Холодный Пепел[ПЕРЕПИСЫВАЕТСЯ]

Просторное помещение было погружено в полумрак. Даже множества окон было недостаточно для того, чтобы лучи солнечного света в должной мере осветили такую большую комнату. Почему же? Да потому что время было уже достаточно поздним и солнце давно село, уступив место постепенно появляющимся звёздам! Частично с задачей должна была справляться люстра, подвешенная на высоком потолке, и немногочисленные лампы, однако нельзя было не отметить, что свет, исходящий от них, был достаточно приглушённым и тёплым. Зато уж точно нельзя было пожаловаться на то, что он слишком холоден и отдаёт бледно-голубым оттенком… В основном свет сосредоточился у большого стола, расположенного в середине круглого помещения. Здесь он, конечно, был ярче, но и остальную часть комнаты можно было в какой-то мере разглядеть. Так, нельзя было не заметить, что почти все стены кабинета увешаны многочисленными портретами его предыдущих владельцев. Стены же слева и справа от стола были уставлены шкафами, полными довольно старинными, если не древними, фолиантами. Кругом было достаточно много столиков, на которых стояли занимательные устройства, должно быть, магического характера. На столе находилась жёрдочка, где восседала птица удивительно золотисто-красного оперения. Словом, кабинет был полон множества вещей, которые могли бы заинтересовать даже его постоянного «обитателя». Но директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс, казалось, не замечал всего, что его окружало. Он сидел за столом, задумчиво глядя в произвольно выбранную в пространстве точку. О чём размышлял Альбус, было известно лишь Мерлину. И самому Альбусу. Это был достаточно пожилой, но полный жизненной силы волшебник. Наверное, при одном только взгляде на этого человека в голову приходила мысль о том, что он, пожалуй, переживёт всех на свете… Длинные седые волосы были прикрыты колпаком. Отливающая серебром борода директора была собрана в аккуратный хвост. Дамблдор был одет в простую мантию серого, немного отливающего голубым цвета. Глаза директора тоже были голубыми. Но не такими яркими, насыщенными, как чистое небо в тёплую, безоблачную погоду. Нет, они были, напротив, холодны. Сейчас, когда Дамблдор находился наедине с собой, — если, разумеется, не считать за компанию феникса, — это было особенно заметно и даже немного устрашающе. Взгляд его застыл и, казалось, угрожал уничтожить всё встречающееся на своём пути, преодолевая стекла очков-половинок. Он определённо был тяжёлым: особенно сейчас, когда Альбус был чем-то обеспокоен. Какое-то время он сидел в таком положении, но затем как будто неожиданно о чём-то вспомнил. Внезапно директор резко вынырнул из своих мыслей, слегка вздрогнув, как бы вернувшись к действительности, и потянулся к одной из книг, лежащих на столе. В ней ежегодно обновлялись списки поступающих в Хогвартс. Стоит отметить, что книга была весьма увесистой. Должно быть, поэтому Альбус решил даже не предпринимать попытки оторвать её от поверхности стола. Дамблдор открыл её и не спеша стал перелистывать страницы, пока не добрался до нужной. Проводя глазами по строкам, он чаще встречал уже давно знакомые фамилии и без малейшей доли интереса продвигался дальше по списку. Но стоило директору встретить какую-то новую, не встречавшуюся ему ранее фамилию, как он мгновенно останавливался и старался её запомнить. Наверное, даже не совсем так. Он старался её запомнить и как будто выбрать кого-то. Кого? Зачем? Опять же, знали об этом лишь Мерлин и сам Дамблдор… Белл, Грейнджер, Дэвис, Эндрюс, Моро, Пирс — всё это фамилии, на которых директор на пару секунд задерживал свой взгляд. Вероятнее всего, это были магглорождённые волшебники. Это было, наверное, самым очевидным сходством. Однако очень сомнительно, что Альбуса заинтересовало именно это. А даже если и это… Зачем? С какой целью? Для чего? Жаль, что нельзя посмотреть, что творится в голове директора и понять его мотивы… Изучив списки, Альбус закрыл книгу и вернул её на место. Затем он посмотрел на часы, снова о чём-то задумался и кивнул своим мыслям. Кажется, директор кого-то ждал и в данный момент добавлял последние штрихи к модели своего поведения. И