Я люблю твои пухлые щечки

      Каждый раз когда я закрываю глаза, я вижу темноту. Темноту в своей собственной голове, в своем сознании. Она давит на меня, а тени не имеющие точных форм подплывают все ближе. Они протягивают свои дрожащие руки и пытаются схватить меня, утащить куда-то в глубину, но их попытки бесполезны. Однако каждый раз, когда они касаются моего тела, я чувствую, как сотни пауков выбираются из темных нор моего сознания и бегут по черепной коробке. — …Где-то в начале этого месяца я заметила, что стала больше спать. По началу я обрадовалась, потому что наладила режим сна. Но с каждым днем я хотела спать все больше и больше. Хотя теперь я не могу работать, стоит мне сесть за холст, как мои руки тут же немеют, становятся тяжелыми и я ничего не могу. Мой мозг становится абсолютно пустым, но даже если я и заставляю себя что-то сделать, то мне это категорически не нравится. Оно выглядит так же как и обычно, но в тоже время, ужасно. А после той ночи с Майкрофтом, все стало совсем плохо. Я сплю почти двадцать часов в сутки, я просыпаюсь и понимаю, что ничего не хочу. Не хочу пить, есть или в туалет, не хочу даже двигаться. Я никогда прежде не запоминала сны, и меня это всегда радовало, потому что я уверенна, что мои сны это нечто ужасное, а мой мозг просто пытается меня защитить. Очень редко, но я помню небольшие отрывки из снов, они ужасны, но я их все же помню. А теперь я совершенно точно знаю, что я ничего не вижу, вернее я вижу, но только свои веки и темноту через них. Я постоянно слышу чей-то шепот, крики или плачь. Вижу невнятные тени, и в голову залезают бредовые мысли и сюжеты. Например, я совершенно точно представляю себе сцену, где меня пришивают спиной к другому человеку. Мы становимся одним целым, но в один прекрасный момент он меня отрезает, я чувствую всю ту боль, словно мне и в правду отрезают кусок спины, кровь брызжет фонтаном, кусочки позвоночника отлетают в разные стороны, а потом он сдирает с меня скальп и ставит мой череп на полку, но мозг внутри него все ещё есть, и он медленно гниет, превращается в кашу и вытекает из моего черепа. Это мерзко представлять, но я рассказываю без подробностей, вспоминать такое и мне неприятно. И ещё… В последние пару дней мне все время кажется, будто по моему телу бегают пауки. Не те маленькие паучки из ванной, которых мы давим тапками, это огромные пауки с круглыми жопками. Я чувствую даже сейчас, как по моей руке, медленно переставляя тонкие длинные ноги, ползет паук. Его лапы еле заметно щекочут меня, он все ближе и ближе, моргает своими черными глазами и шевелит жвалами… Нет. — Хиллари дергает правой рукой, а затем начинает чесать то место, где по всей видимости проходил невидимый паук. — Доктор, Вы слышите меня? У меня такое чувство, словно я говорю сама с собой. Скажите мне хоть что-нибудь, разве у Вас нет ко мне вопросов? Может я что-то должна разъяснить? Да что это в самом-то деле! — девушка вскочила с дивана и ударила подушку стоящую на стуле.       Хиллари отшатнулась от падающего стула и зажмурилась от громкого звука. Из-за постоянно царившей в доме тишины, глухой стук от падения мебели ударил по ушам. Но девушка лишь перешагнула его и вышла из комнаты. Она подошла к ростовому зеркалу в прихожей и посмотрела на себя. Сложно оценить состояние своего тела, когда ты в безразмерной одежде, поэтому девушка быстро разделась и подошла к зеркалу практически вплотную. Ей кожа стала совсем прозрачной и местами просвечивали кости, позвоночник выпирал настолько, что казалось будто кости сейчас вылезут наружу. Хиллари ощупывала себя дрожащими руками, по крайней мере она все ещё чувствовала тепло собственного тела. В квартире было немного холодно, поэтому девушка быстро оделась и пошла на кухню. Поставив чайник греться, Хиллари подошла к подоконнику и села на него. Она часто сидела там и смотрела на людей внизу, на то как он суетятся. Девушка вытянула ногу и дотронулась большим пальцем ноги до одного из засохших пионов, с цветка тут же упали пара сухих лепестков. Хиллари слезла с подоконника и взяла вазу с завявшими цветами. — Зачем дарить цветы, если они все ровно завянут? — спросила себя девушка и бросила букет в мусорное ведро.       