Рожденные сжигать

Размеренный стук колес поезда о рельсы только поначалу не дает Джейкобу Фраю заснуть, вернее, только первую неделю. Потом он додумывается возвращаться домой в легком подпитии, а на следующий день и вовсе тайком проносит в свой вагон ящик конфискованного у висельников низкокачественного рома, после которого дребезжание проржавевшего за годы служения тамплиерам металлического покрытия кажется самой задорной мелодией из лучшего лондонского паба. Джейкоб энергично рассказывает об этом Иви, опрокидывая очередную порцию приторно пахнущего алкоголя в себя, а та, вместо ответа, обсуждает с Генри, где можно раздобыть немного денег на починку поезда. Она наотрез отказывается принимать в качестве снотворного "эту мерзость", поэтому привыкать к новой атмосфере постоянного шума и движения ей куда сложнее. Мистер Грин сначала обещает мисс Фрай в ближайшее время что-нибудь придумать, а потом терпеливо отказывается от предложения мистера Фрая присоединиться к его стихийно начавшейся попойке. Джейкоб, вполне ожидавший подобный ответ, так же терпеливо позволяет поднять себя с кровати сестры и проводить в его собственный вагон, неохотно, правда, расставаясь по пути с початой бутылкой, которую Грин скидывает на рельсы в первом же переходе, а потом скидывает и самого Джейкоба, правда уже на диван, попутно нагружая его какой-то бессмысленной информацией по поводу... завода, кажется? Джейкоб не слушает. Он всерьез не может принять решение, улечься спать прямо сейчас или выудить из-под дивана новую бутылку... — По рукам? — вплывает в пьяное сознание физиономия лондонского ассасина. Физиономия всерьез обеспокоена немного другим — а именно состоянием Джейкоба Фрая, который в последнее время, дорвавшись до дешевого алкоголя и легко провоцируемых на драки висельников, вел себя совсем не как ассасин, которому Совет Братства доверил освобождение Лондона. — Все будет в лучшем виде, Генри! — безапелляционно изрекает Джейкоб, похлопав боевого товарища по плечу и закинув ноги на подлокотник. Грин почесывает переносицу и верит. Ну, Джейкобу кажется, что абсолютно точно верит. На самом же деле — просто решает пустить все на самотек, весьма мудро предположив, что с Джейкобом Фраем подобная стратегия может и сработать. Алкоголя у младшего Фрая больше нет. На дворе глубокая ночь — самое время забыться беспокойными снами о тамплиерах, после которых тот проснется в полной готовности выйти на войну с этими самыми тамплиерами и в реальности. Что может пойти не так, верно? Генри Грин уходит перебирать очередные бумаги, заместо него из-под дивана приходит новая бутылка рома, после которой у Джейкоба в голове остается только звенящая пустота. Лондон, Уайтчепел, братство, чертовы тамплиеры, Висельники, Грачи, пабы и драки стенка на стенку... Месяца не прошло. Какого черта все уже стало таким... скучным? *** Утро бьет в глаза безжалостным солнечным светом и таким же безжалостным похмельем. Джейкоб неохотно принимает вертикальное положение, чертыхнувшись, потирая болезненно пульсирующие виски ладонями. Зрение не сразу фокусируется на убегающем за окном горизонте. Лондон — не Кроули. Как же. Что одно, что второе — глубокая, зловонная... — Джейкоб, — Генри Грин стоит, прислонившись боком к пустому книжному шкафу. По его лицу нельзя предугадать степень раздраженности, впрочем, Фрай уже успел привыкнуть к этой его черте. Тем лучше. Меньше будет мучить совесть, когда Джейкоб спихнет ассасина с очень важными поручениями куда подальше и улизнет стреляться с тамплиерами в Сити... — Не надо на меня смотреть, будто бы я тебе денег должен, Генри, дружище. Я точно помню, что пил вчера за свой счет, — он решает прервать затянувшуюся тишину и приступить к выполнению плана под названием: "Очень интересно, да-да, расскажи это Иви". Но Генри только тяжело выдыхает и смотрит, как на маленького ребенка. Маленький ребенок смотрит в ответ и явно ждет какой-то