Fatal Result, или Судьба всегда права

Утро воскресенья все встретили безрадостно и с жутким похмельем. Но это, если вспомнить количество выпитого накануне алкоголя, совсем не удивительно. Кюхён, скинув с себя чужие руки-ноги, проснулся ни свет ни заря в ужасном настроении. Мало того, что голова раскалывалась, а во рту как будто бы кошки нагадили, так они ещё и настойчиво скребли на душе. "Надо было сказать ему вчера. Всё-таки надо было выложить все карты на стол... блять". Потому что наутро пришло осознание того, что, как ни крути, вчера был для этого самый удачный момент, да и атмосфера располагала. "А я её просрал... возможность-то". А признаваться в подобном сейчас, рано утром, когда жуткое похмелье только-только разыгралось, а предназначенный ему судьбой человек ("ну, пиздец ты, конечно, чувак") лежит в позе звезды, засунув одну руку себе в трусы, и громко при этом храпит... ну, никакого желания не было. И поэтому Кю, быстро одевшись и даже не заглянув в соседнюю комнату (ибо звуки, раздававшиеся оттуда, были ещё страшнее, чем те трели, которые выдавал Макс), вызвал такси и уехал домой. Потому что нужно было прийти в себя. Необходимо было собраться с мыслями. Надо хорошенько ещё раз обо всем подумать, взвесив все за и против. А ещё желательно было бы протрезветь до завтра, чтобы не прогулять пары. Но сил хватило только на последнее. И поэтому Чо весь день бревнышком пролежал в своей кровати, то падая в сон, то периодически просыпаясь от мучимой его жажды. И думать ни о чём не хотелось. Остальные, к слову, весь день были заняты примерно тем же. Все, кроме Макса. Потому что он, как написал в общий диалог Хэ, вновь ушёл "по делам". В понедельник, в очередной раз встретившись лицом к лицу с предметом своих дум и причиной терзаний, Кюхён вновь впал в уныние и бесконечные размышления, записывая лекции на автомате и практически ни с кем не разговаривая. А после пар он спешил домой, наскоро от всех отмахиваясь. То же происходило и во вторник. И даже в среду. А вот в четверг всё изменилось, так как первым затянувшейся депрессии младшего не выдержал (к огромному удивлению Кю) Ынхёк, выловив того посреди пар на большой перемене. — Рассказывай, — без прелюдий потребовал он, остановив макнэ на полпути в столовую. — А? — ахнул Чо. — Рассказывай, что с тобой происходит, говорю, — цокнул тот. — Меня напрягает твои настроение и поведение. — Что? — Блин, Кю-а, выключай дурачка и колись. Я же вижу, что с тобой что-то не то, — он потянул младшего за рукав в сторону курилки. — Ты от меня не отделаешься, поэтому выкладывай. — Но... столовая... в другой стороне. — Тебя, что, Макс покусал? Какая, нахрен, столовая? — он чертыхнулся. — Пока ты мне всё не расскажешь, мы с тобой никуда не пойдем. — Даже на оставшиеся пары? — Ой, как будто бы ты в последние дни их внимательно слушал, — Хёкдже скривил лицо. — Я, так-то, с понедельника за тобой наблюдаю. — Но... я... их записывал. Ынхёк резко остановился и внимательно посмотрел ему прямо в глаза. — Хорошо, — он поджал губы. — Если ты мне сейчас скажешь, какую тему мы проходили на последней лекции, я возьму свои слова назад и в ту же секунду отстану от тебя. Но, естественно, Кю понятия не имел, что там была за тема. Более того, он даже не отуплял, какой только что был предмет. И поэтому сдался. Вся эта ситуация была похожа на то, как кто-то пытается налить воду в уже наполненную до конца бутылку. Он включает сильный напор воды и направляет его в стеклянную тару, прямо в горлышко, совершенно игнорируя ее содержимое. В результате излишки воды обильно переливаются через край. Так и Кюхён. Он был той самой бутылкой, которая и без того уже была наполнена до отказа. Размышления, сомнения, пути решения, маркированный