Toxin

Все приличные люди покинули этот мир в 27 лет, и я их прекрасно понимаю: любовь оказалась дерьмом, петь больше не о чем, ведь поешь всегда о себе! Ну и чего здесь ошиваться? Эми Уайнхаус.

Согласно легенде, к Джузеппе Тартини Дьявол явился во сне и в обмен на бессмертную душу композитора наиграл на скрипке то, что позже станет известно, как соната соль минор Тартини. Одно из величайших произведений. Пожалуй, сложнейшее для исполнения. «Sonate du diable» или «Trille du diable» до сих пор будоражит души людей. А на что обменял бы свою душу ТЫ? 1. Когда в обшарпанную дверь квартирки в одной из безликих многоэтажек далеко не фешенебельного района города постучали, часы на прикроватной тумбочке показывали половину третьего ночи. В неверном свете «старого» месяца невозможно было что-либо разглядеть в комнате, и выключатель пришлось искать на ощупь. Один единственный стук выбил сон, будто ударили со всего размаху по телу. С трудом соображая со сна, открываю дверь, лишь самым краешком сознания подумав, что стоило посмотреть сначала в глазок. Перед дверью фигура. Из высокорасположенного окна в подъезд едва просачивается свет, здесь хронически не бывает лампочки. И в практически полной темноте напротив меня стоит человек. - Чего надо? - Пригласи войти. – голос такой…необычный. Невозможно определить кто перед тобой: мужчина или женщина. Нейтральные интонации. Нейтральная поза. - Какого хера я должен тебя приглашать? - У меня есть для тебя предложение… - Я завязал. - Ты сдал сегодня свою скрипку, точно зная, что никогда… Никогда не сможешь ее выкупить обратно. Единственное, хоть более или менее ценное, что у тебя было. Сегодня. В четыре часа пополудни. Два часа назад ты ввел себе последнюю дозу нембутала. Чтобы сняться с винта. Завязал? И только собрался излить на него весь поток гнева и ярости, как ночной гость шагнул навстречу, остановившись точно у самого порога. Захлопни я сейчас дверь – припечатал бы неслабо по носу. - Пригласи меня войти. - Нет. - Ты впустишь меня, и все изменится. Абсолютно все. Или…закроешь дверь и умрешь в нищете…неизвестности…и скорее всего, вспорешь себе живот и шею от ломки дней где-то через десять. Или неделю. Вот он…Выбор. Он так близко, что я чувствую его дыхание. Мятное. Мы где-то с минуту еще делим один воздух на двоих, и я все это время пытаюсь его рассмотреть. Пытаюсь увидеть его глаза, но не вижу ничего. Провалы. Черные и страшные. Так приходит Reaper к тем, кто плохо себя вел? - Пригласи меня войти. И я сдаюсь. С каким-то облегчением, отступая, шепчу «Входи». Болит спина, и ноют плечи, будто долго-долго подпирал огромную тяжесть, сдерживая что-то по ту сторону. Первым делом мой внезапный гость снял с себя пальто и деловито отдал мне. Когда я повесил, схватил меня за руки и внимательно рассмотрел их. Потрогал каждый палец, сгибал, сжимал, поглаживал, проверил запястья, приблизил мои ладони к самому лицу и пристально всмотрелся в каждую, будто читал линии судьбы или что-то в таком духе. - Повреждений нет? Вывихи? Не ломал? - Столько раз хотел… - Верю. Но они в порядке. - Ты кто? - Вот все девушки ждут Принца на белом коне. А я вот… прискакал к тебе на бледном. Какая-то ассоциация промелькнула, но не дала ухватиться за себя. Хотя погоди… Всадник на бледном коне. - Конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним… – он задумчиво посмотрел на меня и вдруг улыбнулся. Нормальная такая человеческая улыбка. Стандартная. Без особой радости, но должная отметить, что собеседник приятен. – Откровение Иоанна Богослова. - Типа ты…Смерть? - Халаал. Но зови меня Ал. А ты Сол, верно? Киваю все еще в ступоре. Надеюсь, это просто внезапный глюк. Конечно, от нембутала вряд ли бы стало ТАК штырить, но мало ли… - Вот и познакомились. - Ты по мою душу явился? - Давай присядем? Нам надо о многом поговорить. У тебя найдется кофе? И две ложки сахара. Молока не надо. - Сейчас посмотрим, что можно сделать… Пока я варил кофе, который каким-то чудом оказался в наличии, Ал курил. А я все думал: как странно, вот у меня на кухне стоит Смерть, а я варю ему кофе и не знаю, с чего начать разговор. В голове роились даже такие вопросы: «Как погода в Аду?», «Долго ли добирался?» и прочий бред. И то, что Смерть - это не старуха с косой и могильным запашком, а вполне себе адекватный парень со свежим дыханием, сшитым на заказ пальто, дорогими часами и стильной Zippo - тоже не располагало к здравому мышлению. К тому же никак не получалось аккумулироваться – нембутал все еще бродил в организме и настойчиво шептал: «Забей, парень… Проблем нет. Расслабься». - Кофе. - я поставил на стол кружку с горячим напитком. Сел напротив. - Благодарю. Некоторое время мы молчим. Изучающее смотрим друг на друга, и, удовлетворившись увиденным, он продолжает. - Аналогию с Прекрасным Принцем я привел не просто так. Я тоже, можно сказать, по-своему Принц. - Я вроде к Принцам равнодушен. Моей