I will follow you anywhere Take my soul and lead me there I will follow you to the end
В стране Ветра ранние рассветы и поздние закаты. Солнце преследует путников терпеливо, подобно охотнику, который поджидает момент для нанесения решающего удара, а те настолько привыкли к этой борьбе, что и бровью не ведут. Практически весь день кружит ветер, а пескам нет конца куда ни посмотри. Это угнетало. Чем сильнее ветер, тем суше и жарче воздух вокруг. Линия горизонта расплывается, а встречные люди поначалу похожи на неказистый мираж, пока не подходят действительно близко. Казалось, с гребня бархана открывается прекрасный обзор, но Энсеки приучила себя не полагаться на зрение. С её болезнью иначе нельзя. «Слышишь? Слышишь? Слышишь?» Голос звучит то далеким эхом, то над самым ухом. Они появились в её голове ещё в детстве. Поначалу девочка не воспринимала их всерьез, но чем дальше, тем навязчивей они становились. Галлюцинации рушили её мир и меняли его до неузнаваемости, заставляли верить в собственные иллюзии и следовать чужим правилам. На какое-то время окружение выпало из её жизни, оставляя лишь непонимание и страх. То, что девушка сумела укротить свою болезнь и стать куноичи — счастливое стечение обстоятельств, но дело не только в удаче. Она отдала борьбе всю себя, прежде чем получила результат. Она кривится, но голосам не отвечает. Её мысли принадлежат только ей: «Что я должна там услышать? Глупости». Тем более, кроме ветра и бубнежа напарников она действительно ничего не слышит. «Посмотри-и-и», почти шепотом уговаривает другой, похожий на женский. Энсеки не могла определить какого пола её соседи в голове, она чётко понимала лишь эмоциональную окраску. Они были одним целым и в то же время часто говорили о разных вещах с разным представлением. Ужиться с ними была отнюдь нелегкая задача. «Давай, краем глаза. Ты же видишь как он смотрит, м?», продолжает голос и заливается звонким смехом. На мгновение девушке кажется, что дело в одном из напарников, но поворачиваться она не собирается.* * *
Команда №9 прибывает в Суну задолго до заката, но мгла начинает накрывать деревню уже и по ногам бежит гадкий песчаный позёмок. Девушка благодарит судьбу, что у неё закрыты ноги, не считая открытых пальцев и пяток в обуви. Как она понимала, с песком в них нужно просто смириться, хоть на деле его там совсем немного, но куноичи только повод дай — она уже поносит пустыню. Чем ближе она подходит к дому, тем хуже становится видимость: воздух затягивает пелена, пыль и песок лезут в лицо и приходится замотаться платком, чтобы ими не удавиться. Пустынная погода совершенно другая. Единственное, что роднило Скрытый Песок с Туманом — то, что под ногами по-прежнему земля, а над головой небо. Это совершенно другой мир. Мёртвый и безжалостный. — Наконец-то. Голоса с каждым шагом всё навязчивей и навязчивей просят её спрятаться от песка, поэтому, когда среди однотипных домов она находит свой, то облегченно вздыхает. Ориентироваться в деревне до сих пор сложно, но Энсеки понемногу улавливала, что здания не одинаково круглые, не каждая входная дверь располагается на первом этаже и сети мостов не такие запутанные, какими кажутся на первый взгляд. В её новом доме два приплюснутых этажа и просторный двор с высоким сплошным забором. Вернее, дом не совсем её. Она открывает резную калитку и проходит внутрь. Мгла становится несколько прозрачней, но полностью стены от неё всё-таки не защищают. — С возвращением, Энсеки-чан! У загона стоит женщина по имени Нида в просторных светлых одеждах и платке. Она была матерью семейства, которое приютило её и наставника Касатаро. — Здравствуйте, — сказать, что этот день «добрый» у куноичи