Кто уходит через час

       Через несколько дней Оливия Уилсон скончалась. Они с Парсли так и не успели поговорить о том, что случилось. Для Парсли это было ужасно тяжело - она притихла, мало ела и выглядела еще более растерянной, чем обычно. Она ни с кем не делилась своими переживаниями. Ей просто нужно было время. Будь это возможно, она бы увиделась и с Оли, и с Софи, чтобы объясниться. Парсли чувствовала себя виноватой за их смерть. Она должна была умереть, а не близняшки. Они были молоды и здоровы, полны оптимизма и доброты к окружающим (по крайней мере к Парсли), к тому же, никто из них никогда не жаловался на свою жизнь. Парсли считала себя неудачницей - у нее не хватало решительности буквально ни на что. Чтобы сходить в кино, ей требовалось готовиться к этому несколько дней, что уж говорить про визит к психологу или увольнение. Если бы всего этого не было, то и Джеммы просто не существовало бы.        Из-за сломанных ребер девушка не могла сидеть, поэтому все время лежала. Она думала, что именно так должно было выглядеть ее будущее. Если бы Джемма не застрелила Софию, у Парсли никогда бы не хватило смелости бороться. Её бы увели в какой-нибудь загородный домик в лесу, привязали бы к кровати или батарее, кормили бы редко и не выпускали на улицу. Девушка представляла, как бы сидела на холодном полу из влажных бревен и ждала в тишине прихода своей хозяйки, как её били и насиловали день ото дня. Сейчас, не в силах подняться с кровати, Парсли чувствовала себя будто в плену. И вот за это нужно было заплатить жизнями своих подруг?        Стоять и ходить Парсли тоже не могла. Оба протеза, от левой ноги и руки, остались на месте преступления в качестве улик. Вскоре ее навестили коллеги. Встреча не была ни трогательной, ни долгожданной. Они высказались о произошедшем довольно стандартно и сухо. "Мы сожалеем", "клиенты бывают тварями", "если понадобится помощь - дай знать", "это утрата для всех нас", "бедные Софи и Оли". Они заикнулись и про похороны. Парсли лежала на кровати, рассматривая пятна от еды на своей больничной рубахе. Она не особо и слушала пришедших до этого момента, но, когда речь зашла о похоронах, девушка взглянула на коллег и спросила о подробностях.        - Ну, мы не знаем ничего о семье Уилсонов, поэтому планировали собраться только нашим коллективом, - сказал один мужчина.        - И что же вы хотите от меня? - спросила Парсли.        - Мы подумали, может, ты хочешь организовать все сама? Вы были с ними очень близки, и мы хотим дать тебе возможность проводить их как следует. Конечно, ты сейчас не в том состоянии, чтобы что-то планировать, но может после вашего суда...        - Да, я буду благодарна, - ответила Парсли. - Вы тоже приглашены на слушание?        - Да, в качестве свидетелей. История нашего борделя стала очень известной, теперь вся пресса печатает о нас. Все хотят знать подробности. Наверняка люди ожидают чего-то вроде мерзких историй о том, кто кого ебал на работе или какие связи были у клиентов с работниками. Представляешь, сколько денег можно заработать на подобных историях, даже если они не будут правдой.        Парсли смутно представляла о чем говорят эти люди.        - Вы с подругой стали знаменитостями - все о вас только и говорят. Слышал, что у нее тоже есть личные счеты с убийцей. Все тебе завидуют. Теперь ты сможешь найти новую работу в два счета - тебе могут заплатить за то, что про тебя снимут кино или напишут книгу - это будет очень прибыльно.        Парсли уже успела устать от этого разговора. Она получила то, что хотела - организация похорон близнецов. Через несколько минут монолог гостей прекратился и они ушли. Парсли только недавно начала задумываться о том, какие они все были уроды. Это работа могла их испортить - продавать свое тело, трахаться с кем попало и научиться не стыдиться этого, ничего не чувствовать к тому, чем занимаешься, но, возможно, они и до этого были такими. Близняшки тоже стали уродами из-за работы. Парсли боялась, что и она теперь полноценный урод, и снаружи, и внутри.        Суд был перенесен на более позднее число. До слушания оставался почти месяц, но узнав о психическом состоянии пострадавших, суд решил увеличить время для подготовки их к суду. У обеих пострадавших, которые остались в живых, выявили диагноз ПТСР.