вот такая любовь

Минхо — примерный ученик. Он делает всё домашнее задание и ходит на все уроки. Он ни за что и никогда не опоздает, даже если случится что-то серьёзное. Даже если его изобьют, его губы будут в крови, а скулы и запястья в синяках. На его щеке цветёт очередной синяк с запёкшейся кровью, он побаливает, но Минхо дома хорошо намазал его обезболивающим гелем и прикрыл консилером (как только мог). На вопросы от учителей и непосвящённых одноклассников он лишь отмахивается и говорит, что в темноте наткнулся на угол шкафа. В этот момент он ловит его взгляд, и его сердце падает в пятки. Взгляд у него пристальный, видящий насквозь, пожирающий. Он знает всю ложь Минхо. После звонка Ли одним из последних выходит из кабинета. Его резко хватают за плечо (эти руки он знает) и отводят за угол. У Минхо сердце снова пропускает удар, он даже глаза закрывает, знает, что его снова ударят. Он мирится с тем, что ему придётся потратиться на новый консилер и тоналку, потому что они закончатся уже после этого синяка. — Кто тебя ударил? — голос серьёзный, немного озадаченный. Минхо открывает глаза и опять сталкивается с этим изучающим взглядом, вперившимся в него. Джисон сейчас так близко, что Ли забывает, как дышать, иной раз пропускает вдох-выдох. Минхо теряется, не знает, что толком ответить. Парень не понимает, почему он это спрашивает. — Я повторюсь, если ты меня не расслышал, — он говорит это прямо на ухо Минхо, опаляя горячим дыханием, — кто тебя ударил? Эту метку на тебе оставил не я. Джисону нравится реакция Минхо. (Ему вообще Минхо нравится.) Ли одними губами произносит имя, но этого Хану достаточно. Он резко отстраняется, и Минхо чувствует холод, пробирающийся под кожу. Хан уходит, не объяснившись. Как всегда. Ли громко выдыхает, спускаясь по стенке вниз. Он пытается угомонить громко стучащееся сердце, пока где-то на закоулках сознания пищит голосок, что это неправильно, что его сердце не должно стучать так быстро (а иногда и вовсе пропускать удары) при виде него. Минхо собирает себя по кусочкам, пытаясь разогнать ненужные мысли. Встаёт и идёт на следующий урок, кажется, сейчас должна быть биология. В кабинете биологии Джисона не оказывается, на уроке тоже, поэтому парень сосредотачивается на материале и слушает учителя. Следующим уроком по расписанию стоит физкультура, которую Минхо, на самом деле, недолюбливает, потому что приходится переодеваться в общей мужской раздевалке вместе с другими и с ним, в первую очередь. На памяти Минхо не было ни одного случая, когда Джисон бы не приходил на физру. Минхо не спешит переодеваться, ждёт, пока переоденутся другие и выйдут. На теле Минхо слишком много синяков и порезов, которые он прячет под длинными рубашками с джемперами поверх. Он их стесняется и никому показывать не хочет, храня их как самое сокровенное (ведь это подарки от Джисона). Когда все выходят, Минхо открывает рюкзак со сменкой и достаёт её. Его пальцы останавливаются на верхних пуговицах, когда он чувствует, что на него смотрят. Взгляд, от которого хочется либо скрыться, либо открыться. И вот так каждый раз: не знаешь, что делать. Минхо медленно поворачивает голову назад. Джисон смотрит на него, не отрываясь. Его дыхание тяжёлое, а на руках алеет чья-то кровь. — Больше он тебя не тронет. У Ли сердце падает. Он что, за него постоял? За Ли Ноу? — Спасибо, — он теряется и не находит ничего лучше, чем простое, зато искреннее «спасибо». Минхо продолжает расстёгивать пуговицы, игнорируя пожирающий его взгляд. Ли снимает рубашку и складывает на скамью. Джисон усмехается: в любой ситуации Минхо поступит