иной информации, помимо строгих родительских взглядов. — Мы вчера договорились, что направимся освобождать детей с завода в Ламбете, — медленно выговаривает мистер Грин, пытаясь воззвать к памяти Фрая. Тот надевает на себя маску глубокого просвещения, потом такого же глубокого непонимания, выдыхает, невинно улыбается и снова принимается бурить лондонского ассасина осоловелым после бессонной ночи в объятьях алкоголя взглядом. Генри ждет какой-то иной эмоции на лице собеседника еще секунд тридцать, потом поворачивается к выходу. — Ладно, сам справлюсь. А ты проспись хорошенько, твоя помощь еще понадобится. Джейкоб блаженно откидывается назад, раскидывая руки, как только спина Генри исчезает в другом вагоне. Поезд замедляет ход. Еще каких-нибудь шесть сотен метров — и весь поезд останется в его полном распоряжении. Это ли не счастье? Можно будет открыть новую бутылку, неспешно избавиться от похмелья, переведя его в замечательное начало новой пьянки, высадиться где-нибудь в Уайтчепеле, собрать там Грачей и уйти наводить шорох на ослепленных безнаказанностью Висельников. И может тогда эта тоска заменится уже на ощущение, возникающее где-то в районе ахиллесовой пяты перед самым прыжком хищника... Поезд с утробным гудящим звуком въезжает на станцию, щедро выдыхая из топки клубы белого дыма. — Да черт возьми, — Джейкоб подскакивает с дивана, подхватив помятый плащ, и, наспех натянув его на себя, в последний момент выскакивает из поезда под обескураженными взглядами ожидающих на перроне англичан. — Все-таки решили составить мне компанию, мистер Фрай, — улыбается Генри, когда ассасин неуклюже приземляется рядом с ним. — Душа требует действий, — отшучивается тот. Короткая пробежка по крышам выбила остатки утренней разморенности, и Грин даже подмечает постепенное возвращение трезвого рассудка на лицо своего названного брата. Впрочем, вместе с ним под воздействием пронизывающего ветра и характерных запахов бедных кварталов Лондона возвращается и характерное недовольство, которое может смениться как желанием помочь всем здешним обитателям, так и желанием поскорее напиться до одного с ними уровня. Никогда нельзя угадать. — Так что там про детей? Я прослушал... — прерывает младший Фрай философские рассуждения своего невольного попутчика, неловко почесывая затылок. Приходится по второму кругу излагать план мисс Фрай, для которого просто необходима информация, которую может предоставить только Клара О'Ди в обмен на вызволение детей с завода в Ламбете. Нужно сделать все быстро и тихо, потому что информация — товар скоропортящийся, а Люси Торн подбирается к искомой Частице Эдема куда быстрее них... Генри Грин нарочно избегает заунывных подробностей, за что Джейкоб ему почти благодарен. Но только почти. Его мысли, даже при всем старании мистера Грина, витают очень далеко от их диалога. Причина этого проста и понятна — вокруг до чертиков много Висельников. Приходится плутать по темным закоулкам, воровато осматриваясь и пригибаясь все ближе к земле. Джейкоб чувствует, будто по его оголенным нервам проводят смычком от скрипки, уверенно нажимая в самых громких местах струны. Разбуженный этой мелодией хищник внутри мужчины довольно урчит и водит носом, стараясь определить источник этой притягательной опасности. Он чувствует рядом гнездовище. Самый эпицентр зла, где можно выпустить в землю когти и, уже не скрываясь от законов и морали, напиться чужой крови в месте, где каждый знает правила этой игры... — Мы на месте, — голос Генри так некстати возвращает Джейкоба в его собственное тело, уже готовое к желанному прыжку. Джейкоб без особого энтузиазма осматривает возвышающееся перед ними красное кирпичное здание с волчьей пастью на фасаде. Ничего нового, ничего сложного. Ассасин сжимает пальцы рук, затем вытягивает их перед собой до приятного хруста. Хищник внутри решает, что совершенно не важно, в какой обстановке бить морды