список "за и против" — всего было так много, что голова пухла. А Хёк своими заботой и любопытством заставил всё самое сокровенное и скрытое за семью печатями выйти наружу. Они просидели во дворе университета практически всю пару, разговаривая о многих вещах. Младшего прорвало, точно плотину, и он говорил, говорил, говорил... Говорил о том, что всегда стеснялся мужского имени, высеченного на его запястье. А стеснялся именно потому, что оно мужское. По этой же причине он так и не рассказал о нём родителям, сестре и своим школьным друзьям. Затем он делился с Хёком своими мыслями по поводу Чанмина. Что будет? Как будет? Как ему об этом сказать? Но самое главное — как ему с этим жить? Периодически Ли удавалось вклиниться в его монолог и рассказать что-нибудь о себе. Чаще всего это были какие-то небольшие поучительные истории, которые, якобы, сделали его сильнее и помогли принять себя. Также он рассказывал и о Донхэ, с которым первое время ему было сложно общаться и найти ту самую точку соприкосновения и взаимопонимания. Но он нашёл её. И поборол все свои страхи. Теперь он желает этого и Кю. Чо слушал эти лирические отступления без особого энтузиазма. В целом, он в принципе жалел о том, что решил открыться кому-то. Потому что чужие советы навевали тоску и вызывали отвращение. Окончательно в неверности своего решения выложить кому-то все карты на стол он убедился вечером, когда, по обыкновению, пришёл в клуб "Rokkugo". Компания уже была в сборе, и отчего-то все сидели с широко раскрытыми ртами и ошарашенными глазами. Все, кроме Макса. На его лице застыл насмешливый оскал. — Что это с вами? — напрягся Кюхён. — Ты! — только и смог выдавить из себя Дже, заприметив младшего. — Я? — не понял макнэ. — Ты! — вновь повторил Хиро. — Вы тут алфавит учите, что ли? — съязвил тот. — И, как я погляжу, уже добрались до местоимений? — Ты и Мин! — как будто бы очнулся Хэ. — Вы, правда, предназначенные? Чо, опешив, прикусил язык и медленно перевел глаза в сторону Хёкдже, готовый убить его одним только взглядом. Тот же, в свою очередь, выглядел абсолютно спокойным и как будто бы и не видел в своих действиях ничего плохого. Внутри Кю в очередной раз умерло что-то важное. Кажется, на этот раз это было "доверие". — Это правда? — спросил Юно. Но на лице только что пришедшего и без устного ответа всё уже было написано. — Да вы гоните, — наконец, воскликнул Макс. — Это, что, преждевременный первоапрельский розыгрыш? Или вы все клея понюхали? Кюхён, оставив попытки уничтожить Ынхёка одним только взглядом, стрельнул глазами в сторону Шима, так до сих пор не проронив ни звука. — Что за бред вы тут несёте? — продолжал возмущаться тот. — Я и он? Да кто вам вообще поверит? Ведь даже я не знаю, что за имя на моей руке, вам-то откуда это может быть известно? Канин поджал губы, решив ни о чём ему не напоминать. Итук тоже стушевался. Потому что тоже уже давно обо всём знал. — Я всю жизнь только и делаю, что борюсь за право выбора и личную свободу, не желая быть связанным по рукам и ногам каким-то дурацким именем, — не унимался Чанмин. — И меньшее, что вы могли сделать — просто не лезть в это дело. О большем, как, например, попытаться меня понять, я вас и не просил. Поэтому давайте не будем это обсуждать. Ваша ставка не сыграла — я вам не поверил. Ха-ха. Кю стиснул зубы, продолжая гипнотизировать разорявшегося Мина. — Я и он, ха! — цокнул Макс. — Прежде чем распускать подобные слухи, лучше бы подумали о том, что, если бы это действительно было правдой или хотя бы намёком на неё, Кюхён бы с этими разговорами пошёл ко мне, а уж точно не к кому-то из вас. Это вам всем в голову не приходило? Думаете, он настолько идиот, чтобы молчать о таких вещах? Да и каким