Безупречный противник

— Как всё прошло? — раздался голос подруги из глубин гостиной. Хазан швырнула клатч на полку, шумно сбросила босоножки и приложила висок к стене. Дурачить подругу не было в списке вещей, от которых она получала удовольствие. Язык занемел, противясь очередному потоку лжи. Ниль выглянула в проём, оторвавшись от макбука. — Помирились? Заделали маленьких голубоглазиков? — Есть что-нибудь поесть? — Девушка неспешно вплелась в гостиную, впервые столь внимательно оглядывая загроможденный книгами стеллаж. — Провозилась всё утро и? И? Я имеют право на подробности — Ниль свернула вкладку с резюме, полностью сосредоточившись на Хазан. Провал подруги, который она прочла на её лице, казался кощунственной нападкой на жизненный опыт и умения. — Или зверский аппетит по особому поводу? Колись! Разве я от тебя что-то скрываю? Одна голова хорошо, а две — лучше. Глядишь к новому году сыграем две свадьбы. Будет потрясающе! — Выкинь из головы. Не позволю тебе в это впутаться. — Окей, полегче, диктаторша, — опешила Ниль. — Я уезжаю на загородную конференцию. Пойду соберу вещи. — То есть сбегаешь? — подруга сощурила глаза. — Жизнь не крутится вокруг Ягыза Эгемена и его семейства. У меня есть более важные дела, — как можно ровнее сообщила Хазан и направилась к себе. — Приготовь что-нибудь, пожалуйста. — Да отстань ты со своей едой! Красивый, богатый, заботливый мужчина влюблён в тебя, а ты сдаешься, даже толком не поборовшись! Хазан! — Забудь о Синане и возвращайся в Анкару! — Хазан захлопнула дверь у её носа и разворошила волосы, тяжело вздыхая. Полуразобранный чемодан валялся посреди комнаты. Новые наряды, обувь, аксессуары были разбросаны после спешной утренней примерки. Девушка принялась собирать раскиданные вещи, вновь и вновь отгоняя глупости, которыми её кормили со всех сторон. Она образумилась. Ей уже не хотелось, чтобы она что-то значила для Ягыза. Пускай ему будет всё равно. Пускай его не тронет её предательство. Он вовремя сорвался с крючка. Тем же лучше. — Нет так его проучу, нет этак, как быстро ты сдалась! Хазан! — обрушив град ударов на хлипкую дверь, Ниль зашагала по гостиной, словно от союза Ягыза и Хазан зависело её собственное благополучие. Сколько бы она не пыталась до неё достучаться, дверь открылась только тогда, когда Хазан вышла из комнаты с собранной дорожной сумкой, в узких чёрных джинсах и облегающей майке. — Ты и впрямь сбегаешь. — Если ты не планируешь возвращаться в Анкару, найди нам новое жильё. Здесь оставаться не безопасно. Но только не через Синана. — Здесь небезопасно оставаться и именно поэтому ты оставляешь меня одну? В действительности Ниль не грозила опасность, но Хазан не стала задевать её самолюбие подобным замечанием. — Вернусь в понедельник. Если что, звони, — не обращая внимание на недовольство подруги, она коротко её обняла и потрепала по спине. — А ты отвечай на звонки, — Ниль искосо взглянула на неё, оттаяв.

***

Хазан спешно покинула дом, озираясь по сторонам, и направилась к автобусной остановке. Сменив несколько видов транспорта, она убедилась — Ягыз держал слово. Слежки не было. Отец вызвал её по случаю завтрашнего обеда с партнёром по подпольному бизнесу — Эсриком Тозджу, чтобы вместе отпраздновать близкую победу и обсудить дальнейшие действия. Она добралась домой затемно. Отцовский особняк встретил её величественной строгостью и тишиной, время от времени нарушаемой лаем собак. Закинув сумку в комнату, она спустилась на кухню и поела в компании случайно забрёдшего охранника. В доме отца её аппетит заметно слабел от постоянного напряжения и она выкинула остатки порции в урну. Захватив курточку, девушка вышла на улицу и прошлась по территории. Вечерняя прохлада должна была успокаивать, но Хазан всё равно ощущала себя на иголках. Говорить ли отцу о встрече с Невзатом Чанкыры? Стоит ли заикнуться о том, что она желает выйти из игры? Что будет дальше с Ягызом? Что будет с Омрюм? Одно она знала точно. Завтрашний день будет настоящим испытанием.