недругам. Это решение почти делает этот день прекрасным... — Я отвлекаю их на себя, ты... — начинает было Фрай, снисходительно улыбаясь Генри, но тот качает головой, натягивая на себя то самое выражение лица, после которого заканчивается все самое веселое и начинаются лекции про план, стратегию, кредо и братство. — Нельзя поднимать шум, здесь рядом их убежище, — сообщает Грин. — Если они поднимут тревогу, — он кивает на огромный колокол в глубине фабрики, — сюда сбегутся все Висельники Ламбета. — Так нам только это и... — снова воодушевляется Джейкоб, уже поворачивая носки обуви в сторону главного входа. — Там дети, они могут пострадать! — строго заявляет Генри, подхватывая Джейкоба под локоть. Тот давится очередной тирадой и качает головой, решив, что этот спор ни к чему хорошему не приведет. Примирительно вскинув ладони, он уверяет Генри, что будет самым тихим главарем банды во всей Британии. Тот в ответ только снова делает вид, будто верит ему на слово. Как бы то ни было, Джейкоб вполне тихо влетает в распахнутое окно второго этажа, резво хватает за грудки не успевшего должным образом отреагировать стрелка и с размаху впечатывает его в каменную стену. Выбитый из легких бедолаги воздух расчерчивает ледяные полосы на открытой шее ассасина, ни на грамм не отрезвляя, а только добавляя ярости в и так переполненный ею рассудок. Два рубящих удара кукри — и Висельник корчится на полу в бесшумных судорогах, а Фрай ловко цепляется за перила и, пружиня на них, запрыгивает на третий этаж, приземляясь в двух метрах от следующей жертвы. Та оказывается куда проворнее предыдущей и с легкостью уходит от наспех выполненного замаха, без промедления одаривая Джейкоба сильным ударом в грудину. Болевой спазм не позволяет тому увернуться и от следующей атаки. Второй удар приходится точно в челюсть, и Джейкоб плашмя падает на подвернувшиеся деревянные ящики. Он откашливается от строительной пыли и перекатывается вбок, стремясь увеличить расстояние до противника и подняться на ноги. Тот пользуется этим моментом, чтобы вытащить нож и отпустить пару скользких шуточек о физическом состоянии своего будущего убийцы. Убийца не дает второго шанса наградить себя еще парочкой синяков и колото-резаных ран, уходя от прямого удара ножом, перехватив руку нападающего, дергает на себя, чтобы его лицо оказалось ниже уровня живота, с силой ударяет коленом. И тут уже не важна степень точности. Второй подобный удар выбивает из Висельника всю прыть, так что Джейкоб с легкостью укладывает его на лопатки и добивает ударом скрытого клинка. Произведенный ими шум привлекает еще двоих громил, один из которых, не задумываясь, кидается вперед, стремясь загнать ассасина в угол, ограничив свободу передвижения. План работает ровно до тех пор, пока закаленный в боях с теми, кто крупнее него, Джейкоб не проскальзывает под его правой рукой, крепко сжимающей нож, и проворачивается за спиной, всаживая клинок между шейных позвонков еще до того, как второй громила подбирается достаточно близко для удара. Который, тем не менее, почти застает его врасплох. Ассасин оказывается зажатым в узком проходе между этажами, с одной стороны заваленном ящиками. Громила, оценив положение соперника, как плачевное, не спешит бросаться в бой. Он ждет от Джейкоба первого удара, слишком слабого из-за неудобного положения. И опьяненный жаром схватки Джейкоб с радостью ему этот удар предоставляет. Его рука мгновенно оказывается в захвате громилы, а остро наточенный нож без промедления метит прямо в беззащитный живот. На уровне звериных инстинктов ассасин импульсивно дергается влево, избегая серьезных повреждений. Нож ощутимо очерчивает острым краем полосу по плащу, разрезая слои одежды вместе с кожей. Джейкоб шипит и, подтягиваясь на захваченной руке, с размаху бьет нападающего коленом в живот. От неожиданности тот ослабляет хватку. Почувствовав свободу, Джейкоб не глядя отступает, вернее, отлетает