Чайник вскипел, девушка налила кипяток в кружку и снова села на подоконник. Хиллари прижимала к груди теплую кружку и наслаждалась относительной тишиной, как вдруг за окном послышались крики и музыка. Девушка открыла глаза и глянула вниз, на тротуаре столпились люди. Это была молодежь в яркой одежде, все они трясли огромный ЛГБТ флаг. Хиллари никогда не понимала, чего же они хотят. Никто их не притеснял, все всегда были толерантны к представителям меньшинств, но они все больше привлекали к себе внимание. Словно говорили «Эй! Посмотри на меня! Я — гей! А ты что ненавидишь меня?! Да как ты посмел?! Я бы сжег тебя на костре!..» А теперь многие дети, не разобравшись в собственных чувствах с уверенностью взрослого человека заявляют, что они геи. Подростки тут же увидела в этом «моду» и теперь сами же выставляют себя на посмешище.       Хиллари пожала плечами и отодвинулась от окна. Девушка хотела наконец начать работать. Но её мозг отказывался делать, то что она хотела. Муки знакомые любому творческому человеку, это отсутствие желания творить. Хиллари решила искусственно создать для себя нужную атмосферу. Девушка нашла упаковку антидепрессантов, там оставалось всего две капсулы, она закинулась ими и пошла в спальню. В коробке под кроватью девушка нашла упаковку лезвий и пошла в ванную. Хиллари разделась и залезла в ледяную ванну, она не стала включать воду, лишь начала расчесывать колени. Резать руки было слишком проблемно, а с голыми ногами девушка никогда перед Холмсом не появлялась. Вскоре кожа на коленях покраснела и стала болеть, у Хиллари никогда не было длинных ногтей, а потому ей понадобилось больше времени. Наконец девушка решилась и поднесла лезвие к коже. Когда собираешься в очередной раз порезать себя, просто нужно решиться и вогнать первое лезвие достаточно глубоко. Острый край лезвия без затруднений вошел в колено, сильная боль пробежалась по всему телу, а из глаз невольно выступили слезы, они щекотали лицо и девушка дрожащими руками потянулась за полотенцем. Ещё несколько уверенных движений и кровавые струйки потекли по ногам к сливу. Девушка зашипела от боли и закусила губу, она больше не могла терпеть эту боль. Бросив лезвие в раковину, она попыталась встать, но в этот же момент вскрикнула от боли и быстро вернулась в исходное положение. Паника нарастала, это было одно из самых глупых решений в жизни Хиллари. Девушка начала тереть колени, но она лишь размазывала кровь по ногам.       Около часа Хиллари лежала в ванне и ждала, пока кровь остановиться. За это время она была готова просто отрезать себе ноги и перестать страдать. Наконец Хиллари решила попробовать встать. Схватившись за края ванны, девушка начала медленно сгибать ноги и останавливалась каждый раз, когда чувствовала боль. Наконец она прижала колени к себе и попыталась резко встать, на мгновение ей показалось, что сейчас она упадет, ударится головой об плитку на стенах и разобьет себе голову, а потом её тело найдут в ванной. Но Хиллари лишь стукнулась спиной об стену и выпрямилась. Девушка закрыла глаза и попыталась перенести вес на ноги. Резкая боль снова ударила по ногам, а из ран выступили капли крови. Это был плохой опыт, так же больно было только когда девушка попыталась порезать себе ступни. Она потянулась за шлангом и включила воду, нужно было смыть с себя всю кровь. Затем Хиллари медленно вылезла из ванны, вытерлась и оделась. Теперь нужно дойти до мастерской и сесть на стул. — Если бы у меня были обезболивающие, я бы съела целую упаковку… — прошипела девушка, медленно переставляя ноги и держась за стены.       Когда Хиллари все же добралась до нужной комнаты, она просто села на табуретку и начала издавать утробные звуки похожие на подавленные крики. Эта комнаты была крайней в квартире девушки, а за стеной были соседи, они плохо относились к Хиллари и пару раз вызывали копов из-за якобы слишком громких звуков ночью. И пускай сейчас день, и вероятнее всего они на работе, проверять девушка не хотела.       Хиллари убрала холст стоящий на мольберте и потянулась за другим. Сейчас она порисует карандашом, потому что набрать воду не может. Сейчас ей нужно нарисовать хоть что-то, чтобы отвлечься от боли физической. Девушка давно заметила, что может переключать одну боль на другую, они не были равнозначны, но присутствовать должны были обе. Всегда. Во сне, в бреду и в минуты блаженства, боль должна быть, она напоминает девушке о том, что та ещё жива. Хиллари старалась как могла, но в голову ничего не приходило. Девушка была готова расплакаться. — Все что угодно! — взмолилась девушка. — Почему кровь не помогает?! — Говорят, что любовь вдохновляет людей, но почему все не так? Почему любовь лишь очерствляет мои мысли?       