***

Последний взмах кистью и из зеркала на неё глядела совершенно другая Хазан. На веках были аккуратно прочерчены выразительные чёрные стрелки, взлетающие вверх и истончающиеся к кончикам. Бордово-матовые губы были решительно сомкнуты, обещая не проронить ни одного необдуманного слова. Ровный тон на лице должен был скрыть румянец при упоминании Я. Э. Хазан подобрала волосы и собрала шпильками, пряча тепло его прикосновений в тугой пучок. Не хватало ошейника украшения на шее, чтобы скрыть первый взволнованный вздох, когда ее застанет врасплох его имя в разговоре. Хазан выдвинула верхний ящик комода и застыла, задумчиво вцепившись в металлическую ручку. Она скучала по своей уютной комнате, по бескрайности и изолированности загородного дома, по прогулкам в яблоневом саду. Запах созревших яблок бился в окна вместе с косым жаром поднимающихся солнечных лучей. Девушка опустила взгляд на предметы в выдвижном ящике. Пистолет. Ещё пистолет. Складной нож. Шёлковые платки, скупленные махом, чтобы скрыть кривой шрам от ожога. В глубине ящика скрывалась шкатулка из яшмы, обвитая позолоченными листками. Девушка поддела крючок. В шкатулку были спрятаны многие дорогие памяти вещи: аккуратно сложенный, пожелтевший от времени носовой платок, украденный у одного заносчивого мальчишки, свёрток старых лир, перетянутый резинкой, четыре звонких латунных браслета с частыми колокольчиками и одна нераспечатанная, окаменевшая красненькая жвачка «турбо». Тревожные мысли не отпускали её ни на минуту, она заставляла себя думать, надеясь, что её посетит озарение и она сможет выпутаться из сложившейся ситуации, не предав отца и сохранив жизнь Эгеменам. Правительство поддерживало семью Хазыма, но у их поддержки, по её нехитрому расчёту, должны были быть границы. Например, они не станут вкладывать миллионы долларов, чтобы покрыть убытки преступной организации. Близился сентябрь и расчётный день. Члены ХАКа ненавидели уходить в минус, потому что убытки, как и выручку, делили поровну между всеми. Участие Эгеменов в бизнесе поставлено под сомнение и скоро должно состоится собрание, в ходе которого будет решена их участь. Если они не наберут достаточное количество голосов, то будут исключены. И тут вступала в силу безжалостная тонкость, на которую рассчитывал её отец. Все тайны организации должны оставаться тайнами. Бывших членов ХАКа не бывает. Бывшие члены ХАКа покидают собрание в черных мешках. Вероятность, что Эгемены выкрутятся из ситуации, стремилась к нулю. Однако в каждом тонком расчёте бывает своё «но». Оружие. Хазан не избавлялась от него, раскидывая партии по Стамбулу и окрестностям, пряча то там, то здесь. Конечную точку знала только она. Ни отец, ни брат, ни их новый партнёр. Исключением стала последняя операция, проведённая Эндером. Хазан развернула пожелтевший платок и выудила цепочку с кулоном на свет. Изумруды заиграли зеленью в солнечных лучах. Золотой листок Чинары рассекал воздух, качаясь из стороны в сторону. Хазан хмурилась, вновь и вновь обдумывая возможные исходы межклановой войны. Если обобщить, то вариантов было всего-то два. Эгемены не выкрутятся. Хазым, Гёкхан, Синан будут убиты собранием по окончанию голосования. И в этом крылась загвоздка. Официально Ягыз входил в организацию не как член своей семьи. Он был приемником и заместителем Каплана Чамкырана, поэтому его не могли убить. Это леденило её внутренности больше, чем самый пристальный взгляд отца. После того, как у Я. Э. на глазах вырежут всю его семью, он ни перед чем не остановится, пока не найдёт виновных. Если она хотела жить, то от Ягыза нужно было избавиться перед собранием, то есть в ближайшие десять дней. Но был и второй исход событий: Эгемены выкрутятся. Члены ХАКа несмотря на провалы, дадут