Возьми меня в свой омут

Чонгук с гордостью считал, что сделал себя сам. Сам добился всего – и авторитета в школе, и уважения взрослых. Без посторонней помощи, без подачек отца, финансировавшего весь мегаполис. Чон выстроил своеобразную империю, мир, в котором его негласно провозгласили правителем. Единственное место, где звездный статус слетал с него, как по мановению волшебной палочки, был родительский дом. Там Холодный принц играл роль лишней части пазла. Благодаря строгому отцу и его жестоким урокам, Чонгук приобрел замечательные, а главное полезные качества наемного убийцы. Он был холоден, расчетлив, жесток и кровожаден. Его садист-папочка, любивший в детстве развлекать сына психологическими играми, достопочтенный Господин Чон Старший, растил сына, постепенно создавая из него свою точную копию. Он рассказывал маленькому Чонгуку о всей подноготной стороне жестокого человеческого мира; параллельно вводя в курс дела, приобщал к семейному бизнесу, который вскоре должен был передать. Чонгук вырос и достиг апогея - ледяной маски на лице, характерной всем представителям чистокровного рода Чонов; сын научился быть идеальным во всех областях и сферах, преуспевал даже в гуманитарных науках. Но в один момент что-то пошло не так, механизм дал сбой. И уже взрослая и самодостаточная личность покинула родительский дом, яростно захлопывая за собой дверь. Уже давно не милый маленький мальчик Чонгук, теперь уже хладнокровная робот-машина, готовая убивать, познала новое - свободу и независимость. Поэтому корабль пустился в необузданное, неизведанное плавание. Сын и отец отдалились друг от друга и стена непонимания со временем только обросла колючим плющом, не давая обоим подобраться чуть ближе. Помимо свободы и независимости, Чонгук встретился с прекрасной незнакомкой, которой он решил посвятить всю свою жизнь. И имя ее - музыка. Она стала для него глотком воздуха. В ней наш взрослый малыш нашел своеобразную отдушину. С ней он мог быть собой, без лживых масок, без укоров и постоянных недовольств отца. Но сейчас все это мелочи, и порой Чон и сам твердо верил в то, что он такой, каким видят его другие: уверенный, холодный, успешный. Настоящая звезда. В школе никто не сомневался, что его ждет блестящее будущее и замечательная певческая карьера – площадки, цветы, поклонницы, подрагивающее пламя зажигалок в темноте завороженного, затихшего зала… И только сам Чонгук еще помнил себя неуверенным робким мальчишкой с непременной папкой с нотами под мышкой, со стремлением понравиться взрослым. Впрочем, он быстро понял, что нравятся не те, кто старается понравиться, а те, кто уже ведет себя так, словно он ярчайшая звезда, бог этого мира. Воистину прав был тот, кто сказал: ты такой, каким себя ощущаешь. Итак, Чонгук не сомневался в себе, и все же иногда… Он стоял перед большим зеркалом в прихожей и внимательно разглядывал свое отражение. Оно было знакомо до мельчайших деталей, и вместе с тем временами парню казалось: там, за стеклом – незнакомец. У незнакомца были темно-каштановые волосы Чонгука, тонкие кисти рук и внимательные карие глаза – глубокие, цвета крепкого виски. Эти глаза и казались чужими. В целом Чонгук себе нравился. Высокий ворот тонкого черного свитера подчеркивал шею и придавал облику слегка демоническую загадочность. На свитере удобно разместилось любимое украшение – три зуба реликтовой акулы на тонком кожаном шнуре. Но глаза... "Глупости все это", – сказал себе парень и подхватил куртку-косуху, которая стояла в углу прихожей, поскольку, во-первых, мама сказала не пихать эту гадость в шкаф, а во-вторых, куртка была такой тяжелой, что вполне могла стоять. Если честно, Чонгук ее любил – стильно, функционально (универсально для всех времен года, кроме, разве что, жаркого лета) и по канону. К куртке подходили только высокие