* Государство выделило Парсли психотерапевта, который должен был подготовить девушку за два месяца. Конечно, двух месяцев для восстановления нормальной жизни было ой как мало, но по крайней мере, Парсли сможет дать дельные показания.        Стивенсон был крайне возмущен, когда узнал, куда ушли его деньги. Он мог представить что угодно, но только не визиты проститутки. Успокоившись, он ещё раз предложил Лесли свою помощь при условии, что он сам проследит за её визитами. На этом они договорились. Лесли выписали из больницы уже через несколько дней по просьбе Стивенсона. Он настоятельно требовал ранней выписки и утверждал, что с Лесли все нормально. Больница решила оставить все на политику суда. Парсли, конечно же, отпустили не так скоро. Ей предстояло лежать еще несколько недель, чтобы укрепить кости. Врач говорил, что расхаживать организм необходимо, и скоро больница предоставит временный ножной протез, чтобы девушка могла самостоятельно передвигаться. Руки, конечно, у больницы не нашлось - все-таки ручной протез Парсли был достаточно сложным, но Стивенсон, уходя, обещал изъять его из улик. "Их итак предостаточно!" - говорил он. Юноше не нравилась Парсли. Он до сих пор испытывал к ней недоверие, зная, кем она работала. Лесли переживала за свою подругу, но старалась не показывать этого. Парсли отказалась видеть кого-либо, поэтому до выписки девушки не виделись.        Парсли Олдридж точно сошла бы с ума, если не занялась всерьез подготовкой к похоронам. Телефон она удерживала с трудом, поэтому записывала свои планы на диктофон, чтобы хоть как-то их фиксировать. Девушка не хотела лишнего шума: оркестра, танцев и прочего. Похороны должны были быть тихими и уважительными - никаких лент и речей, священников и посторонних, а также тортов, музыки и коллективных воспоминаний. Тем более, Парли не планировала приглашать клиентов. Еще не хватало наблюдать, как какие-то старики облизываются, глядя на труп, как будто только и ждут, когда все разойдутся, чтобы его выебать. Парсли долго думала, приходить ли ей самой. Она боялась, что не выдержит такого горя и расплачется у всех на глазах. Но, конечно, присутствовать надо было.        Лесли отправили в санаторий на реабилитацию. Об этом Парсли узнала от её брата и была очень зла. Как Лесли могла уехать, когда умерли близняшки, когда Парсли лежит в больнице? Но Стивенсон постарался уверить девушку в том, что это было необходимо, и он сам уговорил сестру. В утешение он принес протез, как и обещал. Парсли сразу же попыталась встать. Ей надоело ходить в туалет под себя и смотреть, как медсестры меняют ей пеленки - такое унижение не для нее. Она больше не чувствовала себя инвалидом и хотела уважения от людей. Парсли выдали костыли. Сначала спина сильно болела - переломанные кости еще не до конца заросли, но потом девушка привыкла и начала ходить быстрее. Она смешно хромала, как бы прыгая на одной ноге. С ручными протезами она ощущала себя уверено и передвигалась с помощью костылей не хуже, чем обычный человек. Проходя по коридору, Парсли победоносно смотрела на медсестер и остальной персонал, особенно, когда подходила к туалету. Он находился в конце коридора, у последней палаты, поэтому дойти до него было целым испытанием, которое Парсли удалось преодолеть. Сидеть она по-прежнему не могла, но отказывалась ложиться, даже во время еды. Она ела стоя и часто бродила по коридорам. Врач говорил, что это хорошо - оптимизм и жажда выздоровления. Действительно, Парсли никогда прежде не ощущала себя настолько хорошо, но тем не менее грустно, все же смерть близняшек не легко забыть. Просто Парсли понимала, что это те эмоции, которые присуще людям - горе, грусть или печаль, но радость за свою жизнь, счастье чувствовать себя лучше.        Через два дня Лесли позвонила. Это было вечером, когда наступила темнота.        - Привет, это я, - послышался из трубки тихий знакомый голос. - Я рада, что ты ответила. В прошлый раз ты отказалась меня видеть. Все хорошо?        - Да, твой брат сказал, что ты уехала.        - Мне жаль, что я оставила тебя в такое трудное время, но знай, я всегда с тобой...        - Будут похороны, - прервала её Парсли. - Я буду их устраивать, -последовала небольшая пауза. - Ты не хотела бы прийти?        - Но я же не была для них другом, Парсли.        - И что? Ты присутствовала при их смерти. Это из-за нас они погибли!        - Нет, не из-за нас, а из-за Джеммы. Мы никого не похищали, мы никого не насиловали, и мы никого не убивали, ясно?        Парсли опять замолчала. Лесли была права, но было не так легко отпустить все.        - Ты просто хочешь, чтобы я была с тобой на похоронах? - ответа не последовало. - Ты сейчас киваешь, верно? - улыбнулась Лесли.        - Да, - сказала Парсли, всхлипывая. - Да, я киваю. Я хочу, чтобы ты пришла и стояла рядом со мной.        - Но это нормально. Каждому человеку нужна поддержка в такие тяжелые моменты. Я буду стоять рядом с тобой.        - И брата с собой возьми. Когда ты возвращаешься?        - Через три недели.        - Тогда до встречи, - Парсли бросила трубку. Почему-то ей было ужасно стыдно признавать свою слабость перед Лесли. В её глазах Парсли хотела выглядеть сильной и взрослой, а получалось наоборот.        Из больницы Парсли выписалась при первой возможности. На прощанье ей выдали упрощенный протез, который еле сгибался в коленном суставе, поэтому Парсли продолжыла ковылять на костылях. Сперва она пошла к старом зданию борделя. Туда до сих пор нельзя было заходить. И Парсли пришлось вернуться в свою старую квартиру. С одной ногой было тяжело ехать на автобусе, но многие люди бросались уступать ей место. Парсли гордо отказывалась - это доставляло ей невероятное удовольствие. Теперь-то люди начнут её уважать. Странно, что ничего не поменялось за время её отсутствия. Так долго Парсли жила в своей скорлупе. Она ходила по улицам, ездила общественным транспортом, но никогда не оглядывалась по сторонам. Вроде действительно все осталось на своих местах: дороги, прохожие, деревья, но чувствовалось по-другому. Может, именно Парсли изменилась, что все кажется ей другим, совершенно другим. Такой спокойный и приятный мир.        Дома у Парсли было совершенно невыносимо дышать - затхлое душное помещение с сантиметровым слоем пыли повсюду. Возвращаться туда было неприятно, но зато все вещи оказались на месте. На кухне даже остались какие-то продукты. Все это немного подпортило настроение Парсли, но она старалась не падать духом. На самом деле она жутко боялась, что если расстроиться, то снова вернется к прошлой жизни. Поэтому девушка включила в доме свет, положила сумки на тумбу в коридоре и решила принять душ после больницы. Раньше ей редко доводилось мыться без чьей-то помощи, но сейчас ее переполняла уверенность. Парсли оперлась о стену и одной рукой расстегнула ширинку джинс, стала потихоньку стягивать штанины с ног. Чтобы снять с себя кофту, Парсли пришлось сесть на пол в ванной. Потом было тяжело подняться. Девушка заранее включила воду, определяя температуру подставляя под струю нос, подготовила мыло и две мочалки с длинными рукоятками. Парсли взволнованно отстегнула протез ноги и отложила на стиральную машину, после подтянулась на руках и перекинулась в ванну. Сидеть на холодном чугуне было тяжело даже без переломанных костей, поэтому Парсли расстелила специальный резиновый ковер на днище. Если бы она подскользнулась в ванной, вставая, то точно бы сломала себе еще пару костей, если вообще не свернула шею. Вся трудность состояла в том, что непромокаемые чехлы остались в здании борделя в кладовке. Без них мыться было почти невозможно, но у Парсли было очень хорошее настроение, чтобы отложить свои попытки принять душ. Девушка раскрыла новую упаковку резиновых перчаток и надела их на руки. Перчатки защищали протезы по локоть, поэтому Парсли следовало быть аккуратней. Она взяла в руки мыло и стала натирать им тело, в особенности уделяя внимание культям ног. Перчатки были неудобны тем, что сквозь них Парсли плохо чувствовала свое тело и боялась причинить себе боль, особенно в интимных местах. Ей не хотелось чувствовать боль там, где трогали ее посторонние люди во время работы. Скользя руками в перчатках по своему телу, Парсли боялась, что это не ее руки, вспоминала всю свою жизнь. Некая уверенность в своих действиях исчезла, девушка сидела неподвижно в ванной. Спина болела, в ребрах покалывало - без корсета было тяжело держаться прямо, по телу бегали мурашки, в воздухе летала пыль, вода журчала рядом с Парсли. В голову к ней приходили знакомые дурные мысли, захлестывали все сразу и вперемешку. Такое часто случалось с Парсли. Тогда не мысли, а эмоции имели значение. Они, как картинки, быстро мелькали в памяти, а ты только мог их почувствовать до удушья - так сильно эмоции брали верх. Парсли вдруг разозлилась на себя. День так хорошо начинался - ей так понравилось то, что она ощущала, а теперь она опять собственноручно затаскивает себя в то же болото, в котором она находилась всю жизнь. Девушка нахмурилась и стала яро смывать с себя пену с чистой мочалкой. Потом она немного повозилась с перчатками - они прилипли к протезам.        