***
«Как же я тебя ненавижу» - готова закричать она, но только молча бьет кулаком в боксерскую грушу. В очередной раз выслушав от своей матери о том, что она «должна брать пример с Реджины» и что «вот если бы она была капитаном группы поддержки…», она наносит удар за ударом проклиная ту, на кого вечно ей приходилось равняться, чтобы услышать какое-то доброе слово, а в 16 лет – это уже становится неважно, и она стремится бросить вызов себе и окружающим, вызывая всё больше печальных улыбок и легкого осуждения в глазах своей матери. Хотя даже ей понятно давно, что быть Королевой женского клуба в старших классах их школы – это не такое уж и достижение, но носить прозвище «Принцесса» от своих же друзей по футбольной команде – ещё отстойнее (хоть она и наказала тогда своего дружка Августа, растрепавшего всем, что она отмечала очередной день рождения в компании семьи и всеми известной «Королевы» Реджины), но факт остаётся фактом – всё, что у неё остаётся неизменным на протяжении многих лет – ненавистная дочь маминой подруги, присутствующая в её жизни в самые значимые моменты её жизни и, пожалуй, сильнейшее чувство ненависти к ней же.***
«Как же я тебя ненавижу!». Слышит она и даже немного опасается, что их родители тоже слышали этот крик, но это уже неважно, так как она уже вдавила педаль газа своего верного жука, и под смех своих дружков покатила по городу, вспоминая отпрянувших друг от друга Реджину и этого мерзкого Робина, сына лесника, неизвестно каким образом добившегося расположения самой «Королевы», и прилив радости заполнил всё её сердце, без возможности разграничить – радость была от того, что оба «влюбленных» были облиты из лужи с головы до ног из-под колёс её верного жука, или же из-за того, что хотя бы в этот раз она смогла закончить раньше времени их поцелуй.***
«Как же я тебя ненавижу!». И если бы не хорошее воспитание (а точнее, нежелание в очередной раз выслушивать свою мамочку и видеть её слёзы), она в сердцах лишь мысленно произносит эти слова и сжимает кулаки. Наблюдая тяжёлым взглядом за будто бы расстроенной (но она то знает, что под этой маской скрывается истинное коварство) Реджиной, и за её руками с пустым подносом, содержимое которого уже мирно покоится на её светлых локонах, а местами и на школьной форме, а вслух произносит «Ничего страшного, Королева». И обе знают, что следующие недели с испорченными замками к шкафчикам, подкинутыми жуками прямо в сумку, спрятанной спортивной формой – это неизбежность. Как и то, что следующий же день рождения Реджины снова будет праздноваться ими вместе с их семьями, и они снова будут улыбаться, под умиление своих мам, счастливых за то, что их дочери также дружны, как и они, уже на протяжении многих лет.***
«Как же я тебя ненавижу!» Произносит она на ухо, обнимая, под прицелом улыбок всей их родни и друзей. И впервые (не считая того самого, первого, раза, после того как Эмма услышала эти слова будучи шестилетним ребёнком, полным уверенности, что её лучшая подруга Реджина её любит, и жестокого разочарования от реальности) она ощущает, что и правда испытывает это чувство, глядя как её заклятая подруга, под одобрительные взгляды их уже почти породнившихся семей, связывает свою жизнь с этим мужланом. И волна ненависти накрывает её с головой и заставляет в этот вечер напиться до беспамятства и завалиться к тому, кто уже давно предпринимает активные ухаживания и твердит о любви. И лишь годы тренировок помогают ей даже в этом состоянии не выдать истинных чувств, относящихся к определённому человеку и не выкрикивать чужое имя в порыве.***
«Как же я тебя ненавижу». Слышит она ответное, спустя какие-то полгода. Прямо в глаза, и это невероятно пугает. Потому что она стоит в, конечно же, более скромном подвенечном платье, и ждёт момента, когда уже её жизнь будет связана с тем, кто её на самом деле любит, а эти карие глаза прожигают её насквозь, и на какую-то долю секунд в них отображается такая боль, какую и она ощущала последние полгода. И понимание, что уже ничего нельзя изменить, сжимает сердце до такой невыносимой боли, что слеза всё-таки скатывается по щеке, а в нижнюю губу напротив вдруг впиваются белоснежные зубы, словно останавливая какие-то важные слова, что могут испортить идеальный момент (над которым так умиляются их матери, наблюдая, как подруги выдают друг друга замуж и плачут от счастья. Ведь от счастья?)***