правда, через несколько минут камин вспыхнул ярким зелёным цветом и из него вышла невысокая полная женщина. Альбус словно вернулся в сознание и приветственно кивнул ей. Её можно было с уверенностью назвать обладательницей непримечательной внешности. Возможно, дело было в текущих обстоятельствах, в освещении, в каких-то других причинах. Но на данный момент не было ничего… особенного, яркого. Не было таких черт, глядя на которые можно было бы сделать вывод о натуре человека. Пусть это впечатление было бы обманчивым, стереотипным, но оно бы было. Здесь же нельзя было сказать ничего. Рыжие вьющиеся волосы, распущенные, длиной по плечи. Карие глаза, какие-то пустые, ничего не выражающие. Всё было каким-то нейтральным. Это даже немного устрашало. С уверенностью можно было сделать вывод только о материальном положении женщины. Она была одета в деревенском стиле. Платье в цвет её волос длины миди, украшенное каким-то незатейливым орнаментом. Тёплая вязаная кофта серого цвета с забавным поясом. Создавалось впечатление, что кофта вовсе не была серой, но стала такой с течением времени. Должно быть, у женщины были проблемы с материальным положением. На фоне пустоты её глаз и ужасающего спокойствия цветовая гамма одежды мигом превращалась в безликий серый. — Директор Дамблдор? Вы хотели меня видеть? — женщина посмотрела на него с нескрываемым любопытством. — Да. Я хотел бы попросить Вас о маленькой просьбе… Само собой, не за просто так… — Альбус решил сразу подчеркнуть, что она может рассчитывать на хорошее денежное вознаграждение при условии успеха в выполнении поставленной им задачи. — Всё, что Вам угодно, профессор, — женщина как-то по-особенному выделила слово «Вам», произнося его с почтением и даже подобострастием. Её взгляд был полон доверия и искренней преданности. Ничто в её виде не могло вызвать сомнения в её абсолютной лояльности директору. Должно быть, особенно внимательный наблюдатель счёл бы поведение женщины неестественным, её взгляд и выражение лица ненастоящим, фальшивым, будто бы она была… Заколдована? Как бы то ни было, было ясно, что женщина, несомненно, сказала чистую правду. Кристально чистую. Пожалуй, она с самого начала этого разговора была готова выполнить просьбу Дамблдора, но, когда речь зашла о деньгах, её решимость буквально перешла все границы. Казалось, если бы директор предложил ей, скажем, убить человека, она бы без раздумий сделала это. «Ради общего блага», разумеется. Впрочем, женщина понимала, что директор ни в коем случае не сказал бы ничего подобного. Он же так честен, порядочен, добр… В её голову никогда не приходили мысли подобного рода. И, ввиду определённых причин, никогда не пришли бы. Дамблдор мог с уверенностью сказать, что разговор обещает быть долгим. Довольно кивнув женщине, директор спокойно, неторопливо и убедительно продолжил: — Эта просьба касается Рона…

***

Остаток лета прошёл незаметно и, на удивление, спокойно. Основную часть времени мы с Алексом проводили в том самом сарае, читая учебники и предпринимая первые попытки практики магии. Странным было то, что Тереза перестала до нас докапываться, а вместо этого почему-то решила просто игнорировать. Ну и ладно, так даже лучше: меньше проблем будет. Оставшиеся июль и август мы были предоставлены сами себе: изучали книги первого курса, пробовали простенькие заклинания: такие, как Вингардиум Левиоса и Люмус. Кстати говоря, чары надзора за палочками, которыми нас так пугали, как оказалось, были несовершенны. Они начинали работать только с первого сентября и накладывались на территорию, где жили несовершеннолетние маги. Когда мы гуляли по Косой Аллее, об этом мельком упомянули какие-то старшекурсники. Далее опытным путём была доказана справедливость данного утверждения. Узнав эту новость, мы чуть ли не прыгали от радости, ведь это означало, что перед нами открываются практически необозримые горизонты практики. Одним словом, пока была возможность, мы с Алексом пользовались промахами такой системы контроля. Уже ближе к середине августа у нас определились предметы, которые получались лучше. Но, конечно же, не всё было так просто… Само собой, наши первые попытки что-то наколдовать были далеко не успешными. С