжимая миниатюрное тело в барную стойку. — А тебе есть, что предложить?***
Аня не помнит. Как они добрались до её квартиры — не помнит. Как оказались на незаправленном диване, еще сохранившим запах пролитого туда алкоголя — не помнит. Как телефон разрывался и как она его скинула на пол — не помнит. Она даже имени своего не помнит, полностью отдавшись в руки хитрой суке судьбе, которая так не вовремя подкинула этот сладкий кусочек в один с ней бар. Но что-то её память всё-таки решила оставить, то, от чего она долго смеялась в такси, держась за сокращающийся живот, утирая выступившие слезы. Имя этой ворвавшейся в её жизнь прекрасной незнакомки, будто с обложки аниме, которая после обоюдного знакомства тоже начала заливаться смехом не хуже её самой. Аня. Анечка, потому что короткое Аня ей не подходило, а сладкое, ласковое Анечка было в самый раз. Какая разница закрыла ли она дверь, когда татуированные пальцы аккуратно выталкивают бусинки пуговиц из петель, медленно, открывая сантиметр за сантиметром, а чужие пальцы зарываются в волосы, сжимая их на затылке в кулак, требовательно притягивая ближе. Они сталкиваются зубами, ржут как ненормальные, снова пытаются, но смех все еще выходит из них мелкими толчками. У Ани кружится голова, то ли от выпитого алкоголя, то ли от вида расхристанной девушки, рубашку которой она так и не расстегнула до конца и которая сейчас спадала с плеч как во всех ваших этих пошлых картинках. В конце концов Анечка просто разрывает оставшиеся пуговицы резким движением, скидывая ненужную ткань куда-то за диван, притягивая застывшую от такого зрелища Аню обратно. Ей бы сейчас камеру в руки, чтобы объективом ловить все эти моменты, но вместо холодного, тяжелого корпуса в ладонях она чувствует горячую, мягкую кожу. Маленькие зубы впиваются в шею, в плечи, ключицы, повсюду оставляя крохотные метки, зализываемые юрким язычком. Ане кажется, что её хотят сожрать целиком, медленно, по кусочкам, смакуя каждый из них и она подается вперед, вытягивает шею и рвано дышит, когда зубы смыкаются на чувствительной шее. Ей плевать, как она объяснит это кому-то из знакомых завтра, и всё то время, пока они будут сходить. Сейчас её волнует только дрожащее под ней тело, которое ей хочется трогать, оставлять крохотные синяки на бедрах, аккурат под жесткой тканью юбки, которую она не сняла, будто специально, задирая её до самой талии. Аня отрывается от её губ, опускаясь на шею, прикусывая тонкую кожу и чувствуя как ответный стон прокатывается по всему телу, как чертов бульдозер, перемалывая под собой всё. Ей нечем хвастаться, в этой области её познания откровенно заканчивались на зоне выше пояса, но когда тихо постанывающая от её несмелых манипуляций девушка впивается в её плечи, сжимая так, что кажется вот-вот сломает, и первый громкий стон срывается с плотно сжатых губ, Аня понимает, что делает все правильно. Её трясет как в лихорадке, дышать откровенно нечем, потому что мелкая Анечка внезапно открывает в себе любовь к глубоким поцелуям, которые кроме как вылизыванием в такой ситуации и не назовешь, и когда она выгибается дугой, прижимаясь горячим, крупно вздрагивающим телом еще ближе, чуть ли не сливаясь в одно, она понимает, что её резко и нагло опрокидывают на спину, по-хозяйски вклиниваясь между раздвинутых ног. — Тихо, — только собравшуюся возмутиться Аню тут же затыкают, срывая несчастные остатки одежды. В глазах Анечки зажигается такой дикий огонек, что Ане становиться на секунду страшно, а потом её накрывает той же волной. В жопу ваши бабочки в животе, фейерверки и космос, с маленькой Анечкой, в волосах которой так быстро оказываются длинные пальцы, сжимая их у самых корней, не сравниться ни одна галактика, блять. Кажется забыла она не только имя, но еще и всю русскую речь, все так тщательно вдалбливаемые в школе красивые слова и синонимы, осталось только звучное «блять», «твою мать» и «охуеть». Богатый словарный запас, которым можно было гордиться. Аню выгибает чуть ли не мостиком, почти самой макушкой упирается в смятые подушки, хватая ртом горячий воздух. Чувствует, как руки Анечки обхватывают её, прижимая к остывшему телу. Она утыкается носом