от него, хватаясь за обожженный металлом бок, потеплевший от крови. И, на свою беду, натыкается спиной на низкие перила, ограждающие его от пропасти. Висельник быстрее него оценивает ситуацию. Свободной рукой он хватает дезориентированного противника за горло, почти перекидывая его через железный поручень вниз, а ножом вновь целясь тому в живот. Джейкоб из последних сил перехватывает руку с ножом, уводя ее в сторону, а сам не без труда — пальцы на горле оставляют горящие синяки — подскакивает вверх и, прочертив наугад воздух скрытым клинком (противник рефлекторно уклоняется, ослабив хватку), перевешивается через перила, соскакивая на этаж вниз. В своем воображении соскакивает. В реальности же наугад хватается рукой за железную трубу, со всего маху ударяясь поврежденным боком о кирпичную кладку, от боли разжимает пальцы и падает спиной на твердый пол первого этажа. В десяти метрах от него возвышается сигнальный колокол. Десяток осоловевших от подобной наглости Висельников возвышаются куда ближе. Джейкоб предпринимает попытку встать под оглушающий свист и крики "бей его!". Попытка, на счастье, оказывается куда удачнее всего предыдущего боя. И всего последующего, как можно предположить. Кровавое пятно неприятно теплеет под разодранным плащом, теперь только сковывающим движения. Дыхание, выбитое неудачным приземлением, никак не желает приходить в норму. Но это вынужденное удушье почему-то только подстегивает двигаться дальше, действуя на захваченный болью разум похлеще опиатов. Висельники, на свою беду, дают Джейкобу еще пару мгновений, чтобы успеть вытащить кукри и тут же садануть им по плечевому суставу слишком резвого самоубийцы, вторым взмахом раскраивая ему череп. Это, безусловно, остужает пыл остальных нападавших. Ассасин пользуется их временным оцепенением, чтобы кинуться в самую гущу событий. Это странно и необъяснимо, но Джейкобу всегда проще разбираться с разъяренной толпой, чем с одиночным нападающим, способным трезво оценить свои собственные возможности, не перенося ответственность за исход схватки на плечи товарищей. Такой себе хищник-чума, теряющийся в бою на равных. Как бы этот факт ни злил его в прочих ситуациях, в данной же он скорее продлевает жизнь незадачливому ассасину, окруженному распаленными и вооруженными до зубов головорезами. Он кружит вокруг собственной оси, весь обращаясь в зрение. Следующий нападающий, вполне предсказуемо, отваживается напасть, когда Джейкоб оказывается в своей незамысловатой пляске к нему аккурат спиной. Одновременно с ним вперед кидается еще один смельчак. Легко увернувшись от обоих атак, ассасин по широкой дуге размахивается кукри по грудной клетке первого нападающего, пропахивая глубокую борозду, тут же плечом толкая его в сторону замешкавшегося товарища, повалив его на пол и мгновенно добив четким ударом ноги в челюсть. Зверь внутри Джейкоба прогибает спину и сипло втягивает воздух всей грудью. Толпа приходит в движение, наконец почуяв запах крови сородичей. Теперь приходится рубить не задумываясь над своими действиями. Он ошибается, чудом избегает или не избегает выскальзывающих тут и там лезвий, спотыкается о поваленных им же висельников, бьет наугад, не глядя, двумя руками. Впивается всеми углами своего тела в твердые тела, которым не посчастливилось подвернуться ему на пути. Боль от ударов пронизывает все его естество, и каждый новый не приносит ничего нового в общую картину агонии. От очередного глухого удара в голову он почти покачивается, трезвеет ровно на то мгновение, чтобы увидеть особо смышленого Висельника, пробивающегося к сигнальному колоколу. Джейкоб прорывается вперед, так некстати натыкаясь на летящее в него колено и отлетая на добрых четыре метра от заветной цели. Внутри все холодеет. Он предпринимает новую попытку подняться с пола, но это все равно бесполезно. Трое головорезов преграждают ему дорогу. "Последние трое", — с сожалением