***
Гарри падает на кровать лицом вниз, понимая, насколько устал, только когда голова касается подушки. Одной на двоих, кстати. И не удивительно, что вскоре Томлинсон оказывается рядом, подталкивая его, чтобы разместиться удобнее. Луи уже настолько привык к парню, что на уровне каких-то рефлексов приобнимает длинное худое тело, конечно, только для того, чтобы удобнее устроиться. Только для этого. Гарри чувствует усталость, но не достаточную, чтобы вырубиться в эту же секунду. Он вспоминает, как в детстве, в выходные, они собирались с семьёй в гостиной, чтобы посмотреть кино перед сном. — Ты не хочешь купить телек? На самом деле шатен уже давно думал о покупке телевизора и нескольких дисков с фильмами, но эта затея отходила далеко на задний план, когда нужно было прятаться. — Чтобы ты его продал за дозу? — фыркает мужчина. Он специально привёз парня в эту квартиру, потому что здесь нет абсолютно ничего ценного. Наркоторговец бы точно не стал светить своим убежищем и увёз бы Гарри на дачу или к себе, но был огромный риск остаться обокраденным, и поэтому сейчас они оба в этой маленькой и полупустой квартире. — Ясно, — Гарри переворачивается на бок, лицом к стене, но не скидывает с себя руку, которая обнимает его. Он просто искренне не понимает, нахуя Луи всё это нужно. Акт благотворительности? Возможность трахать кого-то в любое время? У него есть девушка и шлюхи в свободном доступе. Гарри, наверное, не слишком адекватно оценивает реальность, но два плюс два в состоянии сложить — от него проблем больше, чем удовольствия. Может, этот чувак просто садист и получает удовольствие не только от физических унижений? Кончает, снова и снова тыкая Стайлса мордой во всё дерьмо, с которым он «не справляется»? Плевать, в общем-то. Зачем терпеть и ограничивать себя, если ты в любом случае остаёшься нариком, и относятся к тебе одинаково, вне зависимости от того, насколько ты объёбан? Желание спать отпадает как-то само собой. Зачем, если можно внюхаться? — Дай встать, — хрипит кудрявый, пытаясь подняться с кровати так, чтобы не садиться на пятую точку. Шатен в который раз закатывает глаза и хмурится, не давая парню подняться и прижимая его ещё ближе. Он чуть приподнимается, чтобы посмотреть Гарри в лицо. — Какого хера ты так себя ведёшь? Если тебя что-то грузит — скажи об этом, а не огрызайся и избегай, — Луи старается говорить спокойнее, но мимика выдаёт его раздражение из-за нахмуренных бровей и поджатых губ. — Что мне, блять, сказать тебе?! Что меня бесит, как ты каждый раз тыкаешь меня носом в моё дерьмо?! Что я не хочу слушать о своей бесполезности изо дня в день?! Что я не понимаю, какого чёрта делаю здесь?! Что я не понимаю, почему ты ебёшься со мной?! — и сейчас Гарри не имеет в виду прямое значение слова. — Что мне хуёво?! Чтобы что, Луи?! Послушать, как отвратителен тебе, жалея себя?! Послушать, как тебе похуй, и что я должен всё сделать сам?! Я знаю всё, что ты скажешь, заранее, поэтому не вижу никакого ебучего смысла вываливать всё это дерьмо! Я не такой дохлый, как ты, блять, думаешь! Я тоже зашиваюсь от непонимания всей херни вокруг, но я не собираюсь просить тебя о помощи в очередной раз, потому что ты осуждаешь! Постоянно, блять, осуждаешь! А я не ною! Я не пытаюсь вызвать твою жалость или что ты ещё себе там вдолбил в башку. Каждая попытка заговорить с тобой сводится именно, блять, к этому! Чтобы я ни говорил и ни делал — «жалею себя». Нихуя, блять! Нихуя я не жалею, ясно?! Я ненавижу себя не меньше, чем ты, мне отвратительно не меньше, чем тебе, когда я смотрю в зеркало! Мне жаль, что я такой долбоёб, жаль, что я причиняю проблемы всем, кто оказывается рядом, но мне, блять, не себя жаль! Я не слабак, Луи. Я не упиваюсь этим дерьмом, ясно? И я не знаю, что ты рассчитываешь услышать! — А теперь слушай меня, — наклоняясь ниже, чтобы смотреть чётко в зелёные глаза кудрявого, говорит Луи. — Если бы ты мне был отвратителен, то я бы не позволил тебе носить мои вещи, жить в моей квартире и, блять, даже прикасаться к себе, не то чтобы заниматься сексом. А знаешь почему? Потому что ты красивый, Стайлс, даже когда объёбан в слюни или тебя ломает, даже с этими синяками и болезненной худобой. Ты достаточно умный и невероятно готовишь. Я не считаю тебя ничтожеством и говорю всё это, чтобы ты хотя бы сделал одну грёбанную попытку соскочить. Потому что таких людей мало, — откровенно говорит дилер, удивляясь самому себе. — И я уже говорил тебе о том, что помогу, если ты попросишь. Если ты захочешь, чтобы я помог. Стайлс понятия не имеет, как Луи это делает, но у него нет никакого желания перебивать, и он просто не может не смотреть в глаза шатену. Наступает тишина. — И как это будет? — уже без всякого сарказма и злости, но всё с тем же непониманием спрашивает Гарри. — Каким образом ты поможешь мне? Переедешь сюда? Подселишь меня к своей девушке, представив младшим братом? Их лица буквально в паре миллиметров, и когда повисает неловкое молчание, они могут слышать дыхание друг друга и чувствовать, как оно смешивается. — А ты так хочешь жить со мной? — неуместно шутит Томлинсон и одёргивает себя, понимая, что это было явно лишним. — Сейчас я здесь и буду, как минимум, две недели, может быть месяц. И с чего ты взял, что мне нужно будет находится с тобой целые сутки? Моё присутствие тебя не очень-то и радует, так зачем ещё больше усложнять ситуацию? — Мне… — Гарри явно сомневается, стоит ли произносить это вслух. Он даже самому себе не до конца признаётся в этом, чего уж говорить о дилере, который ведёт себя неоднозначно по отношению к нему девяносто процентов времени? — Мне не нравится быть одному. Я пытаюсь… Перейти на таблетки, — смотреть в глаза становится невыносимо, и Гарри отводит взгляд, облизывая искусанные губы. — И у меня… Едет крыша… Я думаю… Я не знаю. Мне не нравится просыпаться в пустой квартире… После нескольких… Суток… Сна? Мне становится страшно. Я не знаю. Его голос не дрожит или вроде того, он просто говорит очень медленно, словно тщательно обдумывает каждое слово. Сомневается. Сомневается, какой будет реакция, не хочет казаться слабым и жалким в этом, не хочет казаться нуждающимся именно в Луи. Ему просто действительно сложно справляться одному, и он надеется, что шатен не воспримет это, как повод для самолюбования, потому что Стайлса совсем не смешит происходящее. Луи внимательно слушает младшего, он догадывался о том, что ему не нравится быть одному, и поэтому Гарри писал странные смс типа предложения поужинать и сделать то же, что с тем несчастным парнем. Все пазлики в голове шатена сошлись, поэтому он лишь кивает, бросая в ответ «ладно», и отстраняется, ложась обратно бок о бок с Гарри. — У меня так начались отношения с Эль. Мне не нравилось быть одному, а она каким-то магическим образом оказывалась рядом, и потом я сдался, — после недолгой тишины начинает Томмо. Он понял давно, что к Колдер не испытывает ничего похожего на любовь, а просто нуждается в поддержке и присутствии кого-то, как и все нормальные люди. Стайлс не в том состоянии, чтобы