ботинки в милитари-стиле. На самом деле Чонгук предпочитал мягкие мокасины, в которых ногам не в пример удобнее, однако, как говорится, положение обязывало. Чонгук знал, что представляет собой довольно значимую величину, а значит, мелочей не существует – имидж должен быть продуман детально. Парень еще раз обернулся к зеркалу и подмигнул своему двойнику: «Не парься, прорвемся», подхватил гитару и вышел из квартиры, в которой ютился лишь он один. Вместо того, чтобы повернуть к лифту, Чонгук направился к лестнице. Ему всегда казалось приятнее спускаться пешком. В этом доме лестницы были отделены от площадок дверьми. Стоя на лестничном пролете, можешь подумать, будто попал в глубокий колодец. Вокруг – только стены, потолок, утыканный спичками, и высокие окошки между этажами, всегда запыленные и исписанные глупыми надписями. Но, самое странное, у этого всего имелось своеобразное обаяние. Чонгук остановился так, чтобы в окошко был виден кусочек города, прислонил к стене гитару и, вытащив из-за подкладки куртки сигарету, закурил. За долю секунды в глаза накапал дождь Капля за каплей просочилась ты, стоит лишь вздохнуть, как тебя вижу Любовь, как цветы вишни, поцвела-поцвела и вот, как видно, легко опадает Словно во сне, мы, подобно искрам, погорели-погорели и вот, остался лишь пепел Эй, девочка, знаю, это решение ты приняла самостоятельно Твои руки, твоё тело, и даже твоё тепло, что было жарче экватора, исчезли А я продолжаю, верхом на мелодии, ставить в прежнем месте знак «повтор» К этой мелодии, которая уже дошла до знака «конец» я один возвращаюсь Строки сложились мгновенно, и Чонгук положил недокуренную сигарету на высокий подоконник, чтобы не упустить их. Новые песни были его водой и хлебом. Они питали его, да что там, именно благодаря им он стал тем, кто он есть сейчас – Чонгуком Великолепным, солистом и лидером группы "Morphine", предметом мечтаний многих и многих девушек. Чон сделал себя сам, и сейчас в школе уже никто не помнил того растерянного отличника-первоклассника, которым он был когда-то, мальчишку, стоящего в конце линейки на физкультуре. Перед репетицией ребята заскочили в ресторанный дворик ближайшего торгового центра – выпить кофе и обсудить рабочие вопросы: собственно Чон, его лучший друг и по совместительству второй солист группы Тэхен, Чимин - еще один солист с ангельским голосом, бас-гитаристы Джин и Намджун, Джей-Хоуп как главный барабанщик группы и Шуга, игравший на клавишных и гитаре. — Ну как, поговорил? – с ходу спросил Джина Чонгук, подсаживаясь к ребятам и ставя на стол поднос с кофе, который по обыкновению пил без сахара. Джин был в группе самым старшим, он уже заканчивал второй курс Сеульского университета искусств, поэтому именно ему было дано ответственное поручение: переговорить с Чхве Минголь, парнем, живущим в их же квартале, по поводу студии. У Чхве обнаружились связи в шоу-бизнесе, и ребята рассчитывали на его помощь в создании своей первой профессиональной записи. Чон не сомневался: стоит только разослать песни по радиостанциям, и кто-нибудь обязательно заинтересуется "Morphine". Джин неопределенно пожал плечами. — Ну, говорил, – мрачно произнес он, – но Чхве даже слушать меня не стал, сказал, что его приятели, мол, только с профессионалами работают, а не абы с кем. — И "Morphine", значит, для него абы кто? – холодно переспросил Чонгук. Конечно, Чхве не обязан им помогать. С другой стороны, нужно сохранять статус группы. Пусть никто не думает, что неуважение к интересам "Morphine" сойдет ему с рук. — Значит, так, – продолжил он, – Чхве же хуже. Я поговорю с кем нужно, пусть этот урод почувствует себя изгоем. — Но нам-то это не поможет, – возразил Шуга. — Глупости, – Чон отставил от себя недопитый кофе, – Будет знать, как портить нам репутацию… Ну, идемте, пора репетировать.