отмечает Джейкоб, но за доли секунды до оглушающего звона прямиком в лоб Висельника впечатывается метательный нож, опрокинув его навзничь. Колокол молчит, а обескураженные таким поворотом событий противники пропускают серию ударов. С двумя Джейкоб расправляется сам, третий тоже ловит острое лезвие в голову и опускается на землю. Следом за ним откуда-то сверху опускается не совсем довольный Генри Грин. Джейкоб не смотрит на него, чувствует каким-то десятым чувством защищенность, наверное. Только сам опускается на сбитые в кровь колени, а затем и вовсе падает плашмя, сжимая зубы от внезапно подкатившей к самому горлу боли. — Это было тихо, — собственный голос звучит сорванно, хрипло и откуда-то издалека. А прерывающийся сдавленным кашлем смех и того дальше, но Фрай все равно улыбается во все тридцать два, — и очень весело. А дальше мир отъезжает во мрак. *** Они прячутся на чердаке жилого дома, чьи жильцы опрометчиво оставляют окна открытыми даже в битком набитом ворами и головорезами квартале. Горизонт теряет последние свидетельства уходящего дня. Перевязанный Джейкоб сидит на собственном изодранном в клочья плаще и мечтает напиться в ближайшем пабе, чтобы унять уже порядком надоевшую боль в боку. Генри Грин ходит из стороны в сторону, издевательски скрипя старыми досками. На его лице бушует смесь из плохо скрываемого раздражения и отчаяния. — Это ты называешь "хорошо сработано"? — прерывает он затянувшееся молчание. Джейкоб закрывает глаза и устало выдыхает сквозь зубы. Как будто с сестрой на задание выбрался, честное слово. — Вместо обдуманного скрытного проникновения влетаешь без разбора в окна, целишься прямиком в лицо противнику, крушишь все вокруг себя! С какой целью? Быстрее отправится на тот свет? Знаешь, Джейкоб, в следующий раз меня может не оказаться рядом, чтобы прикрыть твою спину... — Значит, я выкручусь сам, — разводя руками, парирует Фрай. Больше для того, чтобы прервать эту весьма познавательную лекцию про инстинкт самосохранения. — А если не выкрутишься? — Значит, помру, — он поднимается с пола, опираясь на собственные ноющие колени. Выпрямившись во весь рост, отводит назад плечи, разминая и растягивая их после вынужденного бездействия. Оценив собственное физическое состояние и признав его вполне пригодным для побега из-под опеки лондонского ассасина, Джейкоб направляется к открытому окну. — Слушай, я не в первый раз бываю в подобных переделках! — Я едва успел вывести детей! — Но успел — в этом и был план. — У тебя не было никакого плана, только желание покрасоваться кулаками, — голос Генри срывается на почти отчаянный крик. Джейкоб застывает, вцепившись сбитыми пальцами в подоконник. "Переходите все рамки, мистер Грин", — сокрушенно ухмыляется он и одним четко отработанным движением опускается на мощеную улицу. Генри, оказавшись в компании звенящей тишины, тихо чертыхается и опускается на колени перед оставленным Джейкобом плащом. Не часто он бывал в ситуациях, где был одновременно всецело прав и так сильно ошибался. Младший Фрай, без всяких сомнений, талантливый ассасин. Талантливее всех, кого тот когда-нибудь знал /даже без оговорок про существование Иви/. Но что-то ему мешает. И Генри Грин прекрасно знает, что именно. Чувство неуверенности в себе и своих силах, задушенное им самим с таким трудом, горит в Джейкобе Фрае поярче пушечного пороха. Ему просто необходимо показать себя, отличиться хоть в чем-то, помимо рядовых убийств почти безоружных и не готовых к атаке тамплиеров. Поднять шум, повести за собой людей. Почувствовать себя на своем месте. Грин подхватывает плащ и перемахивает вместе с ним через низкий чердачный оконный проем. — Джейкоб? — особо не надеясь на успех, кидает он в вечерние сумерки. Пустующая улица отвечает напряженным молчанием. Ассасину это кажется подозрительным. Будто бы Фрай, покинув переулок, утянул вслед за собой все дворовые драки и пьяные споры. Самому