мечтой никогда не было выйти замуж и жить во дворце. Ну… или…в пентхаусе. – я развожу руками, бросая взгляд на его рубашку и явно недешевые запонки. - Охотно верю. Но тут другое… Неважно кто исполняет желания, верно? Важно, что оно исполнится. - Смерть, пришедшая исполнить мою последнюю волю? Как мило. Какая забота небесной канцелярии. - Не совсем. Да я и не Смерть на самом деле, – он отпил от кофе – Ее полноправный представитель, если можно так выразиться. Но ты не умираешь. По крайней мере…не сейчас. Что ж… это вполне приятная новость. - Я предлагаю тебе сделку. Мне нужно кое-что, что можешь дать только ты. Так уж вышло, приятель… - И что же это? Хотя нет! Дай угадаю… Моя бессмертная душа? - Пффф… Зачем она мне сдалась? Нет. Мне нужна твоя музыка. – он хищно облизнулся, заставив меня нервно сглотнуть. - Но я не играю. Уже давно, – тянусь за сигаретами, он заботливо помогает прикурить и пододвигает забитую до отказа пепельницу. - А я давно не пел. Но согласно контракту, с которым ознакомимся чуть позднее, ты играешь – я пою. И наоборот. - Ты поешь – я играю? - У тебя потрясающее логическое мышление! - Эй! Харэ подкалывать. - Прости. Передо мной оказался лист бумаги, стандартного размера, стандартного содержания. Кроме, пожалуй, того, что предметом договора были вещи абсолютно нематериальные и очень странные. Музыка и голос. - Что это значит? - Лишь то, что мы будем работать дуэтом. Но…твоя музыка принадлежит только мне. Как и мой голос будет только твоим. А во всем остальном это стандартный договор, который заключают музыканты и продюсеры. - Подписывать кровью? - Ну почему же? Авторучкой тоже сойдет. Но если ты хочешь именно кровью… - Нет-нет. Авторучка вполне подойдет. Решив, что все это ересь и прикол, я подписал. - Время тигра настало. - Что прости? - Время тигра. Сейчас три ночи. Это время китайцы называют «временем тигра». Когда они наиболее свирепы в поисках добычи. - А…Очень познавательно. Но… я правда-правда не играю. Совсем. И уже давно. - Угу… Два месяца назад в последний раз попытался что-то наиграть. - Откуда такие познания? Хотя…неважно, – устало прикрываю глаза. - Но руки целы. Слух на месте. - Тремор, – я протягиваю руки над столом, показывая, как они у меня мелко подрагивают. - Это не страшно. У меня есть средство от этого. Я не совсем понимаю, что произошло потом, но он поднялся, обошел стол и уселся ко мне на колени. - Какого хера?! – внезапная слабость, тьма не может светиться, не бывает черного света. Но вот же он! Разливается у меня перед глазами, пожирает комнату, пространство, время. Его. Меня. Остается только запах. Я чувствую пряный запах, вынуждающий с жадностью вдыхать, хватать его ртом, цепляться. Тело наполняется теплом, которое копится где-то в груди. Становится все жарче, будто меня сейчас расплавит изнутри. Поцелуй со вкусом мяты. Он забирает часть яркого пламени, которое уже жрет мои внутренности. И этот странный, ни на что не похожий запах, успокаивает. - Запомни это, – хриплый шепот на ухо. И я запоминаю. Будто в сознание вплавили этот запах. Отпечатали на рецепторах. - Только я могу утолить твой голод. И эти слова я тоже запомню навсегда, как и страшное ощущение неотвратимой гибели, если не разделю с кем-то пламя внутри. Сначала появился свет. И глаза, которые, оказывается, я так и не закрыл, хотя ни черта не видел секунду назад, тут же заслезились. Кухня. Окно. И Ал. Напротив. Спокойно курит. - И что это было? - Скажем так, мы закрепили наш договор. - Больше так не делай. - Ты сам попросишь. - Я не гей! - Почему сразу гей? Это… другое. Несравнимо с влечением одного человека к другому. Это даже несравнимо со смертью. - А с чем это сравнимо? - Представь, что ты увидел Ад. И тебя туда начало засасывать. Ты цепляешься, но все тщетно…. и тут! Кто-то хватает тебя и затаскивает обратно в твой привычный мир. - Я видел Ад. - Я тоже. Поспорим, чей страшнее? Скоро мне нужно будет закинуться дозой винта и попытаться пережить еще один день. Но в эту минуту я смотрю на человека (человека ли?) напротив и отчетливо вижу цвет его глаз. Зеленые. И все-таки у тебя зеленые глаза. Сегодня 14 ноября. И время тигра настало. 2. Прием первитина или в народе «винта» - это как воздействие на эрогенную зону. Приятное такое воздействие. Вдыхаешь, глотаешь, колешь…и кончаешь. Это самый чистый оргазм, который только можно представить. Ты вдруг осознаешь, что любишь весь мир, и весь мир любит тебя. У тебя тысячи, нет, миллиарды возможностей! И на все у тебя хватит сил. Ты – идеал. Ты совершенен. Ничто и никогда не сравниться со свободой. Настоящей. Абсолютной. А любой наркотик – это самая реальная иллюзия свободы. Единственное, что нам доступно… Мы готовы платить за эту иллюзию наличными, здоровьем, нервами и всеми социальными связями. Безжалостный наркотик. Безжалостный кайф. Ты принадлежишь ему. А он…Он будет ублажать тебя ровно столько, сколько длится приход. Ни