в её шею, тяжело дышит, шумно втягивая воздух через нос, слыша легкий запах духов, перемешанный с запахом сигарет и алкоголя. — Охренеть, вся простынь теперь мокрая, — пальцы зарываются в волосы, откидывая прилипшие пряди со лба, Аня фыркает, головой мотает и аккуратно просовывает руку под чужим боком, будто боясь, что оттолкнут, но Анечка только приподнимается, прижимаясь ближе. — Дикая. Аня усмехается, когда горячие губы прижимаются ко лбу, чувствует, как постепенно тяжелеет тело девушки, закинувшей ногу ей на бедро, вжавшись так сильно, не оставив даже свободного сантиметра. Сон приходит постепенно, медленно накатывая волнами, она помнит, как недовольно фырчит Анечка, притягивая одеяло, накрывая их по пояс, как она утыкается своим носом ей в шею, щекоча кожу ровным дыханием. Засыпает она под очередное тихое бормотание, чувствуя, как тугой узел где-то внутри наконец слабнет, немного, но достаточно ощутимо.***
Почему именно на этой неделе солнце решило показать себя во всей красе не знала бы даже Ванга, если бы дожила до этого дня. Огненный шар умудрился продраться даже сквозь плотно задернутые занавески, тонким росчерком ложась аккурат на зажмуренные глаза. Ане кажется, что головная боль теперь станет её постоянной спутницей, вместе с дикой Сахарой во рту и обнаружением земного кручения. Тело оказалось слишком тяжелым, расслабленным, к тому же абсолютно нагим, с россыпью алеющих следов на плечах и шее. Воспоминания накатывают резко, как обухом по нещадно гудящей голове, отзываясь звоном в ушах. Она закрывает лицо руками, упираясь локтями в колени и тихо, со стоном, выдыхает весь воздух из легких. Это пиздец. Рядом на диване никого нет, на полу валяется мигающий уведомлениями телефон, рядом футболка, чуть дальше джинсы и рубашка. Поддев ногой собственный лифчик, она отпинывает его в угол, натягивая на голое тело первую выпавшую из шкафа футболку и идет на кухню, снова пересчитывая углы, на этот раз руками. Она буквально присасывается к стакану с водой, наполняя его снова и снова, пока пустыня во рту хоть немного не разойдется, и давится, когда поворачивает голову к окну, замечая направленный на себя смеющийся взгляд. Анечка, которую она не обнаружила с утра рядом с собой, сидит на подоконнике, ногами упираясь в стоящий рядом стол, в незастегнутой рубашке, сквозь которую всё просвечивает и помятой юбке, задравшейся еще больше чем вчера. Она курит, выпуская дым аккуратными кольцами, щурит свои хитрющие глаза и улыбается, обнажая ряд мелких зубов. Аня не понимает как оказывается рядом, но пальцы уже вытягивают сигарету из новой пачки, прикуривают от чужой зажигалки, медленно наполняя легкие дымом и выпуская его куда-то в потолок. Анечка молчит, взглядом проводит по обнаженным ногам, прикрытым длинной футболкой до бедер, поднимаясь выше, улыбается, натыкаясь на яркие пятна укусов и светлые глаза, в которых плещется непонимание вперемешку с удовольствием. Протягивает руку, зарываясь пальцами в ярко-красные волосы, притягивает к себе, аккуратно, медленно, как дикого зверька. И Аня, прикрыв глаза и затушив сигарету о подоконник поддается, шагает вперед, обнимает, сцепляя руки в замок на спине под рубашкой. Трется носом, как большой кот, и улыбается, когда Анечка тихо смеется, отталкивая, потому что «щекотно, блять, хватит». — Давно хотела их отстричь, — говорит она, когда пальцы Анечки путаются в огромном колтуне и она тихо матерится под нос, стараясь выпутать их как можно более аккуратно. — Ну так отстриги нахрен, — руки ложатся на её плечи, пока пальцы продолжают распутывать узел. — Сделай что-нибудь охуенно крутое, с выбритыми боками там и всякими прочими. Аня смеется, пихает в бок мелкую девушку и утыкается носом в шею, чувствуя как её ноги смыкаются где-то за спиной, и сама она прижимается близко-близко. И тугой узел наконец лопается, вместе с проникшим в легкие запахом дурацких духов и дешевого шампуня, вместе с теплом чужого тела под ладонями и влажностью губ, прижимающимися к её собственным. Дурацкий узел наконец встает на своё место, и Аня коротко думает о том, что и она, наконец, встала на свое место, скидывая многострадальную рубашку на пол.