Фраю, оседлавшему холодный кирпичный парапет на самой дальней от лондонского ассасина крыше, ничего уже не кажется. Ледяной воздух проникает в легкие слишком быстро, заставляя тяжело кашлять и греть нос в распахнутых ладонях. Холодно. Холоднее, чем надо. Но злость почему-то совершенно не спадает. Даже наоборот. Еще кровоточащие костяшки пальцев жаждут новых вспышек боли. Приходится подниматься с места и искать новых приключений. Даже не жалко, что на трезвую голову. Как на зло, ближайшие подворотни поражают Джейкоба отсутствием враждебных Висельников. Те как будто нарочно прячутся от него на людных проспектах или рядом с полицейскими патрулями. Последние редко останавливали Фрая от желаемой расправы, но сегодня ему не хочется еще раз светиться. Генри с Иви и без того считают его бесполезным балластом. Надо сделать что-то полезное. Причем у всех на виду. Улучшить имидж лондонского братства и одновременно набить морду какому-нибудь выскочке. Идеально. И пусть теперь хоть попробуют сказать, что у него нет плана. Джейкоб быстро вдохновляется своей идеей и решает подняться на крыши, чтобы лучше обозревать плачевную ситуацию, в которой увяз этот город. И открывшаяся картина, наконец-таки, начинает казаться ему странной. Висельники, собравшись в группы по три-четыре человека, патрулируют — наверняка именно патрулируют — каждый уголок Ламбета, словно что-то вынюхивая или охраняя. Джейкоб не тратит много времени на попытки угадать причину. Он просто забрасывает шэнбяо на ближайший карниз и легко приземляется на соседнее здание, воровато прячась за широкой каминной трубой. Поверх аккуратной рыжей черепицы ему открывается прекрасный вид на двух стрелков, рассевшихся на специально выстроенных деревянных подмостках соседнего дома. Они обсуждают недавнее нападение на доверенный им завод, совсем не замечая, что в двух шагах притаился виновник их бед. — Клетус потребовал сверху еще людей. — Не думаю, что кто-то всерьез печется об охране этой дыры. — Не скажи. Час назад прибыл кто-то... — один из собеседников прерывается на полувздохе, слышится легкое копошение. Джейкоб нетерпеливо выглядывает из своего укрытия. Стрелки все так сидят на своих позициях, но возникшее между ними напряжение можно резать ножом. Или кукри. — Кто-то совсем сверху. Фрай слышит в голове звук, напоминающий праздничный выстрел из всех пушек Тауэра одновременно. Хоть раз в жизни ему действительно везет. Тамплиер, явно ответственный за этих беспринципных головорезов, на расстоянии вытянутой руки. Только хорошенько замахнись для удара — остальное сделает скрытый клинок. На обдумывание более подробного плана действий просто не остается терпения. Ноги сами пружинят от крыши, клинок сверкает на шеях так некстати погрузившихся в свои мысли стрелков, как искусное ожерелье, обрамленное гранатами крови. Тела бесшумно, не без помощи ассасина, опускаются на подмостки. Лишний шум сейчас ему совсем не нужен. Нет, сначала он подберется максимально близко к жертве, а уже потом устроит хорошее представление. Кровля почти не бренчит под ногами. Еще двое часовых отправляются на вечный покой, полностью передавая Джейкобу власть над крышами. Он смотрит, старается увидеть, понять закономерность, вычислить, куда пойдет его враг еще до того, как тот сам решит туда пойти. В одном из покошенных зданий переулка оказывается слишком мало людей. Всего по одному на этаж. Серьезно. Будто их не предупредили, с кем они имеют дело. Или действительно не предупредили? Джейкоба пьянит ощущение собственной безнаказанности. В переносице застревает железный запах чужой крови, отсыревшего дерева, печного дыма и... чего-то еще. Чего-то чуждого, но одновременно великолепно вписывающегося в картину покосившегося бандитского логова. Хищник внутри раздувает ноздри и утробно рычит, почуяв достойную добычу. Ассасин цепляется за этот запах, как за стрелку компаса, и мягко перекатывается по деревянному