Пятьдесят на пятьдесят

Кирилл думал, что сейчас обернётся и увидит милую фанаточку, которая так смело решила подкатить, что позади него стоит девочка, которая совсем недавно узнала, возможно, новую звезду баттл-репа и легко уместила свою ладошку на его ягодице. Хуй там. Во всех смыслах слова: хуй Палмдропову и хуй у фанаточки. А ещё борода. — Да ты заебал! — сразу вспыхнул он, видя хитрую улыбочку. — Мы ещё так далеко не зашли, — хихикнул Даня. Его новая фанатка забавно хлопала длинными ресницами, выводя окончательно. Сначала Летай пошутил про его задницу, потом про это начали придумывать те странные девочки-фанатки, а потом — и парни из команды. Когда Макаров несмешно высказался про то, что у них могут быть красивые дети, Даня весь изошёлся, твердя, что у них точно-точно будут глаза Кирилла и нос самого Киреева. А потом долго смеялся с «Кирилл Киреев». Нет, сначала даже очень забавно было. Можно было шутить, что Даня не просто так к этой теме снизошёл, что в каждой шутке — как минимум доля правды, а после Кирилл начал беситься. Существует принцип, когда навязанное каким-то чудесным образом принимается. Причём так легко и просто, словно было изначально. Длинные пидорские ресницы и тупая улыбка перестали казаться чем-то раздражающим, а шутки отдавали болью где-то в груди. Любое прикосновение трактовалось сразу в нескольких смыслах, и лишь не сразу разум выбирал верный. Потому что Кирилл был парнем мечтательным, а Даня — сумасшедше красивым и забавным, и вообще едва ли не лучшим. Когда Мирон позвал Даню, крикнув непривычное «Киреев», и Кирилл обернулся, Окси тут же списал это на кирилловскую глухоту и своё больное горло, что не давало говорить громче. Летай тогда тупо рассмеялся. Анатольев захотел вскрыться. И вот сейчас, стоя зажатым и непристойно облапанным, Кирилл заблаговременно знал, как он сам на это отреагирует. Он сотню раз пытался понять, откуда росли ноги у популярности на их странную пару, приходя к выводу, что это просто странное стечение обстоятельств. Кто-то из прошаренных знакомых девочек сказала ему, что они с Даней просто созданы друг для друга, как какие-то соулмейты. Типа они родственные души, типа между ними какая-то химия. А по факту между ними не было ничего, кроме шуток Дани и персонального желания Кирилла въебать по этой красивой морде, чтобы она перестала его так привлекать. Хотелось разбить пухлые губы, которые он хотел поцеловать. Испортить улыбку, светлый и бесконечно тёплый взгляд. Растоптать все навязчивые мысли и стать уже нормальным. Но нет. Даня крепко сжимает его задницу, широко улыбаясь. Для него это смешно. Кирилл же просто в бешенстве. — Ты писал, что нужно видеть в этой хуйне границы, — наконец ответил Палмдропов. — У тебя же нет твиттера! — А у тебя — совести. Хватка на ягодицах ослабла и взгляд Дани словно потускнел. Кирилл думал, что аналогично выглядит и он: будто побитый собственным хозяином пёс. Какие они нахуй голуби? Щенки облезлые. Киреев слегка опустил голову, тяжело глядя исподлобья. Он облизнулся, готовый вот-вот открыть рот, но в итоге не успев даже звук издать. Действуя по принципу «клин клином», Кирилл опустил свои руки на бёдра Летая. — А так? Смешно? — спросил он, становясь ещё ближе. Он приблизил лицо к лицу Дани, дёрнул носом, касаясь его носа. Вроде, так нелепо баловался, думая, что Киреев, наконец, поймёт, каково это. Наконец, отъебётся. Скоро должен был начаться очередной баттл, но Анатольев предпочитал находиться здесь и тонуть в чужих глазах. Казалось, они оба даже не дышали, глядя друг на друга и бесчисленное количество раз облизывая пересохшие губы. В горле — словно железной щёткой прошлись, а побитый взгляд напротив быстро приобрёл новый оттенок, полностью преобразившись. Когда на те же бёдра Кирилла вновь легли ладони Дани, а его губы оказались катастрофически близки, Анатольев успел только дёрнуться, отчего руки Летая обхватили его крепче. Палмдропов только успел заметить, как вернулись те милые морщинки у глаз Дани, когда его нагло поцеловали, что уже совершенно не походило на шутки. И самое хуёвое — Кирилл даже не думал, отвечая. И тогда его разум окончательно поплыл, впуская в рот Кирилла шустрый язык. Кирилл всегда считал, что целовать бородатого мужика — стрёмно. Но это было так охуенно, что он бы с радостью повторил. И не раз. И не два раза. Его нежно касались мягкие губы, а щетинистая щека создавала своеобразный контраст, отчего ситуация казалась ещё более глубокой и уникальной. От Дани приятно пахло, хоть он, возможно, и перебарщивал с количеством одеколона. Даня был нереально тёплый, чего так сильно не хватало Кириллу. Анатольев прижался крепче, касаясь грудью груди Летая. — Несмешно. Совершенно, — прохрипел Даня, мимолётно отрываясь от него, но после вновь целуя. Не прав был Даня, говоря, что только он летает. Сейчас Кирилл по-настоящему летел, сшибал все преграды разумности, мчась навстречу сладкому и столь желанному. Он проиграл множество боёв, каждый раз уступая. В этот раз он уступал, блаженно прикрыв глаза, потому что в какой-то степени выиграл, получив, что хотел.