Глава 27. Дурная слава
26 декабря 2018 г. в 22:11
В эту ночь Чанмин так и не смог больше уснуть. Более того, он даже и не пытался. Вместо этого они с Канином пили, медленно добивая бутылку виски, и разговаривали по душам обо всём на свете, начиная порицанием педантичности Итука и заканчивая отношением Макса к Кю. На последнем, к слову, они каждый раз останавливались более подробно.
— Сдайся, чувак, — выдохнул Ёнун, — просто сдайся, уже окончательно, подними лапки вверх, размахивая белым флагом, и прими свою судьбу. Просто прими. И забудь о своих принципах.
— Ты же в курсе, да, что ты говоришь мне об этом уже в сотый раз за час? — усмехнулся Мин.
— А я тебе это и в сто первый раз скажу. И в сто второй. И в...
— Да-да, я понял.
— Поэтому просто прислушайся! Ведь теперь, когда ты все знаешь, какой смысл в твоём образе жизни?
— Никакого.
— Во-от! Никакого! Именно! — он кивнул. — Это же Кюхён. И тебя к нему тянет. Тянет же?
— Ну, тянет.
— И, можно сказать, что ты и твоё сердце сами его выбрали, — Ким сощурился. — Ведь так? Без указания метки.
— Ну, типа того, да, — сдался Шим. — С этим трудно поспорить.
— А потому что не надо больше спорить. Надо сдаваться и брать быка за рога, — он пьяненько хихикнул. — Ну, или Кюхёна за член, как уж тебе самому нравится.
— Да это всё понятно, — тяжёлый выдох. — Но, кажется, я опоздал. И опоздал-то буквально, на пару дней.
— Ты про его китайца?
— А про кого же ещё? И откуда он только нарисовался, — Макс цокнул. — Ненавижу его.
— А только ли в китайце тут дело-то? — заговорщически протянул Енот. — Ты сам-то на себя давно в зеркало смотрел, Казанова хренов? Ясен пень, что Кюхён не хочет быть с тобой. Он-то знает, что у тебя таких, как он, вагон и две больших тележки.
— Да никого у меня нет уже, — Чанмин выдохнул.
— Да ну?
— Ну, да, — он прикусил губу. — Сказать тебе правду? Я всю прошлую неделю потратил на то, чтобы порвать со всеми своими бывшими, настоящими и будущими. Я послал всех, до кого смог дозвониться и кого смог найти. Я прошёлся по всем местам своей былой славы, по всем барам, клубам и мотелям, отменил при этом кучу встреч и несколько броней в гостиницах. Я даже у врача проверился на всякий случай. В общем, подошёл к вопросу очень и очень тщательно. И, бля, хён, ты хоть представляешь, сколько дерьма я при этом наслушался? Знаешь, сколько пощечин я получил? Тебе и не снилось то число бранных нецензурных слов, которое я услышал в свой адрес. И "сдохни, тварь", и "да что ты себе позволяешь, блядь последняя", и "что, твой хер, наконец, пал от венерической болезни", и "сука, тебе лишь бы потрахаться и забыть", и далее, далее, далее. Я уже и не помню всего.
Ёнун шмыгнул носом и ненадолго даже завис от такой откровенности младшего.
— Так что, — Мин упал головой на стол, — ты можешь мне сколько угодно говорить про моё прошлое, про мой старый образ жизни и бесконечные и беспорядочные половые связи, но только не сейчас. Я меняюсь, хён. По крайней мере, я хочу в это верить, так как прилагаю достаточно усилий.
— Кхм, — кашлянул Ким, — даже и не знаю, что тебе теперь сказать.
— А ничего и не надо говорить, — заключил младший. — Тут уже ничего не поделаешь.
— Ну, так-то, по-хорошему, если такое дело, можно много чего поделать. Например, ты можешь за него побороться.
— Он, что, последний сырник в столовой? — тот прыснул.
Канин покачал головой:
— Ну, с такой-то логикой, конечно, куда тебе. Тогда сиди и молча страдай.
— Ммм, — промычал младший. — Злой ты, хён, и я бы от тебя с радостью ушёл, если бы было, куда.