удивляться до глубины души, да и такая новость кажется логичной, но всё же он задаётся вопросом, как можно встречаться и заводить серьёзные отношения, не испытывая при этом соответствующих эмоций. — Так, стоп. Ты пытаешься перейти на таблетки? Приятно удивлён, Гарри. И… Как давно? — опомнился старший, пытаясь отвлечь кудрявого от своих откровений. — Где-то неделю… Чуть меньше? Купил транки и антидепрессанты, они просто… Вырубают, когда хочется дозы. Я не уверен, что так правильно с медицинской точки зрения и все такое, но это помогает. Немного? Не знаю. Вот. — Я тоже не уверен в том, что так ты не угробишь себя ещё больше, но спать однозначно лучше, чем переживать ломку, — Луи думает, что надо спросить у кого-нибудь о том, что будет лучше в этой ситуации, когда он сможет выйти из квартиры. — Вы давно вместе? С Элеонор, — да, Гарри впервые произнёс её имя правильно, у него просто нет никаких сил и желания выёбываться сейчас, пока Луи говорит с ним. — О, ты действительно правильно назвал её имя или я просто привык? — усмехается шатен, поворачивая голову к младшему. — Да, уже давно, около шести лет, но виделись из них, наверное, год, если не меньше. А что насчёт тебя? Ты был в серьёзных отношениях когда-либо? — Только если с книжками и тетрадками, — усмехается Гарри, — Знаю, ты считаешь, что мне всё досталось легко, но на самом деле я пахал, как чёрт, поэтому, кроме учёбы и работы на постоянной основе, меня никто не трахал. Да и не то чтобы этот факт как-то волновал меня. Сначала все мысли были заняты поступлением, потом тем, чтобы удержаться на месте, а потом наркотики. Отношения просто не созданы для таких, как я, наверное. Слишком большая ответственность. Зачем привязывать на одного больше, если все родные и так страдают от присутствия тебя их в жизни? Давать какие-то обещания, убиваться, когда не выполняешь их? Всё это сложнее. Это большая ответственность, я думаю, быть с кем-то не только… Физически. А я пока даже за свою разлагающуюся тушку не особо отвечаю. — Ты так неуверенно сказал о том, что отношения не созданы для тебя… Всё же надеешься, что когда-то будешь с кем-то? — Луи должен признать, что ему нравится говорить с Гарри. Вот так просто говорить безо всяких подъёбов и оскорблений, искренне и спокойно. Шатен чувствует себя свободно в этом разговоре и поэтому не стесняется задавать вопросы (не то чтобы он вообще стеснялся Гарри). — Как вообще такой пай-мальчик, которым ты был, пришёл к беспорядочным связям? Про то, как ты ввязался в наркотики я знаю, мне интересно связано ли это. Гарри снова поднимает взгляд, глаза в глаза, теперь непонимающе хмурясь. — В смысле? — он судорожно пытается воспроизвести все их короткие диалоги в памяти. Стайлс чувствует себя неловко сразу по тысяче причин, но самой основной, естественно, является нежелание давать Луи возможность считать себя особенным, и всё же произносит: — Я никогда не говорил тебе, что занимаюсь сексом со всеми подряд, ты сам сделал такой вывод. Я просто не видел смысла опровергать или пытаться доказать обратное, — он не будет говорить, что до Луи у него много месяцев никого не было. И он так же не будет говорить, что дилер был единственным, кто прикасался к нему за всё то время, что они знакомы, потому что дело не в нём, не в том, что он особенный. Дело в том, что Гарри не интересен секс в принципе — по крайней мере, он пытается себя в этом убедить. — Окей, я не буду настаивать, — небрежно бросает шатен, в голове ставя галочку. Ему самому приятнее думать, что Гарри был только с ним в последнее время, да и в общем не знать о количестве его партнёров. — Ты как-то говорил, что тебе не нравится секс, тогда почему ты продолжаешь трахаться? — с вызовом задаёт вопрос Томлинсон. Это не даёт ему покоя уже продолжительное время, потому что как, чёрт возьми, такой чувствительный человек может не получать удовольствия в постели? Это не укладывается у него в голове. — Ладно, — сам себе, выдыхая, хрипит Гарри. Он уже начал говорить правду, какая нахуй разница? — Я не говорил, что я не получаю удовольствия совсем. Я понимаю, что это может быть приятно, но обычно это не вызывает никаких сверх ощущений. Типа… Просто хорошо, но не сравнится с дозой хорошего кокса, например? И я… Не знаю. Не задумывался об этом, не задумывался о том, что секс может быть… Разным. До встречи с тобой. Только давай без подъёбов, я не говорю, что ты украл моё сердечко, хорошо? Просто было по-другому. Как будто немного… Теряешься в пространстве и ощущениях, похоже на трип. Со мной не бывало такого… Раньше? Слова Гарри отдаются каким-то приятным ощущением в животе, о котором Луи никогда и никому не расскажет. Ему просто приятно, не больше. — Мм… Так значит я особенный? А ты так упорно не хотел называть меня папочкой, — не удерживается от комментариев Луи, при этом широко улыбаясь. — Да ладно, у меня тоже не было такого опыта, так что ты прав. Одно дело шлюхи, которые сделают для тебя всё, что угодно, а другое — строптивый мальчик, — с мягкой усмешкой говорит дилер, разглядывая лицо перед собой и убирая пару волнистых локонов, что упали на лоб Стайлса. — В смысле? — на этот раз очередь Гарри задавать вопросы. Он с любопытством всматривается в лицо напротив, слегка приподнимая бровь. — А девушка? У вас с ней не такой секс? — это вдруг кажется парню действительно любопытным. Пальцы Луи скользят по его щеке, и Гарри задаёт ещё один вопрос, прежде чем перехватывает их губами: — Или её ты любишь исключительно нежно? — Эль она… Она действительно нежная, мягкая, она бы вряд ли оценила, если бы я начал её душить, — рассуждает вслух мужчина, но губы на его пальцах постоянно сбивают с мысли. — А у тебя никогда не было такого секса? — он пытается отвлечь и себя и парня Луи, потому что… Какого хера этот чертёнок творит?! — Был, — не выпуская пальцев изо рта отвечает Гарри, из-за чего речь звучит неразборчиво. Он врёт. Даже приблизительно похожего не было никогда и ни с кем, но, конечно же, он врёт, ведь и так сказал слишком много лишнего. И его ничуть не задевает, что после того, как он был выпорот и едва не потерял сознание от удушья, его состояние не казалось Луи достаточно нуждающимся в нежности и мягкости. Он и не нуждался вовсе. Та истерика в душе была просто последствиями снижения дозы и побочками от антидепрессантов, употребляемых без рецепта. Гарри не нежный и не мягкий. Он в порядке. Стайлс плотнее обхватывает пальцы губами, обводит языком и с причмокиванием выпускает изо рта, слегка запрокинув голову и глядя на Луи полуприкрытыми глазами. — Слезай, я спать хочу. — Ох, ну раз так, то пожалуйста, — наигранно обиженно фыркает старший, перебираясь с Гарри на пустое место рядом с ним, и демонстративно отворачивается спиной. Видимо, кудрявый решил, что с них хватит обычных разговоров и им пора вернуться к тем саркастичным комментариям и унижениям. Хотя, Томлинсону и вовсе больше не хотелось после такого откровенного диалога возвращаться к прежним отношениям. — Когда проснёшься, снова будешь сукой? — Не знаю, разве я не всегда сука? — без всякой