Baby for daddy.

Секундный взгляд. Щелчок. Выстрел. Отбросило к стене крепким телом и горячими губами. Чимин несдержанно стонет в чужие уста, обвивая талию старшего ногами. Адреналин еще не выветрился. Алкоголь уступил место страсти, чтобы окончательно не добить парнишку, что так жадно цеплялся за плечи, стягивая одежду и приливая всем жаром к груди, чтобы вломиться своими ребрами в чужие, сломаться под лунным светом и добить друг друга испепеляющим удовольствием. Искупать друг друга в сладости греха, в который они так отчаянно пали; напоить друг друга вином с ладоней, опьяняя таинством под бликами полуночных звезд; слизать ржавчину с чужого языка от прокусанной в порыве страсти губы. Рука вздрогнула, поранившись о лезвие тонкой ключицы, водит по нему, нежится, ласкает, горячими касаниями плечи и грудь, окропляя кровоточащим желанием. Внутри всё пылало, плавилось, оседало пеплом на легких и било острыми крыльями лунных фениксов о грудную клетку. Юнги плотнее прижимает малыша к стене, выцеловывает ему шею, с наслаждением и садистским удовольствием кусая нежную кожу, зализывая затем ранки. Хотелось показать, что Чимин действительного его. Мин был реалистом и понимал, что Чимин этот месяц не сидел, как девственная девочка-припевочка, дожидаясь своего принца на белом коне, то бишь, Юнги. Блондин адекватно оценивал себя и знал, что принцем он никаким не был, скорее, драконом, что держит кого-то взаперти, заставляя страдать. Мин прижимает к себе Чимина, отрывая его от стены, и несет пьяненькое тело наверх, в комнату. Юнги не знает, каких внеземных существ нужно благодарить за то, что он сам сегодня не выпил ни капли. В противном случае он бы сейчас не стоял так твердо на ногах и точно бы наебнулся с лестницы, конечно же, вместе с Паком. Так же Юнги бы сейчас не смог бы здраво оценивать ситуацию, и, вообще, соображать. Но Юнги не пил, посему соображал. Дойдя, наконец, до комнаты, Мин укладывает студента на прохладные, черного цвета атласные простыни и нависает сверху, разглядывая парня, что растекся воском под ним. Чимин в лунном свете, что пробивался сквозь огромное панорамное окно выглядел воистину волшебно — как тогда, на берегу моря, когда он в оргазменной судороге выгибался и стонал протяжно «Шуга». Юнги склоняется над парнем и медленно ведет руками по его торсу, поднимая краешки футболки вверх, но встречает препятствие в виде портупеи и останавливается, щекоча чувствительную кожу на животе. Далее он поднимается пальчиками к пряжкам, расстегивая. Наконец, когда с портупеей было покончено, он стаскивает ее и футболку парнишки с его тела, откровенно наслаждаясь процессом. Делает он все неспешно и плавно, стремясь растянуть время. Потом он почти что невесомыми поцелуями спускается вниз по торсу Чимина прямиком к паху, а руки его уже расстегивают ширинку на джинсах красноволосого. Юнги проводит кончиком носа по низу живота и тянет брюки вниз, аккуратно поочередно снимая каждую штанину с красивых ног парня, провожая ткань поцелуями, что влажной дорожкой распространялись по ногам Пака. Юнги безумно хотел Чимина, ему хотелось поскорее вставить член в розовую дырочку и втрахивать студента в кровать до самого рассвета. Но, сняв с парнишки штаны, и удобно устроившись между ногами парня, Юнги остановился, прикусил внутреннюю сторону щеки и, склонив голову, посмотрел на Чимина. Внутри пожар, горит всё, что так долго выстраивалось — даже крепости. Оставалось только хвататься за тело напротив — оба в огне и оба сегодня сгорят дотла, осядут пеплом на простынях и развеются утренним ветром из приоткрытого окна, освещая солнечными лучами пепелище. Плевать было на то, что пожарных надо бы вызвать, но так даже лучше — пусть сгорают, рушатся, потом построятся заново, и