как примерный мальчик. Поблагодарит, рубашку аккуратно сложит, на все вопросы учителя ответит (но свои почему-то не задаст), ещё и всю домашку сделает. Такой весь из себя хороший, интеллигентный, но Джисон видит его насквозь, считывает информацию с этих кукольных приоткрытых губ, как нечего делать. Минхо — куколка. Джисон — кукловод. Тут всё просто, как дважды два сложить. Минхо становится не по себе, когда его руки доходят до ремня штанов; он понимает, что на него продолжают смотреть. От этой мысли внизу живота странное чувство разрастается, а голос разума говорит, что надо прекратить раздеваться и спросить бы, почему на него так смотрят. Но Ли получает странное удовольствие от того, что за ним, раздевающимся, наблюдают, да что там — глаз не сводят. Хан задерживает дыхание от этих очертаний, от изящной спины, молочной такой, что покрыть бы её красками, акварельными или гуашевыми, не важно. На этой бледной коже любые краски будут смотреться ярко. И Хан хочет, чтобы это были его краски и его любимые цвета: красный, синий и фиолетовый. Они чертовски хорошо сочетаются друг с другом. По-крайней мере, он так считает. Джисон видит, как тяжело дышит Минхо, как вздымается его спина, словно он что-то ждёт. И Джисон знает, что именно. Поэтому подходит ближе, вальяжно и неторопливо, растягивая собственное удовольствие. Сердце Минхо с каждым шагом всё быстрее и быстрее стучит. Голосок разума, такой бесполезный в этой ситуации, кричит о том, что надо бежать, бежать, бежать, куда глаза глядят. А Джисон всё ближе, ближе, ближе. Ещё шаг и его пальцы проходят по рёбрам, пересчитывают их. Ли забывает, как дышать, а на его глаза наворачиваются слёзы. Он понимает, что унижается и делает это безбожно, без сопротивления и с мыслью-осознанием, что с этим поделать он ничего не может и не хочет. Джисоновы руки, непривычно нежные, от касаний мурашки по всей коже. Звенит звонок, и Минхо словно ото сна просыпается. Дёргается в его руках, но быстро понимает, что ловушка захлопнулась. В этот момент Джисон отцепляется от него и закрывает дверь. Ли пытается что-то сказать, но вместо этого только открывает и закрывает рот, совсем как рыба, выброшенная на берег. Он бы, безусловно, корил сейчас себя, но ему не дают этого сделать. Джисон подлетает к Минхо, грубо толкая его на шкафчики, и прижимает его. Вкус поцелуя получается металлический, солоноватый и такой же грубый. У Ли из лёгких будто воздух выкачивают с каждым новым поцелуем. Он целовался раньше разве что с персиками, и было мягко и вкусно. А тут грубо, грубо настолько, что коленки от удовольствия подкашиваются. «Нет, так нельзя», — вовремя вспоминает Минхо и отталкивает от себя Джисона. тот с непониманием в глазах смотрит на него, а затем непонимание сменяется агрессией. Джисон привык получать то, что он хочет. Хан даёт ему пощёчину, такую сильную, что у Ли слёзы из глаз брызгают. Хан снова прижимает Минхо, с ещё большим остервенением целует его, сжимает его руки над головой до новых синих пятен. — Не сопротивляйся, шлюшка, — гадко шепчет Джисон ему на ухо. — Я же знаю, что ты этого хочешь. Я всё знаю. Одной рукой удерживая запястья Минхо, другой Джисон массирует его член через школьные брюки. Ли всхлипывает. — Ведёшь себя как девственник, — усмехается Джисон. Мысль о том, что он сейчас развращает невинного Минхо по полной программе, заводит жёстко. Парень получает вторую пощёчину. Ли знает, за что. Не будет сопротивляться, не будет пощёчин, а там не будет и новых синяков. Но ему так нравится играть жертву. Джисон отпускает его руки, приобнимая парня за талию и расстёгивая