же надо быть недоразвитым ничтожеством, чтобы обсуждать такие вопросы с недалёким Хёком? Тут он на мгновение замолк, как будто бы что-то прикидывая в голове, а затем посмотрел прямо в глаза Чо. — Хотя, я тут сейчас подумал, — он вальяжно раскинулся в кресле, — а, может, ты действительно говорил об этом с ним? И, наверное, даже плакался, да? Что, не уж-то засвербило настолько сильно, что ты решил таким образом попытаться затащить меня в койку? Нет, чувак, зачем было придумывать такой многоходовый план? Мог бы просто подойти ко мне и сказать: "блин, чувак, у меня всё чешется! Давай потрахаемся! Без обязательств!" Думаешь, я бы не пошел тебе навстречу и не помог бы? Ах, Кю-а, Кю-а! Какой тупой и до конца не продуманный план! А ведь я считал тебя умным! Чо чувствовал, как его терпению приходит конец. Он чисто физически ощущал, как до того момента, когда "вода" из его "бутылки" вновь начнет выливаться, остались считанные мгновения. — Ты, наверно, все никак не можешь забыть наш поцелуй, — он сложил губы трубочкой. — Скажи честно... понравилось, да? А ведь ещё говорил, что я плохо целуюсь. Три. — Нет, не пойми меня неправильно! Если бы о перепихоне попросил кто-то другой из нашей компании, я бы ему отказал, но ты... Черт, а ведь это неплохая идея! Два. — Только представь, как я буду медленно входить в тебя, растягивая и громко вздыхая. А потом буду постепенно наращивать темп, оставляя синяки на твоем теле. А ты будешь стонать и просить меня никогда не останавливаться. О, да, — он улыбнулся и прикрыл глаза. Один. — Так что ты там говоришь? Я — предназначенный тебе человек? Сидящие рядом не решались вставить ни слова, лишь только испуганно переглядываясь. Но после последнего вопроса Мина они все, как один, посмотрели на Кю. А тот, стиснув зубы от переполняющей его злости, в этот самый момент рывком срывал со своего левого запястья массивный чёрный браслет, с которым раньше никогда не расставался, обнажая аккуратно написанные шесть букв, складывающиеся в слово "Чанмин". Для пущего эффекта он демонстративно вытянул руку вперёд, сильнее выпячивая часть с именем и выставляя свою тайну напоказ. Чтобы все увидели. Чанмин так и застыл с усмешкой на лице. И по мере того, как двигалась секундная стрелка, довольная ухмылка на его лице превращалась в раскрытый в удивлении рот. — Да, на моей руке нарисовано твое блядское имя, — по слогам выдавил из себя Чо. — Но это нихуя не значит, и никогда не будет значить. Потому что... ты даже представить себе не можешь, сколько раз я мечтал ножом и без наркоза вырезать отсюда твоё блядское имя. Я каждый день засыпаю с этой мыслью. И просыпаюсь с ней же. Потому что ни один человек в этом мире не заслуживает того, чтобы ты со своим блядским именем был его соулмейтом. Никто. Даже все насильники и педофилы этого мира. Такая мразь, как ты, вообще не имеет права быть на чьем-то запястье и числиться чей-то половинкой, — он усмехнулся, наблюдая за спектром эмоций на лице Макса. — Ты похож на гнилую часть яблока, которую все вырезают и выкидывают. Потому что ни один человек в здравом уме не станет давиться ей и отравлять свой организм, когда есть нормальные и свежие яблоки. Так и с тобой, Шим Чанмин. А затем он, опустив руку, посмотрел на Хёкдже. — И я честно и искренне сочувствую Донхэ. Потому что его половина тоже сгнила. Довольный тем, что больше никто не улыбался и не сидел на расслабоне, он развернулся и пошел прочь, желая быть подальше от этого места и от этих людей. Страха больше не осталось. На его место пришла едва контролируемая ярость и дикое желание повернуть время вспять, чтобы никогда не встречаться и не знакомиться с этими людьми. Но, увы, это было невозможно. Поэтому теперь хотелось просто сбежать.