Кто уходит через час

       Ничего так не пугало Парсли, как помутневший разум. Она проснулась, гораздо раньше, чем предполагала. Голова, как ни странно, болела не сильно. Умывшись, она нацепила на нос очки, и распахнула окна в комнате, где происходили вчерашние "похороны", чтобы выветрить застоявшийся запах воска и дыма. Утро выдалось хмурым и холодным. Небо окутали темно-серые грозовые тучи, голые деревья угрожающе нависали над детской площадкой. На улице было тихо, уже рассвело. Парсли укуталась в старую большую куртку, взяла урну и вышла на улицу.        Сначала девушка шла по асфальту, но дорога резко прервалась, утопая в глинистой земле, прореженной чьими-то ботинками с рельефной подошвой. Под общим весом почва хлюпала и чавкала, погружая кроссовки Парсли в грязь, но она продолжала уверенным шагом двигаться вперед, петляя между посаженных у домов деревьев. Было семь утра, воскресенье, - все еще спали. Эта мысль позабавила Парсли, и она прибавила шагу, улыбаясь сама себе. Пока все дрыхли, она занималась важным делом, - это ли не превосходство. Девушка хотела бы всегда путешествовать по сонном улочкам, изредка встречая одиноких машин, быстро проносящихся мимо.        Выйдя из дворов, Парсли увидела, что не все люди спять по воскресеньям. Несколько молодых женщин стояло на остановке, дожидаясь своего транспорта. На автотрассе жужжали автомобили с включенными фарами. Парсли почувствовала себя неловко с огромной металлической урной в подмышке и почти побежала вдоль длинного дома. Справа мелькали продуктовые магазины, парикмахерские, булочные, обувные и одежные марки, увешенные разноцветными вывесками и гирляндами. Парсли не привыкла двигаться быстро, особенно с такой тяжестью в руках, но сейчас представляла себя настоящим спортсменом, хотя не могла перевести дыхание и чуть ли не падала при каждом втором шаге. На левой ноге был временной протез из больницы. Сгибался он туго, но опираться на него было удобно. Парлси не взяла сегодня костылей и немного переживала, что упадет под колеса какого-нибудь самосвала.        Добравшись до нужной улицы, бульвар Уилшира, Парсли снова углубилась во дворы. Стройка, возвышающаяся над маленьким бетонным зданием, все еще не сдвинулась с места, если только к дому надстроили еще один этаж за месяц. "Дефективное чудо" до сих пор было очерчено предупреждающими лентами, гласящими "Не заходить". Парсли остановилась. Вокруг не было ни души, все подростки, ищущие острых ощущений, еще дрыхли, а полицейские махнули на это место рукой, собрав все улики и задокументировав увечья, принесенные зданию. Парсли приподняла одну из лент и прошмыгнула внутрь открытой двери.        Внутри все оставалось по-старому: стойка с телефоном, маленький тканевой диванчик с телевизором напротив и ее комнатка. Девушка приоткрыла дверь бывшей кладовки и заглянула внутрь. Ее вещи не тронули. На столике были разбросаны карандаши и фломастеры, под встроенными в стену полками лежали рисунки, на спинке стула красовался белый лифчик. Парлси испуганно схватила его и сунула за пазуху. Урну она оставила в этой комнате, под столом. В здании неприятно пахло сыростью, видно от душевых, по углам кабиной собралась плесень, продолжая расти вверх по шву плитки. Парсли обнаружила знакомые пятна на диване. Когда-то она засыпала прямо на нем, выливая содержимое своих чашек прямо на ткань. Телевизор был отключен, провод болтался внизу, шаркая по полу вилкой. Пасрли посетил соблазн подключить его к розетки, но она отказалась от этой идеи. Оглядев напоследок свой старый дом, девушка поспешила уйти, мало ли кто мог заметить ее; рисунки она забрала с сбой, сложив их вчетверо и сунув в карман. Пройдя несколько шагов, Парсли почувствовала рвотный позыв, подкатывающийся к горлу, и ее вывернуло на ближайшие кусты. Она упала на колени около бордюра, сложившись пополам и надеясь, что никто не увидит ее. В горле стразу защипало, из носа и рта лилось ручьем, привкус желчи остался во рту. Парсли хотела было поклясться, что никогда больше не будет пить, но потом подумала, что в ее юном возрасте несправедливо обещать себе такое.                      