***

Пальцы сорвались, и аккорд на секунду повис в воздухе, чтобы затем беспомощно рухнуть вниз. Чонгук отложил гитару, чувствуя, как в груди закипает раздражение. Ну зачем Тэхен притащил на репетицию этих глупых девиц?! Тэхен и по совместительству виновник плохого настроения Чонгука, недоуменно оглянулся. «Ты чего?» – спросил его удивленный взгляд. — Хватит. Репетиция окончена! – отрезал Чон и сосредоточенно принялся убирать в чехол гитару: хороший предлог не смотреть в непонимающие глаза друзей. — Ты че гонишь? – поинтересовался Чимин. — Отстаньте от него! Видите, Чонгук-оппа устал. Пойдем лучше в кафе посидим. Знаешь, какой здесь недалеко капучино делают? – ЧиЁн присела на корточки перед Чонгуком, пытаясь заглянуть в глаза. Смотря на него взглядом загнанной лани – тревожным, настойчивым. И ее глаза, и защита показались Чону неприятными. — Нет, я лучше домой, – бросил он. – Извините, ребята. На улице его догнал Шуга. ЧиЁн маячила где-то на горизонте, но, к счастью, не решалась подойти. — Извини, сорвался, – объяснил свой резкий поступок Чонгук Шуге. – Пойдем покурим? Они отошли от подъезда и встали у низкой чугунной оградки, полузанесенной снегом. Только-только днем шел густой снегопад, и все вокруг еще казалось загадочно-красивым. Ничто не долговечно: скоро машины окончательно раздавят эту бело-воздушную красоту, растащив ее по дворам грязно-серой жалкой жижей. Чонгук пощелкал зажигалкой, пытаясь извлечь из нее пламя, но тщетно. — Держи, – Шуга бросил ему свою. – Что это на тебя нашло? Одинокая фигура в пушистой розовой шубке все еще маячила в стороне немым укором. — Понимаешь, достала. Все достали! – Чонгук жадно затянулся и выпустил дым через ноздри, – Нахуя на меня смотреть глазами раненой оленихи? Устал я, понимаешь, заебало меня это: «Ах, Чонгук, как ты здорово поешь!» «Ах, Чонгук-оппа, а что ты сегодня делаешь?» — Звездишь, – Юнги дернул уголком рта и стряхнул пепел прямо в пушистый еще нетронутый снег, и пепел прожег в нем глубокую рану. – Рано у тебя звездная болезнь начинается. — Да никакая это не звездная болезнь, блять! – рассердился Чонгук. – Устал я от этих дур, просто устал, понимаешь? Юнги задумчиво кивнул. — Знаешь, что я думаю? – задал он совершенно идиотский вопрос, и тут же сам ответил, - Это все потому, что ты тусишь с теми, кто бегает за тобой. А тебе нужна другая девчонка. Такая, за которой ты бегал бы сам. Понимаешь? — И где такую взять? - с ухмылкой спросил Чонгук. — Да прям! Выше только звезды, круче только яйца! Хотя бы в своей школе присмотрись: ну не все же за тобой с домогательствами бегают. Наверняка есть и нормальные. Только ты их не замечаешь. Почему? Да потому что сам считаешь себя звездой и на самом деле хочешь, чтобы за тобой бегали, – философски закончил Юнги. — Это не так, – возразил Чонгук, уставившись на свои ботинки. – А тихони мне нахуй не нужны. От жизни нужно брать все самое лучшее - и секс входит в этот список. Особенно легкодоступный и с умелым языком, не находишь? — Не спорю. Но что и требовалось доказать, – подытожил Шуга, выдохнув сигаретный дым. — Знаешь, в любом случае девушки не стоят того, чтобы из-за них срывались репетиции. Любовь преходяща, а музыка вечна. Ну, давай расчехляй свою скрипку, врежем музон в этой дыре! — Что, прям здесь, на улице? – переспросил Шуга, но уже затушил сигарету и потянулся к чехлу гитары. — А почему бы и нет. Небо, город, снег – все, что настоящему музыканту надо. Ничего лишнего.