язвительности, искренне интересуется Гарри. Он помнит, как дилер сам чётко обозначил границы их общения. С удивлением для себя, кудрявый осознаёт, что вообще помнит каждый их диалог. Помнит, как попросил Луи уложить его спать после ужина, на который сам же и пригласил, а тот заявил, что он «здесь не для этого». Гарри не тупой, может уяснить с первого раза. Ну или со второго, не суть. — Луи? — не получая никакого ответа на свой вопрос, парень хрипит следующий. Он не вредничал насчёт сна, его просто выключают таблетки, принятые ранее. И если бы он не сказал об этом, то просто бы отрубился на середине их странно-душевного разговора. Томлинсон разворачивается, когда слышит своё имя, но игнорирует первый вопрос. — Ты не ответил, будешь ли помогать мне. Я просил тебя дважды. Тогда, на стройке и сейчас, но каждый раз всё просто заканчивается ничем. Я не знаю, что должен озвучить ещё. Не знаю, какую помощь ты имел в виду, — Гарри зевает, — Но она нужна мне. Мне нужна помощь, — он почти трезвый сейчас, и это безумие. Неразборчивый шёпот стихает, и парень старается держаться в сознании в надежде получить ответ. Он ничего не ждёт от этого мужчины, не ждёт какого-то особенного отношения или типа того, но ему страшно. Действительно страшно. И раз уж Луи, по какой-то необъяснимой причине, предлагал свою загадочную помощь, то Гарри хочет получить её, в чём бы она ни заключалась. Потому что он нуждается в помощи, он хочет снова встретиться с мамой. — А разве я не помогаю тебе? Ты попросил жильё — ты здесь, я дал тебе работу — это то, чем я тебе могу помочь. Если есть что-то ещё, то говори мне об этом, а не просто так скалься на меня, — с неким раздражением в голосе проговаривает Луи, отворачиваясь. — Какую помощь ты хотел получить? Думал, я затолкаю тебя в лечебницу или привяжу к этой кровати, чтобы ты не смог внюхаться? Какую? Гарри не обижается, у Луи есть право злиться, наверное. Они просто не поняли друг друга. Стайлс шумно втягивает воздух, переворачиваясь на бок так, чтобы вжаться в спину шатена, обнимая его и утыкаясь ледяным носом в выступающие позвонки на шее. — Я не знаю, — едва различимый шёпот, на каждом слове губы младшего касаются чужой кожи. — Я думал, что ты знаешь, — признаётся Гарри, чувствуя себя устало и глупо. У Луи нет плана, у него тоже. — Спасибо, — почти беззвучно шепчет парень. — Я никогда не лечился от наркотической зависимости, откуда я могу знать? Ладно, единственное, что я знаю, то это немного о ломке и ещё меньше о том, как её унять, — уже чуть мягче говорит мужчина, даже больше устало, чем злобно, но не обнимает Гарри в ответ, лишь наслаждаясь объятиями, которые, несмотря на низкую температуру тела младшего, являются тёплыми. — Ты же требовал, чтобы я дал тебе поспать, так спи, — бросает Луи, прежде чем замолчать окончательно. Никакой загадочной помощи нет, и Гарри не то чтобы удивлен, но засыпая, чувствует какое-то странное разочарование, отчаяние. Ему давно стоило запомнить, что нельзя быть таким наивным и надеяться на чудо. Когда Луи чувствует, что дыхание на его шее становится ровным и тихим, то осторожно разворачивается в руках кудрявого и обнимает заснувшего парня, становясь теперь большой ложкой.IV
20 июля 2018 г. в 16:58
Дилер просыпается первым и ещё долго не поднимается с постели, потому что он залипает на Гарри, разглядывая каждую ресницу и по-юношески чистое лицо, даже без какого-либо пушка. Луи усмехается этому и, заметив, что кудрявый начинает просыпаться, быстро ускальзывает в душ, забывая взять какие-либо вещи.
Гарри уже двое суток без дозы, поэтому утро получается тяжёлым. Мягко говоря. Парень с трудом соскребает себя с постели, выползая на кухню, где раздалбливает остатки льда в тонкую дорожку. Снюхивает и лезет в холодильник, где нет ничего, кроме открытой банки консервированной фасоли. Пару ложек хватает, чтобы парня начало мутить, так что завтрак отпадает сам собой, но наркотик постепенно всасывается в кровь и самочувствие улучшается. По крайней мере, Гарри может двигаться. Чашка кофе. Он налил в чайник воды на двоих, но обслуживать Луи не собирается.
Возвращается в спальню и садится с книгой на кровати, как раз в тот момент, когда мужчина возвращается обратно голым. И, ладно, Гарри пялится. Потому что это действительно, блять, завораживает. Он давно не видел здорового тела. Красивого здорового тела будучи практически трезвым. Волна возбуждения разливается теплом внизу живота, но Гарри лишь гулко сглатывает и снова отводит взгляд на страницы, пытаясь сосредоточиться, а Луи, как назло, не торопится одеться, маяча своей голой задницей и отвлекая младшего от чтения.
— Ты не мог бы прикрыться? Я не Эмили и не кончаю от вида твоего вялого члена.
Луи усмехается, натягивая на себя боксеры, и нарочно не продолжает одеваться дальше, а залезает на кровать к, делающему вид, что он читает, Гарри, открыто ухмыляясь.
— Тогда в чём проблема? Не кончаешь, ну и ладно, я у себя в квартире и могу ходить голым, — Луи не может перестать улыбаться, и у него, чёрт возьми, реально хорошее настроение, потому что он впервые нормально выспался, и его не будут дёргать ближайшие два дня, потому что телефон выключен. Он действительно счастлив. — У тебя расширены зрачки? Ты употреблял или собираешься кончить от вида моего вялого члена? — передразнивает Луи, пытаясь повторить голосом Стайлса, но выходит не очень, и он закусывает губу, чтобы не засмеяться.
— Догадайся, — огрызается парень, ещё старательнее утыкаясь в свою книгу, потому что близость Луи нервирует и вовсе не способствует сохранению образа «я в порядке, даже если ты ходишь тут со своим огромным членом, идеальной задницей и сильными руками». — Мне плевать, что ты там себе напридумывал, но это не имеет ничего общего с реальностью. Твой вид не вызывает ничего, кроме рвотных позывов, — убеждая больше себя, чем сидящего рядом мужчину, выпаливает кудрявый, ёрзая чуть в сторону, чтобы не чувствовать жар, исходящий от голого тела. Не то чтобы Гарри сам был одет в десять слоев шмоток, но он хотя бы удосужился натянуть футболку и трусы.
Томлинсон прекрасно знает, что с его телом всё в порядке и рвотных позывов оно вызывать уж точно не может, поэтому делает вывод, что младший просто пытается скрыть то, что его всё же привлекает нагота мужчины.
— Уверен? — Луи прекращает улыбаться, когда томно шепчет на ухо Стайлса, чуть наваливаясь на него, и проводит кончиками пальцев по внутренней стороне бедра, нарочито медленно, вызывая табун мурашек на бледной мягкой коже. Он поднимается рукой к паху кудрявого, сжимая полувозбуждённый член и хмыкает. — Обманывать папочку нехорошо, малыш Гарри.
То, что делает Луи, называется манипуляция, и Стайлс не собирается даже глубоко в собственных мыслях предполагать, что все выебоны, которые он выкидывает, больше походят на истошные крики «обрати на меня внимание, ведь я нуждаюсь в твоём члене глубоко в своей заднице». Гарри достаточно упрям, чтобы продолжить гнуть свою линию, выглядя при этом, если не на девяносто, то на семьдесят процентов точно убедительно.