не поворачивается язык. — Заходи в дом! Девушка и без её указаний бы туда пошла. Фурукава из Скрытого Тумана никогда не занимались сельским хозяйством и были полностью ориентированы на ремесло шиноби. Семья, что их приняла — Намивари — часть, ушедшая от её гордого и сильного клана после Второй Мировой Войны, что решила раз и навсегда покончить с военным ремеслом и разбрестись по миру. Про их родство уже как полвека все забыли, а в тех «дальних родственниках», которых она встретила здесь, от шиноби ничего не осталось. Их мирские занятия поначалу казались интересными, новыми, но стоило вспомнить Туман, как всё блекло, а реалии Песка превращались в карикатуру прежней жизни. Стоит переступить порог и откинуть платок, как перед ней появляется низкий и широкий силуэт. — Шо ты роскидалася песком?! По странному говору и стуку трости Энсеки сразу понимает кто перед ней. Она про себя тяжело вздыхает, а вслух изрекает: — Тут везде песок, Ишрак. Из тени выходит горбатая старуха в коричневых вышитых одеждах. Конопатое лицо усеяно глубокими морщинами, губы поджаты и покрашены в фиолетовый цвет, бровей у неё не было, хоть и хмурилась она отменно, а глаза лишний раз подтверждали, что карга устроила тёмную не одному светлому человеку — маленькие светлые блестящие, а левый полностью покрыт бельмом и всегда косит наружу. «Снова в своём платке. У неё вообще волосы есть?» «Она помнит старый конфликт семьи» «Нет, такая злющая, точно лысая» — У голове твоей песок! Ото он и везде ширяется где ты! — стукает старой деревянной тростью Ишрак. — И на рамо барханы приносишь! Повертай пустыне! Девушка сдерживает гнев и, не отводя взгляда от старухи, демонстративно стряхивает рукой наметенную пыль сначала с одного плеча, а затем со второго. За ней она замечает, как с комнаты выглядывает маленькая девочка с короткими волосами. «Как дети терпят Ишрак?», недоумевает Голос. «Пустынная тварь». — Негодница! Где ты шаландалась-то целый день? Энсеки снимает платок и с непричастным видом трусит его у двери. То, что она подчиняется заскокам этой бабки вынужденная мера. В любой другой ситуации она бы терпеть этого не стала. Это её долг перед наставником и старейшинами, которые соблаговолили оставить девушку в Скрытом Песке. «Какая честь», фыркает она про себя. Ишрак снова её окликает: — Шо молчишь-во? Языка проглотила? — Я была на миссии. — Шо не речи всё «миссии»! Присно «миссии»! — взмахивает морщинистой рукой она насколько позволяет внушительный горб. Куноичи как раз заканчивает с одеждой и думает пройти к себе на второй этаж, но та продолжает: — Дытяток на кого ты полышила? Сами тута шухарять! — Прекращай, мать, — с комнаты выходит мужчина с густой чёрной бородой и короткими смоляными волосами. Его кожа темнее, ростом он выше девушки и даже в просторной одежде выглядит поджаро. — Открой свои глаза наконец. Я и Нида здесь. Прекрати. — Да знамо я шо ты тута есть! Протозанщик выискался… — она разворачивается и мелкими неуклюжими шажками направляется в сторону комнаты, с которой всё ещё торчала девочка. Как только Ишрак с внучкой уходит, мужчина подымает на Энсеки тяжелый взгляд, кивает в сторону второго этажа и уходит вслед за старухой. «Аскеро. Не хочет с ней говорить. Опять начнёт рассказывать про прекрасную пустыню и прочую чепуху», уверенно заключает Голос, пока одновременно второй, более низкий, сомневается: «Недоговаривает. Бежит. Сегодня её ждёт серьезный разговор» «Зачем здесь оставаться? Здесь только враги» «Слишком чужая. Слишком опасная. Они вспомнили насколько ненавидят шиноби, стоило порог переступить» Неожиданно за спиной открывается дверь и коридор гудит в унисон с поднявшимся ветром. Нида заходит в дом