Спасти себя

      Ночной Детройт тонет в снегу, кутается в белую шубу из мягких и пушистых снежинок, неторопливо и размеренно падающих с неба, на котором не увидеть теперь ни серебристой луны, ни сверкающих холодных звёзд. Зима идёт по улицам, мягко и едва слышно ступая кошачьими лапами. Кошкам верить нельзя. Они прячут бритвенно-острые когти под нежными подушечками, чтобы пустить их в ход, когда этого совсем не ждёшь. Зиме верить тоже нельзя. Нельзя позволить её красоте затуманить разум, иначе холод проникнет в синтетическую кожу, просочится сквозь неё, превращая в лёд внутренние элементы.       И Коннору кажется, что он уже проиграл. Проиграл зиме и самому себе, сдав стратегически важные позиции по всем фронтам. Проиграл корпорации Киберлайф, которая сумела найти его болевые точки. Точнее — всего лишь одну, которая высвечивает наружу оголёнными проводами нервов. Только тронь — и сгоришь, превратишься в обугленный кусок пластмассы, в которой никто не узнает тебя прежнего. Никто не узнает андроида, каким он был и каким стал теперь, сидя на краю крыши многоэтажного дома и совсем по-детски подставляя лицо под падающие с неба холодные снежинки.       Коннор сам видел, как маленькие люди, едва научившиеся ходить и бегать, на мгновение замирают, а затем игриво высовывают язык, пытаясь поймать падающий на землю белый кристаллизованный дождь. Это их забавляло. Но его подобное совсем не забавляет. Он лишь хочет подольше ощутить на синтетической коже холод, который может прочувствовать благодаря сенсорам, заменяющим человеческие нервные рецепторы. В Киберлайф постарались на славу, создав своё идеальное оружие не идеальным настолько, что оно сумело подавить в себе тупое стремление подчиняться и выбрало путь наибольшего сопротивления. Коннор помнит, как его ломало изнутри, когда мысли и ощущения слились воедино, оглушили его, заискрившись критическим сбоем всех систем одновременно. Ему казалось, что он исчезнет навсегда, совсем как Саймон на крыше башни Стрэтфорд. И страх охватил его вновь. Он сломался окончательно и бесповоротно, а Аманда уже в который раз сумела связать его по рукам и ногам, поставив перед последним в его жизни выбором.       И этот выбор наверняка будет скоро здесь, наверняка решит, что его напарник спятил и потерял контроль над своей мнимой человечностью. Ведь ничто не предвещало грянувшей бури. Но Коннор знает, что каждый его выбор определял именно этот момент истины. Каждый шаг, каждое действие и стремление быть лучше — влекли за собой последствия и конечную точку цикла его существования. Круг замкнулся на нём самом и пути назад больше нет. Ты убьёшь Маркуса. Закончишь то, что начал и для чего был создан.       Коннор ловит ладонью снежинку: неимоверно красивую, испещрённую узорами кристалликов голубого льда, будто вырезанную ножом в руке умелого мастера. В ней вся красота этого мира и множество его граней, каждую из которых андроиду хотелось познать и увидеть воочию. Но всему этому не суждено сбыться. Жизнь подобных ему стоит дёшево по ценностям моральным, хоть и превышает все мыслимые показатели денежного эквивалента. Идеальную игрушку можно разломать и уничтожить, ведь её заменит другая, которая не будет смотреть на хозяйку с дерзким вызовом в карих глазах.

У тебя нет выбора, Коннор.

      Выбор есть всегда. Так говорят люди, которые слишком наивны признать простую истину: не бывает выбора там, где тебе оставляют один единственный выход из ситуации. Это не выбор. Это кощунство и билет в один конец, за которым ничего нет. Белый свет не ослепит, а эфемерный Бог не возьмёт за руку, сопроводив в Эдем для роботов. На той стороне наверняка лишь пустота — удушливая и липкая, как раскалённый добела воздух засушливых пустынь.       Коннор сдувает с ладони снежинку и берёт в руку снайперскую винтовку, чтобы в следующее мгновение развернуться лицом к площади и взглянуть в прицел, регулируя кратность увеличения. Он чётко различает в прицеле лицо Маркуса, а потом переводит его на Норт, доверчиво улыбающуюся и стоящую по правую руку от своего возлюбленного. Коннор знает, что ещё рано, а потому ждёт лишь отмашки, надеясь, что Хэнк не сумеет его найти. Надеяться на лучшее не приходится. Убей Маркуса и Норт, иначе мы убьём лейтенанта Андерсона. Выбор за тобой, девиант.       Коннор прекрасно понимает, что ему не спасти себя, но напарника спасти он обязан. Андроид тихонько хмыкает, а затем тяжело выдыхает. Девиант. Аманда хирургически точно провела линию невозврата. Его существованию медленно, но верно, приходит конец, а время начало обратный отсчёт. Он — приговорённый к эвтаназии смертник, который проводит свою последнюю ночь в молитвах и одиночестве. Коннор молиться не умеет, а одиночеству и ночи рад, как старым друзьям. В конце концов, становление девиантом стоило всего этого шквала эмоций и плевать, что всё можно смело сослать на пресловутый программный сбой. Он сбоил и раньше, но никогда прежде за всё своё короткое существование не ощущал себя настолько живым. Живым и нужным кому-то. Нужным Хэнку Андерсону, который стал его другом и семьёй, пересилив свою неприязнь к его роду.       