секундой больше. Но и не меньше. Не меньше… Год назад в моей жизни появился диагноз: депрессивно-тревожный синдром. Долгие часы у психотерапевта, безрезультатно, мучительно, тяжело, страшно, безнадежно. А потом много позже пришел винт. Он пришел, и все остальное стало не важно. Теперь можно было жить, терпеть эту боль, выходить из дому, общаться, смотреть на скрипку без жуткого удушья и стеснения в груди. Я влился в толпу безликих и нормальных. Нет нормальных – мы притворяемся. Винт дал мне силы притворяться. The drug makes my dream. Знаете, если любишь кайф, то будь готов к ломке, заморочкам, зависаниям и так далее, и так далее. Ломка – обратная сторона кайфа, как говаривал старина Берроуз. Друг без друга никак. А потом…а потом появился тремор, огромное, просто колоссальное количество сигарет, спать получалось только после нембутала, и то это больше похоже на выброс разума в космос, а не на умиротворенный, дарящий бодрость сон. - Когда ты ел в последний раз? – Ал встает рядом, опираясь на стол. - А какой сегодня день? – мне все равно. Расслабленности от нембутала хватит еще на пару часов. - Ты знаешь. - Не помню… Дня два назад, может больше. Какая разница? - Тебе надо на воздух и поесть горячего. Давай собирайся. - В три ночи? - А чем три ночи хуже, чем три часа дня? Я позволяю утащить себя на улицу. Морозно. Пахнет спящим городом. Зловоние людского отчаяния и гниющих упущенных возможностей, тухнущих разбитых надежд. Мегаполис. Пешком прошли пару кварталов. В полном молчании. Я в прострации. Где-то глубоко внутри зарождается паника, которая через час, в лучшем случае два, поглотит с головой. Руки ищут сигареты. Обнаружив, что пачки нет, я практически всей кожей ощутил отчаяние и холод. - Держи, – Ал сунул мне под нос свою пачку. - Спасибо. - Один из самых распространённых вопросов: «Почему человек становится наркоманом?» Ответ предельно прост — обычно он не рассчитывает, что станет им. Невозможно однажды встать утром с постели и сразу решить стать наркоманом. - Джанки. На чем сидел, чтобы начать цитировать? - Нет… Не обязательно самому сидеть на чем-то, чтобы видеть наркотик. Знать его в лицо. – Ал пинает смятую банку, валяющуюся на узкой улочке, по которой мы идем. – Тем более…Это Берроуз. Не обязательно быть наркоманом, чтобы понимать его литературу и ценить ее. Киваю. Сил отвечать нет, просто дикое желание курить. Эта жажда неутолима, несокрушима и жестока в своей необратимости. Starbucks. - Прости, но по близости ничего приличнее тут нет. – на мой недоуменный взгляд. - Кофе и сэндвич, чем не завтрак? - Мне нравится твоя непривередливость. - Друг, я снюхиваю какую-то в лучшем случае сероватую дрянь и засовываю в задницу свечи с наркотой. Какая нахер «привередливость»?! Ал открывает дверь, пропуская меня вперед. Смерть, или кто там он, угостит меня кофе то ли ранним утром, то ли поздней ночью. А мне насрать. Вот оно, нарушение восприятия. Надо хотя бы изобразить… что? Эмоцию. Какую? Все чувства давно умерли. Единственная страсть – иллюзия. Единственная радость ставит против закона и общества. И я улыбаюсь Алу. Бессмысленно и пусто. 3. Рассвет мы встретили в кофейне. Я, Ал и моя зависимость. Он пьет третью чашку кофе, пока я доедаю третий сэндвич, запивая вторым литром чая. - Тише… - Фто? – с набитым ртом. Я никак не могу оторваться от этой чертовой еды!!! Также как час назад не мог оторваться от сигареты. - Ешь медленнее. И не запихивай в себя столько! Сдохнешь. - Мы все умрем. Какая разница как? Значит, я умру от разрыва желудка. - Скорее от сердечного приступа. Фыркаю, показывая насколько мне по боку его слова. Посетителей мало, еще не настало время безумной сутолоки под названием «Снова-на-гребаную-работу-твою-мать!». Но уже начинают ездить первые машины граждан. Всю ночь только патрульные и нарезали круги. Когда я прошу еще один сэндвич, Ал заказывает маффин, воды со льдом и еще одну чашку кофе себе. - Столько кофе хлестать… Ты всегда так много пьешь? – я обижен, хочу еще булок и мяса! - Нет, просто я жутко хочу спать. Ну и… кофе и сигареты это на самом деле моя слабость. - У каждого свои зависимости. - Возможно, – он отпил от новой чашки и вперился в меня взглядом. А мне что? По-ху-ю… Я ем кексик. Доели в молчании. На улице Ал подхватил меня под руку и заставил прибавить шагу. - А вот сейчас я точно свалюсь с приступом! Погодь, – мне тяжело дышать и жутко жарко. - Придешь домой, примешь душ и ляжешь спать. Я принесу тебе скрипку к вечеру… - Нет. Мне она не нужна. Больше не нужна. Дрожащие руки. Отсутствие мыслей, чувств, эмоций. Я не могу играть. Мне нужен винт. Собрать воедино мой разболтанный организм, соединить тело и не дать душе сбежать. По дороге мы зашли в аптеку, купили кучу бинтов, пластырей, антисептика, перекиси водорода, заживляющих мазей, настойки пустырника, мультивитамины, сироп из плодов шиповника. - Мы идем на какую-то битву? - Можно и так