им ещё один шанс. Но это вовсе не означало провал для её семьи. На фоне многомиллионных убытков предложение отца о новой ветви торговли станет крайне заманчивым. В шатком положении полужильцов к Эгеменам никто не прислушается. Тем не менее ей придётся придумывать дальше, как подрывать их дела. Больше нападений — больше вероятность оказаться раскрытой. По правилам ХАКа предательство, в его числе препятствование ведению бизнеса, наказывается смертью. В этом случае отцу будет грозить смерть… если только она не возьмёт всю вину на себя. Если она сделает это, то Эгемены будут вправе сделать с ней что угодно и это будет их личное дело. Отец будет обязан передать её на их суд. Хазан боялась докопаться до того, как подсказывало поступить ей сердце. … одному из них нужно умереть, чтобы жил другой. Услышав приближающиеся шаги, она спрятала цепочку и захлопнула ящик, закрывая собой. В комнату, опираясь на трость, вошёл Текин Немрют. В левой руке у него была миниатюрная коробка. — Я и забыл, как ошеломительно ты можешь быть красива. Бывало под его взглядом Хазан терялась, ощущая на себе удушающее давление и не понимая его причины. Это был тот самый случай. Он смотрел на неё неотрывно, изучающе и под тяжестью этого взгляда её вбивало в землю. «Прямо как при встрече с ядовито-опасной змеей» — мелькнуло у неё в голове. — Это тебе. Хазан с волнением открыла бархатную шкатулку и восторженно замерла, увидев слепящую россыпь чистых бриллиантов. — Папа… — Тебе. Моей дочери, поставившей весь Стамбул на уши. Я тобой горжусь. Неожиданная, баюкающая радость вспыхнула у неё в груди и она бросилась ему на шею, хватаясь за частички душевного покоя — кто-то в мире считал её поступки правильными. — Оно безумно дорогое, — зашептала Хазан, чувствуя, как ей жжёт руки от восхитительной красоты. Широкая полоска соединенных белым золотом драгоценных камней вскружила ей голову — первый подарок от отца с тех пор, как она вернулась в семью. Она поспешила застегнуть тугое ожерелье на шее и вдеть серьги-капельки, разглядывая себя в зеркале. Хазан приложила руку к шее, стараясь усмирить дыхание. Отец гордился ею. Сколько лет она билась, чтобы услышать это. — Дом в Белеке теперь тоже твой, — торжественно сообщил Немрют, дьяволом глядя на её дикий восторг. На лице его покоилась доброжелательная спокойная улыбка — он любовался ею, потешаясь мелочностью изголодавшейся на улицах девчонки. — Правда? — удивилась Хазан, не веря свалившейся на голову щедрости. Он задабривал её. Проворачивал знакомый трюк с положительным подкреплением, который она использовала в работе с детьми, а он — с собаками. Если бы только ожерелье… она бы не заметила. Отец никогда не отмерял больше заслуженного, если не хотел чего-то взамен. Зачем же он.? — Не заставляй повторять дважды, а то передумаю, — шутливо пригрозил мужчина. — Только представь, какие деньги потекут рекой, когда мы покончим с Эгеменами. Твоё состояние, которое ты прячешь словно белка по углам, меркнет перед возможностями, которые нам открываются. Хазан замерла, словно ей дали под дых. — От моих глаз ничего не скроется. Он знал о её сбережениях, но не мог же знать о каждом? Это просто трюк, чтобы она в панике обнаружила свои тайники. Проверка, побежит ли она перепрятывать. И если да, значит готовится к предательству. Нельзя ничего предпринимать. Она не собирается предавать его, поэтому переживать не о чем. Перед тем, как покинуть дом, она повернулась к зеркалу и тихо заговорила с собой: — Я знаю, тебе трудно. И будет ещё труднее. Что бы ни было… Слышишь? Ты не можешь остаться одна опять. Иллюзия рассеется, утечёт как песок сквозь пальцы и у тебя ничего не останется. Ты будешь жалеть, — она прикоснулась кончиками пальцев к украшению: — Вот, что реально.