снова будут ломать крепкие стены друг друга стихиями, танцуя в огне или извиваясь ко дну потопа. Не отрываясь: вросли друг в друга намертво, срослись костями, мышцами, кожей — каждый чувствует друг друга, как себя. Боль одна на двоих, удовольствие пополам и поровну, горечь — два бокала на брудершафт, нежность — кусок солнца, разделенный надвое. Порознь — хаос, рядом — неделимые, словно два кусочка пазла из миллиардов частей одной картины — идеально подошедшие друг другу. Оба сокрушительно прекрасны, оба безбожно грешны в своих страстях, оба не придерживались канону жизни, не верили в светлые чувства и счастливый конец, оба пытались выжить, потопив мир на дно, сломав хребты слонам, что держали мир. Теперь гораздо легче. Уничтожать и мир, и себя. Подожгут все дома вокруг, кто сдался и поддался — жалкие крысятники с убогими мечтами жить в роскоши. Будут танцевать на углях и целоваться, пока угарный газ не выест легкие. Будут петь под крики о помощи, и рисовать картины сажей. Люди ищут свои идеалы, но не свою половину, спрятанную Вселенной. Пока они не воссоединятся — мир не разрушится. Только один взгляд способен дать трещине пойти дальше. Один поцелуй способен выпустить демонов из Ада. Две половины. Один дьявол. Это нельзя было назвать любовью. Это нужно было назвать зависимостью. Они пропустили через себя массу людей: они проходили насквозь, цепляли, ранили. Но здесь они столкнулись и дали волю борьбе. Как Инь и Янь: разные, но одинаковые, черные и белые — нашедшие друг друга и обретшие гармонию, покой. Чимин поднимает затуманенный взгляд на мужчину, просит, извивается, поддается каждому его касанию. Растекается в его руках и тянет за собой, в свою сладкую темноту с горячими, чувственными поцелуями и жаркими объятьями. Чимин под ним пластичный и до безумия отзывчивый. Чем Юнги заслужил такое благословение, он не знал. Не знал он и то, в чем это так сильно провинился Пак Чимин, раз судьба ему послала его, Юнги. Серьезно, Мин ощущал себя каким-то инкубом, который сладко нашептывал этому нежному ангелу свои порочные речи, подбивая согрешить. К слову, ему это удается. Чимин пал. И теперь он прекрасный, но порочный падший ангел, который полностью во власти Мина. Или же все совсем иначе, и это сам Юнги сейчас подчиняется Паку? Блондин этого наверняка не знал. Но, чтобы показать свое превосходство, Мин нависает над парнишкой, с напором впиваясь в чужие губы. Старший со смаком прикусывал губы Чимина, проводил по ним языком и снова кусал. Также горячо он продолжал целовать парня, полностью подчиняя его своей воле. Но тут до его воспаленного сознания доходит, что Пак, все тот же ангел. И он притормаживает, переходя на плавный, спокойный темп. Но было все так же горячо и тесно. Мин, целуя основание шеи и передвигается ниже, ниже, до ключиц, груди и живота. Парень под ним был сейчас полностью обнаженным, полностью в его власти. И чтобы как-то уравнять подход к делу, Мин стянул с себя футболку, откинув к остальным вещам, и расстегнул свою ширинку, приспустив брюки и бельё. Стало легче, но не намного. Решив, что пока себя касаться не будет, блондин хотел доставить удовольствие Чимину. Нагнувшись, он провёл кончиком носа по животу парнишки, от пупка до паха, но дотрагиваться плоти не спешил. Приподняв голову, Юнги посмотрел на студента снизу вверх и улыбнулся. Губами он коснулся места рядом с тазовой косточкой с правой стороны, там, где красовалась татуировка «baby», у Юнги, честно, в этот момент что-то щелкнуло и он всерьез подумал о том, чтобы сделать себе похожую татуировку, со словом «daddy», конечно. Поцелуя ему было мало, поэтому, прихватив кожу губами, он оставил слабый влажный засос, а после подул на это место, создавая тепловой контраст. И только