сказать… Еда у тебя дома есть? - Не уверен. Куда нам столько? Ну да не на мои деньги покупаем. И я в каком-то ступоре смотрю на пакеты с какими-то кашами, овощами, фруктами, кучей разных чаев и прочего-прочего. Когда, наконец, добрались до квартиры, меня уже трясло. Все съеденное скоро попросится наружу, а пока…а пока просто течет из носа и пот струится. Это нормально. Это ничего. - Потеешь, как сволочь. – Ал брезгливо осмотрел меня, потянул носом воздух. - А что, сволочи как-то по-особенному потеют? – это только, кажется, что я все смог выговорить, на самом деле был просто хриплый кашель и нечленораздельные звуки. Ал по-хозяйски принялся раскладывать продукты. Я же направился потрошить закрома с первитином. Хуй!.. Чисто. Полный голяк. - Ничего? – Ал стоит в дверях комнаты, пристально наблюдая за моими судорожными поисками. - Ничего… - Что-нибудь болит? - Все болит… суууу-кааааа…и будет только хуже. - Ты куда? – он хватает меня за локоть, не давая пройти. - Мне…нужно… - тяну я жалобно. - Пережидал кумары? - Переживал. Пару раз. Ненавижу… - Боишься. Эта дрянь выйдет и больше не вернется. Обещаю. А сейчас… У меня закладывает уши. Поднялась температура. Я весь горю. И меня сейчас вырвет… Вырвало. Ал ошарашено посмотрел на отвратительную жижу, что сползала сейчас по его рубашке. А меня стошнило еще раз и на этот раз, я просто залил его брюки и ботинки. - Ахтыжблядь! КАКОГО ХУЯ?! Я, кажется, сейчас в обморок грохнусь. И все равно буду продолжать блевать. С последней дозы прошло одиннадцать часов. С приема нембутала семь. Итог: у меня начальная стадия ломок. Практически неадекватного меня дотащил до ванной, помог пристроиться к унитазу. - Абстинентный синдром. Это пройдет. Слышишь… Пройдет. Дальше мой мир просто поглотил гул. Из отчаянной слабости, отчаяния и непрекращающейся рвоты меня привела в чувство боль. Будто кости крошатся прямо внутри. Раздели до костей и бьют молотом. Красное марево перед глазами. А хочется во мрак… Прикосновения горячей воды приятны и приносят хоть какое-то облегчение. - Это пройдет. Поболит и перестанет. Уйдет и не вернется. Немного осталось… - Врешь. Еще минимум неделя Ада. Чей… - мне не хватает дыхания договорить, паузы после каждого слова. – Ад страшнее? - У каждого свой. Я валяюсь в ванне полной горячей воды. Кругом пар. Ал держит меня за руки, не позволяя совсем уйти под воду, и сильно сжимая пальцы, будто обозначает мое место в пространстве, не дает потеряться в боли. - Давай, хорош… Вылазь. - Нет… - Сердце не выдержит, детка. - Пффф… - Не любишь, когда называют «деткой»? - А кто-то любит? – развалившись дрожащим, как желе, противным, скользким, дурно пахнущим тюком в его руках. - Разные люди бывают. – он обтирал меня полотенцем, успокаивая жуткий зуд по телу. – Что болит? - Все. - Давай конкретнее. - Ноги не держат. Руки дрожат. Поясницу ломит. И все кости… раздроблены. - Ты не знаешь, каково это, когда все кости переломаны. Практически стерты в пыль. Надеюсь, ты никогда не узнаешь, с каким жутким звуком обломок кости прорывает кожу, а кровь вместе с говном выходит из горла, как паста из тюбика. Как сжимаются легкие и разжимается сфинктер. - Не рассказывай мне таких ужасных вещей, – я отмахиваюсь, прикрывая глаза. Он помогает дойти до кровати, укутывает в одеяло и поит какой-то херней. - Что это? - Настой пустырника. Хочешь зеленого чаю с мятой? - Отвали со своей мятой. – я вручаю ему стакан и забираюсь под одеяло с головой. Каково же было мое удивление, когда он спустя пару минут забрался ко мне под одеяло, обнимая со спины. - Если что, буди, – он невнятно бормочет, уткнувшись мне в лопатку. - Если что, разбужу. Но не пугайся, если я попытаюсь тебя убить… - Спи. 4. Разумеется, я не спал и минуты. Просто проваливался в какой-то бредовый морок и пытался не замечать боли в каждой клеточке тела. Идеи просто свалить и пойти найти винт в голову не приходило. Полная прострация и отупение. Просто плохо. Просто больно. Но если я хоть что-то понимаю в кумарах, то через пару дней я захочу убить Ала, лишь бы выбраться и найти наркотик. А пока он спит и дышит мне в затылок, время от времени, почему-то, царапая мой живот и бок. Ал проснулся под вечер от моего скулежа и обнаружил меня практически невменяемым, кусающим предплечье. - Руку себе не отгрызи. - ЗАТКНИ-ИИИИ-ИИИСЬ!!! – и дальше вой. А дальше было что-то невероятное. Он схватил меня и утянул на себя, заставляя отцепиться от многострадальной руки. Я принялся кусать его. Запах и вкус чужой крови совсем вышибли мозги. Причем, кажется, мы временами даже целовались. Ал располосовал всю мою спину, в отместку за мои укусы понаставил засосов, несколько хлестких пощечин и даже зуботычина также достались мне. А я рычал, вгрызался в его тело, вбивал его в матрас, грязно ругался и пытался придушить. В какой-то момент он прижался своим ртом к моему и уже не давал отстраниться, вцепившись в волосы. Губы