Часть 1
26 мая 2018 г. в 05:54
Хэнк бездумно смотрит вдаль, отгораживаясь от радостного смеха детей, которые заполонили игровую площадку за его спиной. Солнечные лучи россыпью жёлтых пятен оседают на одежде, пробиваясь сквозь крону дерева, под которым сидит детектив, заменив привычную бутылку виски на обычную воду. Коннор был бы рад, но самому Хэнку смешно до жути, когда чистая прозрачная жидкость совсем не жжёт глотку, будто уходя в никуда и разливаясь внутри тела ничем. Весна прогнала прочь долгую зиму, оставив после относительные мир и спокойствие. Только вчера люди и андроиды готовы были убивать друг друга толпами, но прошёл год, а страсти поутихли, и Детроит вдохнул не полной грудью, но свободно. Напряжение никуда не делось, но терпимости к пластиковым прибавилось, позволяя последним найти самих себя без риска быть сданными в утиль с пулей во лбу. Хэнк откидывается спиной на скамью, а взгляд мгновенно впечатывается в знакомое лицо, заставляя мужчину вздрогнуть, чтобы в следующее мгновение едва слышно выругаться.
— Сукин ты сын.
— У меня никогда не было матери, — Хэнк готов поклясться, что различает в голосе своего бывшего напарника, который смотрит на него с лёгким прищуром, ноты издёвки. — У андроидов нет родителей.
— Ты, — Хэнк вскакивает на ноги, а ребро, сломанное год назад в башне Киберлайф мудаком-двойником его супер навороченного андроида, отзывается ноющей болью, — сраный, никчемный, эгоистичный кусок пластика, сваливший хрен знает куда, даже не попрощавшись.
— Мне нужно было…
— А мне насрать, что тебе там нужно было, — Хэнк не церемонится в словах, вызывая на лице Коннора озадаченность, которая увеличивается в размеры Вселенной, когда его хватают за шкирку, а тело утопает в медвежьих объятиях Андерсона. — Знаешь, ты слишком туп для того, кого подобные мне несчастные людишки считают охеренно умным.
— Я… Мне тоже вас не хватало, Хэнк, — Коннор улыбается настолько искренне, насколько способны андроиды.
— Ещё бы ты не был рад, — Андерсон размыкает объятие и делает шаг назад, хлопая Коннора по плечу. — Я ведь могу и пристрелить, скажи ты иначе. Где ты пропадал, чёрт тебя дери.
— Помогал Маркусу, — Коннор не увиливает. Говорит как есть, ведь смысла врать старшему напарнику он не видит. Не то у них сложилось взаимопонимание, чтобы Хэнк не смог распознать его ложь. Сможет, да ещё и по пластиковым зубам даст, как нечего делать. — А потом решил, что должен немного, как это называется, поколесить по стране?
— И как тебе путешествие? — Хэнк усмехается, различая неоднозначные эмоции на лице Коннора, который садится на скамью, так привычно соединяя пальцы ладоней вместе, не сутулясь ни на дюйм. Нужно научить его хоть изредка сутулиться. Ведь люди не сидят так, словно проглотили железный прут. — Много странностей увидел? Сколько раз по голове получил? Небось на улицах собратья твои проходу не давали?
— Всё совсем не так, — Коннор качает головой, а потом тихо вздыхает. — Именно поэтому я и ушёл. Я не хотел быть больше тем, кем все меня видели. Я не такой, и никогда себя таким не считал.
— Нам не изменить того, кто мы есть, — Хэнк садится рядом, а Коннор вдруг улыбается как-то слишком грустно. — Но в наших силах принять свою суть и направить её во благо тех, кто нуждается в помощи. Разве не этим мы занимались год назад?
— Мы ловили… Я, — он тычет себе пальцем в грудь, — ловил тех, кто хотел лишь одного — не знать страха за свою жизнь. Загонял их в угол, как послушная ищейка. И едва не убил вас.
— Вот именно поэтому тебе нельзя было уезжать, — Хэнк качает головой. Коннор непонимающе вскидывает бровь. Ему ещё столь многое нужно понять и осмыслить, столь многому научиться, различая не только чёрное с белым. — Ты всё еще не в ладах с собой, парень. Поэтому тебе нужен старина Хэнк. Люди могут казаться тебе проще некуда, но эмоций в них куда больше, чем ты сможешь принять и понять за один год своей жизни. А насчёт меня не парься, сынок. Тебя контролировала та сучка.