и тяжело вздыхает: — Ты вовремя вернулась, Энсеки-чан. На улице разразилась страшная буря, — она тоже принимается стряхивать песок с одежды. Как только она скидывает платок, глазам предстают густые прямые волосы глубокого каштанового цвета. Куноичи невольно засматривается на них уже не первый раз. Женщина замечает напряженность и тяжело вздыхает: — Мама уже отчитала тебя, да? Не воспринимай всерьез. Она очень стара. Аскеро тоже от неё не в восторге, но я не могу её постоянно выгонять. Энсеки смотрит ей в глаза, словно пытается найти больше ответов, но та уводит их. Девушка привыкла смотреть прямо, а Нида не выдерживала этого, как не пыталась. Такая мелочь, а лишний раз напоминала, что Намивари всего лишь мирской люд. Её работа для них всегда будет чуждой. — А ещё сегодня приходили с рынка. Сказали, что ты устроила дебош. Касатаро-сан и Аскеро разбирались с ними. Он ждёт тебя наверху. После недолгого молчания тараторит Нида и уходит, а лиловые глаза куноичи смотрят на лестницу. Пора.* * *
— Ты снова нарушила приказ. Энсеки стояла в небольшой просторной комнате. Мебель невзрачна и по минимуму, в глаза бросается высокий деревянный шкаф и цветы на широком подоконнике у единственного круглого окна. Наставник сидит в накрытом ковром кресле со сложенными на животе руками. Тонкие седые волосы достают до плеч и зачёсаны назад, аккуратные усы придают ему доброжелательный вид, но то, насколько разочаровано он смотрит из-под густых бровей говорит об обратном. Она ещё не знает, что Касатаро узнал плохие новости от Аскеро, который получил на орехи из-за своей гоноровой племянницы. Последнее чего он хотел, чтобы его ученица доставляла проблемы приютившей их семье. — В чём дело, Энсеки? Спокойно продолжает он. Девушка облокачивается о стол и складывает руки на груди. — Это очень сложно, — выдавливает она из себя. Наставник вздыхает и расправляет бледно-зелёное юката, которое всегда надевал поверх синего. Ему тоже было нелегко: согласно уговору с Казекаге, он ставил крест на карьере шиноби и теперь обязан притворяться таким же простолюдином, как и все в семье Намивари. Правда, ученица бы не сказала, что тот сильно из-за этого расстроился. — Ты знаешь условия, на которых мы здесь. «Он опять!», истерично восклицает голос. «Она это знает!» «Сколько можно повторять одно и то же! Как же надоело!» — Знаю, — сжимает руки девушка. — Ты должна показать себя с лучшей стороны. — Я это и делаю! — в её возгласе проскакивают нотки отчаяния, а слова сопровождает активная жестикуляция: — Я не брезгую миссиями, выполняю их «на ура», подчиняюсь Хикеру!.. — Хикеру-сэнсэю, — делает акцент Касатаро на обращении. Она не относилась к капитану своей команды настолько уважительно, чтобы при нём указать его ранг. Выходит, его догадки верны. — Да, — отмахивается та и продолжает: — Не создаю проблем! А все те инциденты!.. — она умолкает. Ей стыдно, что она не может выполнить настолько простое поручение наставника, но и он должен её понять. Она не будет стоять в стороне, если дело касается её же чести. Энсеки с трудом подбирает слова: — Они считают меня слабой. Они думают, что я недостойная куноичи. И эта легенда, — девушка перекривливает: — «про шиноби с деревни Скрытой Долины». Они даже не знают, что такая есть вообще! — Если бы знали, у нас было бы много проблем. Если ты продолжишь настраивать Песок против себя, я уже не смогу тебе помочь. Касатаро прав и Энсеки неохотно это признает. Да, они здесь по блату. Какую цену заплатил седовласый мужчина она не знает и не хочет знать. Да, она обязана Песку, но смириться с этим? Лучше умереть. — Я прекрасно это понимаю! — она на некоторое время умолкает. В голове роится уйма