Ветер в голове

      — Дазай, я тебя умоляю, только не тут, — Чуя краснеет, в сотый раз отпихивая от себя растрепанного и явно не выспавшегося, но, сука, полного энергии для своих грязных делишек напарника, который так и норовит забраться ему под рубашку. — Мы в сраном самолете, сидим в хвосте, а то есть в заднице, поэтому не мешай мне успокаиваться.       — Ну Чуя… Я хотел в твою задницу, а не в самолетную, когда бронировал билеты, но ты сам сказал, что мы поедем не на чартерном, а на обычном рейсе, и немного сэкономим. Я, хоть и в заднице, но не в той, в которой хотел, ты должен исправить эту несправедливость, — руки Осаму вновь касаются левого бока и правого колена, поднимаясь и опускаясь к одному интересному месту. — Мы из-за тебя тут оказались.       — Ты не будешь трахать меня в самолете, понятно тебе? — он чертовски рад, что авиалайнер полупустой и люди, сидящие перед ними, пересели подальше от хвоста. Накахара бы тоже пересел, если бы не капризы Дазая, который не хотел сидеть не на своих местах. Придурок. Почему на заданиях он выглядит так охуенно, а тут превращается в ребенка, которому, слава Богам, зад подтирать не надо. Хотя Чуя бы подтер своим ботинком, когда выпинывал его из самолета.       — Ты проиграл мне желание вчера. Этот мужик не раскололся и после того, как я выковырил ему глаз. Благодаря ему у тебя нет выхода, — чертов искуситель знает его слабое место и наглым образом этим пользуется, беря в рот мочку накахарского уха и прикусывая его.       — Фраза про то, как ты выковыривал кому-то глаза действует так пиздецки возбуждающе, что у меня аж встал, — паясничает Чуя, думая, что надо было ему, как в Игре Престолов, член отрезать, а не ложечкой от мороженого глазные яблочки вытаскивать. Да чтоб этого ублюдка жопой на костер посадили в аду!       — Ошибаешься, у тебя встал не из-за этого. Глупый Чуя, — мурлычет на ухо Дазай, косясь в сторону шторки, за которой должны сидеть бортовые проводники. Лишь бы они не потревожили их. Хотя… — Подожди немного, — его палец касается кнопки наверху, вызывая уставшего стюарда и прося принести плед, мол, холодно в самолете из-за кондиционера.       — На кой-черт тебе плед? — хмурит брови рыжий, смотря на то, как его ноги накрываются пледом. Но вопрос отпадает сам собой, когда он чувствует на бедрах чужие руки, медленно ползущие вверх.       — Чтобы теплее было, — невозмутимо отвечает тот, расстегивая ширинку и выталкивая пуговицу из петельки. Накахара уже не сопротивляется, принимая судьбу быть выебанным. Хотя, если подумать, сейчас выебанной будет рука Осаму, так что…       — Если мне не понравится, ты отсосешь мне, — ставит условие он, когда приподнимается на кресле, чтобы напарник мог стянуть с него белье со штанами вниз.       — Без проблем, — дазаевская рука оглаживает головку, опускается по стволу к основанию, заключая член в кольцо из пальцев и начиная легкие движения вверх-вниз. Под пледом виднеется бугорок.       Чуя хрипит, упираясь лбом в сидение впереди себя, и краснеет. Он прикусывает губу, ощущая прилив удовольствия, и старается тихо дышать, чтобы ни одна живая душа не увидела этот ебаный стыд. Шероховатая ткань пледа, который соприкасается с головкой, только усиливает ласки Дазая, заставляя рыжеволосого мафиози прогибаться в пояснице.       — Меняю условие, если мне понравится, то выполню то твое желание, от которого ты во сне излился, — с кривой, до безумия похожей на дазаевскую, усмешкой проговаривает Накахара, кидая взгляд в сторону напарника.       Тот остановился на секунды 2-3, видимо, вспоминая, а потом вернулся к работе, но уже с ярко-красными щеками. То, про что говорил Чуя, довольно пикантная и интересная вещь, в состав которой входит мучение, издевательство и двадцать четыре часа. А, ну, еще вибратор, да.       — Ты же не хотел таким заниматься, это же «худшие пытки, которые только я мог придумать», — глаза извращенца, теперь, пожалуй, его можно смело именно так называть, горят огнем. Теперь действительно придется постараться.       — Ты заслужил не иметь возможность кончить, жалкий извращенец, — фыркает Накахара, удивленно изгибая брови, когда чужая рука прекратила ласки. Но то было секундным наваждением — дазаевская культяпка касается ложбинки меж ягодиц и ведет по ней вниз, упираясь пальцами в сидушку кресла и тыкая несколько раз в ягодицу, мол, приподнимись.       И Чуя приподнимается, уже краснея только от возбуждения. Пальцы проскальзывают между двух половинок, слегка надавливая на колечко мышц. Стоять так тяжело, но резко опуститься на чуть влажные от капель пота, который был в той ложбинке, и смазки он себе не позволит — будет больно и весь запал пропадет. Опыт такой уже имелся.       Накахара медленно насаживается на палец, закатывая глаза от блаженства, и кусает губу — благодать. Видимо, то, что они на днях потрахались, не было лишним, ведь сильного дискомфорта не чувствуется. Уже опустившись до конца, чуть съехав по креслу вниз и широко разведя ноги, рыжий позволяет себе тихо, почти не слышно простонать. Дазай, собака с длинными пальцами, нащупывает простату и начинает ее оглаживать с разных сторон.       — Ненавижу тебя, паршивец, — шипит мафиози, чуть покачивая бедрами. На то, что они находятся в самолете, ему уже все равно. — Когда будет время обеда, пойдем в туалет, понял меня?       Осаму, с чертовски довольной лыбой на лице, лишь кивает, не сводя завороженного взгляда с напарника и параллельно партнера. Конечно, они пойдут в туалет. Потому что простой дрочкой самому себе отделываться он не хочет.       — Теперь мне нравится то, в какой жопе я нахожусь, — мурлычет Дазай, сдерживая смешок, и добавляет третий палец. — Спасибо за предоставленные услуги! Буду рад и дальше пользоваться…       — Блять, д-да завались уже!..