первого раза вообще ничего не вышло ни у меня, ни у Алекса, но мы продолжали свои попытки. Получилось так, что мы в большей степени старались развиваться в двух направлениях: я — в Трансфигурации, а Моро — в Чарах. В итоге, к концу второй недели мы стали добиваться первых успехов: я, наконец, смогла заставить несчастную спичку превратиться в иголку, а Алекс поднял книгу. На самом деле, у меня что-то получалось и раньше, но часто это сопровождалось очередными приступами головной боли и потерей сознания, из-за которой заклинания не доводились до конца. Поэтому несчастным спичкам приходилось пребывать в каком-то промежуточном состоянии. Хотя, честно признаюсь, назвать их спичками после моих неудачных экспериментов можно было с очень большой натяжкой: скорее, это были не встречавшиеся ранее в природе «спиголки» или «игочки», какими бы бредовыми не казались эти названия… По другим предметам мы просто прочитали теорию, но и в неё, по правде говоря, сильно не вникали, руководствуясь тем, что всё равно этот материал нам расскажут и объяснят в школе. Хотя стоит отметить, что учебник по Зельеварению был воспринят с большим интересом, чем другие, и нам уже не терпелось поскорее начать применять теорию на практике. Однако в конце концов мы пришли к выводу, что это было бы слишком неосмотрительно: чего доброго, взорвали бы весь приют ненароком. Кстати, о приюте. Одним утром нам за завтраком сообщили, что через год он будет расформирован. Я понимала, что рано или поздно это произойдёт, и в какой-то степени даже ждала того момента, когда нам сообщат об этом, но… Я испытывала довольно смешанные чувства. С одной стороны, вроде и хорошо, что я попаду в семью, но, с другой, — это плохо, ведь я как-никак прожила здесь, в этом теле, целую жизнь. Или несколько месяцев. Впрочем, теперь эти несколько месяцев и были всей моей жизнью… Но до момента окончательного и бесповоротного прощания с приютом оставался ещё целый год, и поэтому сейчас об этом можно было не думать. Зачем самостоятельно создавать себе проблемы, если они и сами неплохо умеют появляться?.. Как и следовало ожидать, я отлично это понимала, но вот приводить в исполнение как-то не торопилась. Однако со временем мысли о предстоящем — хоть и нескоро — прощании с приютом переместились куда-то в подсознание, а затем, наконец, ретировались. Незаметно подкралась осень. Первого сентября мы с Алексом позавтракали, собрали чемоданы и, выйдя за территорию приюта, вызвали Ночного Рыцаря. Всю дорогу мы просто смотрели в окно и молчали. По правде говоря, можно было с таким же успехом смотреть в любую другую точку в пространстве: всё равно нас мало интересовало происходящее вокруг. Все мысли были поглощены предстоящим событиями. Их приближение одновременно радовало и пугало, хотя страх был явно неоправдан. Казалось, что эта поездка будет бесконечной, но уже двадцать минут спустя мы стояли у входа на Кингс-Кросс. На платформе толпилось много людей. — Ну и куда теперь? — Честно? Не знаю. Думаю, подходить к прохожим и спрашивать, где находится платформа 9 и три четверти, не имеет смысла. Нас просто примут за сумасшедших… — после фразы, брошенной Алексом, у меня в голове зазвенело, и я прислонилась к ближайшей колонне, закрыв глаза, — Джин? Перед глазами стали мелькать странные картинки. Это было похоже на огромный водоворот информации — не факт, что нужной. Наконец, во всём этом потоке сформировалось более-менее ясное воспоминание: рыжая женщина с детьми говорила про проход в колонне между платформами девять и десять. Ну зашибись! Спасибо, очень полезная информация! Тут дофига этих колонн! В какую из них мне стучаться? Или, может быть, лучше биться головой в каждую по очереди, чтобы наверняка? — Джин? У тебя снова?.. — Ищи рыжую женщину с детьми. Они должны знать. Моро уже был в курсе моей ситуации, поэтому достаточно спокойно отреагировал на ответ. Летом я рассказала ему про то, что иногда на меня накатывают «видения», которые зачастую имеют свойство сбываться. Кажется, он поверил. И даже не подумал, что я рехнулась. Задавать лишних вопросов тоже не стал. Конечно, о причинах возникновения таких способностей я рассказывать не стала. Здесь вообще было всего два