мыслей, но озвучивать их все? Она наговорит глупостей. Голоса на фоне устраивают громогласный концерт, сливаются в шум, и она мысленно велит им заткнуться. Те действительно ненадолго затихают. — Но если я обязана из-за этого жить по уши в дерьме, зачем такая жизнь? Не лучше мне было умереть вместе с Фурукава в бою, чем стать всеобщим посмешищем?! — Ты забываешься! — повышает тон Касатаро и ударяет кулаком по подлокотнику. Его взгляд холоден и твёрд. Девушка тут же ему подчиняется, как бы это ни было обидно. Она прекрасно знает насколько силён дух старого шиноби Тумана. Он бы не заставлял её проходить через это зря. В конце концов, это именно он ворвался в её кошмары, вложил в руки хопеши и научил бороться с болезнью. Он шумно выдыхает и раздраженно продолжает: — Ты бы не умерла в резне клана. Они бы сделали твою жизнь хуже смерти, пока бы не нашли последнего Фурукава и не снесли ему голову. Тогда ты потеряла контроль. Энсеки отворачивается и смотрит в сторону. Когда противник занёс оружие для последнего удара, девушка решила что уже мертва и позволила себе использовать последние запасы чакры, которые сдерживали болезнь. Что было дальше она не знает, но выбираться из плена галлюцинаций пришлось несколько дней. Если бы врагам удалось её словить, с неё бы вышло замечательное развлечение, это правда. Сумасшедшая цепная зверушка. От воспоминаний щемит в груди, руки так и чешутся кому-то врезать. Она больше не допустит старых ошибок. Энсеки сделает так, что враг дважды подумает, прежде чем выходить с ней один на один. Наставник продолжает: — Я чудом успел тебя спасти. Теперь нужно залечь на дно и продемонстрировать свою силу. Деревня будет гордиться, что ты на их стороне, если ты к тому времени не перебьешь половину. — Они сами виноваты, — злобно фыркает куноичи и смотрит в окно. В песчаной буре с трудом просматриваются силуэты домов, а значит непогода закончится быстро, и она скоро сможет покинуть пределы дома. — Я не дам им помыкать мною. Если они думают, что я глупая девчонка с задворок, которая и меч в руках не удержит, я заставлю заплатить их за невежество. — Этой деревне хватает одного чудовища, — предупреждает мужчина, и та вздрагивает. Слова больно ранят, всё внутри сжимается от мысли, что наставник сравнивает её с джинчуурики Шукаку. От этих воспоминаний даже умолкают Голоса и в голове наступает непривычная, звенящая тишина. «Не подходи к нему», после длинной паузы начинает умолять один из Голосов, словно рыжий мальчик с чёрными кругами вокруг глаз стоит где-то рядом. «Пожалуйста. Я не хочу смерти. Пожалуйста, Энсеки» «Он кричит! Ах! Как истошно он кричит!!!», она помнит насколько громко визжал другой. Поначалу девушка не понимала по какой причине он так завёлся; что испугало его настолько, но потом поняла — Шукаку. Он испугался того, что сидело внутри младшего сына Казекаге. Эти воспоминания пробирают Энсеки до костей. «Уходи! Прочь! Он готовится! Нельзя медлить!» «Это глаза мертвеца. Они не знают пощады живым» Когда она пересеклась взглядом с Гаарой дыхание перехватило. Ему лет 9-10, но бирюзовые, как у призрака, глаза буквально пригвоздили её к месту. Липкая, глубокая, всепоглощающая, леденящая кровь ненависть. Ни гнева, ни забвения, ни страха — он ужасен и мерзок. При одной мысли о том, что Гаара может выйти из-под контроля разум Энсеки сковывал животный страх. Неужели и она может стать как он? Как собственный оживший кошмар, как те безжалостные монстры, что сделали её жизнь такой? Ягура тоже джинчуурики и его кровожадность насквозь пропитала Скрытый Туман, хоть он и стал каким-то образом Мизукаге. Выходит, все они такие? Биджу убивают человечность своих сосудов? — Энсеки. Расскажи, что