настилу в соседний дом. Там его встречают уже двое Висельников, слишком увлеченных обсуждением новых распоряжений, даже чтобы заметить позади себя выпрямившегося в полный рост мужчину. Первого он перехватывает за шею, прижимая клинок вплотную к живому пульсу, почти нежно проводя по нему лезвием. Второго, успевшего оценить расправу над товарищем, грубо отталкивает плечом к стене, буквально пригвождая ударом между ключиц. Тот только и успевает, что схватиться за железный наруч и медленно осесть на пол, не издав ни звука. Это можно сравнить с охотой. Джейкоб крадется вдоль стен, зрачки дергаются в свете редких свеч. Удары гибкого и сильного тела с успехом компенсируют всего один коготь, без промаха разрывающий беззащитные глотки. Но, как и зверю на охоте, ему становится невообразимо скучно идти по постоянно обрывающемуся следу, не встречая ни цели, ни достойного сопротивления. Если здесь и был кто-то из тамплиеров, он давно скрылся, оставив своих подопечных на растерзание распаленного Джейкоба. На последнем этаже одного из уже опустевших домов обнаруживаются те самые письма с распоряжениям, о которых говорили Висельники. Фрай бегло осматривает свои трофеи и, убедившись в их ценности, воровато прячет во внутренний карман жилета. Неплохая компенсация за потраченные силы. Во всяком случае, теперь Иви ненадолго от него отстанет, занявшись отслеживанием особенно тщательно охраняемых районов города. Джейкоб уже было наводит шэнбяо на крышу соседнего, не принадлежащего банде дома, когда снизу слышатся приглушенные крики и чересчур властные приказы. Джейкоб любит людей, отдающих приказы. Их убийство всегда делает этот мир чуточку лучше. Клетус Стрейн, обвешанный с ног до головы дымовыми бомбами, гневно вышагивает по внутреннему двору, осматривая разодранные глотки своих подчиненных. Скудные остатки банды Ламбета жмутся друг к другу, предусмотрительно поглядывая на крыши. Кто посмелее, рассредотачиваются по площади, заглядывая за углы, стремясь найти ассасина раньше, чем тот нанесет удар. — Проклятье, — слишком спокойно изрекает Стрейн, восседая на корточках возле трупа. — Стоило Роту только свалить... — он сплевывает и поднимается. — Итак, остолопы. Если мы в ближайший час не найдем виновника, все пойдем на перегной. Приказ ясен? — в воцарившейся тишине Висельники подавленно кивают, разбредаясь патрулировать район, все еще стараясь держаться большими группами. Клетус удовлетворенно кивает сам себе. К нему подходит один из оставшихся головорезов. Джейкоб, пытаясь подслушать разговор, спрыгивает с крыши и прячется за прогнившими досками покосившегося забора. До его вынужденного укрытия долетают лишь обрывки фраз, это нервирует, но продвигаться ближе опасно, и приходится довольствоваться блаженным неведением. "... найди и сообщи...", — заканчивает Стрейн, и Джейкоб ликует — ему сегодня слишком везет. Висельники сами приведут его к своему главарю, осталось заручиться терпением и проследить за гонцом. Но то ли паренек оказывается слишком умным, то ли Фрай, выдохшийся за столь насыщенный день, совершает глупые ошибки. Ровно через два квартала, аккурат в проулке, в тени которого Джейкоб решает притаиться для слежки, чересчур активно мотающий головой по сторонам гонец буквально носом в него впечатывается. Они обмениваются короткими злыми взглядами, и в ассасина в очередной раз летит нож. Тот легко от него уходит, уже решив, что преимущество в бою окажется в его руках, но Висельник и не думает переходить в стадию открытого боя. Он легко отскакивает на почтительное расстояние и, убедившись, что его противник принял боевую стойку, пускается наутек. Джейкоб оказывается полностью обескуражен подобным нахальством. Прорычав что-то совершенно нецензурное, он бросается вслед за своей жертвой, только чтобы обнаружить ее в компании еще пяти обозленных Висельников. Ему определенно сегодня слишком везет. Здравый смысл робко предлагает