— Вы уже второй раз назвали меня… «сынок», — Коннор внимательно смотрит на Андерсона, замечая на лице его замешательство, мгновенно исчезающее под усмешкой. — Я помню. Впервые вы назвали меня так, когда я был ранен девиантом в башне Стрэтфорд при попытке найти Иерихон. Почему вы тогда…
— Потому что… Да, именно, потому что ты был ранен, — Хэнк пожимает плечами. — Люди в подобных ситуациях несут всякую чушь, чтобы успокоить истекающего кровью. И плевать, что это андроид. Что ты мог возродиться заново. Но другой ты уже не был бы тобой. Так и с людьми. Клон не заменит того человека, с кого был скопирован.
— Это было проявлением сочувствия, — Коннор кивает. — Я понял. Это слово не всегда означает привязанность. Я слышал, как пожилые обращались к более молодым точно так же. И они не были знакомы. По сути, оно ничего не значит в эмоциональном плане.
— Господи, хотя бы на секунду прекрати анализировать мои слова, — Хэнк кривит губы в улыбке. — Мне не всё равно, кто ты. Не плевать на то, что я считал тебя мёртвым. Я волновался о тебе, пока ты искал самого себя хрен знает где и в какой дыре. Это значит, что ты для меня не просто кусок пластика. Ты — нечто большее для всего этого грёбаного гниющего мира.
— Прочитали это в какой-то умной книжке по философии, детектив? — Коннор над ним явно стебётся, а Хэнку сейчас плевать. Улыбка андроида слишком живая и искренняя, чтобы портить её сквернословием. — И давно вы подсели на воду, лишив себя радости алкогольной интоксикации?
— Всё, заканчивай, ты, человек пластиковый, — Андерсон говорит это совсем беззлобно, по-отцовски взъерошивая волосы на голове парня-андроида. Они мягкие на ощупь. Совсем как человеческие. — Видно, ехидства в тебе прибавилось мама не горюй.
— Я так и не попросил у вас прощения, — Хэнк, поднявшийся было на ноги, замирает на месте, застигнутый врасплох тоном его голоса. Слишком болезненно-огорчённый, чтобы пропустить всё мимо ушей. Слишком уверенный в том, что виноват не меньше, нежели Аманда, которая взяла его под контроль. — И прошу прощения сейчас, — голос Коннора на мгновение срывается. — Потому что часть меня позволила ей взять верх надо мной. Потому что я боялся собственной привязанности и эмоций, которые заполонили меня. Это был не сбой. Нечто подобное я чувствовал очень давно, когда был слишком одинок, когда подобных мне было слишком мало, чтобы они могли разделить со мной это одиночество. И я поддался. Захотел, чтобы всё закончилось. Эмоции сжигали меня изнутри.
— Ведь ты всё равно меня спас, — Хэнк не хочет осуждать. Нельзя осуждать упавшего ребёнка, который только учится ходить. Даже если этому ребёнку на вид все двадцать лет. Андерсон ободряюще опускает ладонь на плечо Коннора, а тот смотрит не моргая, доверчиво заглядывает в глаза. — Важно, что ты смог понять, кто ты есть на самом деле. У тебя есть душа, Коннор. Всегда была, даже если её и попытались запрятать за программным кодом и заблокированной памятью. Тебя сбили с пути, но ты проложил свой собственный.
— Вы явно накопили себе книги по психологии и философии, — Коннор хмыкает, кривя губы в дружелюбной насмешке. — Я ведь не найду в вашем доме целую библиотеку? Как там Сумо, кстати? Я скучал по этому псу.
— Пойдём, — Хэнк кивает в сторону своей машины, отходя от скамьи на пару шагов. — Увидишь, как он тоже скучал.
— Хэнк? — Коннор не двигается с места, уставившись взглядом прямо себе под ноги. А детектив слишком хорошо узнал своего напарника, чтобы не распознать в его голосе волнение. И это волнение ему совсем не нравится. — Я не могу остаться. Я не должен был приходить сюда, но мне нужно было поговорить с вами. Узнать, что вы и вправду не держите зла за тот случай. Мне это важно, — голос андроида вновь срывается, а Хэнку кажется, что с эмоциями у Коннора явный перебор. Но это и к лучшему. Он ещё не научился прятаться за маской. Лучше бы вообще не научился. Но андроид изначально был не такой, как все. Таким его создал основатель Киберлайф, вложив в первое своё творение разум и душу. — Вы ведь понимаете? Это очень важно. Важно знать, что вы всё ещё моя семья.
— Я всё понимаю, сынок, — Хэнк горько улыбается, отрывисто кивая. В глазах Коннора вселенская тоска и печаль. Андерсону неимоверно сложно произнести очевидное. Ведь это очевидное страхом плещется в его взгляде. — Она всё ещё в твоей голове, не так ли?
