Во всех жизнях

This is my quest to follow that star No matter how hopeless, no matter how far

Темноту неба надо мной разрывают всполохи горящих аэрокаров. Ветер разносит сноп искр от полыхающих неподалеку обломков корабля, и раскаленный воздух обжигает лицо все сильнее. Рука в кармане нервно сжимает пустую пачку сигарет. Глупо, но успокаивает: цепляться за привычное, когда все в этом мире летит в тартарары. Мне даже не досадно, что я не закурю напоследок: видеть тебя — альтернатива самая правильная. Длинный темный плащ обнимает твое тело и строптиво мечется у ног. Волосы треплет ветер. Слишком странно, слишком красиво видеть, как что-то в этом мире осмеливается нарушить совершенство льняного водопада, ведь я бессчетное множество раз наблюдал, как он подчинялся только твоим пальцам. Ты поворачиваешься, смотришь как всегда отстраненно, будто не мы, подобно двум призракам, стоим на полях, вскоре выжженных дотла. В какой-то из жизней я, маскируя боль, мог бы сказать тебе, что между нами все равно ничего бы не получилось, а ты, как всегда, оглушающе громко промолчал бы в ответ. Тем больнее читать по твоим губам короткое: «Катце». Молчи. Молчи. Молчи. Мне слишком нравится, как мы вписываемся в эту картину. Ты привык, знаешь, что я, как тень, всегда позади тебя. Твой преданный пес. Твой главный враг. В какой-то из жизней я мог бы стоять под тусклым светом люминесцентных ламп, раздумывая над тем, какой диаметр пилы взять, чтобы вскрыть твою голову. Заглянуть внутрь безупречного черепа, смакуя каждый хруст идеально скроенных костей. Что в этой красивой, искусственной башке за шевелением шестеренок, за четкой последовательностью мыслей, за чередой гениальных идей? Я делаю шаг навстречу, притянутый к тебе, словно гравитацией, и жадно цепляюсь за спасительный холод твоих глаз. Наплевать, что между нами всегда пропасть в миллионы световых лет. Мириады звезд надо мной не будут смеяться еще громче. Ты когда-то сказал, что мы играем пред­назна­чен­ные нам роли. Все мы — лишь крупицы сингулярности, вырванные из холста этого мира, и выброшенные в бесконечность. Вскоре Юпитер сотрет нас, наигравшись, как марионетками, щедро разбавит мою кровь твоей — холодной, синей влагой. Какой будет смерть? Ты же умирал однажды. Знаешь. Надеюсь моя будет подобна бледно-голубым острым кристаллам, тысячами в мое тело. Чтобы наверняка. Мы все же близко, и расплавленное золото твоих волос лижет мою грудь, как пламя. Это безупречно, это поэтично, и если бы я мог, если бы я смел говорить тебе красивые слова… Дай мне немного времени, и я воспою для тебя поэму, которая умрет на моих губах. Смотри на меня, Ясон Минк. Смотри в меня. Сейчас мы с тобой равные. И это мгновение моего бесконечного триумфа стоит того, чтобы видеть, как последний клочок живой земли погибает под твоими ногами. Когда-нибудь Юпитер начнет заново. Смахнет прошлое в один свайп. У тебя, мой безупречный монстр, всегда будет право выбора, ну а я вымолю свое встать подле. Я закрываю глаза. — Ну, здравствуй. И это не прощание.