***

Особняк короля наркотической индустрии располагался в черте Стамбула, имел огромный бассейн, цветущие пальмы и огромную парковку. Эндер подставил ей локоть, но девушка цокнула и обошла его стороной. Братец потянулся за сигаретами, но отец шикнул на него. Эндер раздражённо закатил глаза. Эсрику Тозджу шёл уже шестьдесят первый год, его лицо было покрыто пигментными пятнами, а редкие седые волосы доходили ему до плеч. Глаза и щёки были впалыми, морщинистая кожа обтягивала скелет. Без сомнений, он не гнушался собственным товаром на протяжении многих лет. Когда отец представил её, Эсрик воскликнул «Та самая!», поцеловал её руку и облизнулся. Они поднялись в дом на лифте. Хазан молчала за столом, поочередно накалывая то креветку, то салатный лист на вилку, пока партнёры медленно вели беседу о скудоумие Эгеменов. Эндер не оставлял попыток втянуть её в разговор, постоянно повторяя, что ей должна быть известна глупость этой принципиальной семейки лучше всех, но Хазан лишь кивала и глотала шампанское, когда приходило время для тоста. Последний посвящался ей и улыбка проскользнула на её лице. — Говоря о великолепной работе, проделанной моей дорогой сестрёнкой… — Эндер увлеченно резал стейк средней прожарки на кусочки, — Я тут кое-что вспомнил. С месяц назад, обсуждая план, ты сказала, что найдёшь тайну успеха Неуловимого и непотопляемости его семьи… Ну и как? Хазан отсалютовала ему. — Я не забыла. Ягыз — будущее этой семьи и есть причина, по которой это происходит. За ним кто-то стоит, за ним кто-то стоит и каждый раз вытаскивает семью Эгемен из дерьма. И пока мы не найдем, кто это, мы никогда не потопим их, не заставим их встать на нашу сторону, не уничтожим. Мы просто ничего не сможем сделать, пока не узнаем, в чем дело. Она оттягивала этот момент как могла и всё-таки он настал. Хазан ощутила на себе полное внимание и заколебалась. Рядом с Тозджу сидел его двадцатилетний сын, зеленость которого ставила его на один уровень с вазой в углу по необходимости присутствия. Кому-то следовало удалиться и захватить с собой груз. Со всей серьёзностью Хазан сообщила, что следует обсудить этот вопрос приватно и покосилась на брата, мгновенно взъярившегося. — Встань и выйди, — отрезал Немрют. Тозджу кивнул своему сыну. Хазан с удовольствием глядела, как Эндер шёл к выходу, поджав хвост. Отец окрикнул его, чтобы тот плотно закрыл дверь. Хазан почувствовала себя увереннее и с её губ легко слетело: — У Эгеменов соглашение с правительством. Она не собиралась делиться всеми соображениями. Кое-что она должна была оставить при себе. Давуд сбил её мысли своим появлением, но после разговора с Невзатом Чанкыры у Хазан закралась пугающая масштабностью мысль о роли Неуловимого в соглашении с правительством. — Правительство поставило крест на Каплане. — Давно пора, — сквозь зубы произнёс Текин, завертев чёрными глазами. Нет, всё-таки ненависть отца к Каплану носила личный характер. — Рано, Текин, — как ребёнку втолковывал Тозджу. — Сначала я войду в ХАК, мы расширим торговлю, каждый почувствует большие деньги в руках, впадёт в раж. После этого мы сместим кого пожелаем. Никто ничего не скажет. Деньги — самый большой наркотик. — Настоящий вопрос не в этом, — оглядела собеседников Хазан. — Правительство поставило крест на лидере ХАКа. Значит, у них должен быть другой кандидат. Судя по соглашению, их игрок — Хазым Эгемен. Они поставили на него. Ни один из Эгеменов не будет торговать наркотиками. Ни одна причина не заставит их этого сделать. — Эгемены превратятся в пыль и мы развеем их по ветру, — Тозджу поймал её взгляд и Хазан ответила тем