Парсли нашла в своей комнате много старой одежды, которую она носила до того, как устроится в "Дефективное чудо". Она не любила эту квартиру, потому что та напоминала ей о плохом: как она только переехала сюда, перенесла вещи, даже радовалась своей собственной квартирке. Но потом, она не могла справиться со страхом. Она боялась спать и готовить себе что-о из еды. Каждый раз её вырывало, и она просто покупала что-то готовое. Парсли долго не могла найти себе работу, сидела дома и плакала - очень юная и одинокая. Эта пустая квартира стала для Парсли настоящим кошмаром, поэтому так тяжело было возвращаться сюда. Парсли накинула на себя толстовку и домашние лосины и пошла на кухню, все еще злясь на саму себя. Она встала посередине и нахмурилась. Там неприятно пахло тухлятиной. Парсли до этого момента о квартире вообще не вспоминала, но сейчас поняла в какой спешке она покидала ее, найдя работу. Тогда близняшки написали ей, что хотят познакомиться с коллегами и предлагают встретиться уже в офисе. Парсли оделась, кинула в рюкзак парочку вещей и вылетела из квартиры, даже автобуса она ждать не стала, а всю дорогу в панике бежала по улицам, как будто боялась, что за ней кто-то погонится. Сейчас Парсли вспоминала это с улыбкой - смешная маленькая Парсли. Пришло время для новой Парсли Олдридж - настоящей. Эти мысли так подзадорили девушку, что она схватила мусорный мешок и выгребла из холодильника все, что было. Потом она перешла в гостиную, бросая во второй мешок все, что попадалось по руку: старые мягкие игрушки, фото, какие-то бумаги и рисунки (они развивали ее навыки владения протезами, что было необходимо для мелкой моторики, как у обычных людей), книги, которые она прочла в тот период, старую одежду, мячики анти-стрессы, ручки и прочий ссор - буквально все летело в мусор. В квартире было не так много вещей - Парсли просто не успела ими обзавестись. Она выставила мешки за дверь, полные всякого хлама, и взяла футболку, которую носила постоянно на протяжении нескольких лет, и разорвала, чтобы сделать тряпку. Девушка яро протирала пыль в квартире, распахнула все окна, впуская в помещение осеннюю прохладу, а потом взялась за пылесос. Включив его, она стала браниться, крича что-то про Джемму, про родителей, про все, что не любила. Её слова вскоре потеряли смысл и превратились в отчаянный визг, который тонул в шуме пылесоса. Парсли на секунду остановилась возле зеркала. Она не узнала себя. Оттуда на нее смотрела не запуганная девочка, а сердитая и решительная девушка. Парсли подошла ближе и убрала растрепанные волосы с лица, поправив очки. Кто это?        После уборки в квартире стало пусто, но гораздо чище. Парсли вспотела и выдохлась, она легла на пол в гостиной и прикрыла глаза.

***

       Парсли смело шла в ближайший супермаркет в домашней одежде (другой у нее просто не осталось). Перед выходом она посмотрела, сколько денег переведено ей за работу, и цифры ее весьма обрадовали. ведь она ничего не тратила до этого. Наконец-то Парсли могла купить себе молока, настоящего хлеба и масла, сыра, чая, хлопьев, каши, заготовки для супа. Мясо она так и не решилась взять. Девушка как ребенок останавливалась у стендов со сладостями и широко улыбалась, кладя их в тележку. Она не думала о том, что купить было бы полезно, все-таки всю жизнь она питалась ненормально, сейчас не время начинать. На улице сгущались сумерки. Парсли удалось оплатить долги за квартиру и коммунальные услуги, и теперь она могла сидеть в кровати при свете. Несмотря на свой сегодняшний порыв, Парсли еще было страшно спать в этой квартире, поэтому она решила искать все, что понадобиться для похорон. Начала она с выбора надгробия, перешла к месту захоронения, цветам, а потом и к списку приглашенных. Девушка была уверена, что запретит любые отпивания умерших. Она не хотела слушать, как незнакомые ей люди говорят о близняшках, как о хороших проститутках. Просидев так несколько часов, заказывая через интернет то, что нужно, Парсли уснула.