Dysfunctional

Все знали, что Кайл Брофлоски обожает свою работу. Он был из тех трудоголиков, за которых подписался бы любой: этот парень тут ночевать готов, настоящий профи и далее, далее по списку… Но когда Кайл вот так орал на весь этаж, мол, спалит здесь всё к чертям собачьим, в его любовь к рабочему процессу верилось слабо. Нервы у мистера Брофловски пошаливали, как нетрезвая танцовщица. Из себя могла вывести любая мелочь. В этот раз, к примеру, поводом для крика послужила сломанная кофемашина. — Да провались оно всё! — надрывал глотку Кайл. — Будь проклят день, когда я сунулся в эту дыру! Никакого комфорта для сотрудников! Невозможно работать в таких условиях! У него опасно раздувались ноздри, по бледному лицу ходили желваки, худосочная задница в офисных брюках дышала на вид первобытной яростью. — Воды налейте, — меланхолично посоветовала секретарша. Она работала здесь уже не первый год и к подобным сценам была привычна. — Водой удобно запивать успокоительное. Как запьёте, идите к мистеру Миллеру, он ждёт вас к половине третьего. — Зачем? — рявкнул Кайл, рывком разворачиваясь к девице. Та поёжилась, но в лице не изменилась. В другое время Кайл отдал бы дань профессиональной выдержке, но сейчас дать хотелось только по хлебалу. По возможности, ногой. — Вот и узнаете, — выдала девица с невыносимым достоинством и вернулась к заполнению какого-то бланка. Кончики ушей у неё пылали. Как-то раз они ходили на свидание, но это было давно, и Кайл больше времени уделял креветкам в своём блюде, чем отчаянно скучающей спутнице. Потом ему, конечно, было неловко, но что толку? — Невозможно работать! — в последний раз со вкусом выдал Кайл и с размаху упал на жалобно скрипнувший стул. Почему он продолжает сидеть на четырёхногом деревянном уродце, помнившем начало его карьеры, он и сам не знал, хотя определённые догадки на сей счёт имел давно. Проклятая сентиментальность не первый год превращала его жизнь в свалку облезлого и уродливого барахла. Возможно, имей он собственный кабинет, который, разумеется, заслужил… Кайл бросил полный ненависти взгляд на разложенные на столе бумажки. Цифры в смете на последнюю рекламную кампанию не складывались, хоть разбейся. Кайл был достаточно хорошо знаком с расценками, чтобы видеть, где, кто и кого пытается натянуть. Он подозревал, что дело в куче вороватого дерьма Марти из бухгалтерии, который регулярно колдовал над суммами в рабочей макулатуре, но из доказательств пока имел только голосок истинно жидовского чутья во всём, что было так или иначе связано с деньгами. Его всю жизнь неизменно бесила неспособность влиять на вещи. Зачем нужно всё видеть и понимать, когда выхлопа с твоих трепыханий — ноль? Голос здравого смысла всегда тонул в галдеже жадных до личной выгоды козлов, и не то чтобы Кайл был фанатичным поборником вечных трудовых ценностей вроде «не раскачивай лодку, в которой плывёшь», но ему, как любому нормальному человеку, до смерти хотелось признания и не иллюзорной власти. Отметка в триста тысяч годового дохода была пройдена пару лет назад, и всё же значимым Кайл не ощущал себя ни капли. В этом ему виделась особенно жестокая насмешка судьбы. В конце-то концов, он по пальцам мог пересчитать тех, кто в свои тридцать добился того же, чего добился он — но, поглядите-ка, он не в состоянии прищучить одну несчастную крысу из отдела, который с учётом всех обстоятельств должен на регулярной основе целовать ему задницу, ноги, руки и другие интересные места. Если бы не его решение самому заниматься бумажной работой отдела маркетинга, лодыри из бухгалтерии ночевали бы на работе и виделись с семьями раз в месяц. Само собой, без надбавки — надбавку полагается заслужить. В кабинет к непосредственному начальству он вполз умирающей лебедью. Директор Миллер махнул ему и знаком показал, что должен закончить телефонный разговор. Кайл, кивнув, сел напротив и вежливо отвёл взгляд. На соседней стене висело зеркало, в котором тут же отразилась его бледная физиономия. С детства лохматый и вихрастый, он так и не приучил себя к коротким стрижкам — огненно-рыжие