Слышу вой под собой, Вижу слёзы в глазах – Это значит, что зверь Почувствовал страх...
23 августа 2018 года
Несколько часов назад мы вернулись с горячей точки. Вертолёты эвакуировали всех раненых, и нас привезли обратно в казармы. У меня порезана практически вся правая рука, задело осколками от взрыва. Но держать сигарету и писать могу. Только мысли все путаются. Ники сейчас в лазарете, я наткнулась на неё, когда бежала к месту посадки. Она была без сознания, видно ударилась головой. Слава богу жива. Павел Александрович, наш командир, увидел меня рядом с ней, и отправил несколько ребят на помощь. Повезло, что у них были носилки. Медики чуть подшили ей висок, и сказали, что слишком серьёзного ничего нет. Скоро придёт в себя. Я очень испугалась за неё. Мы неплохо сдружились, кроме неё у меня сейчас практически никого нет. Это был, вроде как, наш первый настоящий бой. Обидно было бы умереть вот так сразу. Сейчас сижу в нашей комнате в бараке. Меня до сих пор немного потрясывает от произошедшего. Один из опытных вояков, находящийся здесь уже несколько лет, по кличке "Пуся", сказал мне, что неплохо было бы вести дневник. Укладывая мысли на бумагу, ты наводишь в голове относительный порядок. Да и говорит, в бою сосредоточиться после этого легче. Вот, следую совету старшего. Тем более, таким образом можно облегчить душу, особенно после произошедших событий. Сейчас бы выпить, для снятия стресса. Сначала всё было непонятно, но не так страшно и печально. В отеле Кабула мы провели несколько дней, после за нами приехал разведовательный отряд, и, сказав, что здесь сейчас не безопасно, отвёз в Мазар-и-Шариф. Кстати, очень красивый город. Если бы не куча военных, бродящих по улицам, и периодически проезжающей техники, не сказать бы, что в стране военное положение. Да, на окраине было несколько разрушенных зданий, но в целом город выглядел довольно-таки прилично. Там мы пробыли где-то две недели, которые были, как в тумане. Ники впала в депрессию, не разговаривала и практически не ела. Деньги быстро закончились, хоть проживание и оплачивали военные власти, но кушать как-то надо было. Пришлось крутиться, как можем. Сначала нам кое-как удалось попрадавать свою одежду и некоторые личные вещи, как сувениры на рынке. После, в номере парней из нашей небольшой группки "товарищей" мы нашли старую потрёпанную гитару, и ничего не придумали лучше, чем выходить на площадь перед отелем и попрошайничать. Правда надо было аккуратно, всё-таки в стране совершенно другой менталитет, и куча правил, такие, как время молитвы, например. Ники к этому рисовала портреты людей за деньги, пока у нас не закончилась бумага. "Работали" сменами. На всё, что навыпрашивали, покупали еду и делили на всех. Давали мало, потому что никто не хотел кормить "военных". Ещё в Кабуле нам всем выдали форму, в которой мы постоянно ходили, чтобы к нам не приставали местные жители, пытаясь напасть или ограбить, или, ещё хуже, украсть и сдать в рабство. Такое здесь бывает. Единственное, у нас часто случались молчаливые гляделки с солдатами из других стран. Отношения, как оказалось, были напряжёнными, особенно с Америкой. Зато к нам хорошо относились немногочисленные полицейские Афганистана, иногда даже стараясь приходить на "концерты" и подкармливая. Конечно, они все разговаривали на пушту или дари, и мы ничего практически не понимали, но это не мешало нам общаться жестами. То время хоть и было тяжёлым, всё же мы не унывали. Гуляли по окрестностям, знакомились с культурой. Мазар-и-Шариф можно было назвать "богатым" городом. В центре стоит голубая мечеть – одна из самых выдающихся достопримечательностей. Это очень красиво, особенно в ночное время, когда всё вокруг