болят. Рот полон крови. Но вроде я смогу теперь дышать полной грудью. - Отпустило? – эта сволочь совершенно невозмутима, лишь слегка запыхался, а в остальном и не похоже на то, что секунду назад мы тут баталию устроили. - Ты всегда так будешь болевой синдром снимать? – спрашиваю хрипло. - Не хотелось бы… Ты все-таки крупнее меня. И моего здоровья не хватит. Слезешь с меня? Я перекатываюсь на спину, раскидывая конечности. Небольшая передышка. - Пошли мыться. - Ох…чтоб эту гигиену… Ал только усмехнулся, утаскивая меня в ванную. Контрастный душ. Обработка ран друг у друга. Не хило так я его прихватил! Синяки по всему телу и багровые, налитые кровью укусы. У меня опухла челюсть, красные отметины на щеках, чуть ли не отпечатки его ладоней по трафарету! А еще у меня располосована спина. Разделал едва ли не до кости! - А откуда у тебя столько швов? М? – я шиплю, когда он обрабатывает царапины. Пытаюсь отвлечься. - Упал. - Откуда же? С Биг-Бэна? - Почти… Во мне практически нет целых костей или неповрежденных внутренностей. - Так вот о чем ты говорил… - Ага. Все, хорош! – он похлопал меня по пояснице. – Готово! Пока он собирает все барахло в аптечку, я разглядываю тело перед собой. Роста мы примерно одинакового. Он жутко щуплый! Костлявый и будто действительно сама Смерть. Но его, видать, хер переломишь! Раз выдержал такое нападение с моей стороны и не сдох. И все тело в шрамах, следах от швов, теперь еще и в синяках. Татуировка на всю спину с аккуратной надписью снизу среди всего этого великолепия даже как-то терялась. - Что значит татуировка? - Соловей. Просто… соловей. - И я уже с тобой. Как ночь нежна! Китс? - Не думал, что кто-то его знает. - Или сомневался в моем интеллекте? - Ода соловью. А эти строки… Просто нравятся. - Вырванные из контекста? – я направляюсь к шкафу за одеждой. Все-таки негоже при гостях разгуливать в чем мать родила! – Я в Смерть бывал мучительно влюблен…Когда во мраке слышал это пение… - Ого! Да ты меня поражаешь! – Ал аплодировал мне в дверях, стоя в банном халате, который был ему великоват. - А черт, дальше не помню, – я смог найти футболку и шорты для Ала и джинсы для себя. – Держи, в халате неудобно. - Спасибо… Пока переодевались, я отметил, что время уже начало седьмого. - Тебе бы поспать… - Не могу. - Тогда будем делать уборку. - ЧТО?! - Физические нагрузки полезны. Давай-давай, пошевеливайся. 5. - Ты главное помни… это пройдет. - Да что ты заладил! «Пройдет-пройдет»… - я отмахиваюсь, продолжая натирать полы. Ползаю на четвереньках и отдраиваю все тряпкой, волоку за собой ведро с мыльной водой. Вот и все. Не то что пылесосом, шваброй не дал воспользоваться, гад!!! Ал в это время зорко следит за мной и типа «протирает пыль с мебели». На самом деле мы оба знаем: он просто за мной наблюдает. - Твой организм не хочет первитина. Его хочет твоя больная душа. Психические зависимости ни чуть не легче физических и все же… Думай, что эта дрянь тебе не нужна. - Пару часов назад я готов был оторвать себе кусман мяса из руки лишь бы вытащить эту долбанную кость, которая казалось крошится прямо во мне, а ты тут херню порешь… Нет зависимости! Как же… болтай-болтай. - Ну ты тут домывай… А я пойду чего-нибудь пожрать сделаю. Я подозрительно смотрю на него, вот ведь сученок! Явно что-то задумал… Как же! Готовить он будет. Меня пасет, дрянь такая. Все же отмыл, просто отдраил до блеска всю квартиру. Пусть и маленькая, но когда вот так вот на карачках да еще и тряпицей 30 на 30 сантиметров…Одним словом, я умотался будто в одиночку возделал неебически огромное поле, вспахал, засеял, полил каждую грядку. - Умничка! – Ал протягивает руку, чтобы помочь мне подняться. Я сижу возле унитаза, куда только что слил очередную порцию грязной воды, абсолютно никакой, без сил подняться. - Отвали… - я отталкиваю его руку и пытаюсь подняться сам. Плюхнулся обратно. - Ладно… Приходи в себя и лезь в душ. - Зачем? – но Ал уже свалил на кухню. От запахов тошнит. Я еще какое-то время обнимаюсь с унитазом, расставаясь с желудочным соком, потом все же смог подняться и заползти под душ. Прямо в одежде. - Душ делаем контрастный… - Ал, прям как черт из табакерки, внезапно возник рядом и крутанул кран – вода тут же стала ледяной, - и давай разденемся. - Не хочу. Он рассмеялся и полез стаскивать с меня джинсы, уговаривая как маленького не сопротивляться. Теплая водичка, растирания, и снова мои маты, смех Ала и холодная вода, колющая тысячей острых осколков. Он укутал меня в большое махровое полотенце и, завернув на манер кокона, потащил на кухню. - Открой окно. - Простынешь… - Воняет. - Это всего лишь каша. - Не хочу. - Тогда яблоко, чай и спать. Яблоко в меня впихнулось с трудом, чай пошел на ура, спать, как ни странно, не хотелось. Хотя я чувствовал себя жутко уставшим, разбитым, на грани нервного срыва. - Может… поплачешь? – Ал осторожно тронул меня за плечо, когда убирал со стола. - Это еще