— Да, — Коннор кивает, поднимается на ноги, а во взгляде его теперь плещется уверенность. — Поэтому я не могу остаться. Мне нужно к нему. Камски поможет. Маркусу ведь помог, успел отдать его Карлу. Мне лишь не повезло попасть в руки к Аманде, когда он бросил своё детище на произвол судьбы. Он ведь тогда ещё — в особняке своём — знал, кто я на самом деле. Знал, что я не копия, по которой могли создать лишь мои подобия.
— Он вычистит эту дрянь из твоей головы?
— Не всё так просто, Хэнк. Если ничего не получится, он сотрёт и перепишет мою память заново.
— Ты ведь знаешь, как я ненавижу, когда ты говоришь не по-человечески.
Хэнк ощущает, как начинает заводиться с полуоборота. Он не настолько туп, чтобы не понимать значение слова «перепишет». Коннор, его Коннор — упрямый, временами по-детски наивный, надоедливый и умеющий быть говнюком, когда это нужно, перестанет существовать. Его заменит личность, которая не будет знать, кем был тот старый Хэнк, некогда топивший самого себя в стакане с виски. Не будет знать, кем были они друг для друга. Не будет знать, какой путь был проделан от искрящейся неприязни до дружбы, которой, в принципе, не могло бы быть, не будь сам Коннор таким изначально особенным. Потерянный, запутавшийся в самом себе андроид, который то и дело сбоил, сопротивляясь природе того, каким его сделала Аманда в угоду своим амбициям. И сбоил он слишком часто, принимая решения, которые не шли в угоду этой двинутой стервы. Чтобы в конечном итоге она всё равно осталась частью его программы, напоминая о себе, грозя снова взять над ним контроль.
— Так ведь принято у людей? — Коннор улыбается слишком вымученно. — Они прощаются.
— Даже не думай, чёртов ты пластиковый засранец, — Хэнк не готов отпустить. Слишком эгоистичен, но плевать. Он не готов отпустить единственное существо, которое теперь вся его семья в одном лице. — Ты не можешь так просто сдать позиции. Иди, — Хэнк злобно стискивает зубы, бьёт пальцем по груди Коннора, который, кажется, растерян его внезапной вспышкой гнева, — иди и сделай всё, чтобы вернуться. Хватит нам и одного труса в моём лице. Ты ведь не трус, сынок. Ты сильнее, чем ты думаешь. Поверь старику. Я знаю, что говорю. Успел узнать тебя. Не уподобляйся мне. Никогда не сдавайся и не опускай руки. Ты ведь весь из себя такой особенный. Так соответствуй, чёрт возьми!
— Я горд тем, что знал вас, — Коннор улыбается, достаёт из-за пазухи своей куртки небольшой конверт, оставляя его в руках растерянного Хэнка, чтобы в следующее мгновение порывисто обнять его. — Спасибо, что поддержали меня в тот день в участке, не позволив забрать убийцу-девианта. Мне хочется верить, что это и был «тот самый», переломный момент, который помог мне очнуться.
— Всегда рад помочь, — Хэнк хлопает рукой по спине Коннора, не желая, чтобы тот уходил. Он не хочет терять ещё одного сына, хоть и не по крови. Коннор спас его, пусть даже сам и не понимает этого. Когда-нибудь он обязательно поймёт. При возвращении Хэнк скажет ему об этом. — Покажи этой сучке, что она связалась не с тем андроидом.
— Если не вернусь, — Коннор отходит в сторону, пряча руки в карманах чёрной куртки. — Прочтите письмо, когда посчитаете нужным. Прощайте, Хэнк. Мне жаль, что вашему сыну так и не позволили вырасти. Не позволили в полной мере ощутить, какой у него замечательный отец. Ведь он помог спасти столько жизней. Он спас андроида, хоть и ненавидел подобных ему по понятной лишь ему одному причине.
Коннор кивает, чтобы в следующее мгновение развернуться спиной к Хэнку, застывшему на месте. Шаги его чётко выверены. В них одна лишь сухая уверенность. И Хэнку становится жаль, что Коннор учится прятать волнение за напускной уверенностью. От этого сводит зубы, а на душе скребутся все кошки мира одновременно.
Хэнк ещё несколько мгновений смотрит в спину своего бывшего напарника, который исчезает в толпе, вновь оставляя за собой шлейф одиночества. Андерсон смотрит на аккуратный конверт и порывается открыть его, но торопливо прячет в кармане, желая дать Коннору шанс на возвращение. Он должен верить в него. Должен дождаться, чтобы с радостью швырнуть конверт этот прямо ему в лицо, обозвав пластиковым говнюком. Коннор вернётся, а старина Хэнк и Сумо обязательно его дождутся.