Зимний Принц

      — Не сбежали, милорд? Похвально, похвально. Я-то думал, что при получении второго шанса есть риск того, что вы воспользуетесь новой молодостью, чтобы просто жить где-нибудь в небольшом поместье на здешних материковых территориях, охотиться и заниматься искусствами в свое удовольствие, жениться на красивой девушке, иметь с ней детей…       Голос из сна был знакомым. Тот самый «администратор чистилища», что приходил к нему. В этот раз горячки не было. Просто сон, пусть и в библиотеке над книгами.       — Мое новое тело — наследный принц в изгнании. Даже если он не хочет заниматься политикой сам, политика займется им. Кроме того, к молодости прилагается бедность и младшая сестра… к которой есть определенные обязательства, если не говорить об обязательствах перед сторонниками.       — Вы достаточно упрямо занимались изучением…       — Того, что мне надо, чтобы выжить. Мои земные знания обширны, но либо бесполезны тут, либо требуют обновления. Вчерашнему старику в инвалидном кресле сложно взять снова в руки шпагу.       — Скажем так, милорд, вы меня пока не разочаровали. Я делал ставку на… любопытство.       — Я хочу задать вопрос, если возможно. Делать из английского принца, прозванного Дьяволом, буквального принца-дракона, это весьма иронично и получше котла с кипящей смолой, если уж о посмертии говорить. Но…       — Почему вы? — голос хихикнул. Обстановка вокруг Руперта обретала краски. Он лежал на поляне, при этом не в теле Визериса, а в собственном теле, пусть и таком, каким оно было в возрасте Визериса. На поляне в лесу из странных деревьев, белых с красными листьями (изучение здешней космографии дало ответ — чардрева. В саду Владыки росла пара таких). На стволах деревьев были человеческие лица. И все эти лица обращались к нему в унисон. — Нужен был упрямый фаталист с определенным багажом навыков и социального происхождения. И у меня было узкое временное окно. Скажем так, вы должны верить в предопределение, как кальвинист…       — Твердость моей веры подвергается изрядным испытаниям, особенно учитывая, что мое нынешнее вместилище, хоть и верует в единого бога, воспринимает его на местный лад.       — Так вот — это самое предопределение в случае с Визерисом Таргариеном привело к очень странной ситуации. Он погиб, причем Дейнейрис Таргариен, по разным данным, либо потворствовала этой смерти, либо не смогла вмешаться, но отомстила. Впрочем, смерть вашего вместилища стала необходимой жертвой для пробуждения драконов.       — Занятно, а потом что-то пошло не так?       — Я бы сказал, что в результате не так пошло все. Я не буду расписывать подробности, потому что некоторое из этого уже никогда не произойдет, а еще потому, что я жалею смертный рассудок — мой в свое время не слишком пожалели. Визерис Таргариен должен выжить и преуспеть. При этом это не обязательно означает «занять Железный Трон». Позиция принца-консорта Дорна теоретически тоже подойдет. Но — в этой игре все же лучше занять позицию игрока, а не фигуры. Пророчества в этом мире туманны, пусть и работают в лучшем духе вашей религии. Я немного изучил земную философию, подбирая материал для переноса — у меня было много времени, больше, чем я хотел бы… Я могу сказать лишь одно — занимайтесь здешней политикой, здешней наукой… и кое-какие из тех выводов, которые вы успели сделать, достаточно верны.       — Пророчество без пророчеств? Ты хороший мальчик, молодец, выучил урок?       — Именно. И не один. Скажем так, Дорн преследует свои интересы, определенные кланы в Эссосе — свои. И всех из них интересует принц-дракон в качестве фигуры.       — «Горячий Руперт, принц-дракон» из памфлетов Парламента стал драгонлордом в действительности. Забавно. При этом ситуация похожа на прошлую жизнь, и в то же время не похожа.       — Вот так всегда и бывает. Я не знаю, повезет ли вам с живыми драконами, но отец и старший брат Визериса Таргариена оставили достаточно грязи. И убрать ее — подвиг героя. «Авгиевы конюшни» из вашей земной мифологии.       — Ну, в этом теле мне до Геркулеса далековато. Особенно учитывая, что мужчин много выше шести футов тут встретишь чаще, чем хотелось бы для собственного душевного покоя. Вы сделали забавно, — Руперт указал на себя, — выбрав вот это вместилище для разговора. Когда знаете, что я открою глаза либо умирающим стариком, у которого это был долгий предсмертный бред, либо Визерисом Таргариеном — худощавым мальчишкой с белыми волосами, на которого сверху вниз смотрит добрая половина капитанов из Мусорной Гавани.       — Не я, а ваш разум. Вы не стали Визерисом Таргариеном, пусть и пытаетесь играть его роль. И ваше внутреннее «я» так воспринимает себя. А что до тела… вашему кузену Вильгельму Оранскому на Земле не слишком мешали ни низкий рост, ни астма. Говоря же о душевном покое — в этом и есть награда.       — В искуплении моих многочисленных грехов героическим деянием по спасению мира?       — Когда все пошло не так, с героическими деяниями даже переборщили. И получившийся мир оказался…не слишком уютным для жизни местом. Непознанное натуральной философией, понятное дело, существует, но применять это все надо со здравым смыслом. Когда в одном месте оказалось слишком много политиков со странными представлениями о героизме, слишком много отчаянных героев с никакими представлениями о политике, и слишком много того, что люди суеверные именуют магией…       — Я уже узнал про рок Валирии. Мне придется — каким-то образом — предотвратить что-то такое? Хотя не очень понимаю, при чем тут политика. Или оказаться в ситуации, когда не состоялось то жертвоприношение?       — По моим расчетам оно уже не состоится. Хотя жертвоприношением оно стало спонтанно. И подобная ситуация еще может повториться. Потому верю в ваш здравый смысл и таланты — потому что у Визериса Таргариена, как и у Руперта Пфальцкого, бедная, но относительно беззаботная юность рискует перейти в циничную и опасную взрослую жизнь — и примерно в те же сроки.       — По крайней мере честно. Хотя котел со смолой был бы честнее, но… дареной второй жизни в зубы не смотрят. Придется воевать — я готов. Правда, не слишком готов идти на компромиссы с принципами.       — Этот фактор я учел. Допустимые риски, как говорят коммерсанты Сити. Допустимые риски, милорд… Впрочем, удачного дня…       Лес вокруг завертелся, сменяясь другим образом… и болью. Лев рычал и царапался, вцепляясь когтями в его лицо. Лев с герба — причем неясно, то ли с его собственного (знак того, что личность Руперта Виттельсбаха все же полностью подавила личность Визериса Таргариена), то ли с герба Дома Ланнистер (забавно, но герб виновников смерти племянников и сестры Оберина, герб нынешней королевы-консорта Семи Королевств, был словно буквально срисован со стюартовского — в свое время это было забавно). В любом случае, после беседы во сне это не имело значения — но развлекаться с толкованиями он не собирался. Дьяволенку просто задали вопрос, не слишком ли густая смола в его котле, и предупредили о вливании новой порции.       Глаза открылись неожиданно. Он уснул за столом, с головой на стопке книг, а пробравшаяся в библиотеку кошка Дейнерис решила поиграть с его белыми волосами.       — Напугала, Мираскес! — котенок был бесцеремонно взят за шкирку и спущен со стола.       Он хотел сделать неделю карнавала неделей прощания с Беллигерой — в сочетании с визитами и с тем, что он запоем читал все, что смог найти о Мире, расписание выглядело эклектичным. Мир, впрочем, тоже.       По уровню развития техники город соперничал с Браавосом, или по крайней мере находился на одном уровне. Но в целом… если этот мир был срисован, то Миру досталось многое то ли от Афин, то ли от Александрии — город науки — и абсолютно греческого рабства. Именно греческого, а не Оттоманской империи и барбарийского берега.       Руперт еще раз пожалел о том, что его интеллектуальные интересы в этом плане были далеки от таковых Гречанки-Елизаветы. Уж ей-то уже мерещились бы параллели с творчеством Овидия и Гомера в каждой строчке. Разумеется, ненавидящие рабство браавосийцы могли приукрашивать и сгущать краски, но… не увидишь — не узнаешь.       «Институт ученых рабов, правда, позволяет нанять механика или алхимика, или и то и другое, за… умеренные средства и с минимумом вопросов. Хотя я уверен, что Визериса Таргариена годичной давности заинтересовал бы куда более Лисс… а потом парень бы умер от какой-нибудь дурной болезни подобно некоторым бесславным предкам. А «минимум вопросов» — надо представлять, кого и что ты хочешь…»       Мир, и в меньшей степени Цитадель в Вестеросе (но Руперт пока не мог придумать возможность попасть туда, не вызвав никаких подозрений подобной наглостью — или, по крайней мере, не хотел давать политическим противникам Визериса возможность гарантировать, что он уже не выйдет оттуда разве — что на Стену к двоюродному прадеду) были теми местами, где он мог приспособить свои старые знания к новому миру, и получить новые. Магия магией, но может, и законы природы в этом мире работали по-другому, нежели на Земле? И с учетом ночного разговора надо было иметь все это в виду.       «Как бишь там — слишком много политиков, неспособных на героизм, и героев, не понимающих последствий своих действий с точки зрения политики? Учитывая, что это описывает девяносто процентов ситуаций «как всегда», скорее всего не хватило чего-то еще. И возможно, секретный ингредиент «здравый смысл» был забыт в спешке…»       С учетом пиратов, встречающихся на море, и кочевников, угрожающих время от времени Вольным городам на юге (что тоже было отдельной и интересной темой) героизм в скором времени предстояло проявлять в делах куда более бытовых.