варианта: либо солгать, либо промолчать в надежде на то, что эта тема как-нибудь сама закроется. Ни о каком третьем варианте, конечно, и мысли не было. Не говорить же ему, что я чёртов попаданец в другую Вселенную! Поэтому я решила не говорить лишнего. Мне показалось, что Алексу всё же стало любопытно — причём уже давно, — но он тактично промолчал и не стал озвучивать свои вопросы. Хотя, возможно, они всё ещё оставались открытыми. За эти месяцы я вспомнила относительно немного. Например, оказывается, у меня была аллергия на шоколад, а ещё я любила черный цвет. Да, информация, может, и не особо полезная, но это уже хоть что-то. Воспоминания об этом мире тоже проскакивали, но они были более размытыми и бессвязными. Таким образом, выяснилось, что эта Вселенная очень популярна, и главный герой — мальчик, который едет в Хогвартс, где каждый год находит себе приключения на одно место. Всё это очень странно, но, кажется, я действительно попала в сюжет какого-то фильма. Или книги. И что-то мне подсказывает, что мне предстоит принять в нём непосредственное участие, сыграть определённую роль. Только вот какую? Видимо, это что-то важное. Или нет. Я уже ни в чём не уверена. Из размышлений меня вывел Алекс. Он взял меня за руку и указал на семейство рыжих. Все они подошли к одной из колонн и поочерёдно прошли сквозь неё, исчезнув в неизвестном направлении. Хотя погодите. В самом что ни на есть известном! Проход на загадочную платформу 9 и три четверти был, наконец, найден. Мы с Алексом переглянулись и прошли следом. Всё кругом галдело. То, что не галдело, то квакало, мяукало или ухало. На перроне стоял невообразимый шум. Родители обнимали детей, прощались с ними, старшекурсники искали своих друзей, кто-то кричал, что тоже хочет поехать. Одним словом — полнейший дурдом… Мы с Алексом находились в самом эпицентре этого дурдома, и совсем рядом с нами я заметила мать рыжего семейства и паренька рядом с ней, примерно нашего ровесника. Они о чём-то оживлённо беседовали. Не знаю, почему, но мне показалось, что из их диалога можно было получить интересную информацию. Разумеется, подслушивать нехорошо, но если разобраться, кому от этого станет плохо? Правильно. Никому. А мне, возможно, даже принесёт какую-то пользу… Полностью их разговор услышать не удалось, но до меня всё же долетали какие-то обрывки фраз. — Рон, это очень важно… Дамблдор просил… Эта дружба для нас важна… Да и для мальчика… Всё это для его же блага… — на весь монолог матери мальчишка лишь молча кивал как болванчик. — Мам, я все понял, и подойду к этому очень ответственно, — мальчик уверял мать в полном и точном исполнении задачи. Ага, очень в этом сомневаюсь. Слово «ответственно» звучало как-то комично из уст этого товарища с простоватым, если не сказать глуповатым, выражением лица. Хотя вполне возможно, что я ошибаюсь и это впечатление обманчиво… Жаль, что я решила послушать их разговор так поздно. Вышло так, что я смогла разобрать только его логическое завершение. Мне внезапно стало интересно, в чём здесь дело. Понятия не имею, что это за задача. Может быть, на самом деле всё абсолютно банально? Скажем, мать посоветовала Рону завести в школе полезные знакомства, которые помогли бы ему в дальнейшей жизни. Никакого криминала. Хотя погодите… Тогда какое отношение к этому имеет Дамблдор? Если я ничего не путаю, это директор Школы. Зачем ему просить об этом Рональда? Это же исключительно в интересах четы Уизли и не касается директора. Конечно, можно предположить, что он является кем-то вроде друга семьи и искренне обеспокоен судьбой мальчика, но даже в таком случае пазл в моей голове упорно отказывался собираться. Женщина акцентировала внимание сына на том, что это нужно именно Дамблдору. Тогда я совсем ничего не понимаю! При этом возникает ещё уйма вопросов. Почему им так важно его мнение? Почему они собираются выполнить его просьбу и считают её важной? Я не думаю, что они относились к нему как к обычному директору школы. Даже для друга семьи было как-то слишком. Это нечто большее, чем просто уважение. Подобострастие? Пожалуй, даже лёгкие нотки страха? Очевидно, что директор имеет вес в магическом обществе. В его руках сосредоточена власть. Дамблдор — какой-то авторитет в Мире магии?.. Почему? Отлично, Джин. В твоём списке вопросов пополнение. Потом ты обязательно об этом вспомнишь. Чуть позже. В бесконечном потоке твоих мыслей какое-то лирическое отступление, слишком продолжительное даже для тебя. Пора с этим заканчивать. О чём я думала, до того как перешла к теме влияния директора на поступки рыжиков? Ах, да. Полезные знакомства. Когда наши рыжие товарищи затронули эту тему, ко мне вдруг пришло осознание того, что я фактически никто в этом мире. Нет, безусловно, в 11 лет дети мало что из себя представляют, но у многих здесь есть родители, которые уже принадлежат этому миру. По крайней мере, они находятся, грубо говоря, в «своём доме». Они здесь не чужие. Возможно, они знают друг друга, держатся все вместе, в узком кругу семейств, состоящих из волшебников. Интересно, сколько их вообще в мире? Не думаю, что прямо-таки много. Тогда, тем более, было бы логично, если бы они держались вместе. Забавно, но я даже не знаю, как они относятся к волшебникам, которые являются детьми нормальных, обычных людей, не обладающих магическими способностями. Как мне показалось при общении с МакГонагалл, — вполне нормально. Но наверняка всё индивидуально. Не было ни одной внятной причины, чтобы думать об этом, потому что в любом случае мне предстояло узнать ответы на свои вопросы в самое ближайшее время. И на собственной шкурке. Когда мы с Алексом подходили к поезду, меня даже охватило некоторое волнение, которое почти сразу исчезло, так как я пришла к выводу, что ни в коем случае нельзя показывать «врагу» свои страхи. Я не могу позволить себе проявлять волнение и неуверенность по отношению к будущим сокурсникам. Я должна выжить. Еле пробившись через всю эту толпу, мы залезли в вагон и начали поиск свободного купе. Нам повезло: оно попалось почти сразу. Разместившись в нём, Алекс взял свои учебники с зельями и окунулся в их изучение с головой, а я взяла свой «набор юного художника», который давно хотела использовать. Так как я не знала, что именно нарисовать, я набросала первое, что попалось мне на глаза, — Алекса. Получился он, кстати, неплохо: почти как живой. Нет, перспектива, конечно, всё ещё хромает, но уже точно меньше, чем тогда, когда я только начала «вспоминать». Эти кривые и непропорциональные деревья… Поезд тронулся, и, когда мы уже ехали по просёлочной местности, я неожиданно для себя спросила Алекса: — А ты когда-нибудь летал на самолёте? — Нет. А с чего бы такой вопрос? — Просто. Мне интересно. — Это как-то связано с твоими приступами? — Возможно. Я… Я не знаю. Рассказать или нет? На пару секунд в купе повисло молчание. Его можно было бы назвать неловким, но это было скорее напряжение. Оно было практически осязаемым, чувствовалось в воздухе. Может быть, на какое-то время я даже стала дышать реже. Я не могу сказать. Нет. Это одна-единственная тоненькая ниточка, связывающая меня с прошлым. Я довольно мало о нём помню, но всё равно это что-то очень личное. Оно словно лежит в маленькой закрытой коробочке, которая хранится где-то глубоко внутри. И ключевое слово здесь — «закрытой». Я не могу сказать, что не доверяю Алексу. Напротив, это, должно быть, единственный человек здесь, с которым я могу быть в той или иной степени открытой. Но… Наверное, всегда есть какие-то «но». Я даже не могу назвать чёткой причины, почему я не могу сказать правду. Просто не могу. Извините, закрыто! Или всё-таки нет?.. Чёрт, Джин. — Помнишь тот день, когда меня столкнули в пруд? — Ещё бы. Такой переполох был… — Алекс вдруг замолчал, словно обдумывал что-то, — Что ты имеешь в виду? — Перед этим я видела горящий самолёт, который падал в реку. В купе снова повисло молчание. Господи, ну и зачем я это сказала?! Меня резко накрыла слабость, стало клонить в сон, и что-то теплое потекло над губой и дальше, вниз по подбородку. Только не снова. Только не сейчас... — Саша! Едрит-мадрид, ты это видела?! Сколько пиротехники! А басы! Это было нечто, спасибо! — Помнится, ты говорил, что Rammstein — фигня, которую слушают только психи. Теперь ты тоже так думаешь? — Саша улыбнулась. — Нет, я так больше не думаю! Это действительно шикарная музыка, — молодые люди рассмеялись, — И