Я и Мистер Совершенство

- Все-таки тебе лучше вернуться домой, - вздыхает мама, выслушав мой крайне короткий рассказ о прошедших буднях. - Нечего тебе там делать. Я всегда говорила, что большие города – не для тебя. - Наверное, ты права, - с мамой легче согласиться, чем спорить, на то она и мама: против ее мнения никакие аргументы не помогут. Моя же мама, мучающаяся от одиночества, наверняка перебирала в голове все возможные способы и убеждения, чтобы вернуть меня домой. Я представляла, как она сидела в старом кресле, смотрела в окно и думала: «Надо позвонить Лили и сказать ей, что в Берлине ей не место!». После этого она в моих представлениях тяжело вздыхала и качала головой, понимая, что я все равно не вернусь. - И…как у тебя дела…с…? – с намеком осторожно спросила мама, запинаясь. Надо сказать, что Билл неплохо подкупил ее сережками, и теперь она отзывалась о нем более тепло, чем раньше. Я даже не думала, что мою маму так легко можно переманить на свою сторону. Биллу-то это удалось очень легко. - Никак, все очень сложно, - неопределенно протянула я, сама толком не зная, что ответить. Честнее было бы ответить: «Все очень плохо» или «Я не хочу ничего о нем слышать!». - На твоем месте я бы решала все это побыстрее, - назидательно сказала родительница, и я поморщилась от этого ее тона. - Нельзя столько времени тянуть эту ситуацию. Со временем все становится только сложнее, понимаешь? - Угу…. - Вот. Поэтому я бы посоветовала тебе уже определиться, хочешь ты быть с этим парнем или нет, и действовать. Тебе двадцать лет, а не тринадцать, надо быть решительней! - Когда? – просто спрашиваю я, следуя, наконец, материнскому совету – стараюсь быть решительной. Голова идет кругом от мыслей о близнецах; кажется, я уже срослась с ними, настолько я привыкла к их присутствию. Даже в ссоре с ними я частенько думала о них, они словно были неотъемлемой частью меня. Какого узнать, что часть тебя совсем скоро окажется на другом континенте? - В июне, - бросает Билл, а я киваю; в июне, так в июне. Значит, в июне все кардинально изменится. Мне пора мыслить совершенно по-другому, пора меняться, менять свои убеждения. Почему-то меня не оставляло неприятное чувство, и сначала я даже не могла понять, что оно значит. Ощущение того, что братья предали меня, не отпускало. Будто они наобещали мне золотых гор, безбедную жизнь, а самое главное, всегда быть вместе. И вот они бросают меня здесь одну, одинокую и никому не нужную. «Можно подумать, что ты им так же нужна, как они тебе, очнись, ты всегда была одинока», - безжалостно зашептал мой внутренний голос, и мне стало еще хуже. - Тогда….Я тогда…. Мой взгляд заметался по комнате, не зная, на чем остановиться. Я не могла найти точку опоры, все расплывалось перед глазами. У меня всегда было живое воображение, и иногда оно мешало мне. Я представила, как просыпаюсь одним летним утром одна на большой кровати, потягиваясь и строя планы на предстоящий день. Но в планах у меня пустота; одна мысль – «Билл в Америке» - разбивает все. - Пока ты снова не начала обвинять меня во всех грехах, я все-таки скажу то, что хотел, - говорит Билл тоном врача, беседующего с душевнобольной, и косится в сторону, куда ушла Дафна. Неужели переживает, что она нас слышит? - Вообще-то я хотел говорить с тобой об этом в конце весны, а не сейчас. Мы уезжаем, - сказал парень и посмотрел на меня каким-то особенным взглядом. - Я не дура, поняла уже, - отрезала я, угрожающе сощуриваясь. Однако внутри что-то обдало теплом, маленькая догадка пронзила сердце. Я поспешила загасить ее: хватит пустых надежд. - Похоже, что все-таки дура, - вздохнул Билл, улыбаясь уголком рта. - Надо же, я был уверен, что ты обо всем догадаешься сразу же. Ты же любишь домысливать. - Я…. - Мы уезжаем, - снова этот особенный взгляд. - Понимаешь? Я замолчала, прикрывая глаза. Тепло внутри меня разрасталось, становясь всеобъятным, огромным. Искорки этого чувства прошивали меня, дурманили голову – я словно изрядно выпила, даже голова немного закружилась. Мои губы расползлись в улыбке, и я улыбнулась, не открывая глаз и не двигаясь. Пожалуй, так себя чувствует бегун, оказавшийся первым на финише. Так себя чувствует матрос на палубе маленького судна, пережившего страшную бурю. Облегчение. Но…. - То есть, ты как всегда все решил за меня? – уточнила я, почему-то не переставая улыбаться. Я могла сойти за ненормальную, а может, я такою и была. Кто тут не сойдет с ума? Теперь, если Тома я всегда называла Чеширом, Билл в моих снах представал белым кроликом, себя я могла назвать Шляпником. Этакое сумасшедшее существо, несущее в себе море загадок и океан печали. Тяжело быть сумасшедшим… - Знаешь, мы приняли это решение с Томом не так давно, - серьезно ответил Билл, - но оно…кажется мне верным. Все-таки мы всегда мечтали об этом. Я люблю Германию, но здесь…Нам стало