Before I fall

Для Кости все происходило вспышками. Вот Никита, разгневанный, нападает с доской на Деймона, а вот он уже лежит на земле. Еще вспышка — и вот Костя несет его на руках в больницу, открывая двери своей спиной. Он не чувствовал веса Никиты, он не чувствовал себя, он только отдаленно понял, что Никиту у него забирают, кладут на койку и увозят в операционную. Остались только Костины окровавленные трясущиеся руки. Хотелось кричать, хотелось плакать, упасть на колени. Он чувствовал в себе такую вину. Это он виноват. Это точно виноват он. Он не уберег Никиту, а он должен был, как он мог. Он просто стоял. Ничего не сделал. Внутри него была буря… Костя медленно прошел в центр зала и начал ходить из стороны в сторону, наматывая круги. Он не замечал, что на его руках уже засыхала кровь, он скрестил руки на груди и, ссутулившись, со стеклянными глазами, на ватных ногах продолжал ходить. Немногочисленные люди с пониманием смотрели на бледного мальчика. Он не замечал, как медленно обстановка вокруг него менялась. Люди приходили, уходили. Так и в жизни — люди приходят и уходят. Но Костя не хотел, чтобы Никита ушел вот так. Он этого не заслужил, он всего лишь хотел правды, он всего лишь хотел вновь почувствовать себя любимым, разобраться в себе. Он имел полное право. Мальчишка остановился посреди зала и посмотрел куда-то в клеточный потолок. По его щекам еще бежали слезы, оставляя солоноватые дорожки. Костя понимал, что блужданием он ничего не исправит. Он пытался думать, но в мозгу было только белое пятно и противный белый шум. Бочаров внезапно понял, что очень устал. Он сел на кресло, склонившись над коленями, обхватил свой затылок, опершись на ноги. Время тянулось как что-то мерзкое, липкое и тягучее. Он будто чувствовал каждое мгновение, он так хотел спрятаться от собственных чувств. Он даже не понимал, что чувствует. Он не знал, сколько времени прошло, но вот на пороге больницы появились Алексеевы. Мать Никиты сразу подбежала к стойке регистрации, чтобы узнать, где ее мальчик, а к Косте подошел лже-отец Никиты. Бочаров медленно поднял голову и увидел на лице мужчины страх. Он не набрасывался на Костю с обвинениями, он посмотрел на его руки и побледнел.  — Мне так жаль… — тихо прошептал мальчик с черно-белыми волосами. Мужчина как-то понимающе кивнул и положил руку на его плечо.  — Все будет хорошо, — на лице, ранее которое не посещали эмоции, проскользнула улыбка. Бочарову стало легче? Разве что совсем немного. К ним подбежала Елена и увела куда-то своего мужа. Видимо, в сторону операционной. Костя снова остался один. Время снова превратилось в тягучую массу. Костя снова сложился пополам. От нервов его голова и живот разболелись, однако он следил за обстановкой вокруг. Он видел парочку, у которой они с Ником украли вино. Оказывается, девушка была беременна. Костя бы отшутился, что они оказали тем двум услугу, но его на это не хватало. В больницу зашли двое пожарных, перепачканных сажей. Они говорили о том, что огонь крайне сложно потушить. О том, что некоторых из их коллег увезли с ожогами. Ситуации это не помогало, только придавало более густые краски, которые превращались в сгущающиеся тучи, нависшие над тонкой фигурой Кости. Парень просидел в больнице до самых сумерек, как и родители Никиты, не решаясь пересечься. Но вот к нему снова подошел отец Ника и сел рядом.  — С ним все будет в порядке, — начал он хрипловатым голосом, — нож попал под ребра, но силы удара не хватило, чтобы задеть легкое, — Костя тяжело выдохнул. Если рана была не смертельная, значит, он просто отключился от шока. Бочаров старался себя этим успокоить, но получалось не очень. — Операция закончилась, так что он сейчас отдыхает, — Костя поднял свои глаза, которые от слез и покраснения казались голубыми, он ими умолял о прощении. Он ненавидел себя сейчас. — Костя, что произошло?  — Это моя вина, я должен был к вам прислушаться, — дрожащим голосом начал парень, опуская голову все ниже и ниже, пытаясь найти что-то, на чем можно сфокусироваться. Лишь бы не видеть лица мужчины. — Гермут, он в чем-то замешан с тем психом, Деймоном Мерриком.  — Я прекрасно знаю, кто такой Деймон Меррик, — задумчиво повторил отец Никиты и посмотрел куда-то вдаль, будто думая о чем-то. — Начни сначала и расскажи все по порядку. Ты и Никита пытались связаться с его биологическим отцом? — Костя молчал. Он не знал, как поступить. Никита так хотел найти Владимира, а в итоге оказался на больничной койке. — Я не собираюсь бранить тебя или обвинять. Костя, мне нужна полная картинка.  — Я уговорил своего торгаша встретиться с нами, так как мне казалось, что он знает, где может быть отец Никиты, — Бочаров в сотый раз прокручивал эту мысль в своей голове, и с каждым разом он осознавал все сильнее, насколько эта идея была хреновая. — Мы договорились встретиться на свалке, но с ним пришел Деймон. Он спросил, почему нас так интересует Владимир.  — И что вы ответили? — мужчина задавал вопросы по статусу. Как настоящий прокурор, стараясь не упустить ни единой мелочи, конечно, чтобы схватить негодяя.  — Ничего, конечно, — Костя прокрутил тот диалог в мельчайших подробностях, он казался ему сейчас яснее некуда.  — Так все дошло до насилия? — Алексеев-старший посмотрел на парня, который все никак не мог поднять глаз, из которых снова побежали слезы. Он ничего не видел, казалось, он вовсе не здесь.  — Нет. Все случилось немного позже. Когда Деймон узнал, что Никита — сын прокурора, он захотел информацию на вас…  — Как он узнал, что я его отец? — перебил Костю мужчина. В нем закрались подозрения, что в его, пусть и неродного, но все же сына попал нож только из-за его профессии. Алексеев и Меррик давно ведут борьбу друг против друга, но второго крайне сложно было посадить, как и до первого добраться, но Деймон все же нашел способ, как навредить прокурору. Кто бы что ни говорил, он любит Никиту и растит сына, как если бы тот был его родным. Просто работа порой обязывает быть холоднее к людям.  — Не знаю. Может, он уже где-то видел… — воцарилась пауза. Мужчина немного потупил взгляд, но он хотел знать все.  — Что было потом? — Костя понимал, что они подходят к тому самому моменту. Его руки начали трястись, все тело похолодело.  — Деймон выхватил нож, мы все его видели… Потом он сказал кое-что, что взбесило Никиту. Он просто схватил деревяшку и вмазал ему, — дыхание замерло, этот момент, как в перемотке, повторялся снова и снова, — а тот его пырнул. Я все время думаю, что мог бы что-то сделать, но… Когда он напал на Никиту, я просто застыл. Вейлон… Он задержал Деймона, чтобы мы могли добраться до машины… — в сознании Кости всплыло кое-что еще. — Я услышал крик… Но я не знаю, что произошло… А потом мы оказались здесь, — снова повисло молчание. Костя выпрямился, но ненадолго, его плечи начали подрагивать. Он все никак не мог успокоиться. Внезапно его приобняли, а голова сама легла на чужое плечо. Алексеев-старший пытался успокоить Бочарова.  — Спасибо, что рассказал правду. После всего этого, надеюсь, Никита образумится. Мне сказали, что если бы его привезли на пару минут позже, то он мог бы и погибнуть. Спасибо, Костя, ты спас мою вселенную, — на это моменте парень задумался. Может быть, он придумал образ плохого отца. Что если его навязал ему Никита, будучи обиженным на целый мир? Парень выпрямился и рукавом вытер слезы. Мужчина встал с кресла и произнес:  — Никита еще нескоро проснется. Обещаю, что сразу же дам тебе знать, когда это произойдет. Алексеев ушел утешать свою жену, которая как на иголках сидела перед дверьми палаты. Снова оставил Бочарова один на один со своими мыслями, но одиночество продлилось недолго. В коридоре появился Эрмаль, который тоже не был в самом лучшем состоянии.  — Привет, — слабо улыбнулся кудрявый парень. Костя тут же подорвался с места, лишний раз вытерев слезу со своих щек. Подъем оказался сложнее, чем предполагалось, но сложнее было выдавить улыбку в ответ. Он искренне хотел улыбнуться своему друг, но сейчас был так опустошён, что его уже не хватало ни на какие эмоции.  — Мета! Привет, как там Моро? — если один здесь, то второй как обычно где-то неподалеку. Эти два попугайчика-неразлучника как только расстаются, сразу попадают в неприятности. Костя вспомнил, что произошло с Цезарем, и ему внезапно стало очень стыдно. Отсюда он и понял причину, почему Эрмаль здесь.  — Неплохо, сидит с Цезарем в палате. Совсем не отходит, — усмехнулся парень, затем как-то грустно посмотрел в бок, будто стараясь избежать контакта. — Мама Никиты мне только что все рассказала. Он выкарабкается. Мы с тобой оба это знаем. Хочешь, пойдем в палату, она дальше по коридору.  — Дай мне пару минут, и я обязательно подойду, — он краем глаза увидел свои руки. Часть коричневой корочки уже отшелушилась, но это не значит, что руки Кости все еще не были в крови. Негоже быть в таком виде… В туалете Костя привел себя в порядок, умыв руки и лицо. Он почувствовал какое-то облегчение, будто кровь Никиты на его руках отягощала, заставляла чувствовать себя виноватым, хотя даже его отец сказал, что парень спас Никиту. Он смотрел в зеркало и сам пытался убедить себя в этом, но возвращался к моменту, когда выкрикивал имя Никиты… А что было бы, если бы он этого не сделал? Его на мгновение захлестнула очередная паника, но как быстро она пришла, так быстро и отступила. Выйдя из туалета, он огляделся по сторонам. Маленькая больничка для маленького городка, но даже здесь была небольшая площадка для детей, три автомата, и это в одном зале ожидания. Костя осмотрелся по сторонам, прошел мимо сидений в зале ожидания, мимо регистрационной стойки и не мог не заметить, что там лежит письмо на имя Нотте. В нем говорилось, что мистер Нотте берет на себя расходы на лечение Цезаря Сампсона… Какая щедрость, а к сыну, наверное, своей щедрости не высказывает. Бочаров фыркнул и пошел в коридор к палате Сампсона. Перед ней стоял темнокожий мужчина, который с кем-то беседовал по телефону. Как только Бочаров подошел ближе, мужчина закончил разговор.  — Эм… Здрасте, мистер Сампсон, — сложно было не понять, кто это. Цезарь был очень похож на своего отца.  — Здравствуй… А ты… Костя? Фабрицио рассказывал о тебе, — Костя до сих пор гадал, как Фабрицио и Цезарь связаны, раз так близко общаются. Они как… Братья? Такое вообще возможно? Они вроде как очень разные? Костя думал что угодно, не собираясь принимать во внимание очевидный ответ.  — Да… Как у вас дела? — парень старался быть вежливым, но выглядел больше как неловкий. Будто его заставляли все это делать.  — Ну, знаешь, как бывает. Взлеты и падения. Цезарь повредил ногу — не очень хорошо для футбола, но врачи дают положительные прогнозы, говорят, что даже сможет играть. Ты ведь знаешь, Сампсон поедет в колледж Орегона с полной стипендией на четыре года, — это действительно впечатляло. Костя и представить не мог… Хотя, почему нет? Мог, он же прочитал его почту. Бочарову опять стало стыдно. — Слушай, я знаю, ты друг Фабрицио. Может, ты сможешь прояснить. В последнее время мальчики странно себя ведут, будто провинились. А я большую часть времени провожу в поисках, боюсь, как бы я не упустил чего, что может им навредить. «Он его опекун», — пронеслось в голове у Кости. Цезарь — его сводный брат… Сказать, что у парня сейчас перевернулась вселенная, это ничего не сказать. В то же время, он понимал, к чему клонит их отец. Это касается Сампсона-младшего и наркотиков, и Бочаров не очень хотел, чтобы об этом отец Цезаря услышал от него.  — Простите, я не знаю. Я только недавно с ними начал нормально общаться. Знаете, как это бывает: сумасшедшее время, ни на кого времени не хватает, — пожал плечами Костя.  — Ничего страшного, я благодарен, что ты составил компанию мальчикам, — Мистер Сампсон был таким добродушным, от этого Косте становилось все больше не по себе. Хотелось уже быстрее зайти в палату, — Фабрицио говорил, что с тобой чувствует себя как-то спокойней. Думаю, он просто расстроен из-за моей ситуации с работой. Они оба… Просто по-разному, — усмехнулся мужчина, в этом смешке почувствовалась вся тонкость отцовства двух абсолютно разных ребят. Будто он знал с точностью особенности обоих. Это поражало. — Прости, вываливаю тут на тебя все это. Стараюсь быть проще. Ладно, не буду больше задерживать, — мальчик кивнул и, наконец, открыл дверь в палату.  — Костя? — Фабрицио и Цезарь никак не ожидали увидеть Костю в палате, и только Эрмаль как-то таинственно заулыбался. Светлая палата с белыми жалюзи, которые практически никак не защищали от света. Серая мебель, телевизор и Сампсон на койке, с уже расписанной гипсовой ногой, которая лежала на подставке. На лице было множество пластырей, а в районе брови был виден шов. В голове вспыхнули картины драки, как Меррик безжалостно бил лежачего Цезаря, пока Бочаров и Моро прятались в комнате. Он и там ничего не смог предотвратить.  — Привет, как твое колено? — Костю прожигал какой-то стыд, да и вообще после того, как из Цезаря выбили все дерьмо, он стал… нормальным? — Думаешь, оно восстановится? — он слышал от его отца, что будет все хорошо, но хотел услышать все от самого Цезаря. Парень надеялся, что если сам Сампсон скажет, что все будет нормально, то на душе станет немного легче. Бочаров очень сильно насторожил тот факт, что все те, кто с ним как-то связан… Страдают.  — Еще слишком рано делать выводы, я не знаю, — это Костя и боялся услышать. — Надеюсь на лучший исход, — это добило Костю. Если нога Сампсона не восстановится, он потеряет место в колледже, он потеряет стипендию, все, ради чего он старался и был мудаком, пойдет насмарку. Его жизнь будет сломана, и об это ему будет напоминать его сломанная нога.  — Классные волосы, — внезапно вступил Эрмаль. Он попытался разбавить драматичную ноту, чтобы в палате не повисла неловкая тишина. Фабрицио и Цезарь закивали, Бочаров немного растерялся и раскраснелся, указав на темные пряди, немного прыснув и пожав плечами. Весь список неловкости был выполнен. — Наверное, иногда надо пробовать что-то новое, — Мета подозрительно подмигнул, но Бочаров решил это счесть за хороший знак. — Как Никита? Его мама вроде оптимистично настроена?  — Что произошло? — удивленно спросил Фабрицио, а за ним и Цезарь. Практически одновременно. Если они не ожидали увидеть у себя в палате Костю, как они могли ожидать, что в соседней будет лежать Алексеев.  — Знаете… Когда я расскажу вам, вы решите, что это какая-то шутка от заядлого хулигана, но, сожалею, нет, — этот Меррик, он везде… Столько боли уже причинил. Косте очень тяжело давались слова. Он остановился, приобнял себя в районе груди, будто фантомная боль в том месте, где у Алексеева был нож, пронзила его по-настоящему. Бочаров тяжело вздохнул. — Его пырнул ножом блядский Деймон Меррик, — голос дрожал, а глаза закрылись, чтобы скрыть то, как его глаза снова намокли.  — Серьёзно? Это… Это же не из-за меня? — Сампсон сам стал выглядеть потеряно. Лицо хмурилось от непонимания, от злости, от того, что он ничего не может сделать. Он чувствовал примерно то же, что и Костя.  — Ты не причем, чел, мне надо было быть осторожней, — постарался он успокоить Цезаря, который уже места себе не находил. — Если кто во всем и виноват, то это я. Мне следовало помнить, что произошло с тобой, и не втягивать в это Никиту.  — Это какое-то безумие, — видно, что часть груза спала у Сампсона с плеч. Он откинулся на спину, но тут внезапно резко дернул руками. — Нахуй его! Попадись он мне, я ему лицо сломаю, — он начал мять свои кулаки, и тогда голос подал Фабрицио, который был сегодня не особо разговорчивым. Его в этом сегодня подменял Эрмаль. Они сидели вместе на одном диване, Мета был вовлечен в разговор, в то время как Моро отвлеченно смотрел куда-то в окно, но, видимо, все же слушал.  — Успокойся, пожалуйста, — холодно отрезал он. Костя сразу почувствовал, что что-то было не так. Видимо Цезарь рассказал Моро про наркотики, и, видимо, тот остался не в восторге от ситуации, в которую вляпался его брат, потому что все это было на фоне происходящего с отцом. А теперь еще и Ник. Внезапно открылась дверь палаты.  — Костя, тебя ищут, — это означало, что Алексеев проснулся. Все внутри затрепетало, хотелось выбежать из палаты, забежать к нему и крепко обнять, чтобы больше никогда его не отпускать, чтобы никто не мог его больше ранить.  — Я, наверное, пойду. Мне надо по делам. А вы, дети, ведите себя хорошо, как подобает в больнице, — Бочаров попрощался с компанией и быстро пошел вдоль коридора, где у двери его ждала мама мальчика, только вот он на секунду замедлился, услышав довольно знакомый голос.  — Почему к вам прикрепили моего сына? Я никогда не давал разрешения на сеансы с…- Костя не мог не подслушать, он знает этот голос. Это Нотте-старше, и это касается Лоика и его состояния, которое никак нельзя было не отметить. Почему везде все так плохо, хотя, если не вдаваться в подробности, все хорошо?  — - Меня назначали, потому что Лоик стал довольно сильно… Как бы помягче выразиться… «Расстраиваться», — врач явно относился к встрече с отцом Лоика с крайней степенью недовольства. А то как же, не каждый выдержит этого больного до чертиков сноба, считающего, что завладел каждой задницей в городе.  — И поэтому прислали психотерапевта? Потому что мой сын «расстроился»? — это было произнесено с усмешкой, с гневом. Понятно, что не могут из-за плохого настроения назначить психотерапевта. Значит все гораздо серьезней. Бочаров покачал головой, стараясь выкинуть пессимистичные мысли. Он должен сейчас прийти к Нику. Парень подошел к палате и крепко обнял женщину, стоящую перед дверью. Она не сказала ни слова, но по ее крепким объятия шло тепло, которое она хотела выразить в благодарность за спасение ее сына. Наверное, она бы умерла, если бы Никиты не стало. Женщина отпустила Костю. Наконец, он попал в палату.  — А вот и мой «ангел хранитель», — Никита очень ждал его, он улыбался, но глаза еле горели. Он был очень бледный, а на щеках сверкали слезы, которые подсвечивало солнце, заглядывающее в окна палаты. Костя и не знал, что сказать. Он подошел к койке и аккуратно подсел сбоку. Бочаров взял ладонь Никиты в свою. Чужая была ледяной, будто рука покойника. Он поверить не мог, что Никита сегодня мог умереть. Костя аккуратно провел большим пальцем по щекам, стирая дорожки слез. — Мне так больно… Очень-очень, — видимо, анестезия начала отходить, а морфина пока не хватает, чтобы облегчить страдания парня.  — Боль пройдет, обещаю, — спрашивать, как он, было бессмысленно, все и так говорило, что плохо. Синеватые губы, бледная кожа, тусклые глаза, холодные ладони, игла в руке, капельница. Хотелось отвернуться, но Бочаров не позволял себе. Он смотрел только в глаза. Он хотел его приободрить. — Эрмаль передавал привет. Он в другой палате с Фабрицио и Цезарем. Тоже беспокоятся за тебя. Немало шуму вы подняли, молодой человек.  — Эрмаль такой милый, но не милее тебя, — Костя раскраснелся и почесал за затылком, затем ссутулился, снова пробегая по списку «застенчивости». Никита еле поднял руку, чтобы дотронуться до щеки Кости. — Я серьезно, — он улыбался, и это заменяло Косте все на свете.  — Мне так жаль, Ник. Ты попал сюда из-за меня. Из-за того, что там, на свалке, я впал в ступор, — слеза побежала сама собой, он и не придал этому значения, но сразу заметил, каким грустным стало лицо Никиты. — В тебе было столько ярости, я просто застыл. Я проебался, и мне так жаль. Я мог тебя потерять… Не могу поверить, что я чуть было…  — Но не потерял. Прекрати этот вздор. Ты. Спас. Мне жизнь. Костя не мог простить себя, а ведь его никто и не винил, но такое чувство, будто Костя должен всегда чувствовать этот груз, поэтому так корит себя.  — Я так просто от тебя не отстану, — хитро подмигнул парень на койке.  — Рад, что твои родители здесь, — Косте показалось логичным спросить про это на фоне всего, что произошло. Рука Ника опустилась вниз, и Костя снова взял ее в свои ладони, пытаясь хоть как-то согреть.  — Я все еще злюсь на них, но не могу поверить, что снова чувствовал себя защищенным, когда пришла мама… И когда пришел папа. Как тогда, в горах. Я понял, что очень сильно их люблю. Какими бы они ни были, — это было приятно слышать. Он казался таким счастливым, потому что осознавал, что был действительно нужен. Его не бросят. Его защитят. — Кость, я понимаю, это может показаться странным, но я все еще хочу его увидеть, — о ком шла речь, говорить не надо.  — Почему-то я не удивлен, Алексеев. Прости меня, но ты неисправимый придурок, который лезет на рожон, — Никита слабо засмеялся, но быстро прекратил: ему все еще было больно. — Ты уверен, что хочешь этого? Он может оказаться не таким, каким ты его представляешь. Он может быть связан с темными делами человека, который сделал это с тобой.  — Я уверен. Я безумно хочу этого. Мне кажется, тогда я смогу понять себя, — переубедить этого лохматого невозможно. Он такой упертый и всегда добивается своего. Кость лишь кивнул в знак согласия. — Спасибо. У моего отца, скорее всего, что-то есть на Владимира. Ключ от дома под ковриком, а код от кабинета… 0518. День моего рождения…