— Если что, — тот посмотрел на часы, — тебе через пару часов в универ идти. Можешь уже выдвигаться.
И вот так, не сомкнув глаз, а лишь только залив в себя сначала виски, а потом и кофе, Мин, кое-как облегчив за ночь душу, поплёлся к первой паре, как исправный студент. И в этот день он искренне ненавидел всех и вся: и нудных преподавателей, и твердые парты, на которых было очень неудобно дремать, и перемены, которые были слишком короткие для сна, и холодную промерзлую погоду, которая прямо кричала о том, чтобы он забил на все и спрятался под одеялом, и бесячих рыбных, которые сначала делали вид, что обижаются, а потом всё-таки вновь докопались со своими нравоучениями.
А любезный Анчови даже написал ему записку:
"Где ты был?
Мы переживали за тебя!"
Мин улыбнулся:
"И, че, хочешь сказать, что не спали всю ночь и все больницы и морги обзванивали? :)"
"Нет.
Мы попереживали немного и спать легли.
А потом проснулись и продолжили переживать :Р"
"Суки".
И единственный, кажется, кого Шим не ненавидел (ну, а потому что "с хуя ли вдруг"), разумеется — Кюхён.
Поэтому уже на второй паре Макс тоже подкинул ему записку:
"Привет, чувак :)"
"Привет".
"Как дела? :)"
Чо недобро на него покосился, но всё-таки ответил:
"Нормально".
"Понятно.
Это хорошо, что нормально".
"Ну, типа того".
"Холодно сегодня на улице, да?"
"Ну, такое".
"А я капец не выспался".
"И?"
"Й".
"?!"
"Забей".
"Чувак,
у тебя все норм?"
Чанмин выдохнул, честно написав:
"А если я скажу, что нет, как ты отреагируешь?"
"А как должен?"
"Ну, ты мне поможешь?"
"Смотря в чем".
"Да хоть в чём..."
А затем он, что-то прикинув в своей голове, дополнил:
"Да хоть в чём...
Мы же друзья?"
Кюхён вновь бросил на того хмурый взгляд, но ответ всё же настрочил:
"Ну, друзья, да".
"Точно?"
"Так мы это ещё вчера вроде выяснили".
"Просто хочу ещё раз в этом убедиться.
И проверить".
"Что проверить?"
"Что я всё ещё во френдзоне".
Кюхён прыснул:
"Да, чувак.
Со вчерашнего дня ничего не поменялось.
И никогда не поменяется.
Поверь мне".
"Хорошо.
Верю.
Я тебе верю, Кю-а.
Но если ты всё ещё считаешь меня другом — я рад.
Спасибо :)
Потому что отныне я буду действительно дорожить нашей дружбой, ибо не хочу потерять тебя".
"Странный ты какой-то сегодня.
Наркота палёная попалась ночью в клубе, что ли? Или ты с проповедником переспал, который наставил тебя на путь истинный? :D"
А вот на этот выпад Шим не захотел отвечать, поэтому смял записку и бросил себе в сумку. От греха подальше. И затем, чтобы что-нибудь опять не испортить.
Потому что "друг — и ладно; это уже хорошо". Ведь он прекрасно понимал, что путь наверх, к сердцу любимого человека, придется начинать отсюда, с самого начала и самых низов недоверия.
"Но я готов к этому", — он улыбнулся сам себе.
И, кажется, это была его первая здравая и разумная мысль за последние несколько лет.
— Слышь, — внезапно шепнул своей половинке Хэ и ткнул ее в бок.
— А?
— Чего это он светится от счастья?
— Кто? — нахмурился Анчови.
— Макс, — Фиши кивнул в сторону одногруппника. — Смотри, он сидит на скучнейшей паре и лыбу давит.
— Ну, может, от наркоты еще не отошёл с ночи, — тот пожал плечами. — А, может, рад, что его всё ещё не отчислили, не знаю. Возьми и спроси у него.
Но Донхэ не спросил. Потому что не решился.
Да и Чанмин всё равно бы ему не ответил. Потому что понял одну важную вещь: счастье любит тишину.