***
Отец ушел. В тот самый момент, когда Небесам так нужна была его твердая рука, на которую можно опереться, он ушел. Конечно, ни один родитель не выносит бойни между собственными детьми, но Он же был не только Отцом, Он был Создателем, Богом, Повелителем всего. И он предпочел тихо уйти. Таким образом, все ангелы разделились на две группы: одна — за Михаила, другая — за Люцифера. Рафаэль всегда знал свою выгоду, он просчитал все варианты развития событий и примкнул к Михаилу. Единственный, которому не давалось решение, был Габриэль. Может, в силу своей юности и некоторой неопытности он не осознавал всю трагедию событий, развернувшихся в собственном доме. Габриэль любил Отца, любил всех братьев и не мог так просто взять и пойти против кого-то из них. Тем более сейчас, когда Отец покинул их, оставляя на произвол судьбы. Михаил и Люцифер давили на младшего брата, угрожали, предлагали подарки, особое положение в случае, если кто-то из них победит. Они уже и думать забыли, что сами являлись друг другу братьями. Жажда победы, власти, гордыня, желание показать, кто лучше, заполонили их взор, и Габриэль мог лишь с ужасом наблюдать, как с каждым новым днем войска не досчитываются тысячей ангелов. И однажды Габриэль не выдержал. Ему уже стало все равно, кто победит: Ад или Рай. Он просто хотел, чтобы все поскорее закончилось. Пока его братья безжалостно рвали друг другу глотки, он ушел. Не за Отцом, а по собственному решению. Архангел знал, что братья хватятся его и тогда ему точно несдобровать, но другого выхода он не видел. Что чувствуют дети, когда родители их бросают? Гнев, горечь, печаль, ощущение, что их предали и выкинули, как щенков на улицу. И нет разницы, кто эти дети. Ангелы и архангелы тоже были просто брошенными детьми, нуждающимися в мудром и любящем родителе. К сожалению, последствия этого оказались совсем не детскими.***
Габриэль бежал так быстро, как только мог. И он благодарил Отца за то, что тот устроил его крылья для быстрых перелетов. Укороченные и зауженные, как у ласточки, покрытые золотисто-персиковыми перьями, они совсем не были похожи на крылья братьев-архангелов. И сейчас это беспокоило Габриэля меньше всего. Было необходимо найти убежище, чтобы не попасть в руки архангелов. Габриэль брел по узкой дороге, усыпанной известняком и гранитом. Острые камни впивались в босые ступни, оставляя глубокие раны, но Габриэль не обращал на это ровно никакого внимания. Кровавый след тянулся за ним, но никто бы в жизни не подумал, что на камнях запеклась кровь архангела. Люди понятия о Небесах не имели, а языческие боги никогда ангелов и в глаза не видели. Поэтому Габриэль особо не волновался, что кто-то из местных приметит его. К тому же он сразу же после прибытия на Землю занял человеческое тело, чтобы было проще передвигаться, поэтому от других людей его отличала лишь серая туника, подпоясанная желтым поясом. Темные, почти черные волосы обрамляли его обманчиво юное мужское лицо, а глаза светло-миндального оттенка смотрели строго перед собой. Габриэль не чувствовал ничего. Ни облегчения от того, что удалось сбежать, ни тоски по дому, ни страха. Ни-че-го. Он просто шел и пустым взглядом смотрел вперед — а куда именно, он понятия не имел. Он не знал, что делать теперь, когда братские разборки оказались позади, но все еще грозно дышали ему в затылок. Габриэль никогда не бывал на Земле, и все вокруг было в новинку: и мягкое шипение ветра, и зелень деревьев, и переливистое пение птиц, и эти камни под ногами. Стоит сказать, что стоять на этих самых ногах тоже было удивительное занятие. Габриэль понял, что был абсолютно растерян. Куда идти? К кому податься? Даже здесь, за тысячи миль от Небес его могла поджидать смерть, если он не найдет выход. Габриэль остановился и обернулся назад. На этой тропе он был один. Одиночество ли это или свобода? И этого, увы, Габриэль не знал. Он никогда не был воином, никогда не защищал себя мечом, надеясь, что