по-тихому скрыться хотя бы в той же подворотне — Джейкоб Фрай уже сжимает ловко выуженный из-за пояса кукри, с обаятельной улыбкой приглашая этих любезных джентльменов на танец. Раз уж скрытная операция в очередной раз оборачивается мордобоем, грех упускать столь чудный шанс повеселиться. Сердце стучит в висках, каждый шаг Висельников, постепенно окружающих Джейкоба, добавляет в этот рваный ритм свою ноту. Он знает, как надо танцевать под эту мелодию. Головорезы решают не размениваться на мелочи — трое за раз кидаются вперед с разных сторон, намереваясь задавить противника количеством. Время замирает на миг, достаточно длинный, чтобы зафиксировать в голове траекторию их ударов. Джейкоб кидается в сторону, легко перекатываясь по земле и оказываясь за спиной одного из атакующих, тут же с размаху впечатывая кукри ему в поясницу. На подмогу товарищу бросается еще один смельчак, целя ассасину в голову. Тот перехватывает Висельнику руку и, перекрутив ее за спину, уверенно толкает прямиком под удар его же товарища. Нож входит тому в живот. Джейкоб пользуется паникой неудачливого нападающего и ловким движением левой руки впечатывает скрытый клинок ему в гортань. Оставшаяся тройка, вдоволь налюбовавшись зрелищем, не спешит заканчивать свой жизненный путь на этом тротуаре. Поэтому мешкают, предоставляя ассасину отличную возможность самому подбирать удачный момент для удара. И тот не заставляет себя долго ждать. Один из Висельников, совсем неумело переставляющий ноги в попытке зайти ему за спину, неудачно цепляет подошвой щербатое дорожное покрытие. Джейкоб оказывается рядом за сотую долю секунды, заботливо подставляя клинок, чтобы тот ненароком не свалился в уличную пыль и грязь. С этой же целью он откидывает бедолагу, уже хватающегося за распоротую шею, в объятья подоспевшего товарища и, пока товарищ испуганно таращится на истекающее кровью тело, повисшее на нем, бросается к третьему Висельнику, замахиваясь скрытым клинком. Тот, уходя от атаки, совершенно забывает про холодное оружие во второй руке ассасина. И тут же расплачивается за свою плохую память глубокой раной поперек грудной клетки, рефлекторно хватается за распоротую одежду, отшатываясь от нападающего. Не собирающийся останавливаться на достигнутом Джейкоб еще раз замахивается клинком, в этот раз попадая точно в шею противника. Тот уже ни за что не хватается, а просто медленно оседает на землю. Ассасин помогает ему, подтолкнув ногой в сторону последнего Висельника, уже совершенно потерявшего всякое желание драться. Джейкоб, возвращаясь в боевую стойку, доброжелательно улыбается и приподнимает брови, как будто бы извиняясь перед бедолагой за разбитую вазу, а не за окровавленные трупы его друзей по банде. Тот не выдерживает этой экзекуции и, еще раз шокировано оглядев своих убитых товарищей, пятится назад, выставив вперед руки. А потом и вовсе пускается наутек, спотыкаясь об собственные ноги. Фрай закатывает глаза и лениво отправляет вдогонку метательный нож, пронзающий тому спину ниже лопаток и безошибочно сваливающий с ног. Уже окончательно. Джейкоб лишний раз оглядывает улицу в поисках желающих получить нож в лоб или в спину и, не найдя таковых, удовлетворенно выдыхает. Тело приятно ноет, от прежней острой боли в травмированном боку не остается и следа. Ярость боя постепенно отпускает, заместо нее приходит усталость. Мир вновь собирается в одну цельную картинку. Джейкоб только думает, что приключений с него сегодня точно хватит... ...когда откуда-то сбоку раздается одобрительный оклик и аплодисменты. Ассасин резко оборачивается и замирает на месте, натыкаясь взглядом на совершенно сумасшедший блеск по-кошачьи зеленых глаз. — Что за схватка, мой дорогой друг! — восклицает их обладатель, раскидывая руки и подходя к ошеломленному ассасину на непозволительно близкое, для человека при здравом рассудке, расстояние. — Как так получилось, что мы еще не знакомы?!