зачем?! - Ну… ты такой несчастный, и я подумал… - Иди на хуй! - Я просто предложил, – и тут неожиданно он взял чашку и грохнул ее об пол! - Какого хера ты творишь?! – я вскочил как ошпаренный. Вместо ответа очередная несчастная посудина встретилась с полом. И еще. И еще. Он решил всю мою посуду перебить!!! И пока я орал благим матом и уворачивался от осколков и предметов, летящих в меня, Ал будто взбесился! Он, молча, совершенно беззвучно громил мою кухню! - Все. Теперь убирай. - Что ты сказал? - Что слышал. Я заорал подобно раненному вепрю, или кто еще может страшно вопить перед броском, и кинулся на него. Но он увернулся, тут еще подыграло полотенце, коварно свалившись с меня и помешав довершить рывок. Ал сбил меня с ног, больно впечатав в пол, что-то впилось в щеку, судя по всему осколок чашки. "Погромщик кухонь" уселся на меня сверху, вдавив в пол и крошево из посуды. - Ты сейчас все уберешь. - Иначе? – мне тяжело дышать, но нельзя же так просто сдаваться?! - Я искромсаю все твое смазливое личико этими осколками. Мне нужны твои руки, на лицо мне плевать. - Отсоси сначала. - Хммм… - он резко перевернул меня на спину и… БЛЯДЬ, КАКОГО ХУЯ?! Прямо в мой глаз нацелено острие ножа! Когда успел и откуда у него нож? Секунду назад ничего ж не было… - Думаю и с одним глазом ты сможешь писать музыку…Выбирай: правый или левый? - Не сможешь! Кишка тонка, ссыкло… - но договорить мне не дали – нож ловко распорол кожу на щеке прямо под правым глазом, там, где уже была царапина от осколка. Я аж почувствовал как края раны расходятся, обнажая мясо и мышцы. Тяжелый густой запах крови ударил в нос. - Хорошо! Ладно, псих ненормальный! Уберу! Уберу… Оденусь только. Еще часа два я убирал последствия разноса на кухне, впрочем, Ал в это время занимался стиркой и проветриванием спальни, перетряс матрас, даже носил его на балкон, чтобы выбить. - Теперь спать. – Ал потягивается, зевая. - Больше так не делай. - А ты не беси меня. Я пожимаю плечами, когда стоим после всего и курим на балконе. - Меня глючить начинает… - Я так и понял. Ты так странно на меня смотрел сегодня… - То-то еще будет… Во время отходняков развивается паранойя. Иногда ты можешь ее контролировать, но чаще… чаще сам не замечаешь, как начинается «заморочка». Но сегодняшнее потрясение на кухне пару часов назад вернуло мою поехавшую крышу на место. - Больше так не делай, – повторяю, слегка поежившись: слишком ярко представил, что было бы, окажись он не так быстр и проворен. - Как? – Ал тушит окурок в пепельнице и поднимает на меня глаза. - Не угрожай мне. Кто знает чья возьмет в следующий раз… Не хотел бы я за мокруху сесть. Наркотический «отходняк» вряд ли примут за состояние аффекта. - Ну, я не так слаб каким кажусь… - Ал… - я выразительно смотрю на него. Он кивает, протягивает руку и ерошит мне волосы. - Все будет окей. Я неуверенно улыбаюсь в ответ, касаясь пластыря на щеке. Останется шрам. Это хорошо. Не знаю, почему… Но так правильно. 6. Я настроился на еще одну бессонную ночь. - Один мой знакомый, когда не смог догнаться, облил себя бензином и поджег. - Это очень хрестоматийный знакомый… - я ухмыляюсь, вытягиваясь на кровати. – Этот знакомый описан во всех статьях о вреде наркотиков. - Ахахахах! Ну…да… Но мне кажется, это очень наглядный пример. - Наглядный пример для подсевшего? Не смеши меня! Ты такой наивный… Ал укладывается рядом, поворачиваясь в мою сторону. - Тогда расскажи мне. Развей наивность. - Чтобы подсесть с чистяка не достаточно одного прихода. Ты можешь еще долгое время баловаться, не подсаживаясь плотно. Просто… это невероятное чувство хочется вернуть, продлить… Хочется ухватиться за него и сделать своими крыльями. Так и появляется зависимость. Ты думаешь, наркоманами становятся только дебилы, которые не понимают ни черта? Это не так. Порой это даже осознанный выбор. Когда мир пуст… Наркотик, его поиски, сладость обладания им становятся целью жизни. Кто-то спецом зацикливается на наркотике, закручивает свою жизнь вокруг него. Так легче. Столько условностей, норм и правил перестают волновать. Но все же чаще… Это роковая случайность – знакомство с Его Величеством Кайфом – меняет все спонтанно. Просыпаешься и понимаешь, что ты уже не принадлежишь себе, – я переворачиваюсь на живот, обнимая подушку руками и смотрю как Ал возится, пытаясь улечься удобнее. – Спать? - Нет… Хотя очень хочется на самом деле. - Так спи. - Я боюсь, ты выкинешь какую-нибудь штуку. - Ты меня вымотал. У меня нет сил даже пошевелиться, не то что «выкинуть штуку». - Я тоже устал. Поэтому если вздумаешь меня зарезать… постарайся не разбудить, – его глаза закрываются сами собой, он еще раз зевает, трясет головой, пытаясь прогнать сон, но тщетно. Я прикрываю глаза, но веки печет и страшно уснуть. Кто-то придет и унесет с собой. Я слышу слишком много разных шорохов и странных звуков и в то же время будто оглох – мир поглотила тишина. Болит