после этого, удовлетворившись своими действиями, старший лёгкими поцелуями спустился к паху и ещё раз лукаво взглянул на Пака из-под челки, обхватывая напряженный член ладонью. Плотно обхватив член парнишки у основания, парень провёл языком вкруговую по головке. Также кончиком языка он несколько раз провёл по уздечке и основанию головки. И только после этого он обхватил головку губами, работая языком. Сам процесс невольно доставлял удовольствие, поэтому, не удержавшись, Юнги свободной рукой накрыл свой член, начиная массировать головку. Чимин же из-под полузакрытых век наблюдал за зрелищем, которым обеспечивал его сидящий снизу парень. Юнги. Снизу. Даже в такой ситуации тот умудрялся держать планку, и не выглядеть слабым, и, тем более уж, смущенным. Сейчас ему было, должно быть, просто неимоверно хорошо, и, конечно же, хотелось большего. Именно по этому, как подумалось Юнги, тот положил одну руку на его голову, с силой сжимая и оттягивая мягкие волосы, и одновременно чуть надавливая на затылок, явно намекая на то, что бы тот полностью взял в рот. Приоткрыв глаза, будто выходя из транса, блондин быстро сообразил расслабить горло и пропустить плоть глубже. Продолжая удерживать член парнишки у основания, он медленно начал водить головой вверх-вниз, стараясь касаться чувствительных венок, позволяя полностью насладиться этим. На собственном члене уже выступило немного смазки, которую парень поспешил собрать пальцами. Оторвавшись от собственных ласк, второй рукой парень коснулся яичек Чимина и мягко увлажненным смазкой пальцем провёл прямо посреди мошонки. Мин плотно обхватывал член губами, создавая вакуум и стараясь заглатывать с каждым разом все глубже. Периодически он помогал себе рукой, надрачивая. Собственный член изнывал от отсутствия ласки. Выпустив чужой член изо рта, Юнги облизнулся, проводя своим умелым языком по тонким губам, и несколько раз провёл ладонью вверх-вниз, доводя до исступления. И, продолжая дрочить, он вновь обхватил головку губами, проводя по уздечке языком и собирая капельки спермы. Блондин уже чуял, что Пак на пределе. Облизнув плоть снизу до верху как леденец, парень наклонился чуть ниже и провёл языком по мошонке, удерживая член ладонью и одновременно массируя головку большим пальцем, периодически надавливая на уздечку. Чимин с громким, протяжным стоном кончает, выгибаясь на мягких простынях. После того, как Пак кончил, Мин, наконец, приложился к себе, размазывая по своему члену семя красноволосого для лучшего скольжения. Дыхание сбивалось, и Мину хватило всего несколько движений, после чего он тоже кончил, пачкая свою руку и постель. Хоть это была всего лишь дрочка, Юнги испытал оглушительный оргазм. Как он понял, с Чимином так будет всегда. Мин тяжело дышит и ложится сверху на Чимина, кладя свою голову на вздымающуюся от рваных вдохов грудь Пака. Старший приобнимает Чимина, вдыхая полной грудью его сладкий запах. Сегодня он собирался доставить тому удовольствие, показать, что ему от Пака ничего не нужно, лишь бы тот был с ним. Юнги очень хочет в верить в то, что у него получилось. Чимину хочется совсем немного: дышать и не отрываться от теплых рук, что так трепетно сжимали его в объятьях. Луна за окном пронизывала кожу сквозь стекла и занавески, связывая их обоих крепкими узлами, без права на свободу. Он витал в некой прострации: мысли сменяли одна другую, смешиваясь и образуя густую, тягучую массу в голове — сладкую, вязкую, которую хочется слизнуть, как подтаевшее мороженое. Хотелось так же растечься, быть сладким лакомством, которое всегда хотелось попробовать, принадлежать одному ему, и быть съеденным им одним. Ласки и нежность пьянили и губы хотелось стереть об эту наглую ухмылку, разорвать их на куски белоснежными