подсвечивается. На днях мы поменяли у какого-то таджика, коих там много, несколько вещей на старый плёночный фотоаппарат, и даже сделали несколько фоток на фоне этой красоты. На память, так как внутрь женщинам и немусульманам вход запрещён. Также в городе были торговые центры, в которых продавалась брендовая одежда. В магазинах связи в наличии были даже айфоны. Свой я кстати уже давно продала, от него всё равно не было никакого толка. Позвонить сестре так и не удалось. Ближе к концу нашего нахождения там, мы узнали как написать и отправить письма, но не успели. Как-то ночью раздалось несколько взрывов. Все выбежали на улицу, боясь, что отель тоже может взорваться. Началась суматоха. Вокруг бегали солдаты и что-то кричали, также присутствовали афганские полицейские. Позже мы узнали, что нападение было совершено на приехавшее недавно консульство Индии. Стоя рядом с Ники, я наблюдала за происходищим. Вдруг, из проезжающей машины вылез солдат, и, прокричав нам что-то на дари, активно начал жестикулировать на двери, видимо чтобы мы сели внутрь. Начался шум, появились боевики и пошла перестрелка. Солдат вылез из машины, сам открыл дверь, и стал, чуть ли не силой, заталкивать нас туда. Пришлось сесть, так как место бойни начало смещаться в нашу сторону. Внутри, кроме нас, было ещё несколько человек. И все не русские. Ничего не понимая, мы куда-то поехали. Это была долгая дорога. В машине постоянно шумела рация, что-то разъясняя, солдаты переговаривались, активно обсуждая услышанное. Хорошо, что мы с Ники додумались положить паспорта во внутренние карманы формы и всегда носили их с собой. Остальные наши немногочисленные пожитки остались в отеле. В дороге мы ели хлеб, которого в машине был целый мешок. Временами останавливались на заправках, пополнить бак. Честно, было страшно. Неизвестность пугала. По прошествии примерно одиннадцати часов, у одного из солдатов были наручные часы, на которые я постоянно смотрела, мы въехали в город. Сначала я подумала, что нас привезли обратно в Кабул, но это было не так. Местность отличалась. Здесь тоже было достаточно красиво, но город торговый, это сразу заметно. Очень много рынков, часто двигались караваны. Мы остановились возле какого-то невысокого здания, после чего солдат, посадивший нас в машину, вышел, а вернулся через какое-то время с двумя парнями и девушкой. Я внимательно наблюдала за всем, потому что мне было страшно. Ники дремала у меня на плече. Афганец сел на своё место, а его спутники залезли к нам в кузов. Я заметила, что форма у них похожа на ту, в которую мы одеты. Один парень был молодой, выглядел лет на 30, может с хвостиком. Зайдя, он кивнул мне, не понимаю почему, и сел на своё место. Следом зашла девушка. Может на пару лет старше меня. У неё были огненно-рыжие волосы, видно – свои, и, что примечательно, ни одной веснушки. Третий мужчина был уже в возрасте, лет под пятьдесят. Позже мы узнали, что он здесь с 2014 года, уехал из России, и не стремится вернуться, там у него ни кола, ни двора, ни семьи. А здесь цель. – Привет, – сказал он глядя на меня. – Ну что? И до Мазар-и-Шарифа добрались эти крысы? Я тогда в удивлении смотрела на него и не понимала, что от меня хотят. Оказалось, что он вполне себе сносно говорил на пушту и дари, и объяснил, что этой машине дали наводку забрать их из Герата, город, в котором мы сейчас находились. Когда афганцы были в Мазар-и-Шарифе, они увидели нас, и подумали, что мы относимся к русской армии. На форме есть цифры, означающие номер взвода, или что-то вроде того, так вот эта часть находится сейчас под Кандагаром, в котором ведутся бои. Солдат подумал, что мы оттуда, поэтому засунул в машину, как бы везя обратно, по пути забрав