— Спасибо за совет, — хрипит младший ещё ниже, но всё так же не отрываясь взглядом от книги. Луи ошибается, если думает, что он настолько слабак и сдастся от одного прикосновения к своему члену (это вызывает чёртов откровенный стояк, потому что последний раз к нему прикасались эти же блядские руки, если не считать дрочку в душе). — Буду максимально честен, когда встречу его. Хочешь рассказать что-нибудь ещё? Если нет, будь добр, убери свои лапы от моего члена, — всё в той же стервозной манере, кудрявый перехватывает его руку, пытаясь откинуть подальше от себя, но по-прежнему не глядя в глаза. Потому что глаза это единственное, что могло бы действительно выдать его.
— Ладно, — продолжая ухмыляться, шепчет Луи и прикусывает мочку уха кудрявого, посасывая её. Он убирает руку с члена Гарри, но младший остаётся без прикосновений ненадолго, потому что в ту же секунду дилер начинает снова поглаживать его бёдра, но на этот раз сопровождая поцелуями в шею и шумным дыханием.
Томмо сам затеял это и, по идее, должен был остановиться ещё раньше, но упрямство и банальное желание не дают ему это сделать. А когда он слышит, что дыхание Стайлса сбивается, то ему совсем сносит крышу, и он заваливает его на постель.
— Всё ещё будешь говорить о том, что я тебя не возбуждаю?
Гарри держится неплохо (даже очень неплохо) для человека, у которого много месяцев не было нормального секса, получая поцелуи в шею и прикосновения к вечно нуждающемуся телу. Он концентрируется на том, чтобы не начать стонать, прикрывая глаза и прикусывая щеку изнутри, когда Луи прикусывает кожу, заставляет хриплый вздох сорваться с искусанных губ. Кудрявый даже не успевает как следует отругать себя, в следующую секунду уже оказываясь под Луи со своим болезненным стояком и затуманенным возбуждением взглядом. Гарри очень упорный мальчик, если его хватает на эту фразу-вызов, учитывая всё вышеперечисленное:
— Я скорее трахну себя бутылкой вина, чем попрошу твой член, — Стайлс облизывает пересохшие от тяжёлого дыхания губы, на этот раз не имея возможности смотреть куда-то кроме лица, находящегося в считанных сантиметрах от его собственного.
— Давай проверим, — так же на ушко и так же тихо шепчет Луи, забираясь руками под футболку младшего и играясь с его сосками, пока губами исследует его шею, оставляя засосы. — Теперь твоя очередь ходить помеченным, — в очередной раз кусая раскрасневшуюся нежную кожу, шипит шатен и быстрым рывком заставляет Гарри приподняться, чтобы стянуть с него футболку.
Он наваливается на парня, прижимаясь своим пахом к его промежности, и ощущает внушительный стояк.
— Да ты во всеоружии, — Луи усмехается и толкается бёдрами вперёд, создавая трение, наслаждаясь тихими полувздохами-полустонами.
— Это телефон, — «блять, что? ты в трусах, Стайлс, не будь идиотом!». Ловя самодовольный смешок Луи приоткрытыми губами, парень шумно выдыхает, переставая контролировать дрожь в теле. — Я уже был возбуждён, когда проснулся, — продолжает лепетать кудрявый, как будто не может выглядеть ещё более глупо, когда его тело уже рефлекторно отзывается на трение, заставляя приподнимать костлявую задницу над матрасом в попытках вжаться сильнее. — Мне снился мой будущий па… — минимум одежды позволяет всему ощущаться максимально приятно, почти так же, как было бы без неё, и парень проваливается, не сдерживая громкий, протяжный стон, проглатывая окончание очередного язвительного предложения, которое теперь уже не просто похоже, а является откровенным и требовательным призывом трахнуть свою стервозную задницу.
— Что-что? — издевательски переспрашивает Луи и смеётся на каждую глупую отговорку младшего, после мягко, но с напором целуя его пухлые губы, слегка покусывая, чтобы подразнить.
Мужчина поднимается с Гарри и снимает с него последнюю вещь гардероба — боксеры, что возможно принадлежали на самом деле ему самому. Он чуть поднимает таз младшего, проникая под его тело ладонями, и подхватывает мягкие половинки ягодиц, сильно сжимая и приподнимая над постелью.
— Будущий кто? Папочка? Папочки любят послушных мальчиков, а не тех, кто постоянно выводит их из себя, — двигаясь поцелуями от торса к соскам и посасывая их, бормочет Томмо, увлечённый процессом.
— Я могу… — сбивчиво бормочет кудрявый, речь которого становится всё более неразборчивой после каждой манипуляции Луи. Он уже сейчас готов ползать на коленях и умолять шатена не переставать трогать, гладить, целовать, сжимать — делать все эти вещи, от которых Гарри извивается, как девственница. — Я… Буду… Послушным… Для своего… Папочки… — с придыханием после каждого слова говорит Стайлс, из последних сил сохраняя способность дерзить человеку, от прикосновений которого его тело буквально растекается.
Гарри пытается подаваться тазом вперёд, в надежде проехаться стояком по груди шатена или получить хоть какое-то трение, но пока не тянет свои руки. В конце концов, если Луи пошлёт его, то кудрявый просто может пойти в душ и подрочить, да? Он ведь не прикуёт его к кровати силой, заставляя сходить с ума от невозможности получить необходимую разрядку? Тут даже верёвок нет. Гарри убедился в этом, когда пытался вздёрнуться на люстре.
— Ах, как жаль, что у тебя его нет, и воспитывать придётся мне, — наигранно расстроенно говорит мужчина, наслаждаясь тем, как Гарри извивается в его руках, желая получить больше, однако держится при своём, и это ломает Томлинсону мозг.
Луи резко отстраняется и одним рывком переворачивает парня на живот, заставляя подогнуть под себя ноги, затем шлёпает его по тощей заднице, что выглядит больше аккуратно и привлекательно, чем костляво.
— Думаешь о папочке и продолжаешь так себя вести. Отвратительно, — строго говорит шатен, продолжая оставлять на бледной коже ярко-красные следы от ладоней.
Сжимая простыни костлявыми пальцами до побелевших костяшек и зажмуриваясь, Гарри думает только о том, насколько нормальными являются эти электрические заряды, что заставляют его тело дрожать ещё сильнее при каждом новом ударе? Нет, даже не так. Гарри удивляет не тот факт, что организм реагирует на удары, Гарри удивляет то, как он реагирует. Стайлс заводится ещё сильнее, когда оказывается вжат носом в матрас, пока мужчина, о котором он знает не так уж и много, помимо страсти к наказаниям и связи с наркокартелем, ставит его раком и шлёпает по голой заднице так, словно он какой-то провинившийся щенок.
Это нормально? Нормально, что он подгибает пальцы на ногах от удовольствия, когда жалобный скулёж смешивается с хриплыми постанываниями? И это больно, действительно больно, особенно, когда Луи начинает по третьему (?), пятому (?), десятому (???) разу прикладываться к раздражённой горящей коже. Гарри пугается того, что ему нравится быть в таком положении, но не настолько, чтобы остановиться сейчас. Парень стонет громче, когда очередной удар рушит его желание выёбываться, заставляя хныкать и пытаться увильнуть от очередного шлепка.
