Пятьдесят на пятьдесят

Гриша судорожно сглотнул, что-то шепча, когда Властелин, вдруг оказавшись таким нежным, встал на колени и спокойно взял нереально глубоко. Парагрин невольно вспомнил свой раунд про его длинную шею. После такого он бы ему не только айфон купил, но и всего себя отдал. Без остатка. Макаров поднял на него глаза, соблазнительно выпуская его орган изо рта. Когда член Гриши покидал горячую полость, Династ успел лизнуть его головку, пока тягучая слюна медленно текла по его подбородку, вниз, по шее. Капля остановилась у ворота черного худи, и Грише хотелось слизать её, а потом содрать эту ебаную кофту и опуститься ниже, языком очертить ключицы, пупок. Но сейчас Гриша мог лишь смотреть и давиться стонами. Через мгновение Макаров вновь насадился ртом на его член, в этот раз утыкаясь головкой за щеку. Он активно задвигал головой, позволяя трению и плотно сжатым губам свести Парагрина с ума. Мужчина так хотел опустить ладонь на его затылок и двинуть бёдрами вперёд, хотел поднять его лицо, посмотреть на удивительно красивые глаза в тот момент, когда их владелец так похабно хлюпает слюной с его членом во рту. Он безумно желал ощутить эти волосы в своей руке, а ещё — хоть какую-то власть. Властелин сказал, что сегодня балом правит он, иначе бала и вовсе не будет. Гриша думал, что спокойно выстоит, сжав пальцы в замок за спиной. Никогда Гриша так сильно не ошибался. Династ, словно специально, едва не давился собственной слюной, заглатывал и стонал, вибрируя горлом. Гриша царапал стену, рвал ботинки пальцами ног, что беспрестанно сжимал. Тяжело. Династ спокойно сжимал его бёдра, мял голую ягодицу, оттягивая и просто царапая ногтями. Гриша пару раз больно ударился затылком об стену. Опасненько. В реальности Парагрина всё было проще. Правда. В его реальности именно он решает, что да как. Кажется, где-то что-то взорвалось и разбилось, потому что этот парень вытворял такое, что хотелось волком выть. Но, несмотря на старания, у Гриши и язык не поворачивался назвать его рот «грязным». Не стал бы он так ужасно хотеть поцеловать грязный рот, вылизать языком от и до. Он бы не смог мечтательно смотреть на грязный рот, представляя, как будет долго терзать эти губы, как потом протолкнёт в них свои пальцы, чтобы Макаров обильно смочил их слюной. А потом… Когда Династ всосал одно его яйцо, Гриша издал самый странный звук в своей жизни. Бледная рука шустро надрачивала ему, а после головку вновь накрыли пухлые губы. И взгляд Витали был такой чистый. Он выполнял всё, едва не профессионально, но часто вопросительно поглядывал на него. От контраста умений и нелепой невинности крышу сносило знатно. Династ молчал, ничего не спрашивал, довольствуясь одним взглядом и кивком. Стоило ему yвидеть закатившиеся глаза или услышать глухой стон, как любые сомнения отпадали. Он напрягал горло, позволяя себе скользнуть рукой в свободные штаны и сжать уже свой член. Макаров так боялся всего этого, что сейчас, увидев, что его старания более чем оправдали себя, собственное возбуждение ударило по всему телу. Ему захотелось кончить, и чтобы кончил Гриша, причём о нём он почему-то думал даже больше. Думая о Грише, Династ так увлекся, что не успел отодвинуться, когда Парагрин сказал, что всё, пиздец, а потом не удержался и таки сжал волосы на затылке Витали, кончая ему в рот. От лёгкой боли спустил и сам Династ, лихорадочно сжимая ладонь в основании своего члена, выстанывая нереально громко. Даже стыдно стало. Подняв веки, Виталя увидел жадный взгляд сверху. Открыв глаза, Гриша еле сдержался, чтобы не слизать чужую слюну, как и хотел ранее. Династ изначально задал границы. Он думал, что так ему будет проще, что так у него будет свобода, что он сможет отступить. Но отступать внезапно не хотелось, зато появилось желание, чтобы его грубо выебали в рот. А потом опрокинули на спину и занялись не только ртом. — Династ, — начал Гриша, — в переводе с греческого «глубокая глотка». Виталя отвесил ему подзатыльник, но улыбнулся. Он понимал, что это не издевательство, а своего рода комплимент, но решил так легко и не сдавать. — Только не говори, что специально тренировался на бананах, — попросил Гриша. — И не скажу. Я на хуях тренировался. Настоящих хуях, — ответил Макаров, показательно закатывая глаза. — На мужских? — На мужских. Гриша глубоко втянул носом воздух, отворачиваясь. Когда он пытался играть обиженку, выходило даже смешно. Макаров похлопал его по плечу, успокаивая. — Но твой был лучше всех тех, — в итоге добавил Династ, — а ещё не пах бананом. И кожуры противной нет. И этих тонких горьких ниточек, которые постоянно не туда, куда надо попадают. Парагрин повернулся обратно к нему, долго смотрел нечитаемым взглядом, пока не сорвался, наконец поцеловав. Бананы, блять. Неизвестно, сколько Виталя сожрал бананов, но рот у него был определённо точно сладкий. И вкусный до безумия. Даже после хуя. Властелин позволил обнять себя за пояс и утянуть в долгий и глубокий поцелуй, сам призывно жался. Властелин вновь перестал казаться властелином.