зубами и впитать смешанный вкус безумия, страсти и ментолового яда с языка. Чимин отчаянно тянулся к Юнги, вживлялся ему под кожу, приникая поцелуями к губам; пальцами, ногтями бороздил белизну тела; толкал, ёрзал, жалобно постанывал и тянул за волосы. Повернув Шугу на спину и сев на его бедра, Чим уставился в его глаза, находя их сверкающими и глубокими в полумраке, погладил по щеке и мазнул языком вдоль шеи, поцелуями проходясь к ушку. — Я так долго ждал тебя, папочка… Извивается, словно ласковый ручной кот, нежится, возится, прилипает к телу всецело, покрывая нежными касаниями к влажной коже, пахнущей дорогим одеколоном, мускусным ароматом пота, секса, чистотой и горьким шоколадом. Чимин пьянел сильнее не от промилле в крови, сколько от этого человека. Слишком дурман, слишком желанный, прекрасный, и такого не хочется отпускать. Честно — Пак надеялся, верил, что они увидятся вновь. Он так в бога не верил, в самого себя, как в их роковую встречу. Она в тот раз переломала обоим кости своей давящей пустотой после хлопка двери автомобиля. Чимин думал, что Юнги и кошки — это самый лучший и самый хищный концепт, который он когда-либо видел. Автомобиль, мотоцикл, его раскосые глаза и ленивая грация, сам Чимин, который прибился к нему котенком… Дома всё ещё висит картина с берегом над кроватью. И парню становилось и хорошо, и дурно от воспоминаний Я так долго ждал тебя, папочка. Слова Чимина и его нежный образ в этом лунном свете плотно отпечатались в сознании Юнги; их там словно выжгли яростным пламенем, поставили адское клеймо без права когда-нибудь от него избавиться. Мин надеется, что не придется, потому что тогда придется вырывать это из себя с мясом, заливая кровью свою и без того запятнанную душу. "Я ждал тебя, кажется, всю свою жизнь" — хочет сказать блондин, но молчит. Он все еще не знает, имеет ли он на это прекрасное создание хоть какие-то права. И очень хочет, чтобы права имелись. Юнги хочет, на самом деле, сказать многое, но не смеет. А еще Юнги ни в чем не уверен сейчас. Только в том, что ему до одури хорошо рядом с этим невероятным парнем и в том, что он разобьется на мелкие кусочки, если Чимин уйдет от него. Должно быть, Мин не в праве думать о таком, ведь они, по факту, друг другу никто. Юнги лишь теснее прижимает к себе стройное тело, вдыхая ставший уже таким родным, запах. Юнги с удивлением для себя отмечает, что ему больше нравится Чимин, когда он частично пахнет им самим, Юнги, а не ментоловыми сигаретами. А еще Юнги задумывается о том, когда последний раз в его кровати был хоть кто-то, кроме него самого. Слишком давно. Юнги решает, что разберется со всем утром. Потом, когда теплые лучики солнца будут ласкать его теплую ото сна кожу. А рядом будет ворочаться милый паренек, который, конечно, будет страдать от похмелья, но это все не важно. Важно то, что Чимин доверчиво прижимается к нему сейчас и дарит свои нежные прикосновения. Юнги передвигает парнишку так, чтобы он лег на его грудь. Старший парень нащупывает на полу одеяло и накрывает им их тела. Ткань приятно холодит кожу и Юнги умиротворенно вздыхает, обнимая Чимина. Мин прикрывает глаза, но прежде, чем уснуть, произносит: — Не убегай от меня, — и тихо добавляет, — пожалуйста. Чимин не помнил, когда последний раз он так же счастливо улыбался. Они прижимались друг к другу своими обнаженными телами, и в этом не было чего-то пошлого или распутного — скорее, слишком интимно, трепетно и нежно, как оба избегали, но тайно хотели. Пак не переставал нежиться, обвив Юнги конечностями, трется носиком о скулу и мягко целует в шею, одними губами шепча: — Я не уйду. Ресницы еще пару минут щекочат шею Мина, пока красноволосый не засыпает окончательно: с улыбкой на лице и в теплом кольце рук.