слишком тесно, понимаешь? Ах, нашим звездам стало тесно в их звездности. Билл, похоже, угадал ход моих мыслей, потому что добавил: - Я уверен, что ты тоже хочешь значительных перемен. А переезд, это…. У нас не совсем сейчас складывается карьера. Вернее, она складывается, но не так, как мы хотим. Европа – уже пройденное, а вот Америка…. Я знала, что у близнецов всегда были шикарные планы на свою жизнь, и план покорения Америки там наверняка присутствовал. - Я не хотел говорить тебе сейчас, потому что еще рано. У нас такие сложные отношения, столько еще может измениться до июня. Поэтому я и не говорил, а не потому, что хотел уехать втихомолку. Вовсе нет. - Но с чего ты решил, что я брошу все и поеду туда, где все для меня чужое? - А что тебе здесь бросать? Мать ты сможешь навещать, друзей как таковых у тебя нет, - неприятно. - Работа тоже не та, по которой стоит скучать. Билл был не уверен в моем согласии. Мое недавнее открытие помогало мне смотреть на ситуации по-другому. Вот и теперь я четко определила: Билл боялся. Чего точно, я не знала: моего ли отказа или чего-то другого. Зазвонил мой сотовый. Я вздрогнула, услышав его. В наш маленький уединенный мирок на кухне, наполненный моим отчаянием, ворвался глухой звук мелодии. Дафна с каменным лицом принесла мне телефон; взглянув на нее, я вдруг догадалась, почему Билл не хотел, чтобы она нас слышала. Том не позвал ее с собой. Звонила сестра, и я со стыдом поняла, что совсем забыла о ней. Боже, ну я и дура….Сестра наверняка ждала моего звонка. Я-то уж точно должна была первой позвонить ей, с восторгом расспрашивая. И что в итоге? Она звонит мне сама, так и не дождавшись моей инициативы. Слезы навернулись на глаза, стоило мне подумать об этом. Я – самая настоящая эгоистка. После непродолжительного рассказа о родах, во время которого я немного кривилась (я терпеть не могла все, что было связано с этим процессом), а Билл смотрел на меня, вслушиваясь в мои ответы, сестра, наконец, сказала главное: - Мы долго думали, как назвать ее. И мы решили… Фанфары, салют – и я представляю, как она говорит: «Мы назвали ее Лили». Мне сразу становится неловко, однако моя сестра спасает меня из этого положения: -… назвать ее Сьюзен. Малышка Сюзи, неплохо, правда? У меня язык онемел на мгновение, но я быстро взяла себя в руки и промямлила: - Мне нравится, хорошее имя. Малышка Сюзи. Потрясающе. * * * Вечером меня ожидал один неприятный сюрприз. После продолжительных демагогий я отправила Билла к нему домой, а вместе с ним и обиженную русскую. Мы остановились на том, что переезд для близнецов несет за собой сплошные плюсы, а значит, плюсы и для меня. Так решил Билл, не спрашивая меня. Я понимала, что переезд стал бы самой большой глупостью в моей жизни. Куда я поеду, с кем? С Биллом, которому нельзя было доверять? Нет, конечно, он бы не сделал ничего, угрожающего мне. Но он отлично умел манипулировать моими чувствами. Взять хотя бы эту квартиру, подаренную мне: он же сделал меня обязанной ему по гроб жизни. Я жила на площади, купленной им, я носила вещи, купленные им. Стоило признать, что я была содержанкой, потому что моя работа никогда не позволила бы мне всего этого. - Чертова Америка, - пробормотала я, быстро одеваясь. В голове был полный кавардак, умом я понимала, что никуда не поеду – хотя разве я уже не растеряла остатки своей гордости? – а вот сердце ныло, упрашивая ум сдаться. И это было ужасно: осознание собственной бесхарактерности удручало. Но изменить себя я не могла. Наши отношения с Биллом, если происходящее можно назвать отношениями, были настолько….ненормальными, что продолжать их в чужой стране было бы безумием. Почему же я не чувствовала прошлой обиды на Билла? Я должна была спросить у него: «А зачем я тебе нужна?», но я почему-то так и не спросила. Том исчез из объектива камеры. - Наконец, - выдохнул Билл, держа телефон как-то в стороне; на экране был виден пол и край кроссовка Билла. Я нахмурилась, не понимая, что парень хочет сказать, и почему прогнал брата. - Лили, знаешь, - Билл вдруг повернул камеру к себе, и теперь я могла видеть его лицо, казавшееся совсем белым из-за освещения, - ты, наверное, обижаешься, что меня нет рядом. Но….По крайней мере, я могу сказать на видео, что…. Он запнулся, а я во все глаза смотрела на экран телефона, впитывая каждое его слово. Что-то невыносимо приятное разгоралось в груди, и я уже почти почувствовала, что….. - Я очень рад, что мы столкнулись тогда на улице, - говорит парень, а я разочарованно выдыхаю. - Не знаю, что было бы, если бы мы не познакомились, но я очень рад. Я счастлив, и, надеюсь, что ты тоже. И, в общем, я….Я скучаю и очень жду нашей встречи. - Я тебя люблю, - вслух отвечаю я Биллу с видео, улыбаясь. Зная Билла, я была почти уверена, что он хотел сказать на самом деле за этими словами о «счастье». Кстати, о моей работе…