произошло вчера. Голос Касатаро вырывает ученицу из воспоминаний, и та поворачивается к нему. Переключить тему сейчас за счастье. — Это не стоит вашего внимания, — хрипло отвечает она. — Ты напала на простолюдина. Куноичи, сцепив зубы, уводит глаза: — Он сам напросился. — Рассказывай. — Я была на рынке по поручению капитана. Кунаи, сюрикены, ничего особенного. Когда я сказала это торговцу, — она осекается. Наставник видит, что девушка прекрасно помнит что именно сделала не так. — Он сказал, что не будет обслуживать недошиноби из другой деревни. — Это всё? — У кого бы я не насосала. Пожилой мужчина тяжело вздыхает. — Дальше. — Я ему врезала, — она произносит это настолько просто, словно душу отводит. — Он послал меня и пригрозил написать жалобу, и я врезала снова. Потом назвал чокнутой. Я повторила. Когда он свалился с ног, я приказала забрать слова обратно, но тот встал… и отказался. — Это не причина обнажать оружие. — Я только стукнула его об стенку и приставила хопеш к горлу! Ещё скажите, что мне надо было упасть ему в ноги и умолять за эти сраные кунаи! — Энсеки! — Касатаро резко встаёт и решительно к ней подходит. Несмотря на обманчивую дряхлость и возраст, он был в отличной форме, иначе бы просто не смог спасти её два месяца назад. — Есть другие способы! — Я не дам потешаться надо мной, говорите что угодно! — Ты настроила деревню против себя и хочешь уважения? — его голос сочится раздражением. — Здесь не шиноби, а ушлёпки, наставник! Чунины, которых я избивала жалкие ничтожества! Они мне неровня и я не буду им подчиняться! В Тумане они бы и!.. Голоса слишком заняты своей злобой, чтобы предупредить Энсеки о пощечине. Оплеуха выходит настолько твёрдой, что её разворачивает и, чтобы не упасть, приходится уцепиться за стол. По подбородку стекает тёплая струйка крови. Она прижимает разбитую губу и ошарашено поворачивается к мужчине. — Ты больше не в Кровавом Тумане, Энсеки, — жестко указывает он, специально говоря неторопливо, чётко расставляя акценты. — Здесь среди шиноби действуют другие правила. Ты никогда не добьешься успеха, если будешь возлагать всё только на себя. Он возвращается и садится на кресло. — Сейчас Песок переживает не лучшие времена, но это не повод обрекать его на жалкое существование. Ты, — он кивает в её сторону, — и другие шиноби, которых ты сейчас считаешь ничтожествами, будущее этой деревни. Хочешь жить в лучшем мире — работай на него. Ты знаешь это, как никто другой. — Он выдерживает паузу и заключает: — Подумай о моих словах. — Да, Касатаро-сэнсэй, — предварительно утерев кровь кротко кланяется девушка, после чего снова зажимает губу и торопливо покидает комнату. Её спальня находится напротив, а ванна с аптечкой правее. Она чувствует себя уязвленной, но боль помогает уму прояснится. Ей действительно есть о чем подумать. Это была не первая оплеуха от наставника и, скорее всего, не последняя, но, если он к ним прибегал, она серьезно зарвалась. А ещё она была искренне рада, что он не знает главного — от избиения торговца спасли Канкуро и Темари, дети Четвертого Казекаге. Связаться с ними значит нарушить приказ гораздо страшнее, чем просто избив местного. В Скрытом Песке никто особо с ними не общался. Она даже слышала, что однажды тот рыжий, Гаара, попросту убил друзей старшего брата потому что они криво на него посмотрели. В общем, если Энсеки додумается вступить в стычку с ними — пиши пропало, она автоматически засветится перед жителями деревни. «А ведь эта стычка уже произошла…» «Хм, этот Канкуро хорошо держит удар», вспоминает голос. «У них такие забавные щечки» Энсеки открывает воду и смывает кровь. Похоже, она нашла «достойных шиноби».