кудри были с грехом пополам зачёсаны назад и открывали высокий лоб. Нос выпирал из симпатичного лица символом еврейской гордости, зловеще темнели круги под глазами. Исключительно формальное посещение тренажёрного зала сделало его фигуру подтянутой, но массу набрать так и не удалось. Даже в хорошем деловом костюме Кайл выглядел так, что пиво на заправках ему не продавали без предъявленных документов. Костюмы Кайл заказывал у хорошего портного, отстегивал за каждый круглую сумму, но ситуацию это не спасало ничуть. На самом деле, Кайл до сих пор не очень понимал, зачем нужно отдавать бешеные деньги за то, в чём разбирается три с половиной калеки: начальник, его секретарша и бывшая жена, которая, пожалуй, только на стоимость одежды с машиной в браке с ним и глядела. С другой стороны, мысль о том, что его трусы, вероятно, стоят больше недельной зарплаты парня на заправке, который вечно плевался под колёса его «Вольво», хорошо подстегивала самооценку. Мистер Миллер всё беседовал с поставщиками, и мысли скучающего Кайла постепенно переключились на меркантильную суку Дженни, буквально месяц назад при последнем бракоразводном слушании отобравшую у него машину. Он так и не понял, каким образом её адвокат сумел доказать факт измены, но невольно проникся уважением. Подобная беспринципность с детства вызывала у него ощущение полной беспомощности пополам с восхищением, потому визитку того адвоката он попросил сразу на выходе из зала суда, за что был осмеян Дженни со всей беспощадностью. В любом случае, кольцо, которое Кайл носил на безымянном пальце чуть больше года, он без малейшего сожаления выкинул в залив за городом и был этому факту несказанно рад. Мистер Миллер сделал ему одолжение, окончив, наконец, телефонный разговор и выдрав тем самым из неуютных воспоминаний. — Итак, — начал босс и твёрдо посмотрел Кайлу в глаза. — Наши аналитики бьют тревогу. Сегодня я три с половиной часа успокаивал совет директоров, и, откровенно говоря, лучше бы свернул лавочку, чем прошёл через это ещё раз. У меня нет нареканий к работе вашего отдела, мистер Брофловски, но я пришёл к выводу, что нам просто необходима свежая кровь. В стране кризис, но это не значит, что наш корабль должен идти ко дну со всем флотом. Мы ведь не хотим этого, мистер Брофловски? — Не хотим, — послушно кивнул Кайл, который перманентно бесился из-за такой манеры изложения — чуть ли не от самого сотворения мира. Хочешь что-то сказать? Просто скажи, к чему получасовые предисловия?! — Вот и славненько, — директор довольно хлопнул в ладоши. Одновременно с этим у Кайла за спиной хлопнула дверь, и, прежде чем он успел обернуться на звук, Миллер с энтузиазмом соскочил с кресла и протянул вошедшему ладонь для рукопожатия. — Эрик, вы как раз вовремя! Я уже начал объяснять мистеру Брофловски, какую роль в коллективе… На Кайла повеяло тяжёлым, густым парфюмом. Запах был приторно сладкий и намешанный какой-то дурниной — вроде бы корица, а вроде бы леденцы. Кайл обернулся, живо воображая, как его внутренний диабетик бьётся в предсмертных судорогах, и на пару секунд завис, открыв рот. — Жиртрест? — вырвалось против воли. Круглый, рыхлый и мягкий Картман, каким Кайл помнил его с выпуска, превратился в нечто… квадратное. Громоздкое мышечное чудовище в жутко дорогом деловом костюме выглядело насилием над здравым смыслом. В росте он не особенно прибавил, но заметно схуднул. На лице даже обозначился отдалённый намёк на скулы, и глаза, прежде заплывшие складками жира, теперь буравили его открытым и ясным взглядом. Кайл невольно подмечал детали и с трудом боролся с желанием спрятаться под стол. Эрик безусловно изменился внешне, но главную погань своих школьных лет Брофловски узнал бы даже в героиновой коме. Бессмысленность молитв он осознавал прекрасно, но это не мешало попытаться. «Господи, — подумал он, — господи, пусть это не будет правдой». Но это было. — Кайл, друг мой! Какая встреча! — очень по-картмановски прогундосил привет из прошлого. Кайла выдернуло из кресла и стиснуло в стальном кольце рук, невнятного радостного лепета и конфетного