— Мне больно, — скулит младший, в надежде, что это сработает, потому что он просто понятия не имеет, что ещё сказать. Извиняться? Точно нет. Несколько ударов по заднице не будет достаточно, чтобы парень вдруг стал послушным. Особенно, если эти удары всё ещё приносят удовольствие, пускай грань и становится всё тоньше. Он думает, что тактика «давить на жалость» сработает, и Луи просто даст ему свой член или типа того? Гарри понятия не имеет, как всё это работает.
Луи с каким-то садистским наслаждением продолжает оставлять удары, получая эстетическое удовольствие от того, как смотрятся красные пятна на светлой коже (возможно, позже они чуть посинеют, превращаясь в синяки). Не удержавшись, шатен кусает поочерёдно обе ягодицы и поднимается мелкими покусываниями по позвоночнику младшего к его шее, вжимаясь пахом, всё ещё прикрытым тканью боксеров, в его задницу.
— Хочешь продолжить порку или, наконец, будешь хорошим мальчиком и вежливо попросишь жёстко оттрахать твою мелкую красную задницу, сжимать твоё горло и оставлять метки? — интимным шёпотом говорит Луи, удерживая податливое тело под собой.
Если до этого момента Гарри ещё мог держаться на руках, то шёпот на ухо, одновременно со стояком, упирающимся в раскрасневшуюся задницу, что снова приносит жгучую боль и невероятное наслаждение, заставляет его руки и ноги не просто легонько дрожать, а трястись, едва удерживая кудрявого в нужном положении. Но он не хочет менять позу, потому что если Луи поставил его так, значит, так надо.
— П-пожалуйста? — хрипит Стайлс, сбиваясь и облизывая губы. Он боится открыть глаза, как будто это очередная галлюцинация, и в любую секунду всё может закончиться. А Гарри не хочет, чтобы это заканчивалось.
И когда в ответ по-прежнему молчание, а дилер лишь сильнее вжимается в раздражённую кожу, кудрявый жалобно хнычет и торопливо исправляется, стараясь выдать то, что нужно:
— Пожалуйста, трахни меня. Пожалуйста, трахни мою задницу и сделай все эти вещи. Пожалуйста. Я всё понял. Клянусь, Луи. Я понял. Пожалуйста, — без остановки хнычет парень. И если бы Луи не придерживал его за талию, с силой сжимая, Гарри бы уже распластался, не удержавшись на дрожащих конечностях.
Томлинсон низко стонет, когда слышит то, чего добивался от младшего, и отпускает его, роняя на постель, а после быстро лезет в карман сумки, где всегда есть презервативы на такой случай. Он старается поскорее раздеться и раскатать по члену презерватив, затем опять забирается на кровать, сам немного подрагивая от предвкушения. Луи снова пристраивается сзади, но на этот раз заставляет Гарри прижаться спиной к своей груди, и подносит пальцы к его губам, заставляя покрыть их слюной, проталкивая как можно дальше в глотку.
Когда со смачиванием пальцев закончено, мужчина мучительно медленно растягивает Стайлса, специально задевая раненные места рукой. Луи входит в парня одним резким толчком, шлепая бёдрами о его ягодицы и наслаждаясь стонами, словно музыкой. Он даёт некоторое время партнёру привыкнуть и начинает двигаться.
Возможно, нездоровая устойчивость кудрявого к боли обусловлена количеством седативных в организме, снюханной ранее дорожкой, и он пожалеет о своём решении завтра, но прямо сейчас парень продолжает упорно игнорировать болезненные ощущения, даже если в уголках глаз скапливаются слёзы, когда Луи входит в него сразу на всю длину, заставляя хныкать громче. Гарри даже не даёт себе толком привыкнуть, пытаясь самостоятельно начать двигаться на его члене и подвиливать задницей, в надежде достичь того пограничного состояния, когда боль и удовольствие смешиваются. Пыхтит и скулит, но мужчина всё равно не позволяет ему управлять самому, принимая эти жалкие попытки за зелёный свет и задавая свой темп. Грубый, ритмичный, и парень под ним задыхается в стонах, которые больше походят на крики. Стайлс не уверен, что его когда-то трахали так и не может контролировать слёзы, которые оставляют влажные дорожки на впалых щеках от каждого звонкого удара бёдер Луи о раскрасневшуюся задницу. Самое странное во всём этом — Гарри не хочет, чтобы Томлинсон останавливался. Он говорит об этом. Он просит Луи не останавливаться. Он сам подставляет шею под его ладонь, когда шатен в очередной раз проводит по ней, оглаживая свои метки.
Луи получает максимальное удовольствие от процесса. Он разрушает этого несносного парня с каждым толчком всё больше и больше, наблюдая то, как по покрасневшим щекам стекают солёные капли, которые он слизывает, затем глубоко и развратно целует Гарри, буквально вылизывая его рот. Мужчина выходит из тела младшего, переворачивая того на спину, чтобы видеть его лицо, когда он снова будет умолять его не останавливаться и просить о возможности кончить. Каждый стон и шлепок разгорячённых тел ласкает ухо дилера, а то, как Стайлс подставляет свою шею, не может быть не замеченным.
— Повторим, детка? — ухмыляется Луи, оглаживая шею и снова проникая в отверстие. Его рука сжимается на тонкой шее с огромным количеством отметин, и он снова набирает бешеный темп, вколачиваясь в обездвиженное тело.
Ледяные пальцы сжимают плечи Луи, оставляя отметины в виде красных полос, когда всех ощущений становится слишком много, когда перед закрытыми глазами становится ещё темнее. Соскальзывает к запястью, сжимающему шею, просто обхватывая, потому что конечности уже ватные и совсем не слушаются. Кажется, что все мышцы, которых, Гарри был уверен, уже не осталось, напряжены одновременно, и он не может пошевелиться. Даже при усилии не способен издать ни звука. Его искусанные губы распахиваются в немых стонах, в жалких и бессмысленных попытках ухватить необходимый вдох, пока Луи наваливается сверху, делая каждый новый толчок ещё глубже, ещё чувственнее для младшего, заставляя сходить с ума от этой беспомощности. Заставляя паниковать, своей хриплой просьбой приказом держать глаза открытыми. Гарри старается, но кажется, не способен на это физически. Он снова и снова моргает, забываясь. Кашляет, шумно дышит и дрожит, когда необходимый кислород наконец попадает в лёгкие. Он плачет, севшим голосом вновь и вновь повторяя, что не может держаться больше, пока шатен вжимает его руки в матрас по обе стороны от головы. Гарри не думает о том, каким образом это происходит у Луи обычно, как ведут себя те, с кем дилер делает подобные вещи, потому что для него этот опыт был первым и, очевидно, шокирующим, но таким необходимым. Стайлсу кажется, что он не знал собственное тело, не знал, что может быть настолько чувствительным и восприимчивым к чему-либо, кроме наркотиков. Он никогда не думал, что можно хотеть кончить, просто ощущая чей-то член в заднице, а сейчас хнычет под ним от осознания, что это вот-вот произойдёт.
Понимая, что сам долго не продержится, Луи с каждым толчком меняет угол в попытке найти простату. И когда он находит ту заветную точку, то начинает вдалбливаться уже в неё, заставляя младшего всё громче и громче стонать. Томлинсон задаёт поистине нечеловеческий темп, буквально втрахивая парня в постель, удерживая за горло, периодически сжимая пальцы на шее и отпуская, чтобы Гарри не задохнулся.