«Как же я тебя ненавижу!». И не дожидаясь ответа, она впивается в пухлые губы, которые снились ей каждую ночь, на протяжении последних двух месяцев. И уже глубоко плевать на то, что за дверью особняка на Миффлин-стрит, скорее всего, на мягком и удобном диване, развалилось какое-то «бревно» (иначе она его просто не могла называть), и неважно, что в её собственном доме, её ожидал тот, кто ради неё сделал так много и почти ничего (потому что разве одни слова о любви чего-то стоят?), и неважно уже ничего, кроме выпитых трёх банок крепкого пива и непреодолимого желания снова сказать о своей ненависти! И доказать это в ту же секунду, кусая губы, и совсем не нежно сжимая плечи, впиваясь в них пальцами, прижимая к входной двери, даже не задумываясь, что их могут увидеть. И только потом, вспоминая, осознавать, что чужие руки с не меньшей силой впивались в её талию, словно пытаясь слиться в единое целое (и потом долго рассматривать царапины, напоминающие о том, что это произошло на самом деле).***
«Как же я тебя ненавижу!». Слышит она невнятное, и глупо улыбается, ощущая, как к её губам прижимаются чужие губы, а прекрасные тонкие пальцы запутывается в волосах, прижимая к себе, и, недолго думая, она перехватывает инициативу, и в следующую секунду уже прижимает податливое тело к раковине, наплевав, что в каких-то пяти метрах от них находятся их мужья и матери. Единственное, что сейчас важно – это вновь сорвать стон с этих манящих губ, от ломающих окончательно все преграды, и уже не имея возможности остановиться, она ладонью чувствует гладкую и горячую кожу под шёлковой блузкой, практически обжигающую её пальцы, и, не желая останавливаться, пальцы следуют вверх, практически достигая груди, второй рукой сжимая прядь волос и притягивая к себе, снова срывая стон удовольствия, и ощущая борьбу за лидерство во время их поцелуя, при нежелании обеих проигрывать (на краю сознания, при этом каждая ощущает, что проиграла) и это неловко заканчивается от внезапного хлопка откуда-то из зала, что заставляет судорожно отпрянуть друг от друга и спешно привести в порядок свои наряды и причёски, радуясь, что их никто не застукал, чтобы в итоге… вернуться к тем, кого в один из дней, с разницей в полгода, нарекли их истинной любовью…***
«Как же я тебя ненавижу». Бесконечно повторяют они друг другу, словно пытаясь убедить (и убедиться), скрывая от всего мира короткие (и не очень) поцелуи при малейшей возможности и сгорая от страсти и желания, срывая друг с друга одежду в те редкие моменты, когда их «суженные» где-то далеко. И всё чаще с губ почти срываются другие слова, но вовремя каждая замолкает и до крови кусает губы, и так распухшие от жестких поцелуев, каждый из которых показывает – «Ты принадлежишь мне. С кем бы ты не ложилась в постель почти каждую ночь». И каждый такой поцелуй, и грубо прижатое тело к стене, и с каким-то остервенением доведение до самого прекрасного и логичного окончания их страсти и безумного желания, где-то в туалете кафе или офиса мэра (где последние несколько лет – рабочее место самого молодого и перспективного мэра – Реджины Миллс), или местного полицейского участка (с самым дерзким и неуправляемым шерифом – Эммой Свон, которая на удивление сумела установить порядок в этом городке), или в доме каждой из них, в отсутствии супругов, или их тайного места – только это помогало им улыбаться окружающим и жить дальше. Сходя с ума от невозможности и ненависти. Но уже не друг к другу, а к обстоятельствам.***