новоприбывших, которые направлялись туда же. Тогда ситуация стала ещё хуже. Мужчина сказал, что бросить нас здесь не может, поэтому мы вынуждены были поехать к Кандагару, чтобы начальство определилось, что с нами делать. Как сложилась судьба остальных ребят, оставшихся в Мазар-и-Шарифе, и моей съёмочной группы я до сих пор не знаю. Надеюсь, что всё у них хорошо. Перед тем, как выехать из города, мы остановились на рынке, чтобы прикупить кому что надо. Ники проснулась, и мне пришлось пересказать ей всю историю. Мы решили тоже пройтись, от долгого сидения уже всё замлело. Так как у меня оставались кое-какие припрятанные сбережения, я решила купить себе дешёвенькие часы. В сопровождении с нами была эта рыжая девушка. Её звали, внимание, Габриэлла Риччи. Родилась в Монтекастелло, Италия, но практически всю жизнь прожила у матери в России, после смерти своего итальянского отца. Язык у неё был, как у меня, как она сказала, потому что сначала русскому учили, потом итальянскому. Умный ход, кстати. Пока мы искали мне часы, и Габби торговалась со всеми на языке жестов, что было довольно забавно, Ники нашла у себя в кармане тот самый фотоаппарат. Видимо забыла выложить, когда мы вернулись с последней прогулки. Мы решили пару раз сфоткаться на фоне рынка. С горем пополам я купила себе эти несчастные часы, причём очень даже ничегошные, и у меня даже осталось немного денег. Увидев, как тот самый мужчина, его звали Евгений Пусев, машет нам рукой, мы поняли, что пора ехать. Да, так мы познакомились с Пусей и Габби, которая к слову скоро должна вернуться из Джелалабада. Как позже выяснилось, она была репортёром, и приехала сюда за новостями, вместе с парнишкой, который был с ними в Герате. Надеюсь с ней там всё хорошо. Как нам сказали, в городе произошли массовые взрывы. "Талибан", при поддержке "Аль-Каиды" выслали в Джелалабад много террористов-смертников. Да и началось какое-то движение со стороны боевиков ИГИЛ, которые всё лезут и лезут из Сирии. Туда был послан разведовательный отряд, в состав которого вошли Габби и Руслан. Её оператор. В прошлом. Сейчас он такой же рядовой, как и все мы. В это время начальство отправило практически всех, находящихся в лагере людей, включая нас с Ники, на горячую точку в жерло Кандагара, где уже давно не прекращались бои, оставив только раненых и некоторых медиков смотреть за ними. Там мы провели почти двое суток в бою. Я очень устала, хочу спать, но не могу. Как только ложусь и закрываю глаза, сразу вижу взрывы, падающих замертво людей, либо от пуль, либо с оторванными конечностями, а ещё хуже головами. Тяжело очень. Руки до сих пор трясутся, еле пишу. Мы стали военными. Не знаю, как так получилось, но в итоге мы здесь. Когда машина доехала до лагеря, начальство приняло решение зарегестрировать нас служащими резерва, так как, из-за оккупации в Кандагаре, никому нельзя было покидать провинцию, за исключением повозок, снабжающих солдатов всем необходимым, и то по специальному разрешению и в очень строгом сопровождении. Ради нас четверых никто не будет высылать конвой. А так, как людей катастрофически не хватало, а численность боевиков с каждым днём росла, нам были только рады. Любые руки нужны. Каждая живая душа дорого стоит. Командир части, Павел Александрович, приказал нам ходить тренироваться на полигон каждый день, хоть мы и были в резерве, могли в любое время заменить тех, кто вдруг погибнет. Стрелять хорошо получилось не сразу, зато с метанием ножей, несмотря на плохое зрение, было всё прилично. Отдачи же не было. Всегда знала, что колюще-режущие – это прям моё. Да и в рукопашной всё было сносно. У Вероники дела обстояли немного хуже, а вот Габби была очень талантливой, в отличие