Спорим, Юнги-хён?

Я люблю Ким Тэхена. Когда я это понял? Да вот только недавно дошло. Тормознут я малек, знаю. До этого я долгое время постоянно гадал: почему смущаюсь и кайфую только от его прикосновений? Почему внутри что-то приятно щекочет только от его улыбки и смеха? Почему я хочу, чтобы он был постоянно рядом со мной? Почему ревную его ко всему, что движется, а в особенности к Чимину? Почему? ПОЧЕМУ? А тут вдруг одним прекрасным утром, сидя на диване в гостиной и попивая холодный сок из бутылки, я вижу его, только что проснувшегося, выходящего из своей комнаты с гнездом на голове, с засохшей слюной у рта, в помятой серой футболке и в коротких широких шортах, зевающего и немного пошатывающегося, и осознаю: «Хренасе я спидарасился!». И вот сейчас он сидит рядом со мной на полу в репетиционной и совершенно не догадывается, что в данный момент, пялясь на него, я думаю о том, как было бы круто слизать каплю пота, стекающую по его мужественной шее. Ащщ, он посмотрел на меня. А вдруг что-то заподозрил все-таки? — Гуки, так сильно пить хочется, — жалобно вздыхает он, облизывая свои красивые губы, по которым так и хочется провести пальцем, ну или своим языком… — Да, конечно, сейчас, — сразу подрываюсь и бегу за водой в другой конец зала, пытаясь отогнать мысли, от которых, если я не отделаюсь, станет тесновато в спортивных штанах. На обратном пути ловлю взгляды удивленных хенов и Тэхена в том числе и понимаю: я ж, блин, никогда никому воду не приносил. Всегда отвечал: «Ноги, руки есть, значит сам доползешь», а тут вдруг… Палевно как. Надо как-то исправлять ситуацию, а то так весь имидж просру, да и чувства свои пропалю. Подходя, с безразличным лицом кидаю Тэ бутылку и случайно попадаю ему в область паха. — Йаааааа, Гуки, я все понял, но ты мог просто отказать мне. Это было бы не так больно, — скулит он, держась за ушибленное место. — Чимин без футболки — вот это реально больно, — подходя, тихо ворчит мне на ухо Юнги, кивая на Пака, который стянул с себя мокрую от пота футболку, оставаясь в одних лишь спортивных штанах. Шуга отбирает еще непочатую бутылку у Тэ. Тот вскрикивает, но ловя грозный взгляд Мин Юнги, замолкает и опускает взгляд в пол. — Когда ты уже признаешься ему, хен? Даже если и отошьет, твоей душеньке все равно легче станет, — так же тихо говорю я, отходя с ним подальше от мемберов и осторожно приобнимая старшего, мне можно. Среди всех Шуга не дичился только моих прикосновений, ну и Чимина, естественно. Влюбленность в него Юнги началась примерно год назад. И этот хен такой беспалевный, что я бы никогда ни о чем не догадался, если бы Юнги мне все сам не рассказал. Почему? Потому что: «Только ты способен меня понять, а мне нужно кому-то попиздастрадаться в прессачок». Видимо, палюсь я для внимательных глаз Шуги нещадно, так как он в курсе о моих чувствах к Тэхену. Да, если честно, он понял это даже намного раньше меня. — Только после тебя, зайчонок, — ухмыляется он. — То есть ты думаешь, что я не смогу признаться Тэхёну? — хмурюсь я. — Умный малыш, все правильно понял, держи няку, — треплет Юнги меня за щеку и отдает полупустую бутылку воды. Точнее, тычет горлышком бутылки в мой приоткрытый от возмущения рот. Как же этот хен любит поиздеваться. А еще он подмигивает, и это выводит меня из себя. Во мне пробуждается неразумный Чон Чонгук, которого я называю долбоебом. Перед тем как сказать то, о чем я в скором времени сильно пожалею, я закрываю бутылку и снова кидаю ее полудремавшему у стены Тэхену, чем пугаю его чуть ли не до усрачки. — А спорим, что я признаюсь ему, Юнги-хен? — с вызовом спрашиваю я, смахнув со своей челки пот, да так, что брызги с нее попадают на щеку Юнги. Тот равнодушно вытирает тыльной стороной руки капельки и с ухмылкой бросает: — Пх, если сможешь сказать Тэтэху до конца этой недели о своей любви цвета моей нынешней волосни, то я… Я, не дав старшему договорить, быстро шепчу ему на ухо, так как неподалеку неторопливо проходит Джин-хен, репетируя свои дедовские шутки для завтрашнего шоу. — Да ну нахуй, Чонгуки. Извращуга ты мелкая, — отстраняется от меня Шуга, скривив рот, — Но я, блин, согласен, потому что ты продуешь. В этом я уверен. Ты Тэхену в глаза-то уже нормально смотреть не можешь, не то что признаться. Если проиграешь спор, а ты проиграешь, то будешь целый месяц мне прислуживать. — По рукам, — хмыкая, сжимаю его ладонь и со всей силы трясу, пока он не начинает на меня шипеть и вырываться. — Начинай учиться готовить, Чонгуки, твой хен любит вкусно покушать, — щурится он в своей хитрой улыбке. — Готовь свою задницу, мой хороший хен, ибо скоро ей предстоят тяжелые времена, — в ответ улыбаюсь я ему, обнажая свои симпатичные зубки.