Лесли хорошо спала в это утро. Проснувшись около полудня от телефонного звонка, она перекатилась на бок и ответила, причмокивая сухими губами.        - Алло. Алло?        - Да, да, ты меня слышишь, эй? - Парсли неразборчиво щебетала в трубку.        - Это ты что ли? Который час?        - Пол двенадцатого. Ты еще спишь? Вот это ты наклюкалась вчера, вот это цирк, вот это представление.        - Заткнись, сама-то слегла от нескольких глотков, - Лесли рассмеялась, но резко замолчала. В горле жутко пересохло; ее мучила жажда, поэтому она попыталась подняться и налить себе воды.        - Не все у нас такие алкоголики, как ты, да? - голос Парсли пропадал в порывах ветра; он завывал в трубке.        - Тебя не слышно. Что звонишь?        - Мы можем встретиться сегодня? Расскажешь о нашем вечере.        - Я же алкоголик, я не помню.        - У тебя есть опыт, думаю, если ты была в состоянии сходить в аптеку и написать мне записку, то и сейчас ты мне все расскажешь.        Девушки договорились о встрече в центральном парке через два часа. Лесли чувствовала себя отвратительно: во рту словно кошки нассали, в уголках глаз скопился гной, за ночь ремень джинс почти стал единым целым с животом Лесли, оставив на ее высушенном теле глубокую розовую борозду. Девушка пила воду, не один стакан; ей не хотелось идти к подруге пьяной, поэтому она ограничилась этим. Свитер пропотел и прилип к подмышкам, волосы тоже взмокли и обрамляли отекшее лицо. Лесли укоризненно покачала головой своему отражению в зеркале душевой и полезла под холодную воду, чтобы прийти в себя. Утро, по ее мнению, было замечательным. Её голова не болела, живот тоже, после душа девушка выглядела куда более свежо и бодрее, в доме была еда.                      - Привет, - улыбнулась Парсли, семеня быстрым шагом к подруге. - Я отнесла их!        - Что? Кого? Куда? - Лесли приобняла ее и покачала головой.        - Оли и Софи. Я отнесла их обратно в бордель. Пусть покоятся там - это их второй дом.        - Да тебе было просто неудобно при них бухать, так?        - Нет, когда ты ушла, мы вместе закинули еще по рюмашке.        - По кружечке, - поправила ее Лесли, и обе рассмеялись.        Они гуляли по парку и заглядывали на площадки. В основном там гуляли дети с их мамашами; они трясли коляски и неодобрительно зыркали на других. К обеду Калифорния стала более оживленной: молодые парочки вальяжно прогуливались по аллеям взад вперед, целуясь при всех на лавках и прижимаясь друг к другу всем, чем можно, пожилые леди, натянувшие свои компрессионные носки, спасающие их от онемения, элегантно выстукивали своими каблуками (насколько ортопедическую обувь можно назвать обувью с каблуком) по мощенным дорожкам и смахивали листья со своего пути зонтиками в железным острым наконечником. Парасли подумала, что те, кто злят таких старушек, оказываются проткнутыми им. Солнце достигло своего зенита несколько часов назад и сейчас сходило на нет, клонясь к горизонту. Дни шли медленно, но время неумолимо приближалось к страшному суду. Обе девушки нервничали, но не разговаривали на эту тему, оттягивая ее. Они гуляли по центру дорожки, держась за руки, хоть Лелси и понимала - Парсли не чувствует прикосновений к руке. Вскоре они остановились на одной из площадок. Она была самой скудной из имеющихся и находилась у самого выхода. Ее окружал широкий слой голой земли, промерзлой и побеленной инеем, но на этот раз грязь настолько окрепла, что не сдвинулась и на миллиметр от веса Парсли. Центр площадки пустовал, предоставляя потенциальным детям место для беготни, с краю стояло несколько