двадцатку мне не жаль. — Конечно, после такого жалеть не будешь! А сувениры пусть и дорогие, но стоят того, — девушка приподняла пакет с находящимися внутри футболками, дисками и другими товарами с лейблом её любимой группы. Заметив, что друг начинает смеяться, она нахмурилась, — Ну не из Германии заказывать же! И ладно бы мы туда летали, но нас ведь туда не отправляют! — Да ладно тебе! Побываешь там ещё. Жаль, я раньше этой группой не увлекался. — Мой брат был на их первом концерте в России. У нас даже запись есть! — Дашь мне потом посмотреть? — Не проблема, — молодые люди снова рассмеялись, и парень взъерошил короткие волосы подруги, на которых уже было довольно большое количество снега. — Джин! Да чёрт возьми, приди ты в себя, Пирс! — голос раздавался словно сквозь толщу воды, было тяжело включить мозги и обработать поступившую информацию, — Только не хватало сейчас взрослых в этом балагане искать! — Не надо никого, — хрена себе, какой у меня убитый голос, — Что случилось? — Это я у тебя хотел спросить. У тебя, скорее всего, опять произошёл приступ, и ты вырубилась. Ты что-нибудь видела? — Нет. Ничего, — я решила промолчать о том, что видела очередные воспоминания о своей прошлой жизни. На сегодня, пожалуй, и так многовато откровений. Даже слишком много. По-хорошему, и тогда не надо было ничего рассказывать, ведь у меня теперь другая жизнь, но как вышло, так вышло. Забавно, но я не могу сказать, что не хочу, чтобы эти приступы продолжались. Может быть, из-за того, что они связывают меня с прошлым и подсознательно я не хочу с ним прощаться. С другой стороны, мало ли, какая информация там может быть и как она может помочь? Поэтому была и более прагматичная причина такого отношения к этим приступам. Итак, что мы имеем? Концерт Рамштайн в феврале 2012… Ну, теперь я хотя бы знаю свое имя. Саша. Александра. Слушала рок, была пилотом, любила рисовать, был друг. Лучший друг? Пилот? Вопросов больше, чем ответов, и это раздражает. Слишком мало информации. Раздался стук, и дверь в купе открылась: внутрь заглянула светловолосая девочка, сзади которой стоял мальчик с платиновой шевелюрой. И отчего он кажется мне таким знакомым? — Привет. К вам можно? Просто все остальные купе уже заняты… — Да, конечно, заходите. Алекс перенес вещи с одного дивана на другой, на тот, на котором сидел сейчас сам. Дети сели, и все стали заниматься своими делами. Я же просто сидела и старалась как можно меньше двигать головой, чтобы ноющая боль не превратилась в тираннозавра, пожирающего мой мозг. — Ты уверена, что точно всё в порядке? — с беспокойством в голосе тихо спросил Алекс. Видимо, выглядела я очень хреново. — Абсолютно. Только полежу немного, — я вернулась в горизонтальное положение. Да, так определенно лучше. Думать не хотелось совсем. — Тебе плохо? — девочка спросила меня с волнением. Хотя какое ей до меня дело, а? — Просто немного устала. Так много людей на вокзале. Непривычно. Ничего особенного, сейчас пройдет, — я даже выдавила из себя какое-то подобие приветливой улыбки. Но нет, она мне не поверила. Вот прям чую. — Я Дафна. Дафна Гринграсс. А это, — Дафна показала на своего собеседника, — Драко Малфой, — мальчик посмотрел на нас презрительным взглядом. Или попытался сделать его презрительным. Получилось довольно нелепо. — Александр Моро. Просто Алекс, — и через мгновение, вспомнив о манерах, добавил, — Рад знакомству. — Француз? — с плохо скрываемым любопытством спросил Малфой. Встретив непонимание на лице нового знакомого, он уточнил, — Это французская фамилия… — Нет, англичанин. Как и эта юная леди, — Моро указал на меня. — Я Джин Пирс. Тоже рада познакомиться. — Взаимно. После непродолжительной паузы разговор обещал возобновиться. Как бы блондин ни старался надеть маску безразличия, у него это не получалось. Малфой предпринял несколько попыток сдержать своё любопытство, но меньше, чем через пару минут, сдался и уже собирался о чём-то спросить, как дверь купе бесцеремонно открылась и незнакомая девочка с пышной копной каштановых волос без всяких предисловий затараторила: — Мальчик Невилл потерял жабу. Вы не видели жабу? — О, какие гости к нам пожаловали, — блондин было начал свою речь, и он был