парфюма. Рёбра опасно хрустнули. Кайл захрипел, пытаясь выбраться из захвата — объятиями назвать это язык не поворачивался, — и вынужден был признать: это в самом деле происходит. Эрик-черти-его-дери-Картман действительно находится с ним в одном помещении, действительно тискает его, как когда-то тискал своего дебильного лягушонка, а директор наблюдает за всем этим с нескрываемым умилением. Ещё бы, встреча со школьным приятелем, почти самым лучшим другом! Можно было представить, что Эрик наплёл ему перед трогательным визитом. Кайл был на грани того, чтобы расплакаться. Он этого не заслужил! Эрик, наконец, отстранился, но его тяжёлая ладонь продолжала стискивать плечо бывшего одноклассника. Лицо сияло искусно разыгранной радостью. — Я так счастлив видеть тебя в добром здравии! — вдохновенно продолжил заливать он. — Как твои дела, дружище? Удался наш сюрприз, скажи?! Кайл, как подкошенный, рухнул обратно на стул и на секунду закрыл лицо руками. — Я хочу уволиться, — прошептал он, поднимая на начальника стеклянный взгляд. Миллер улыбнулся, явно приняв заявление за шутку, а вот Эрик расхохотался. — Не неси чепуху! — махнул он крупной ладонью и, подвинув соседнее кресло, уселся с Кайлом рядом. — Мы ещё успеем всё обсудить, Кайл, за ланчем, как в старые-добрые! Меня пригласили для оптимизации работы вашей конторы, твоего отдела в том числе. Продажи наше всё, правда? Не сомневаюсь, у тебя всё организовано, как надо, но нюансы, дружище — всё упирается в нюансы. Нужен свежий взгляд. Нужно разворошить осиное гнездо, если ты понимаешь, о чем я. Я, видишь ли, неплохой специалист в подобных вопросах. «В острых крылышках ты специалист», — чуть было не ляпнул Кайл, но сумел-таки взять себя в руки. Жиртресту он не доверился бы и под страхом смерти, однако Миллеру, с которым бок о бок прошёл множество кризисов — вполне. Старик не стал бы звать на помощь человека, который не разбирался бы в теме досконально. Если он решил, что Картман может исправить ситуацию — значит, имел на то веские основания. Кайл прекрасно понимал, что пытается успокоить сам себя, и, как бы ни старался перехватить контроль над ситуацией, жиртрест одним своим присутствием доводит его до белого каления. Он выпрямился в спине и, игнорируя предательски дрожащие коленки, начал слушать, что вещает Картман о своих наполеоновских планах. Эрик действительно вёл себя иначе, чем помнил Брофловски. Другой стала манера держаться, сменились интонации, и сейчас, когда беседа перетекла в чисто рабочую плоскость, в каждом слове чувствовалась умная, расчётливая сдержанность. На месте осталось лишь умение убеждать. Эрик говорил, говорил, говорил, и Кайл со смесью отвращения и чего-то ещё, более смутного, наблюдал, каким восторженным становится лицо его непосредственного начальства. И не то чтобы Эрик молол чушь. Нет, в его планах даже предвзятый Кайл чуял потенциал, но отношения к ситуации это не меняло. Картман предлагал перевести работу отдела в проектное русло. Раздробить коллектив и перекомпоновать сотрудников в небольшие фиксированные команды, переделать формы отчётности, уволить тех, кому недостаточно сознательности для работы в свободном режиме… Кайл слушал, не перебивая, и в какой-то момент с обречённой ясностью осознал: эти меры могут дать компании второе дыхание. В теории. Вероятно. Никто не давал гарантий, но даже это было лучше, чем, безвольно сложив лапки, идти ко дну. — Я понял, — вздохнул Брофсловски, прерывая бывшего одноклассника на половине слова. — Проще будет ознакомиться с твоими туп… с твоими планами, в общем. На практике. Я уже забыл половину того, о чём ты говорил. — А ты всё такая же колючка! Разумеется, друг мой. Без практики никуда, — беззлобно хохотнул Картман. «Если хочешь, я помогу тебе вытряхнуть песок из вагины, жидовская сучка», — прозвучало для Кайла очень отчётливо, хотя Эрик только и сделал, что приветливо улыбнулся. — Я могу вернуться к работе? — спросил Кайл у мистера Миллера. Ему вдруг стало очень неловко находиться с Картманом в одном помещении. В смысле, ещё больше, чем до этого. Господи, он будто