его ремень. Ли не понимает, что здесь правильно, а что нет: он снова запутался в самом себе. Поэтому, когда Хан агрессивно лезет к нему в боксёры, даже не пытается успокоить своё разбушевавшееся сердце. Минхо может только открывать и закрывать рот, прикусывая губы до крови, лишь бы не издать лишнего звука. Внизу горячо, а руки Джисона холодные и испачканные запёкшейся кровью. Ли не замечает за собой, как руками начинает отчаянно цепляться за его плечи. Его разум полностью затуманен. Он не понимает, в какой момент с него слетают брюки, а сам он стоит на коленях перед Джисоном. Внизу всё ещё горячо, и рука сама тянется к собственному достоинству, вставшему колом. — Нет, — ухмылка искажает его лицо. — Расстёгивай ремень и соси. Минхо, подобно послушной собачке, делает так, как ему велят. Он не знает, что делать дальше, когда перед его лицом стоит чужой член. Хан, не раздумывая, тыкает им Ли в рот, заставляя взять. Парень берёт его, не полностью, как слышит приглушённый вздох. — Блять, да этот вид даже лучше, чем я себе представлял. Минхо по-детски невинно смотрит на него широко раскрытыми глазами снизу вверх. Он неуверенно начинает посасывать, стараясь не задевать зубами. Сверху слышится одобрительное мычание. Джисон проводит пятернёй по волосам Ли и прикрывает глаза в удовольствии. Последний по-дурацки млеет от этого жеста и принимается за дело старательнее. Хан тяжело дышит и, не сдерживаясь, со стоном кончает парню в рот. Минхо от неожиданности давится, сплёвывает, опираясь руками на холодный кафель. — Ничего, я тебя приучу. Ли всё ещё возбуждён, его тело отчаянно требует разрядки. Джисон с удовольствием смотрит на него, умоляющего одним своим видом, чтобы эта пытка быстрее закончилась. Хан силком заставляет Минхо облокотиться на скамейку и оттопырить свою задницу назад. Джисон не сдерживается (хах) и смачно бьёт его по ней; у Минхо в ушах не то от хлопка, не то от боли звенит. Хан не обещает быть нежным или что там вообще говорят, когда кого-то трахают в первый раз. Хан ничего не обещает, молча вводит Минхо по пальцу, медленно наращивая темп. Шепчет ему о том, чтобы расслабился, а то узкий пиздец. У Ли на глазах скапливаются слёзы, он отчаянно их смаргивает; его член всё ещё хочет быть, блять, замеченным, а от пальцев в заднице всё ещё не комильфо. Джисон одной рукой двигает пальцами внутри Ли, другой поглаживает его изящную спину, от одного вида которой у него эстетический оргазм; чёрт, да у него снова встал. Он входит в парня резким толчком, вырывая из его уст громкое и такое непривычное «блять», что Джисон прыскает. Хан задаёт нужный темп; хныканье Минхо меняется на постанывания. Внизу так горячо, студи не хочу, и всё равно температура не спадёт. Зайди в раздевалку кто-нибудь сейчас, непременно отправят их к директору, а там бы и до исключения два шага. Мысль об этом двоих только больше раззадоривает, вырабатывает больше адреналина в крови. Минхо кончает на кафель, так и не прикоснувшись к себе. Джисон делает ещё пару толчков и следом кончает в парня, наплевав на то, что его об этом не просили. Он выходит, и Ли еле выпрямляется; его тело полностью затекло. — Кажется, перекличка уже прошла, — как ни в чём не бывало произносит Хан охрипшим голосом, усмехаясь. — У тебя рубашка помялась, — говорит раскрасневшийся и запыхавшийся Минхо, пробегаясь по Джисону стыдливым взглядом. Джисон снова усмехается. — Зато, поверь мне, теперь тебя никто точно не тронет, — говорит он, — кроме меня. В его взгляде есть что-то хищное и неизведанное. Минхо сглатывает. Кажется, он впервые за всё время прогуляет урок.