же, нервно скомкав салфетку в руке. — Воевать с Эгеменами одно, но воевать с правительством — совершенно другое. Например, взять Эндера, — Хазан перевела взгляд на отца. — Они прочешут его бизнес, найдут доказательства финансовых махинаций, которыми он не гнушается, пригрозят тюремным сроком лет в десять, что он сделает, как думаешь? Текин нехотя кивнул, дёрнув верхней губой. — Подобным образом они могут выдернуть каждого участника собрания и вуаля, никто не проголосует за их отставку, а наоборот выскажутся за то, чтобы дать им ещё один шанс. — Твоя дочь не только красива, — Эсрик переглянулся с Текином и одобрительно кивнул головой. — Честь для этих людей важнее, чем страх перед тюрьмой. Перессорим всех с Хазымом, превратим в кровных врагов и собрание они не переживут. — Ягыз… Ягыз Эгемен переживёт, — произнесла Хазан с дрожью в голосе и почувствовала на себе подозрительный взгляд отца, — его не могут убить на собрании и он посредник в соглашении. Он не оставит убийство своей семьи. Нельзя предсказать, что он предпримет. — Предсказывать, что он предпримет — твоё дело. — Гадать на кофейной гуще и то эффективнее, он мне ничего не говорит. Поэтому, мы должны уронить Эгеменов в глазах правительства. Что, если подменить их товар на наркотики и сдать их? Все отправятся в тюрьму и… — девушка замолчала. Отправятся в тюрьму и будут в безопасности. Эта жалкая идея — всё, что ей пришло в голову. — Но это надо организовать. У меня не получиться, будучи постоянно у них на виду. Я хочу вернуться обратно к делам. Текин отмахнулся от этой идеи как от надоедливой мухи. — Самый верный способ — убить его в день собрания. Ты достаточно близка к нему для этого, дочка. Хазан всем телом вздрогнула и решительно заявила: — Я не пойду на этот риск. Убить — не проблема, но остаться незамеченной никем — невозможно. В конце концов все всё узнают. Я не хочу дурной славы, отец. Я хочу взглянуть своему врагу в глаза, хочу, чтобы он знал. — Слава не может быть дурной, дорогая, — блеснул змеиными глазами Эсрик. — Ты будешь легендой. Хазан встала, оставив скомканную салфетку в покое. — Либо ты позволишь мне разобраться с этим по моему, либо я больше не участвую. — Говоришь, что выходишь из дела? — Текин был потрясен её уверенным своеволием. Она выскользнула из его рук. — Да… да. Эгеменам так и так конец, я своё дело сделала, теперь находиться среди них для меня небезопасно. Ты же не хочешь, чтобы они убили твою дочь? Ты мне льстишь, переоценивая мои способности. — Если бы ты довела дело до конца, убивать тебя было бы некому. Но ты труслива. Ты не сможешь быть моей преемницей. Человек, который боится того, что о нем будут говорить, сентиментальничает и поэтому отказывается от достижения цели, дела вести не сможет. Больше я не намерен терпеть твои капризы! Выйди. Хазан побледнела и вышла. Найдя Эндера у бассейна, она влезла ему в карман и выудила пачку сигарет. Он галантно подставил ей огонёк и покинул её, чтобы разнюхать произошедшее. Самое обидное было в том, что она обещала себе не делать этого. Но когда отец предложил ей убить Ягыза… всё внутри воспротивилось. Нет. Не смогла бы она убить человека, который с заботой и волнением смотрел ей в глаза… Не смогла бы дальше копать могильную яму для его семьи. А ещё была одна маленькая, доверчиво глядящая на неё девчонка. Тут уж говорить было нечего. Хазан довела себя до мертвенно бледного состояния размышлениями о том, что лишила себя семьи. Она лишила себя отца. Теперь она останется совсем одна. Отныне у неё будет лишь ненависть Ягыза и его семьи. Этого ей хватит, чтобы держаться на ногах. Ненависть, в