явно раздражён, если даже не больше. Кажется, тот факт, что кто-то прервал его ещё хоть и не произнесённый вопрос, не на шутку разозлил Драко. К тому же, мне показалось, что он уже был знаком с этой девочкой, однако я не думаю, что знакомство было приятным... Возможно, ситуация близилась к своей логической развязке — пусть небольшому, но всё-таки скандалу, но Малфой был внезапно прерван моим другом: — Нет у нас никакой жабы, — Алекс с явным раздражением сообщил об этом девчонке. Похоже, его тоже слегка задело отсутствие у незнакомки малейшего представления о таких банальных правилах этикета, как необходимость начать разговор с приветствия и представиться. Отчасти на поведение Алекса оказал влияние и тот факт, что мы находились в компании малознакомых людей. Да и за время, которое мы добирались до купе, вполне можно было устать от этой толпы. На лице девчонки отразилось непонимание и… Обида? Она была растеряна. Кажется, она не могла представить, что в мире существует хотя бы один человек, не горящий желанием оказать ей посильную помощь. Должно быть, она рассчитывала на то, что, помимо незамедлительного ответа на поставленный вопрос, все обязательно должны были сказать пару фраз, полных сочувствия к бедному и несчастному Невиллу, с которым так жестоко обошлась судьба, отняв у него маленького зелёного друга. После этого, само собой, нужно было предложить свою помощь в поисках. Только вот никто никому ничего не был должен. Возможно, если бы не было этой психологической установки, что все должны, обязаны что-то сделать, действительно возникло бы искреннее желание помочь. Вместо этого реакция на такое наглое обращение была вполне ожидаемой… Увидев, что девочка находится в смятении, я почувствовала к ней некоторую жалость, но это не изменило моей изначальной позиции. Она застыла в дверях и, видимо, до сих пор не могла осознать случившегося. Я решила слегка помочь ей: — Иди давай, — каюсь, получилось достаточно резко. Но что сказано, то сказано. В каком-то смысле я действительно помогла ей... К тому же, напряжение, усиливающееся размышлениями о прошлом, вылилось в агрессию по отношению к незнакомой девочке. Наверное, всем знакомо необъяснимое отвращение, неприязнь к кому-то. Чаще всего этому даже нельзя найти никакого логического объяснения. Человек просто не нравится. Очень не нравится. На уровне подсознания, интуиции. Будто бы так просто надо. И перебороть эти ощущения не представляется возможным. Пока что. — Фу, как некультурно, — метёлка скривилась, развернулась и ушла в соседний вагон. — Тебе ли говорить о культуре! — Малфой оказался менее сдержанным и чуть ли не прокричал ей вслед последнюю реплику. Тот самый мальчик Невилл, потерявший жабу, всё это время стоявший в коридоре вагона, всё так же неуверенно молчал. Вот, кто действительно вызывал жалость… Наконец, заметив, что девчонка ушла, он очнулся и направился вслед за ней. На его лице вместе со смущением отчётливо читалось и чувство вины. Возможно, за излишний пыл «спутницы». Когда дверь в купе закрылась, Малфой, казалось, забыл, о чём хотел спросить, до того как его прервали. На лице Дафны было недоумение. Похоже, она всё это время думала о чём-то другом. Со стороны это выглядело так, будто она задремала с открытыми глазами. Милая девочка. «Проснувшись», она, кажется, не понимала, что произошло. Впрочем, возможно, действительно так и было. Малфой, наконец-таки, вспомнил, что хотел сказать, ухмыльнулся и решил продолжить наш прерванный разговор: — Вы магглорожденные? Забавно, что этот человек недавно что-то говорил о культуре. Вопросы о происхождении и в обычном мире казались мне бестактными. Да и не имеющими смысла. Несмотря на свои мысли, я решила не высказывать своего недовольства. Тем не менее, я не удержалась и ответила вопросом на вопрос: — Это имеет значение? — Нет, нам просто интересно, — акцентируя на слове «нам», блондин посмотрел на Дафну, показывая, что не он один проявляет любопытство. Не сказать, что он нашёл в её лице явную поддержку, но девочка всё же сдержанно кивнула. Что было у неё в голове на самом деле? На этот вопрос ответить наверняка не получится… Я полувопросительно посмотрела на Алекса: — Мы из приюта, но какое