попал в дурную комедию — ну, за что это ему? Как подобное вообще могло произойти?! — Проблемы? — спокойно уточнил Миллер. — Мне надо свести смету за последний ролик, — кивнул Кайл, стараясь даже не смотреть в сторону Эрика. — В самом деле, давай сворачиваться. Заодно познакомишь меня с отделом, — кивнул Картман, словно просьба обращалась к нему. Он душевно пожал на прощание руку мистеру Миллеру, пообещал, что к делу они приступят немедленно, и без церемоний подхватил Кайла под локоть. За ними захлопнулась дверь. Кайл нахохлился, едва собираясь с духом. Эрик снизу вверх приветливо уставился ему в лицо. Пожалуй, подумал Кайл, он изменился не так уж сильно, как показалось сначала. Жрать, определённо, продолжал как не в себя, и лыбился так же елейно, и блевать от его леденцового парфюма хотелось не меньше, чем в школьные годы — от вечного шлейфа чили и куриных крылышек. — Что-то не так, дружище? — Подойди к Анне за четвертым столом, она всё покажет и расскажет. — Кайл отшатнулся от него так резко, что едва не потерял равновесие. — Мне надо работать. — Что, и не обнимешь? — Эрик, кажется, оскорбился. — Мы не виделись… сколько? Десять лет, Брофловски? — Двенадцать. Двенадцать лет, жиртрест. — Очень по-взрослому, Кайл, — Эрик весьма натурально вздохнул. — Мы на работе. Твоё поведение неуместно и, кроме того, обидно. Ты не мог бы… — Люди не меняются, — уверено резанул Кайл. Он понимал, что ведёт себя глупо и на самом деле неуместно, даже с избытком, но почему-то не мог себя сдержать. Стоило только двери директорского кабинета захлопнуться, он будто с катушек слетел. Кому-то из них нужно было взять ситуацию в свои руки, и Кайл очень надеялся, что эта нацистская ублюдина не растеряла своего лидерского запала. Он отчётливо представлял, как это будет. Как Картман расправит широченные плечи, снова скорчит ту жутко раздражающую морду и сделает что-то, что позволит Кайлу ненавидеть его открыто, яростно и, что важнее, оправданно… Жиртрест подговнил и здесь, состроив скорбно-серьёзную мину. Эта рожа ужасно ему не шла. Будто приклеенная — чужая. — Некоторым приходится меняться, — сказал он скорбно. — Кайл, нам больше не десять, право слово, что за манеры? Я уже давно не тот человек. Много лет. С тех самых пор, как умерла мама. Помнишь её? Ты ей всегда нравился. Думай что хочешь, но я действительно рад тебя видеть. — Умерла? — почему-то шёпотом переспросил Кайл. — Рак, — пожал плечами Эрик. — Я учился на первом курсе и ничего не знал. Она не хотела, чтобы что-то мешало моей учебе — так и сгорела за жалкие полгода. Мне позвонили уже из морга. Я тогда был чертовски растерян: помнится, даже до тебя пытался дозвониться, но по номеру, который ты надиктовал в последний раз, ответила какая-то гватемальская проститутка. Так что с дружеской поддержкой не срослось. — Мне… мне так жаль, — опустил глаза Кайл. Он в самом деле смутился до кома в горле. Выражать соболезнования он никогда не умел, но тут поймал себя на мысли, что ему, чёрт возьми, действительно жаль оказалось узнать, что Лиэн покинула этот мир. Картман ответил благодарным взглядом. — Мне тоже. Спасибо. Что ж, я, пожалуй, не буду тебе мешать. Нам придётся работать вместе, но, если тебе отвратительно моё общество… — Я… — Кайл сунул руки в карманы. — Извини. Я повёл себя как придурок. — Я вёл себя, как придурок, кучу лет подряд, так что мы квиты, — осторожно улыбнулся Жиртрест. — Раз так, не будем спешить. Отменим ланч до лучших времён. Возможно, позволишь угостить тебя стейками как-нибудь на днях? — Позволю, — кивнул Кайл и наконец-то улыбнулся. Ему было странно. Он не был склонен долго хранить негатив, ничем не подкрепляемый, но хранил, вспоминая о Картмане только плохое. Хотя ни разу не видел его с самого выпускного. Спустя годы в отношении к Эрику осталось больше рационального, чем эмоционального, и сейчас Кайл лихорадочно обдумывал это с другой стороны. Да, жирный был той ещё сволочью и, вероятнее всего, ей же и остался, но это наверняка была уже совсем другая сволочь. Обложка книги изменилась — кто знает, какое там теперь содержание?