грудь и тяжело дышать. - Раздвинет опиум пределы сновидений, Бескрайностей края, Расширит чувственность за грани бытия, И вкус мертвящих наслаждений, Прорвав свой кругозор, поймет душа твоя, – я вижу круговерть, вихрь красок, тысячи-тысячи оттенков и новых неизвестных доселе цветов. Я обласкан яркостью, сочностью, почти невыносимой нежностью этого цветного мира. - И все ж сильней всего отрава глаз зеленых, Твоих отрава глаз, Где, странно искажен, мой дух дрожал не раз, Стремился к ним в мечтах бессонных И в горькой глубине изнемогал и гас, – в груди сжимается сердце и невыносимо хочется плакать. Выть в голос от нехватки тепла, орать и рвать на себе волосы, потому что хочется прикосновений. - Но чудо страшное, уже на грани смерти, Таит твоя слюна, Когда от губ твоих моя душа пьяна, И в сладострастной круговерти К реке забвения с тобой летит она.[Шарль Бодлер. «Отрава» из сборника «Цветы зла»] – невероятное облегчение, когда я получаю-таки вожделенный поцелуй. Душа зашлась в немом восторге и забилась в экстазе, пытаясь языком, губами, пальцами, что сминают тело, передать всю радость и счастье. Восторг. Чистый восторг, когда по венам бежит страсть и собирается где-то в груди и разрывает изнутри, раскидывает тебя по осколкам и заливает все красным. По-видимому, я потерял сознание, потому что когда открыл глаза рядом стояла какая-то тетка с иглой. Или я сошел с ума. Живьем не дамся! Грохот от моего упавшего тела я услышал, но боли не почувствовал – будто и не со мной все это происходит. Сдавленный хрип, хотя в душе я ору и срываюсь на визг. Дергаюсь, размахиваю руками, скребу по полу ногтями, выламывая их с мясом, подняться не получается, как и уползти подальше от этой пугающей женщины, которая норовит меня всего истыкать и выкачать кровь. - Эй!!! Погодь… Тссссс… Тихо, тихо, тихо…Сол, ты меня слышишь? – расфокусированное зрение не может найти источник такого знакомого голоса. Но что-то во мне надламывается и тянется за мягкими успокаивающими интонациями, хочется искать защиты, довериться. – Иди сюда. Напугали тебя? Все хорошо. Я позволил себя вытащить из-под кровати, куда частично умудрился залезть. - Ты до смерти напугал медсестру. - Она пыталась меня убить! - Бред. - Ничего не бред!!! – я пытаюсь оттолкнуть Ала, а это именно он, от себя и заползти обратно под кровать. – Она хотела выкачать из меня кровь! - Я вызвал медсестру, чтобы она поставила тебе капельницу. Но ты напугал бедную девушку до полуобморока. - Ничего не девушка. Тетка какая-то страшная… - Она уже ушла. Давай мы прокапаем тебе глюкозу, ладненько? - Не сюсюкай. - Кто бы говорил! – он усмехнулся, стаскивая с кровати одеяло, чтобы укутать меня. Сидим на полу, как оказалось. – Ты сидишь у меня на коленях, дрожишь как осиновый лист и скоро переломаешь мне ребра, если будешь так сжимать… И как после такого с тобой не сюсюкать? В конце концов, я затих. У меня психоз в начальной стадии. Наверное, я скоро умру. Или уже умер. И это мой персональный Ад, с очень странной смертью Халаал. 8. - Ты проспал 18 часов. - Это типа уже стемнело или… - Я занавесил окна пледом. И да… сейчас уже стемнело. Спать еще будешь? - Чуть позже. Я тут высрал кирпичей, когда обнаружил тетку с иглой у своей кровати. Мне надо прийти в себя… - Прости…Я не думал, что ты проснешься и так перепугаешься. Моя вина. - Ты меня на ночь целовал? - Может быть… А что? - Меня будто куда-то унесло. Будто выдернули шнур из сети. Странный такой сон. Обморок даже. - Хочешь еще поцелую? - Нет. И вообще...Хватит меня целовать! - Но тебе ведь нравится. - С чего ты взял? - Я знаю. - Откуда? У меня даже не стоит. - Ну… Если бы еще и стояло… Мы бы явно не ограничились поцелуями. - Если бы ты был трепетной барышней, мы бы не вылезали из постели. - Если бы я был трепетной барышней, я б с тобой и часа не выдержал. Ты психованный нарик на кумарах, винтовой торчок, пытающийся соскочить, и самый гениальный скрипач, которого я когда-либо слышал! - Так уж и гениальный! Погодь… Которого слышал?! Мы виделись раньше? - Да… Очень жаль, что ты не помнишь. А я вот тебя запомнил, – он взял меня за подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза. Черт! Как-то даже неловко. Я смущен ака воспитанница Института Благородных девиц! - Не смотри так… - Как? - Будто хочешь… даже не знаю. Просто не смотри. - Поверишь или нет, но ты самое желанное в моей жизни. - Ооох, заткнись! У тебя на коленях сидит вполне половозрелый мужик близкий уже к возрасту Христа, а ты тут будто на секс старшеклассницу уламываешь! - Так уж и близкий к возрасту Христа. Тебе и до тридцати-то еще не ближний свет… - Я сейчас тебя поцелую, только чтобы ты заткнулся, – угрожающе начинаю копошиться в своем коконе из одеяла, пытаясь выползти. - Я не против. - Мне не нравится то, что происходит. Отвали вообще! – удалось-таки освободиться и встать. Блин, руки болят, отбил себе, пока ползал тут. Хлопаю дверью ванной