***

Девушки… Никогда Чонгук их не понимал. Когда он был маленьким и кто-нибудь отбирал у него игрушки, слезы сами собой наворачивались на глаза. "Не плачь, мальчики не плачут", – говорила мама. Со временем выяснилась странная вещь: быть мальчиком – это значит принимать на себя гораздо больше обязанностей. Мальчик не должен плакать, не должен обижать девчонок (даже если речь идет о том, чтобы дать сдачи), не должен бояться и прочее, прочее. Девушкам же, выходило, можно все: плакать, бояться, отнимать лучшие игрушки («ну что ты, Чонгук, она же девочка!»), капризничать, обиженно надувая губки, и даже жаловаться. Постепенно Чон принял правила игры (ну и черт с ним, пусть девочки – особая раса), тем более с возрастом понятнее они не становились. Внешность и прекрасное телосложение Чонгука давали ему много бонусов и постоянные выигрыши в этой рулетке. С возрастом он понял, что к чему в этом мире. Помани рукой девушку и хороший секс на сегодня тебе обеспечен, иной раз она сама бежит к тебе с распростертыми руками. Для Чонгука все казалось предельно простым: уличная жизнь, выпивка, бары, клубы, секс и музыка. Любимая гамма. В кругах он был известен бабником и заядлым тусовщиком - что, собственно, устраивало его всегда. Девушки считали пиком крутизны и необходимости переспать с самим Чон Чонгуком и тот факт, что после жаркой ночи он не напишет ей и вряд ли переспит с ней еще, их устраивал тоже. Они хотят секса - он не против: золотое правило Холодного принца. Но главной загадкой года для него оказалась девочка со сложным и загадочным именем Лалиса, которое само по себе звучало как музыка, как гитарный перебор. Он помнил ее еще с музыкалки. Главным образом из-за того, что она всегда умудрялась выделиться из толпы. Он до сих пор не мог сдержать улыбку, вспоминая, как она, выйдя на сцену на концерте, уронила стульчик от пианино, а затем прихлопнула крышкой рояля собственные пальцы. Но недавно, набросившись на него буквально ни с того ни с сего, Лиса, пожалуй, побила все свои прежние рекорды. «Совсем ненормальная», – подумал он тогда, но все же с этого дня стал невольно обращать на нее внимание. Уж очень странной казалась Лалиса, так непохожая на обычную тихоню-зубрилку, какой ее представлял Чонгук. Она держалась независимо, похоже, ее в классе уважали. Подруга у нее была одна, а вот парня, видимо, не наблюдалось. Чонгук из чистого любопытства приглядывался: не крутится ли вокруг нее какой-нибудь несчастный (а того, кто увлечется этой дикой неуравновешенной девчонкой, назвать иначе чем несчастным никак нельзя). Разве что вне стен школы, но выяснить это не представлялось пока возможным. Зато Чонгук узнал, что она почти что круглая отличница и ее сочинения все время ставят в пример классу. «Феномен», – думал он. Но наблюдать за девушкой оказалось неожиданно интересно. Возможно, потому, что он впервые выступал в такой роли. Впрочем, Чонгук не мучился ни размышлениями, ни вопросами, уверенный в поверхностности своего интереса. Разумеется, Чонгук собирал сведения постепенно, исподволь. При встрече с Лисой он, напротив, намеренно смотрел мимо или тут же отворачивался. Она после того странного случая больше никак дурной характер не проявляла. Кажется, ей даже стало стыдно перед ним. Она тушевалась, иногда роняла то, что держала в руках (ага, привычка, оставшаяся с детства!), и спешила поскорее уйти. «Стыдно? Ну-ну, помучайся, сучка, тебе полезно», – удовлетворенно