качель, в трех углах, отвесная чугунная горка левей и деревянная песочница, содержимое которой было обильно рассыпано вокруг. Похоже, площадка была очень старой, и придирчивые мамаши доверяли больше пластику и цепочкам на качелях, чем паре добрых железных балок с облупившейся краской. Лесли села на качели, оттолкнулась длинными ногами от песка с мелкими камешками и начала слабо раскачиваться: вперед-назад, вперед-назад. Парсли встала рядом и прислонилась к опоре спиной, проверив не пачкается ли та. Лесли изо всех сил куталась в свой шарф, но пронизывающий ветер так и норовил забраться под одежду. Парсли мялась, ковыряя краску.        - Когда мы только встретились я нарисовала тебя.        - Ты умеешь рисовать? - Лесли шаркнула ногами.        - Нет, просто упражнение для протезов. Хочешь взглянуть?        - Да, - Лесли остановилась и привстала, пританцовывая то ли от холода, то ли от нетерпения. Парсли достала несколько листов принтерной бумаги, разрисованной разными каракулями, и, шурша, протянула один вперед.        - Там их несколько - разные. Мне было забавно пересматривать их.        На первом листе Лесли бы не узнала себя: темный, почти черный фон, разукрашенный сильно пахнущим маркером, и две фигурки, сидящие на диване - она и Парсли. Ее можно было узнать по линиями, обозначающим протезы, и очкам, а Лесли разве что по синим прядям выцветшего цвета. Ситуацию второго рисунка Лесли узнала моментально; вот Парсли высовывается из окна, выпуская наружу шедевры кулинарного искусства подруги, тянущей ее обратно в квартиру за пояс; и поспешила скорее перелистнуть его. На следующем Лесли стояла на пьедестале в ярко-оранжевом купальнике и медалью, огромной, обведенной ручкой, с корявой цифрой "один", рядом - мужчина и женщина.        - Кто это ? - спросила она, указывая пальцем на них.        - Это твои родители. Я бы тоже не узнала.        Лесли притихла и долго рассматривала рисунок, водя пальцем то по себе, то по родителям.        - Рисунок хороший, - прохрипела Лесли, пытаясь сдержать свои эмоции.        - Хочешь, возьми? Я бы с радостью все отдала тебе.        - Спасибо, - Лесли потянулась к Парсли, чтобы приобнять, и живот у той предательски заурчал. Она не ела с самого утра, извергнув то малое содержимое желудка у Бульвара Уилшира.        - Ты голодная? Мы можем пойти ко мне - приготовлю что-нибудь.        - Нет, - засмеялась Парсли. - Я приду, но готовить буду сама. Ты понимаешь почему.        К ним подошла маленькая девочка и попросила покататься. Парсли машинально спрятала руки в карманы ветровки, чтобы не отвечать любопытному ребенку о протезах. Лесли на ходу рассматривала оставшиеся рисунки, на которых появился кучерявый Стивенсон и близняшки, но потом девушка узнала в неровном круге тучное тело Джеммы и скривилась. Ей было любопытно рассматривать эти маленькие зарисовки, как Джемма встречает Парсли, как они сидят во дворе. На этом рисунки кончились, и Лесли догадалась, что после Джемма уже напала на близняшек.        - Слушай, я прекрасно помню, что происходило прошлым вечером, - сказала Парсли. - Я не думаю, что меня это пугает.        - Ты про что? - Лесли сглотнула.        - Ну, про то.., что ты испытываешь какое-то возбуждение, зная, что Джемма также насиловала и меня. Это нормально. Я бы могла принять это.        - О, нет, - Лесли стыдливо отвернулась. - Ты не должна была это услышать.        - Мы не так много пили. Все-таки я просто уснула, а не напилась.        - Как мне теперь в глаза теперь смотреть?        - На все нужно время. Давай пока опустим это, наши чувства друг к другу, и вернемся к ним после суда.        - Думаешь, тогда все и закончиться?        - Ну да. Мы найдем работу, запишемся к психологу. и нам обеим помогут. Мы будет ходить вместе.        - Да, ладно, прости.        Парсли улыбнулась и взялась за ее обветрившуюся сухую руку.