от своего друга Руслана. Кстати, кормят нас более менее хорошо. Дают белковую пищу, большими порциями. Иногда даже яблоки и бананы. А по особым случаям привозят шоколад. Немного, но это было в радость. Как-то генерал из штаба, который находился в двухстах километрах от Кандагара с левой стороны от нас, приехал, и долго собирал информацию, о том, кто мы. Позже выяснилось, что это для того, чтобы передать данные куда надо. Примерно через неделю он вернулся, и сказал, что наши родственники, работодатели, медицинские учреждения и отделения полиции поставлены в известность, что мы проходим военную службу на данный момент. Вот так мы и жили какое-то время, надеясь, что скоро Кандагар освободят от оплота, и мы никогда не выйдем на поле боя. Я надеялась, что этот день не настанет. Я убила человека. И не одного. Сначала меня даже рвало. Потом я плакала, как ребёнок. Пусть это были люди, которые без зазрения совести убивали других, кто не хочет следовать их идеологии, но всё же. Так тяжело мне ещё не было никогда. Я забыла всё. В голове осталось одно слово – "война".***
Женя остановился в дверях, молча смотря на девушку сидящую за столом, которая что-то писала в своём блокноте. Из глаз её лились слёзы, а рука сильно дрожала, и не только от полученных в первом бою ран. Ему было очень жаль вот таких несчастных, коих на разных точках было не мало, оказавшихся здесь совершенно случайно. Но что поделаешь, сейчас очень нужны люди, без дела сидеть здесь никому не позволено, раз уж попали. Просто они оказались не в том месте, не в то время. – Что, Хорошенко, писульки пишешь? – девушка вытерла рукавом слёзы и повернулась. – Молодец, это хорошее дело, правильно всё. Нужно выпускать эмоции, хотя бы так. Слушай, ты же уже понимаешь, что теперь вы не в резерве? – Да, сержант. Мне уже сообщили, что погибло много людей, – Катя стала по стойке смирно. – Вольно. Там подъехала провизия, сходи посмотри, может надо что, – мужчина протянул девушке руку, в которой была фляга. – На вот, держи, тебе сейчас нужнее, у меня ещё есть, успел выхватить, пока не разобрали. Иногда привозили алкоголь разных видов, чаще всего водку. Но получить его было сложно, так как нужно было платить. Часто солдаты обменивали его на что-либо, да и то, пока добежишь всё уже разберут. Это надо сидеть, караулить, плюс ещё существовала очередь. Девушка, кстати её уже заняла. – Флягу можешь оставить себе. Это подарок. С почином так сказать, – Он развернулся к выходу. – Да, кстати, твоя подруга очнулась. – Спасибо, Женя, – девушка посмотрела, как мужчина вышел, и открыла флягу. Пахло спиртом, скорее всего водка. Сделав глоток, она убедилась в этом, сильно закашлявшись. Решив, что без закуски не обойдётся, она отложила выпивку до ужина. Придя в лазарет, она увидела на койке Веронику, которая смотрела в одну точку. Видимо девушку тоже терзали нерадостные мысли. Оно и не удивительно. – Ники, ты как? – Голова её была замотана бинтом. – Не знаю, что страшнее, умереть там, или жить так дальше, – девушка подняла глаза. – Башка трещит сильно. От тебя какой-то спиртягой пахнет. – Пуся подогнал, там водка, хочешь? – Давай за ужином, скоро должен придти доктор на осмотр, и, если всё в порядке, меня отпустят, – она улыбнулась, но это была вымученная улыбка, а в глазах стояли слёзы. – Тогда я подожду тебя снаружи. Знаешь что, ребята уже успели почистить комнаты погибших, и не слишком личные вещи раздавали на улице. Ты бы видела, какая была бойня. Мне повезло, я проходила мимо, и была одной из первых, так что у нас теперь есть гитара и целая банка табака. Проживём как-нибудь. Тут вошёл доктор. Катя встала, и, прошептав губами "Жду на улице", вышла из импровизированной палаты.