думал в такие минуты Чон. После той сцены, которую успела снять на мобильник какая-то пятиклашка, авторитет Чонгука нисколько не пострадал. Он легко отшутился, посмеявшись над грозной Лисой, но дав абсолютно каждому понять тема - закрыта навсегда и обсуждать ее нельзя никому, потому что так сказал он - их предводитель. И вроде бы жизнь быстро вошла в привычную колею. Учеба, репетиции, встречи с друзьями. Поддержание звездного статуса, кстати, тоже требовало немалых усилий: нужно тусить в модных местах, общаться с полезными людьми, разговаривать с поклонниками снисходительно, но не скатываясь в явное пренебрежение. В общем, совершать массу мелких и ненужных действий. К этому Чон уже привык, вот только ЧиЁн продолжала его раздражать. Невольно сравнивая Лису и ЧиЁн, он думал, что первая, хоть и чокнутая, все же лучше. ЧиЁн преследовала его с упорством маньяка: записки, сообщения, телефонные звонки. Чон уже давно пожалел, что вообще связался с ней, а тут она еще узнала откуда-то его домашний телефон и принялась названивать. ЧиЁн на все попытки Чонгука объяснить ей, что лучше оставить его в покое, смотрела влажными, наполненными слезами, глазами и лепетала что-то жалобное. А потом опять звонила и хлюпала в трубку. Молчала и хлюпала. Но терпение Чонгука не вечно. И пускай у него есть правило: девушек бить нельзя, случай с ЧиЁн заставил его, вынудил сделать маленькое исключение. Он просто отдал ее в руки другим опытным дрессировщикам. Сам руки марать - мерзость, себе дороже. Поэтому после ночного визита к ней в квартиру двух неизвестных, она ни за что больше не сунется к нему. Тем временем наступило первое октября, официально День музыки. В школе устроили вечер с концертом, главным номером программы которого было выступление группы "Morphine". Чонгук не ждал многого от этого мероприятия – обычный концерт. Ему было интересно, как на выступление отреагирует Лиса. К его досаде, она не бывала ни на квартирниках, ни в клубах. Чонгук ни разу не видел ее среди своих поклонниц. Это начинало задевать. Смущается, избегает сталкиваться с ним в коридоре – а дальше? Что-то ведь это должно значить. Но вот что?

***

Чонгук со злостью затушил сигарету о стену. День явно выдался неудачным, а настроение прочно остановилось на минусовой отметке. Даже любимый вид из окна не приносил радости и не успокаивал. Возможно, дело в том, что с наступлением настоящей, не календарной осени город словно вылинял, а среди снеговых просторов появились некрасивые темные проплешины. А возможно, и не в этом. Лалиса… Это имя действовало на него, как зубная боль. Раньше он не думал о Лалисе Манобан, не замечал ее и не выделял среди других девушек. Неужели всему виной ее слова на концерте и то, как она вела себя со мной? Мерзкая тварь! Он же прямо там мог избить ее. Гордячка решила ослушаться его первого предостережения нанять себе охрану, решила показать свою важность ему - тому, кто теперь превратит ее жизнь в ад. Да, кукла, он заставит тебя рыдать, а не гневно смотреть на него, пытаясь прожечь дыру. Маленькая сука, возомнившая о себе невесть что! К счастью, коридор во время их разговора был пуст, и не оказалось свидетелей его фиаско. Лалиса никогда не была в школе популярной личностью, более того, девушек симпатичнее ее – пруд пруди. И вот пожалуйста! Самая невзрачная отшила его – Чонгука! Но, больше такого не повторится, потому что у парня уже назрел план отмщения.