«Как же я тебя ненавижу!». Со слезами, и бросаясь с кулаками, ощутимо попадая в плечи, но сдерживаемая сильными руками и прижатая к телу, она рыдает, трясясь в истерике, и только спустя полчаса молчания и такого нужного бесконечного объятия, ощущая тепло любимого человека, она охрипшим голосом поясняет о том, что больше так не может. И с ужасом видит решимость в серо-зеленых глазах, которая её одинаково пугает и позволяет поверить. «Ты ведь не сделаешь этого?» - Уточняет тогда она, уже заранее зная ответ. И приподнятый уголок губ в ответ, вместе с принятым решением, буквально написанным на лице, говорят ей обо всём, что заставляет её замолчать и уткнуться в шею, вдыхая любимый запах и сжав чужие плечи в объятиях, больше не желая отпускать.***
«Как же я тебя ненавижу!». Слышит каждая из них, с небольшой разницей во времени, и с разными эмоциями. И если Робин действительно зол, и не пытается это скрывать, обвиняя её в том, что она обманывала его все эти годы, то Киллиан принял новость с тупой покорностью и смирением, только тогда признавшись, что всегда замечал, но надеялся…***
- Как же я тебя ненавижу. Тихо шепчет Реджина, водя пальцами по обнаженному телу, вырисовывая на нём невидимые узоры, после чего чужая рука захватывает их и подносит к губам своей хозяйки, оставляющих на них ленивые поцелуи. - Неправда. Их взгляды встречаются, и неизменно, как и последние 10 лет с момента их первого неистового и такого грешного поцелуя, и последние 5 лет с момента, как каждый поцелуй вполне законен – в глазах загорается неприкрытое желание и сжигающая их дотла любовь, каким-то чудом уничтожившая так много вокруг, но спасшая их – здесь, в их маленькой квартирке в чужом городе, подальше от родни, друзей и прошлого, подальше от осуждения и прощения, и даже от понимания родителей (пусть и не сразу, но принявших их). Как можно дальше от тех образов маленьких девочек, друг другу ставленых в пример своими любящими мамами, и невольно настроивших против. Подальше от образов ещё глупых подростков, уже так сильно любивших, но не желавших это признавать, и делавших столько ошибок назло. Подальше от уже повзрослевших, и пытающихся убежать от своих чувств девушек, поспешивших связать свою жизнь не с теми. И подальше от признавших, но так долго не решающихся всё изменить. - Неправда. В итоге соглашаясь, она прижимается ближе, соприкасаясь каждым участком оголенного тела, с чужим, и начинает дышать глубже. Она поворачивает голову и кивает на прикроватную тумбочку, на которой в фоторамке стоит та самая фотография с празднования Эмминого двенадцатилетия. - Знаешь почему я люблю это фото? - Потому что я здесь очень хорошо вышла? Чего нельзя сказать о тебе. – Эмма на всякий случай сцепляет руки и прижимает Реджину ближе, чтобы она не сбежала, но та, кажется, и не собирается, задумчиво разглядывая фото. - Потому что в тот день, я хотела сказать тебе, что люблю тебя. От удивления, отпуская руки, Эмма недоверчиво смотрит на неё, а потом аккуратно берет пальцами за подбородок, поворачивая к себе. – Но ты же меня тогда ненавидела? Ты сама мне это постоянно говорила… Вздохнув, Реджина лишь улыбается. – Моя мать постоянно ставила мне тебя в пример. Что ты занимаешься спортом, получаешь награды, уважение друзей. - В этом ты не одинока. В нашем доме все достижения были только у тебя. - Да, и не в этом суть, дорогая. Это мы уже давно переросли. – Не удержавшись от близости тела, Реджина всё-таки оставляет быстрый поцелуй на губах любимой, но тут же отстраняется и продолжает. – Это фото мне напоминает о том, что нужно делать всё вовремя. - На секунду задумываясь, она добавляет. - И говорить вовремя. Эмма неожиданно приподнимается и переворачивает их, нависая сверху. - Мне кажется, что я всегда тебя любила. И тогда. - Она кивает на фото. - И ещё раньше. Кто знает как сложилась бы наша жизнь, если бы в тот день ты произнесла эти слова? - Не знаю. Возможно, мы избежали бы многих ошибок. - Пальцы тянутся вверх, захватывая подбородок Эммы, и приближая её лицо к своему. - Но тогда неизвестно - где бы мы сейчас оказались? И сейчас я хочу сказать тебе только одно. - И последние слова она шепчет, опаляя губы горячим дыханием. - Как же я тебя люблю.