Смены угла достаточно, чтобы, через пару минут, до предела напряжённое тело младшего начало дрожать под шатеном. С очередным немым стоном парень кончает себе на живот, так и не прикоснувшись. И в эти секунды как будто становится ещё чувствительнее, хотя кажется, что больше уже просто не могло быть. Громкие стоны сменяются тихим, едва слышным от бессилия хныканьем, Гарри чувствует невыносимую усталость в каждой клеточке тела, словно на нём разгружали вагоны (а он не понаслышке знает, каково это), теряясь в пространстве, собственном тяжёлом дыхании, биении сердца и ощущении, сравнимым не с лучшим, но всё же приятным трипом.
Томлинсону приятно видеть то, что он сделал с Гарри, мужчина ловит каждую секунду оргазма младшего, не отводя взгляда с его лица, которое искажено блаженством.
Луи выходит из парня, снимая со своего члена презерватив и отбрасывая его куда-то в сторону, после чего надрачивает себе и кончает, заливая спермой живот кудрявого и размазывая её. Он падает рядом с ним, даже слегка наваливаясь на Стайлса из-за небольших размеров кровати, и пихает его в бок.
— Вали в душ, ты липкий, — фыркает, устраиваясь удобнее на постели. Томмо прекрасно понимает, что Стайлсу нужно отойти от мощнейшего оргазма, но не може перестать это делать. Возможно, это их фишка — выводить друг друга из себя.
У него никогда не было такого опыта, потому что шлюхи были слишком податливы, а с Элеонор творить такое он бы не решился — девушка явно обратилась бы в полицию после такого секса. Поэтому Луи был просто в восторге от случившегося, и плевать, что он спал с наркоманом.
Слова мужчины заставляют состояние эйфории раствориться. Это даже не отрезвление, это как жёсткий пинок, после которого ты с грохотом возвращаешься с небес на землю. Гарри по-прежнему чувствует странное состояние физически, но всё же заставляет себя подняться с кровати. Скатиться, потому что по-человечески сесть и прийти в чувство перед принятием вертикального положения, парню не позволяет боль в заднице.
На подкашивающихся в коленях и всё ещё дрожащих ногах, кудрявый добирается до душа, смывает с живота сперму, свою вперемешку с Луи, после чего просто стоит, позволяя тёплой воде постепенно возвращать себя к реальности. И она уже не кажется такой приятной: его ягодицы щиплет, красные пятна на руках, бёдрах, наверняка шее — она ноет так, что ему не обязательно видеть своё отражение. Но ещё больше, чем физически странные ощущения, из равновесия выбивает странное чувство опустошённости. Луи постоянно говорит, что наркоман жалеет себя, но только сейчас, стоя под напором тёплой воды, Стайлса действительно охватывает какое-то безграничное желание рыдать и гладить себя по голове, приговаривая о том, насколько он несчастен. Он даже не понимает, что именно тревожит его в эти секунды, потому что слишком много эмоций, не свойственных ему ранее, накрывают одновременно, заставляя парня опуститься на поддон, подтягивая колени к груди и шмыгая носом.
Гарри чувствует себя невыносимо одиноким и несчастным в эти секунды, давая волю сиплым рыданиям. Ощущает непривычную, назойливую необходимость в нежности и заботе. В любви. Просто услышать, что он справляется хорошо, что он молодец. Как в детстве, когда мама хвалит тебя за незначительные вещи без какой-либо на то причины. Если бы не шум воды, то его сдавленные всхлипы разносились бы на всю квартиру, но к моменту, когда эта буря внутри утихает, оставляя парня в каком-то вакууме, Гарри уверен на девяносто девять процентов, что его маленький срыв останется незамеченным. Он даже сам себе не может объяснить, что это было и чем вызвано. Даже в моменты полного отчаяния его эмоции не были настолько неконтролируемые, как в те минуты под тёплым душем.
Игнорируя всю странность происходящего, парень, уже будучи в апатичном спокойствии, выключает воду и ещё несколько минут стоит у раковины, умываясь и чистя зубы, поглядывая на своё отражение: отметины на коже быстро темнеют, из-за худобы Гарри его кожа чувствительна даже к слабому нажатию, а эти следы наверняка будут сходить неделями, снова и снова отбрасывая в сегодняшний день. Оглушительный оргазм сменился истерикой, а она, в свою очередь, меланхоличным спокойствием. И все эти фазы до ужаса необъяснимы, но к моменту, когда парень возвращается в комнату, всё ещё голый и мокрый, его лицо не отображает абсолютно никаких эмоций. Он достаточно спокойный, чтобы не дать Луи наблюдать своего падения, но всё равно подозрительно притихший.
Гарри подхватывает полотенце с края кровати, где по-прежнему лежит шатен, обтирается, задумчиво кусая губы и пялясь в пустоту, натягивает футболку, которая валялась на полу, а после отходит к шкафу, чтобы найти чистые боксеры, так же принадлежащие хозяину квартиры.
Звенящая пустота в голове не кажется напрягающей, но её хочется чем-то занять, поэтому кудрявый берёт свою книгу и кофе, совершенно не обращая внимание на повисшую тишину, прежде чем так же апатично уйти с ними на кухню, прикуривая сигарету из пачки, которая ему не принадлежит.
Луи проводит время в какой-то полудрёме, ведь ему действительно хорошо. Но внутри всё равно есть какое-то тянущее чувство, потому что кудрявый выглядел абсолютно убитым, когда уходил в душ. И, конечно, дилер спишет это на измотанность от секса. Вряд ли кто-то будет выглядеть по-другому, когда тебя душили несколько минут назад, перед этим смачно выпоров.
Проходит час, прежде чем третья фаза заканчивается, и Гарри снова чувствует себя собой (?). Позже он решит, что всё происходящее действительно имеет с наркотическим трипом куда больше общего, чем кажется на первый взгляд: деление на конкретные этапы и закономерность реакций, отслеживаемая длительность эффекта, необходимость в новой «дозе», но пока он просто наслаждается возможностью снова контролировать свои желания и мысли, наконец откладывая книгу, чтобы вернуться в комнату, замирая в дверном проёме и облокачиваясь на него плечом.
— Ты так и будешь валяться весь день? — не пытаясь казаться дружелюбным, раздражённо интересуется младший. — В этом доме нет еды. Если не можешь оторвать свою задницу, дай денег, я схожу за продуктами.
И, как ни странно, Гарри действительно голоден. В смысле, он правда, по-настоящему хочет есть. И никакого намёка на тошноту или насилие над собой. Словно его аппетит не был абсолютно убит за последние пару лет на всевозможной химии. Это настолько непривычно, что даже воодушевляет. Только вот бабки у кудрявого закончились ещё пару дней назад, когда он купил последние лекарства, а из работников Луи на той неделе никто не проёбывался. По крайней мере, не при Гарри.
Томлинсон приходит в себя только тогда, когда Гарри заходит в спальню, и бросает взгляд на парня. Тот выглядит довольно свежо, если сравнивать со встречами на стройке, но метки на шее смотрятся немного пугающе, поэтому поднимаясь, мужчина просит:
— Надень что-нибудь с воротом повыше, не привлекай внимания, — копаясь в карманах в поисках налички, говорит он. — И… Ты в порядке? — всё же спрашивает дилер даже с неким смущением.
— С чего мне быть не в порядке? — невозмутимо произносит Гарри, когда забирает деньги из рук шатена, и их пальцы сталкиваются. Банально, но даже такое прикосновение снова заставляет кожу покрываться мурашками. Стайлс оправдывает это контрастом температуры, ведь Луи всегда тёплый. Как он сам не задыхается в своём теле?