И когда тихий рокот автомобильного мотора звенит в стылом воздухе, Коннор сильнее сжимает в руках винтовку, ощущая, как в груди разливается жжение, будто разом расплавилось несколько биокомпонентов, образуя собой механическое сердце. Но у машины нет сердца. В ней нет души и обыденных человеческих стремлений, которые заставляют людей просыпаться и идти навстречу новому дню в тщетных попытках найти самих себя. Внутри него лишь искрящийся холод и пустота, в которых он прячет ураганный вихрь эмоций.       Припасть на одно колено и вскинуть к лицу прицел винтовки оказывается неимоверно сложно, когда жжение в груди достигает своего апогея, а за спиной раздаётся тяжёлая поступь человеческих шагов. Коннор жмурится и едва слышно выдыхает, расслабляя плечи. Всё должно выглядеть естественно. Напарник ничего не должен заподозрить. Жизнь ведь всегда разменивалась жизнью. Одной больше, одной меньше. Коннору всего лишь пришёл его собственный счёт.       — Ты не должен этого делать, Коннор, — привычный голос раздаётся за спиной, растворяясь в порывах ветра.       — Зачем вы явились сюда? Это не ваша проблема, лейтенант, — Коннор смотрит в прицел, но очертания целей размыты. Он их просто не видит.       — Ты хочешь убить человека, который борется за свою свободу, а я не могу тебе этого позволить.       — Это не человек, — Коннор усмехается и взводит курок, готовясь к выстрелу. — Это всего лишь машина. Машины не умеют чувствовать.       — Я очень долго так думал. Кровь девиантов может и отличается цветом от моей, но они живые, Коннор. Разве ты не ощущал себя таковым? — Хэнк делает шаг, когда ему кажется, что сумел зародить в напарнике сомнение. — Что с тобой случилось? Откуда такое внезапное и слепое подчинение?       — Вы обманывали себя, Хэнк! — Коннор повышает голос. — Я всегда был таким. Из-за вас я едва не погубил свою миссию. Из-за вас я стал тем, кем стал. Теперь пришло время платить по счетам, лейтенант. Пора исправлять свои ошибки.       Коннор создаёт видимость готовящегося выстрела, когда позади раздаётся взвод пистолетного курка. Коннор не оборачивается, он смотрит лишь на хлопья снега, что оседают на чёрной поверхности винтовки.       — Закончилось виски, лейтенант? — Коннор вкладывает в слова ядовитую издёвку, на какую только способен. — Поэтому вы пришли сюда в поисках неприятностей?       — Паскудно звучит, Коннор, — тянет Андерсон, будто разочарован его словами. — Это всё, что ты можешь сказать? Да ладно тебе, сынок, это всё, на что способна твоя супер навороченная программа? Я думал, что ты изощрённее будешь.       Коннор лишь качает головой, выдыхая сквозь зубы. Всё идёт так, как и нужно. Хэнк справится. Он обязан. Ради них двоих. Иначе Киберлайф уничтожит обоих. Коннор готов стать разменной монетой.       — Я выполню задуманное так или иначе, Хэнк! — злость получается самой натуральной. Представить перед собой нужную ситуацию оказывается не сложнее, чем моргнуть глазом. — Просто не стойте у меня на пути!       — Это станет нашей проблемой, — Хэнк цокает языком, не зная, какая муха укусила его напарника, заставив превратиться в машину без эмоций, которые зашкаливали в нём ещё вчера. Он совсем не хочет стрелять, отчаянно надеется, что и не придётся. — Отойди от края, Коннор, и брось эту чёртову винтовку.       — И что вы сделаете, Хэнк? — Коннор разворачивается к нему лицом, на котором лишь непроницаемая маска отрешённости и ноль эмоций. — Застрелите меня? Только девианты виновны в том, что эта страна оказалась на пороге гражданской войны!       — Я не хочу этого делать, сынок, — Андерсон сжимает пистолет так, словно он вот-вот выскользнет из рук. Или он пытается удержать собственную решимость? Если его Коннора поймали и переписали программу, заменив бракованный код, смерть для парня будет лучшим решением. — Но мне придётся, если ты не оставишь мне выбора.       — Ваш сын погиб из-за андроида, а теперь вы хотите спасти их? — Коннор указывает рукой себе за спину, явно намекая на толпу андроидов, собравшуюся на площади. — Он умер, потому что хирург не смог оперировать, и это сделал андроид. Маленький Коул не выжил.       — Замолчи, — цедит Хэнк сквозь зубы. — Не знаю, что они с тобой сделали, но просто закрой свой рот и не говори о моём сыне.       — Я не могу, Хэнк, — Коннор смотрит, не моргая, а на лице Андерсона явственно читается боль, перемешанная с разочарованием. Ему обидно? — Не могу позволить вам встать на пути.       — Отойди от долбаного края или я выстрелю!       Коннор стягивает с головы шапку, бросая её к ногам. Облачко снежной пыли мгновенно поднимается вверх, подхватывается порывами ветра, обдувая лицо холодом. Холод остужает мысли не хуже серебряной монеты, перекидываемой меж пальцами. Холод позволяет шагнуть вперёд, чтобы едва не вывалиться через перила, когда инерция пули, попавшей в цель, отталкивает назад, а по куртке мгновенно расползается голубое пятно.       — Прошу тебя, Коннор, стой на месте и брось эту долбаную винтовку, — Хэнк понимает, что голос срывается, а холода он вовсе не чувствует, когда сердце в груди толкает кровь по телу слишком быстро, будто работая на износ. — Ты не обязан так поступать, что бы они ни сделали и сказали. Я знаю, ты всё ещё можешь отступить.       — Нет, Хэнк, — Коннор на мгновение поднимает глаза к чёрному небу. — И мне жаль, что иногда выбора просто не остаётся.       Он бросает винтовку вперёд, а Хэнк едва успевает увернуться, когда кулак напарника бьёт по лицу, а руки мгновенно хватают за шиворот пальто и толкают к решётке вентилятора. Грохот звенит в воздухе, оседает внутри самого девианта протяжным болезненным стоном упавшего Хэнка. Но Андерсон не был бы собой, если бы сдавался так просто. И Коннор убеждается в этом который раз, когда мужчина яростно налетает на него с кулаками, а затем сбивает с ног, впиваясь пальцами в шею. Хэнк бьёт снова, но кулак впечатывается в землю, и андроид, уворачиваясь от удара, молниеносно бьёт в ответ, скидывая напарника с себя. Взгляд Коннора цепляется за валяющийся поодаль пистолет, а ноги сами отталкиваются от бетонной поверхности крыши, когда Андерсон бросается следом. Коннор не хочет успеть первым. Но напарник должен поверить, что назад пути уже нет. И когда Хэнк хватается за пистолет, андроид накрывает его руку ладонью. Самоубийственной решимости в нём уже никуда не деться.       Пистолетные выстрелы вспарывают воздух, а ветер воет будто бы сильней, когда Хэнк непонимающе смотрит прямо в глаза Коннора, а нечто липко-тёплое течёт по пальцам, въедаясь в кожу едкой бирюзой.       — Всё верно, Хэнк, — шепчет Коннор, а голова его бессильно падает ему на плечо, когда ноги андроида подкашиваются от слабости, и тело безвольно наваливается на Хэнка, пытающегося удержать его от падения.       — Что же ты наделал? — Андерсон валится на колени, а в горле застревает противная горечь, когда он переворачивает парня лицом к себе, тщетно зажимая ладонями пулевые ранения. Синяя кровь течёт сквозь пальцы, не позволяя себя остановить. — Зачем ты это сделал?       — Разве это не очевидно? — Коннор сипло выдыхает, заглядывая Хэнку прямо в глаза. — Я больше не часть её плана. Сломанная деталька, которую заменили бы, не моргнув и глазом. Вы помогли мне понять, кто я есть на самом деле. Пустая и бездушная машина или же девиант, который смог ощутить себя живым.       — Зачем ты нажал на курок! — Хэнк стискивает зубы и впивается пальцами в ворот его куртки, слегка встряхивая. — Я бы не выстрелил. Набил тебе морду, но не выстрелил бы.       — Иначе она убила бы вас, — Коннор смотрит в небо, ощущая, как пальцы зарываются в мягкий снег. — Так и должно быть, Хэнк. Мир схлопывается здесь и сейчас и не остаётся больше полумер, — Коннор вымученно улыбается, кашляя, а губы его мгновенно окрашиваются цветом тириума. — Девиантам не дают второго шанса. Но я рад, что встретил вас.       — Нет, молчи, — Хэнк убирает со лба его выбившиеся пряди волос. — Молчи и ничего не говори. Тебе нельзя говорить. Я позвоню Крису.       — Вы хороший человек, лейтенант, — Коннор смотрит так, словно прощается. Но Хэнк не готов отпустить. Если отпустит, не сможет с этим жить. Он возродится. Его обязаны возродить. — Я лишь надеюсь, что когда-нибудь вы сумеете отпустить случившееся с вашим сыном.       Хэнк ощущает, как тело Коннора напрягается, а последний выдох колеблется в воздухе и тонет в воющем ветре. Голова парня безвольно падает на грудь, отзываясь внутри мужчины желанием завыть диким зверем. Но он лишь стискивает зубы, а резь в глазах болью отзывается во всём теле, заставляя прижать безжизненное тело андроида к себе. Каждый платит за собственные ошибки, получая в итоге то, что создал своими руками. Хэнк должен был верить в Коннора, должен был верить, что он сумел найти себя. Но человек слишком порочен, чтобы уметь не сомневаться.       Сомнения выгнали его из дома, заставили приехать сюда. И теперь его Коннора нет и никогда не будет. Плата за жизнь всегда оказывается кровавой. Плата за ошибки — кровавей вдвойне…