холодный металл не окропится кровью. Но надеждам и мечтам больше не место ни в мыслях, ни в сердце. Довольно быть мальчишкой! Пора взрослеть. Но что же значит «взрослеть»? Габриэль покачал головой, убирая за ухо темную прядь. Ведь он лишь напуганный птенец, вывалившийся из гнезда, который толком летать еще не умеет. Известно, какая участь уготована таким птенцам. Тогда какая разница, как умереть: от меча брата или сгореть на костре у язычников? Слишком много вопросов и никаких ответов… Архангельская благодать была так же беспомощна, как и сам архангел. Новое место, новая энергия… Габриэль бессилен, наг перед судьбой. Где гарантия, что он не будет убит, едва выйдя из этого странного сада? Габриэль продолжал брести по дорожке, оборачиваясь на каждый шорох. Лучше всего сейчас думать не о горькой участи, а об убежище. Месте, где архангел смог бы отсидеться пару веков, пока буря на Небесах не утихнет. Найти бы еще это убежище раньше, чем… Так! Хватит. Наматываем сопельки на кулак и думаем. Тропинка кончилась, сменившись на влажную землю. Оказывается, рядом тек ручей, а Габриэль и не заметил. Своих палачей он, видимо, тоже не заметит. Стопы, истерзанные в кровь, неприятно сандило, но и отвлекало от мыслей о смерти. Габриэль решил идти вдоль ручья. Больше он ничего не мог сделать. Резвый поток воды весело шумел, неся спасительную влагу засохшей почве далеко-далеко на юге. Слившись с другими ручьями, он образует мощную реку, которая разольется в чистой долине, из нее будут пить животные, а вокруг вырастут орхидеи и лилии. Габриэль любил лилии, особенно белые. Их приятный аромат и непорочный цвет всегда успокаивали младшего архангела. В Эдеме росло множество цветов самых разных оттенков и сортов, но среди всей яркой палитры Габриэль выбрал скромную белую лилию. В чем смысл пышности и вычурности цветка, если внутри он окажется ядовитыми или, еще того хуже, пустым? А ручей медленно расширялся, выделывая себе глубокое русло, словно искусный зодчий. Впереди в кустах мелькнули оленьи рога и тут же исчезли. Габриэль неловко улыбнулся. Он чувствовал тревогу, но рядом с природой она будто уменьшалась, заставляя отбросить темные мысли и наслаждаться спокойствием. Габриэль закрыл глаза и глубоко вздохнул, потягиваясь и разминая затекшие плечи. Человеческий сосуд требовал отдыха, посылая усталость по всему телу, и архангел на секунду испугался. Он открыл глаза и поднес кисть руки к лицу, внимательно рассматривая. Голубые вены под кожей пульсировали в такт биению сердца, и архангел непонимающе осмотрел вторую руку, а затем обе ноги. Все в нем выдавало человека, кроме сгустка благодати глубоко в груди, за ребрами и сердцем. Архангел сел на траву и притянул колени к груди, обхватывая их руками. Его плечи дрогнули. Габриэль положил голову на руки и дал волю накопившимся чувствам. Их оказалось так много, что архангел не мог подавить их, и они вылились в слезы, которые капали на без того влажную землю. Габриэлю было страшно и одиноко. Все вокруг разом рухнуло на его неопытную голову, грозясь раздавить, и архангел одновременно и боялся, и ждал этого. Лучше умереть, чем жить в постоянном страхе. На другом берегу реки, на невысоком холме возвышалась пещера. На первый взгляд она казалась пустой, поскольку ни огня, ни людского говора архангел не приметил. Может, эта пещера может стать временным пристанищем. Габриэль поднялся и отряхнул тунику. Вода в реке оказалась неожиданно холодной, несмотря на лето. Она омыла ноги архангела, унося кровь и грязь вниз по течению. На этом берегу не росла трава. Земля была голая и безжизненная, и архангел сразу почувствовал неладное. Громкий крик, вылетевший из темноты пещеры, едва не сбил с ног Габриэля, но тот сумел устоять. Архангельский меч материализовался в руке, которая чуть ли не дрожала. Крик повторился, донося до Габриэля слова на древнескандинавском: — Помогите! Освободите меня! Отец! Помогите, хоть кто-нибудь…