Не дожидаясь какого-то ответа, младший перемещается к шкафу, ища то, что прикроет его шею. Даже футболки смотрятся на наркомане невероятно огромными, чего уж говорить о свитере, в который парень влезает, становясь похожим на ребёнка в мамином платье. И Луи не то чтобы какой-то качок, он даже ростом не особо высокий, но его одежда всё равно смотрится гигантской на теле кудрявого. Гарри подкатывает подол и рукава, чтобы не выглядеть так по-идиотски.
— Пойдёт? — переспрашивает он, вскидывая бровь и демонстрируя мужчине закрытую шею. Это не очень помогло. Закрыть все повреждённые участки не выходит даже объёмным свитером.
— Мм... Да, так лучше, — разглядывая парня в своей одежде, говорит дилер. В груди от чего-то разливается тепло, Гарри выглядит так нелепо, но, чёрт возьми, по-домашнему уютно, что его хочется сгрести в свои объятия и не отпускать никогда. От таких мыслей шатена передёргивает, и он быстро переводит взгляд на свою сумку. — Купи сигарет и тёмный шоколад, — он ловит на себе недоумевающий взгляд зелёных глаз и усмехается. — Да, я хочу шоколад, я люблю его, поэтому купи его, пожалуйста.
Гарри пожимает плечами и ведёт бровью, словно ему всё равно, хотя он думает о том, что это забавно. «Я весь такой очень крутой и опасный наркобарон, могу выпороть и наказать тебя в любой момент, ты не понимаешь, насколько я влиятельный альфа-самец, тебе стоит бояться, о, да, и ещё, купи мне шоколадку! потому что я люблю шоколадки». Уже хлопая дверью, Гарри всё же не сдерживает улыбку.
Он проходится по магазину, где ловит на себе косые взгляды, к которым уже привык. Сейчас людей больше интересует не общий вид типичного наркозависимого, а синяки и отметины, выглядывающие из-под свитера, когда парень тянется к верхним полкам. Всё занимает чуть дольше времени, чем могло бы, потому что кудрявый около двадцати минут изучает каждую этикетку, находя веганский тёмный шоколад. Помимо него, в корзине с десяток бутылок пива, крупы, соевое молоко нескольких вкусов, какие-то снеки, которые парень нашёл в соответствующем отделе супермаркета, куча зелени, овощей и фруктов. Особенно бананов. Гарри даже не знает, зачем набрал несколько веток, потому что вряд ли сможет их съесть, но пока его организм способен испытывать аппетит, да и деньги всё равно Луи, жадность берёт верх.
— Три пачки «Мальборо», — уже на кассе озвучивает кудрявый, после чего наконец расплачивается и плетётся домой с пакетами, весящими больше, чем он сам. Его пальцы затекают. К моменту, когда Гарри добирается до квартиры, он даже не может достать ключи, поэтому стучит ногой по двери, ожидая, чтобы Луи пустил его внутрь.
Томлинсон успевает за то время, что отсутствует младший, привести себя в порядок и даже прибраться в спальне. Но когда он слышит настойчивые стуки в дверь (а точнее пинки), то начинает нервничать и даже уже думает о том, как ему придётся сбегать с третьего этажа и что вообще дальше делать. Несмотря на свой испуг, дилер всё же подходит к двери и смотрит в глазок, прежде чем открыть своему «соседу».
— Тебе задница мешает передвигаться быстрее? — уже привычно «нежно» язвит младший, когда шатен всё же открывает.
— Мне мешает то, что я, блять, в розыске! Скажи спасибо, что не свалил отсюда, как только ты начал долбиться, — Луи закатывает глаза и забирает пакеты из рук Гарри, который не очень охотно их отдаёт. — Ты что, решил весь супермаркет вынести?
— Я просто купил всё необходимое, — с самым невозмутимым лицом огрызается Гарри, хотя он и вправду переборщил, учитывая свой режим питания и тот факт, что их всего двое.
Гарри стягивает свитер, проходя следом за шатеном на кухню, вскрывает одну из пачек «Мальборо» и, уже вместе с прикуренной сигаретой в зубах, принимается разбирать пакеты, выкладывая продукты на относительно незахламленную столешницу.
Шатен начинает откровенно смеяться, когда достаёт несколько связок бананов, абсолютно не сдерживаясь и хохоча во весь голос.
— А нам необходимо такое количество? Или ты их собрался не только есть? Прости, детка, но я в такие игры не играю, — пытаясь сдерживаться, выдавливает из себя Луи, продолжая разбирать покупки младшего.
— Сразу проясним, что я не собираюсь быть заменой Эллен и готовить тебе, — бросая короткий взгляд на шатена и игнорируя его шутку, предупреждает кудрявый.
— Ты уже который раз называешь Элеонор другим именем и не разу не повторился, — отмечает он, глядя на парня и хитро прищуриваясь. — Немного странно, да? И Эль не готовит у нас дома, мы обычно заказываем еду или идём в ресторан. И вообще, Гарольд, я тебе предоставляю жильё, кормлю, плачу, иногда трахаю, а ты меня даже не будешь кормить? Нет уж, тем более ты отлично с этим справляешься.
— Самый умный? — не пытаясь скрыть откровенное раздражение, говорит Стайлс, потому что этот придурок прав. — Меня зовут Гарри, Луис, — злобно чеканит кудрявый, вырывая свои бананы из рук дилера. — И твоё чувство юмора такое же отвратительное, как потуги в постели. Если кто кому и должен после такого секса, то только ты мне, — самодовольно хмыкая и задирая нос, заявляет парень.
Луи дерзко ухмыляется, подходит к парню сзади и шлёпает его по ягодице, сжимая её в руке и прислоняясь своей грудью к спине Стайлса.
— Ты кончил только от моего члена в твоей заднице, не прикасаясь к себе, так что твои комментарии абсурдны, извращуга, — с ухмылкой дерзит Луи.
Парень замирает, когда ладонь шатена оказывается на его заднице. Он думает только о том, как сдержать болезненное шипение и сохранить невозмутимый вид, хотя это и вправду, блять, больно. И с чего ли вообще извращенец? После всего, что Луи рассказывал о своём опыте, Гарри — просто ангел. Он вообще понятия не имел (ну, разве что в поверхностной теории), что люди занимаются подобным во время секса, пока не встретил этого фрика. Пф. Полный бред. Гарри не извращенец. Ему даже и не особо-то понравилось (ложь). И после подобного он уж точно не собирается повторять это когда-либо снова (ложь 2.0).
Томлинсон кусает его в плечо и с невозмутимым видом возвращается к разбору пакетов, пока не находит шоколад.
— Чего? Вегетарианский? Ха, да ты серьёзно? Травишь себя наркотой, но при этом пытаешься питаться растительной пищей? Да ты точно извращенец.
— Иди нахуй, — закатывает глаза кудрявый, не сдерживаясь. — В этом вообще нет абсолютно никакой связи. Чтобы сделать мет, никому не приходится убивать животных. Или ты настолько тупой, что не знаешь элементарной химии? Ты вообще в школе учился или с пелёнок толкаешь дерьмо, чтобы потом опускать людей, которые на него подсели?
— Если бы твой мозг не был до такой степени отравлен этим дерьмом, то ты понял бы, что я имею в виду диету, которая не спасёт тебя, — бубнит Луи, шелестя обёрткой от шоколада и начиная кусать плитку, не церемонясь с отламыванием. — А вообще, я не закончил школу, потому что мне, блять, было нужно зарабатывать деньги для своей огромной семьи, ведь моя мать не вывозила в одиночку пятерых детей, — даже с некой обидой говорит шатен, потому что… Да, он не доучился в школе, но он не тупой, ладно?