отличие от любви, не оставляла места для двузначности. — Как же ты умудрилась запороть всё, когда отец только-только начал воспринимать тебя всерьёз? — Эндер разместился на лежаке и довольно потянулся, не вмещаясь на него всем ростом и свесив ноги в лакированных туфлях. Она даже не заметила, сколько времени прошло. — Как я рад, что именно я сообщу тебе радостные новости. — Засунь их себе в одно место, — Хазан наблюдала за слабой рябью на поверхности воды. — Поздравляю, желаю состариться на одной подушке. — О чём ты? — Ты выходишь замуж. За этого, — он мотнул в сторону дома. — Ходят слухи, что последнюю жену он убил сам, чтобы не платить алименты при разводе, — Эндер мрачно хохотнул. — За эту облезлую ящерицу?! — её обдало жаром и она вскочила. — Какая милая кличка… Как меня ты называешь за спиной, Хаз? — он подошёл к ней ближе. — За эту облезлую ящерицу… — повторила Хазан и неверяще уставилась на него. Конечно, когда в дело вступил третья сила, партнёры решили обезопасить соглашение кровными узами. О, Текин Немрют не стоял на места. Дважды не думал. Выжимал из её существования всю пользу. — Очнись! Разве можно быть такой дурой? — Эндер впился ей в плечи и затряс её со всей силой. — И из-за кого? Этого паршивца Эгемена?! Так сильно его любишь?! — Не говори глупостей, — Хазан оттолкнула его от себя. — До него мне нет дела. — Влюбилась, — с ненавистью вперил в неё глаза Эндер. — И волнуешься за него, как сумасшедшая. Только зря! Не пройдёт и часа, как Ягыз Эгемен подорвётся у автосалона, заведя мотор собственной машины! Только зря перед отцом подставилась! Безмерно благодарен, что лишила меня забот, — с ненавистью выплюнул он. Хазан замерла, словно её окатили ледяной водой. — Я больше не буду делать то, что не хочу, — нелепо произнесла девушка. Сердце бешено колотилось, а в голове не было ни единой мысли. Думай. Думай. Думай. — Что, даже не побежишь его спасать? — продолжал подначивать Эндер, с удивлением глядя на её спокойствие. — Мне смертельно надоел Ягыз, — наконец произнесла Хазан. — Он слишком опасный и непредсказуемый противник, для всех нас будет лучше, если он умрет. Особенно, для меня. Только что-то мне подсказывает, что твой план… а это именно твой ебучий план, сшитый белыми нитками, провалиться. Отец поймёт, какая ты бестолочь и пожалеет о том, что не послушал меня. Не звони мне плакаться. — Пожалуй, следует застраховаться от этого позора, вдруг не сдержусь — Эндер ехидно улыбнулся и носком ботинка отшвырнул её сумочку к краю бассейна, подталкивая к падению. Под тяжестью двух телефонов она стремительно ушла на дно. Хазан подошла к Эндеру, не оставляя между ними и миллиметра пространства. — Ты… Он оторопел от её близости лишь на мгновение и девушка, воспользовавшись замешательством, ударила его коленом между ног, рывком вытащила бумажник и столкнула брата в бассейн. Раздался шумный всплеск. — Сука! — просвистел он, вынырнув на поверхность. — Спасибо, — Хазан подняла бумажник высоко вверх, не оборачиваясь. Он подплыл к краю, пригладил волосы, выжимая из них воду. К нему подошёл Текин Немрют и они оба посмотрели вслед Хазан, которая покинула охраняемую территорию размеренным шагом. — Нельзя вести дел с женщинами, — заявил Эндер, проклиная девушку всеми известными словами, впрочем не решаясь произнести их в обществе отца. — Их преданность ветрена и передается от мужчины к мужчине, недолго составляя гордость отца. Не твоя вина, это в их природе. Текин сморщился в презрении. — Если ты окажешься прав, я знаю, как привести её в чувство. Вылезай оттуда. Мы возвращаемся домой, если ты наплавался. Осёл!