и демонстративно с громким щелчком запираюсь. Прохладный душ, немного мази на ноющие руки и, кажется, я бы не отказался от чашечки горячего чаю. - Попытайся съесть хоть что-нибудь. - Не могу. Даже смотреть на еду не могу… - Ладно, тогда допивай свой чай и пошли в кровать. - Зачем? – настороженно. Меня достали эти его домогательства! Такие странные… и такие приятные. Что бесит больше всего! - Не боись, на твой восхитительный зад я даже не претендую! – со смехом окинул меня взглядом полным веселья. – Капельницу поставлю. Надо глюкозу прокапать, а то скоро падать начнешь от истощения. - У самого-то… Вон слепок печени виден, и скоро позвоночный столб можно будет рассматривать просто так, не сдирая кожу, – я закуриваю, продолжая прихлебывать слабозаваренный зеленый чай. Вкусняха. - Это от долгого питания через нос. - В смысле? - Я очень долго валялся в больничке. И там меня кормили через трубку в носу. В организм попадало все, что нужно. Но это не приятная процедура, так что не вынуждай меня поступать с тобой также. А то смотри… я ведь могу. Я лежу с выставленной рукой, в которую воткнута игла. - Есть что-нибудь, что бы ты не умел делать? – я рассматриваю сосредоточенное лицо Ала, регулирующего капельницу. - Очень многое. Я не умею играть ни на одном музыкальном инструменте. Не умею плавать. И чихать с открытыми глазами. - Открою тебе секрет, без умения играть на музыкальных инструментах или – о боги! – чихать с открытыми глазами в этом мире можно жить. - То есть ты хочешь сказать, сносно существовать? Это реально? - Вполне. Ал присел на край кровати, положил руку мне на живот и уставился куда-то в пространство. А я просто прикрыл глаза, ощущая, как дыхание невольно подстраивается под его такт. Как умиротворение накатывает и клонит в сон. Да, то, что происходит между нами, сильнее влечения одного человека к другому. Это страх. Бесконечный, выкручивающий жилы страх. Людьми правит страх. Страх боли, смерти, болезней и нищеты. Страх неизвестного. Я его боюсь. Боюсь до истерики, до дрожи в коленях, холодного пота и мокрых ладоней. Но сейчас, когда Ал рядом, вот так на расстоянии вытянутой руки и прикосновения его теплы и ласковы, я ощущаю безумный коктейль ужаса, отвращения и чего-то такого…интимного. Я все-таки уснул. 9. Как узнал позже, проспал я сутки. Проснулся от удушающего липкого ужаса. Проснулся и поначалу даже подумал, что умер. На мой жалобный скулеж никто не отозвался. Я сполз с кровати и забился в углу комнаты, стараясь стать как можно меньше, а еще лучше и вовсе пропасть. Тело словно задубело. Холодно. И холод пробирается во внутренности. Я будто вижу, как мои легкие наполняются льдом, промерзают насквозь, и, треснув, прорывают диафрагму, царапая печень. Страх, холод, жуткая боль во всем теле, сведенные мышцы челюстей и ног и ощущение неотвратимого. Я жертва, и охотник скоро меня настигнет, вспорет брюхо и выжрет внутренности. ОНИ повсюду! ОНИ ждут. Ждут моей крови и боли. Струнами изрежут все тело, потом распилят этими же струнами на части. Противная струя горячей мочи потекла по ноге, вынуждая ее вновь дернуться от очередной порции судорог. Все тело ноет, несчастный желудок содрогается в рвотных спазмах, но ничего не в силах извергнуть из себя. Сколько так лежал не помню, но как только чуть отпустило ноги, тут же поднялся, ломанулся со всех ног на кухню. В панике и полной прострации выдергиваю ящики и вытаскиваю все ножи, что есть в доме. Меня трясет. Кругом кромешный Ад! ОНИ идут… ОНИ тянут руки и пытаются схватить, утащить к себе, растерзать живьем, выесть глаза и мозг! Заставить петь бессмысленные песенки и дергаться как марионеточная куколка. Но нет… живым я к ним не попаду. Нет… Сил засадить нож по рукоятку нет, рука соскальзывает и оставляет лишь неровные полосы на животе и груди, которые тут же набухают кровью. Горло. Надо по горлу… - Да что ж ты делаешь?! Совсем ополоумел?! – от удара нож вылетает из руки, а я падаю на пол. Какая-то дикая, короткая и яростная потасовка, после которой я очнулся уже в душе под ледяной водой. - Ты проспал весь день. Я решил, что успею прогуляться… Но нифига! Ты тут уже решил раскромсать себя! Тебя невозможно даже на пару часов оставить одного. – Ал помог мне вымыться, парой коротких и злых пощечин привел в себя и принялся обрабатывать порезы. - Где ты был? – невольно вырвался обиженный тон. Но я на самом деле даже зол на него! Как он посмел бросить меня в лапы жутких глюков! - Ходил за скрипкой, – мои попытки что-то возразить, он просто проигнорировал, продолжая говорить, - скоро она тебе пригодится… Ты должен начать играть или попросту свихнешься! Это будет выход эмоций, боли, всего ужаса, что сейчас в тебе и жрет изнутри. - Ты меня жутко напугал. - Когда это? - Вчера? Ну когда капельницу мне делал. - И чем же я тебя так напугал? - Не знаю… - Попей чаю, витаминок, и я сделаю тебе массаж. Может, еще поспишь? - Может быть.