тебе до этого дело? — Алекс был абсолютно спокоен. На его лице невозможно было прочесть ни намёка на какие-либо эмоции. Наверное, это было правильно. Однако такому самообладанию друга можно было только позавидовать. Увы, я не могла похвастаться таким же умением… — Никакого, — коротко ответил Малфой, продолжая смотреть прямо в глаза Алекса. Кажется, он пытался в них что-то прочитать. Однако друг не торопился снимать маску спокойствия и безразличия, не подавая никаких невербальных знаков. Этого нельзя было сказать о блондине. Он почему-то старался продолжать вести себя сдержанно и даже проявлять вежливость, будто бы питал настоящее уважение к собеседникам. Было не совсем понятно, действительно ли это было так, однако, глядя на усердие, с которым он пытался не сорваться, как в разговоре с той девочкой, хотелось похлопать в ладоши. — Так зачем спросил? — совершенно спокойно ответил друг. — Меня волнует моя репутация. А ещё мне любопытно. Разве тебе нет? Ты не хочешь задать тот же вопрос? — кажется, терпение Малфоя потихонечку убывало, но он всё ещё старался держать себя в руках, хотя было заметно, как тяжело ему это удаётся. У него какие-то проблемы с психикой?.. — Нет. Я не вижу смысла разделять волшебников по «чистоте» крови. Это нелогично. Похоже, Малфой не на шутку о чем-то задумался, так как остаток поездки мы провели в полном молчании. Неужели в его голове что-то резко щёлкнуло и он вдруг решил переосмыслить свои взгляды? Или он пока ещё даже не догадывается об этом, но процесс уже начался? Время покажет... Когда поезд остановился, дети посыпались из вагонов. Течение толпы унесло и нас четверых. В одном из отражений в окнах я увидела себя, бледную, словно какой-то призрак. Хорошо, что сейчас темно и меня такую никто не увидит. По дороге, может быть, приду в себя. На платформе было шумно. Первокурсники собирались в толпу и шли по направлению к лодкам. Мы успели влезть вчетвером в одну. Малфой, видимо, ещё не успел отойти от своих размышлений, кои стали мучить его ещё в купе, и был непривычно молчалив. Алекс, как и прежде, сохранял спокойствие, лишь изредка бросая на меня короткие взгляды, проверяя, ничего ли не случилось. Я уже порядком устала от сегодняшнего дня, но изо всех сил продолжала сопротивляться внезапно накатившей слабости. И только Дафна вела себя как обычно, если можно было судить об "обычном" по примерно восьми часам дороги. Наша попутчица села вместе с Драко спереди, а я вместе с Моро — сзади. Всю дорогу в нашей лодке царило молчание, но, кажется, всех это устраивало. Наконец, мы добрались до берега, вернулись на землю и прошли некоторое расстояние до Замка. Школьные коридоры просто поражали меня своей какой-то необычной, волшебной красотой. Хотя, чего уж говорить: психологическими приёмчиками они не брезгуют, как я погляжу. Протащить стадо детей-магов в темноте, потом посадить на лодки и отправить по озеру. Думаю, у любого ребёнка сразу же возникнет ассоциация о том, что Хогвартс — это остров безопасности. Мда, здесь будет весело... Когда нас оставили стоять одних перед входом в Главный Зал, меня заинтересовало огромное количество коридоров, дверей и проходов, ведущих куда-то в глубь замка. Нет, действительно, насколько моя память и уровень дедукции позволяют раскинуть мозгами, основная масса этих помещений просто простаивает без надобности. Ох, не знаю, откуда во мне внезапно появилась эта тяга к приключениям — вполне возможно, что это из-за моего нового возраста: как-никак, мне всего одиннадцать лет, и я еще ребенок, пусть уже со сформировавшейся личностью, — но мне просто необходимо пошарить по ним. Там вполне может лежать что-то ценное, что может помочь мне в моем дальнейшем жизненном пути. Нет, это не значит, что я буду обкрадывать школу: я просто буду забирать себе то, что школе уже явно не нужно… Может быть, действительно удастся найти что-нибудь интересное. Из размышлений меня вырвал голос МакГонагалл, зазывающий нас в Большой зал. Самым интересным мне показалось то, как мы зашли: впереди были Гринграсс и Малфой, а мы с Моро шли за ними. Забавно, но меня никак не покидает ощущение, что таким коллективом мы и продолжим наше дальнейшее выживание ближайшие годы…