Где-то в коридоре послышались шорохи, Хиллари вздрогнула и помотала головой. Посидев ещё пару минут девушка отчетливо услышала, как где-то с легким шумом открылась дверь и чей-то тихий голос прошипел по-змеиному «Закройся». Хиллари знала что это всё неправда, но ей все равно было очень страшно. В такие моменты она старалась переключится на что-нибудь другое, и шум пропадал. Вчера девушка проснулась ночью и увидела в темноте голову женщины, она повернулась, вместо глаз у нее была пустота, белые пряди волос спадали на лицо. Кожа на женском лице натянулась образовывая улыбку, голова хотела засмеяться, но исчезла. Но это было вчера, а сейчас Хиллари снова слышала шум и совсем не хотела видеть головы или темные силуэты. Где-то за стеной послышался стук от падения довольно большого предмета и затем крики. Это кричали соседи, а не голоса в голове. Хиллари стиснула зубы и попыталась встать. Так же мучительно девушка дошла до зала и легла на диван. Теперь только телевизор спасал её от параноидального бреда, он говорил и говорил, Хиллари оставляла дверь открытой предварительно включив свет в коридоре и укрывалась пледом. Так же она поступила и сейчас.       Если смотреть на часы, то был ещё день, но за окном было очень темно. Резкие порывы ветра начали сопровождаться глухим треском, а экран телевизора начал переключаться на белый шум. Хиллари выключила телевизор и попыталась встать, но ноги словно отекли. Девушка хотела заплакать, но у нее не получилось. Раньше у нее никогда не отекали руки или другие части тела. Хиллари вернулась в исходное положение и накрылась пледом с головой. По окну забарабанил дождь, свет моргнул в коридоре. Сейчас девушка очень хотела уснуть, дождаться когда дождь кончится, когда снова станет светло. Она была готова увидеть хоть сотню страшных снов, но спать совсем не хотелось. — Мне страшно. — тихо прошептала девушка. Она не знала, кому это говорила, но где-то в голове у нее промелькнуло, что это точно кто-то услышал.       Пролежав без движения около получаса Хиллари почти уснула, но тут из спальни раздался тихий звук, это было сообщение об смс. Девушка вновь попыталась встать, это было тяжело, но ноги уже не так сильно болели. Телефон лежал в спальне, а сообщение было от Холмса. — Завтра в два. Оденьтесь как обычно. — прочитала девушка. Она легла на кровать и закрыла глаза.       Что Майкрофт хотел от нее на этот раз? Конечно, Хиллари была рада, что мужчина помнит про нее, но сейчас ей показалось, что его общество довольно навязчиво. Девушка тут же отогнала эти мысли и начала думать, что можно надеть завтра. Затем в голове у Хиллари всплыл всего один вопрос. Подразумевает ли сообщение Холмса, что на него нужно дать ответ? Он не спрашивал, удобно ли девушке в это время, а в конце сообщения стояла точка. Хиллари уже давно поняла, что Майкрофт — тот самый человек, который не ищет лишнего внимания, и не слишком положительно относится к пустым диалогам. Поэтому девушка завела будильник на двенадцать часов и решила лечь спать. Возможно она спала лишь потому что ничего другого делать не могла…       А Вы боитесь своих снов? Хиллари слышала этот голос откуда-то сверху, она падала, а потом резко открыла глаза и оказалась в своей старой детской комнате. Прозвенел будильник и девушка встала. Её комната выглядела все так же, как и детстве. — Со мной что-то не так. — она шла по своему старому дому, видела все, что когда-то было для нее родным. В коридоре горел свет, а она шла босиком по полу в ванную.       Хиллари включила свет и подошла к зеркалу. Она была ребенком, ей было лет двенадцать и она была… Беременна?! Где-то в коридоре послышались шаги и в ванную вошла её мать. Она улыбалась и смотрела прямиком на Хиллари. — С днем рождения, дочка! Да, ты беременна. Я помню, со мной происходили всякие ужасные вещи, когда я была беременна… Тобой! — лицо её матери растянулось в жуткой улыбке.       Хиллари вновь посмотрела на себя и вдруг заметила, что её зубы начали крошится. Они буквально превращались в пыль, а её лицо начало раздуваться, как если бы у девушки была аллергия. Ей ничего не оставалось, как закричать. — Посмотри, кто у тебя родится. Что как в первый раз? — вдруг сказал отец Хиллари. Он как и обычно, появлялся неожиданно и бесшумно, вставлял глупую фразу, а потом уходил. — Как мне это сделать? — спросила маленькая Хиллари и обернулась, но никого уже не было. Тогда девочка ткнула живот пальцем и достала оттуда крошечного ребенка. Он был скорее похож на гусеницу. Тут ребенок открыл рот и хотел закричать, но вместо этого его рот все расширялся и расширялся. Пока не превратился в огромную воронку внутри которой что-то шевелилось… Тут изо рта ребенка начали выползать огромные черные пауки, и Хиллари проснулась.