Сначала кудрявый не реагирует, продолжая со стервозным видом перебирать продукты. Но к моменту, когда он достаёт последние, Луи впервые рассказывает что-то из своего прошлого, и это «что-то» заставляет Гарри почувствовать себя виноватым. Он не стал бы язвить на эту тему, зная, что она правдива.
— Извини, — говорит Стайлс. На этот раз искренне и без тени той язвительности, что ещё секунду назад буквально распирала его.
Гарри тушит окурок в переполненной пепельнице, пытаясь сдержать свои оправдания, потому что он, чёрт возьми, не должен оправдываться, учитывая, как сам шатен относится к нему, но быстро проваливается, выпаливая:
— Я не хотел обидеть тебя. Я вообще считаю, что учебные заведения переоценены, — кому, как не ему, знать, что система может сделать с человеком. — И я не думаю, что ты тупой из-за отсутствия полных двенадцати классов, просто ты постоянно говоришь о том, какой я бесполезный и всё проебал, и я сказал первое, что пришло в голову. Если бы я знал, что всё так, я бы не стал говорить этого. Короче… Извини, да.
Гарри чувствует себя придурком, потому что говорить с Луи нормально кажется странным. Потому что извиняться перед ним странно. Потому что он думает, что шатену плевать на его извинения и мысли в целом. Потому что он грёбанный наркоман, которых Луи так яростно презирает.
Мужчине самому становится некомфортно из-за того, как смущённо чувствует себя Гарри, поэтому он уже привычно подходит к нему сзади, кладёт ладонь на талию, а второй накрывает запястье младшего, мягко поглаживая.
— Хей, всё окей, не нервничай так, — сам себе удивляясь, произносит Луи, наклоняя голову к виску кудрявого и прижимаясь к нему. — Меня пиздецки бесит то, как подобные тебе люди проёбывают всё на наркоту, а кто-то всю жизнь пашет и всё равно не может себе это позволить, — признаётся шатен и говорит хоть с раздражением, но тихо, ласково касаясь Стайлса.
Гарри сглатывает ком, образовавшийся в горле от этих слов. Это неприятно, и он чувствует, что его эмоциональное состояние снова штормит.
— Мне жаль, что я получил то, чего ты хотел. Если бы я мог поменять нас с тобой местами, я бы отдал тебе все эти вещи, чтобы ты распорядился ими лучше.
В его голосе нет и тени сарказма, но и на пустые слова это тоже не тянет — просто констатация факта, пока Гарри пялится на пальцы, поглаживающие его запястья, продолжая стоять неподвижно. Ему тоже жаль, что он бесполезный кусок дерьма. Что он ещё может сказать? Это такой бред, Господи. Неужели Луи правда думает, что кто-то из наркозависимых рад своей зависимости? Рад знать, что всё проебал? Что причиняет вред своим близким? Всем, кто оказывается рядом.
— Я приготовлю поесть, — всё же отстраняясь, холодно бросает младший.
Томлинсон видит, что Гарри совершенно не становится легче. Да и кому станет легче, если после подбадривающих слов получить обвинения? Никому.
— Эм я… Не обвинял тебя в своих неудачах, просто хотел напомнить, что ты можешь быть лучше. В общем, если захочешь поговорить, я не против, всё равно делать здесь нечего, — Луи пожимает плечами и уходит, оставляя плитку шоколада на столе. Больше нет настроения для сладостей.
Гарри шмыгает носом, подходя к раковине и включая воду. Пытается унять тремор рук, но всё равно не выходит. Косится на дверцу шкафчика, где остался лёд — он мог бы объебаться сейчас. Мог бы просто послать нахуй всё, во главе с ебучим осуждающим Луи. Но в последний момент вместо наркоты парень достает банку с таблетками, выпивает несколько в надежде, что это поможет. Он не собирается тут плакать из-за того, что какой-то дилер-борец-за-нравственность решил высказать своё «фи». Как вообще можно думать, что после обвинений кто-то захочет говорить с тобой? Нашёлся, блять, святой отец. Серьёзно, это просто невероятно бесит.
Гарри решает заняться едой, чтобы не вскрыться от очередной накатившей волны эмоциональности. Всё было окей, пока не появился этот придурок и не начал капать ему на мозги. Он заставляет Гарри чувствовать себя никчёмным, хотя прикрывается всем этим ебучим благородством и желанием «помочь».
— Иди жрать, — бросает Гарри, заглядывая в спальню через сорок минут. Он всё же приготовил на двоих, потому что он не бесполезный. И потому что он не сдался. И он не должен быть лучше, тем более ради одобрения своего грёбанного дилера. Это даже, блять, звучит смешно.
Томмо, уже привыкший к постоянной смене настроения кудрявого и его дерзости, лишь закатывает глаза и плетётся за ним на кухню.
Стайлс садится на своё место и тут же об этом жалеет. Да, его походка была утиной, а тело всё ещё ломило, но это не сравнится с тем, какая боль пронизывает пятую точку, стоит ей соприкоснуться с твёрдой поверхностью. Он пытается усидеть на горящих ягодицах, неловко дёргаясь, но в итоге просто сдаётся, подхватывая тарелку. Идея постоять отпадает сразу же из-за тремора в руках, и Гарри не думает о том, как дерьмово это будет выглядеть, когда он просто отодвигает стул ногой и опускается перед столом на колени, чтобы в таком положении приняться за еду. Сегодня в меню суп. Мама научила Гарри готовить его ещё в детстве. Говорила, что это особенный рецепт семьи Стайлс, но вообще-то это просто грибной крем-суп. Просто самый вкусный, который кудрявый когда-либо пробовал.
Луи ехидно улыбается, когда видит, что Гарри трудно удобно сесть, но когда младший и вовсе отодвигает стул, чтобы встать на колени, то улыбка на его лице сменяется замешательством.
— Давай только без комментариев, пожалуйста, — искренне просит Гарри. Наверное, он бы и сам смеялся, увидев себя со стороны, но прямо сейчас как-то не весело. — Я за три-два-раз до того, чтобы надеть кастрюлю тебе на голову, — он язвит скорее из ощущения необходимости, словно иначе Луи почувствует в нём слабость, но, несмотря на дерзкое содержание, голос всё равно звучит устало. Потому что это именно то, что Гарри чувствует — усталость. Как же хочется объбаться.
— У тебя и так синяки по всему телу, хочешь добавить ещё и на колени? Может, подстелить плед? — предлагает Луи, потому что это единственная мягкая и тёплая вещь в этой квартире, а смотреть на такого измученного Стайлса, да ещё и на коленях, неприятно.
Чувство вины проедает в Луи дыру. Не слушая никаких протестов, мужчина уходит, возвращаясь на кухню уже с пледом и, не долго думая, стелет его себе на колени, затаскивая на них кудрявого.
— Прекрати выёбываться и ешь, — раздражённо шипит Томлинсон на ухо парню, когда тот начинает возмущаться. — Это очень вкусно, — комментирует шатен, пробуя суп. У него в голове до сих пор так и не укладывается, как такое возможно: чтобы наркоман готовил на уровне шеф-повара.
Сидеть на Луи удобнее, чем стоять на коленях, но Гарри никогда не скажет «спасибо». Кивает на комплимент блюду, просто продолжая есть свою порцию. Это молчание перестаёт быть напрягающим, и кудрявый просто наслаждается тем, что организм, в кои-то веки, не пытается вывернуть содержимое тарелки обратно.
В таком же молчании они скидывают тарелки в раковину, закуривая ужин. Луи у окна, Гарри рядом, но просто стоит, потому что задница не позволяет элементарно опереться на столешницу.