Песня, что цепляет одной строчкой

      Больно. Всё тело будто состояло из одной только боли — боль бежала по венам и, проходя через сердце, насыщалась новой порцией боли. Я есмь воплощение боли в этом бренном мире и, возможно, должен поделиться ею с другими. Хотя кто будет рад боли? Боль никто не любит и не ждёт. Она никому не нужна. Все вокруг мечтают избавиться от неё и больше никогда не испытывать.       Медленно прихожу в себя. Кто я? Влад. Где я? Открываю глаза, осматриваюсь — в своей комнате; темно. Как я сюда попал? Неизвестно. Что последнее я помню? Напрягаю мозг — я поднимался по лестнице, курил, говорил, что ненавижу лифт. Кому я это говорил? Я не уверен, но кажется, Славе. А дальше? Неизвестно.       Чувствую на теле несколько пластырей и бинтов — точно, меня же побили какие-то гопари с соседнего… Голова кружится.       На кухне свистит чайник, тихо стукаются друг об друга кружки. Две? Вроде да. Кто-то тихо разговаривает, но голоса различить не могу — слишком далеко. Нужно сходить, посмотреть.       Откидываю одеяло, медленно сажусь и жду, пока мир перестанет вертеться. Встаю, делаю буквально два шага, и меня заносит в шкаф. Больно… Потирая плечо, уже иду по стенке. Никогда бы не подумал, что у нас такая большая квартира. Клянусь, я шёл целую вечность.       С кухни в коридор попадал свет. Мама разговаривала с каким-то парнем — голос знакомый. Немного постояв в темноте, выхожу на свет, щурясь. Маман, заметив меня, вскакивает со своего места и бежит ко мне, чуть не плача. Усаживает на стул. Мне всё ещё немного сложно поспевать за происходящим. Рядом сидит Слава в старом свитере, у меня так болит голова, что я даже не в силах удивиться.       — Слава вот говорит, заметил тебя на лестнице, решил помочь, — сбивчиво рассказывает мама, суетясь вокруг меня. — Поблагодари хоть.       Я смотрю на него и киваю. Мы оба понимаем, на сколько эта ситуация абсурдна. Ведь он сам избивал меня время от времени. Но не говорить же об этом маме. Пусть считает его героем и просто добрым человеком…

***

      Новый год уже совсем близко. Маман решила в этом году не заморачиваться насчёт праздничного стола, поэтому мы ели заказанные роллы. Про шампанское она забыла, поэтому пришлось ей, скрепя сердце, доставать из каких-то своих закромов бутылку Джека Дениелса.       Уже позже, когда алкоголь уложил маман спать, я стоял на балконе и смотрел на салюты, что тут и там расцветали в чёрном небе пёстрыми цветами. Двор покидали последние компании, уходя в темноту ночи, и воцарялась тишина. Где-то за домами продолжали бахать салюты, но высматривать их было бесполезно.       Моё внимание привлекла тёмная фигура на качелях. Она медленно раскачивалась и выпускала облако дыма. Я точно знал, кто это был. Ноги сами понесли меня на улицу, а руки захватили бутылку Джека.       — Празднуешь в одиночестве? — спрашиваю я, задабривая гопника дорогим алкоголем. Тот принимает моё скромное подношение.       — Можно и так сказать, — я сажусь на соседние качели. Закуриваем. — А сам-то?       — Маман уже десятый сон видит, — говорю. Слава в ответ усмехается.       — Как твоя голова? — после долгого молчания спрашивает он.       — Да нормально, — я не сразу понимаю, о чём он. — Было лёгкое сотрясение, но сейчас уже всё в порядке.       — Ясно…       Чего это он вдруг решил поинтересоваться моим здоровьем? Очень странный парень. Но мне, что ещё более странно, приятно. Делаю глоток холодного Джека, чтобы выкинуть эти мысли из головы. Алкоголь обжигает горло и медленно дарит ощущение тепла. Жарко, расстёгиваю куртку.       — Застегнись, — говорит Слава, дёргая цепочку моих качелей. Джек плещется в бутылке, пара капель проделывает маленькие дырочки в грязном подобии снега.       — Не хочу, мне жарко, — я прекрасно понимаю, что это лишь иллюзия тепла и что мой организм продолжает замерзать, но мне плевать. Делаю ещё глоток. Мне нравится то ощущение лёгкости в голове, что дарит опьянение, всё сразу кажется таким простым…       — Ты бы не налегал так на старину Джека, — предупреждает Слава, но мне всё равно. — И застегнись уже!       Я продолжаю игнорировать его слова. Кажется, алкоголь бьёт в голову сильнее, чем предполагалось, потому что я предлагаю застегнуть меня, раз так хочется. Что я несу? Господи, остановите меня…       Парень же встаёт с качелей и нависает надо мной с серьёзным выражением лица. Мне не комфортно. Так близко мы были, только когда он избивал меня или собирался отжать денег. Слава хватает меня за руку и силой поднимает, забирает бутылку и ставит её в снег. Я стою, немного пошатываясь, и молча наблюдаю за движениями его рук. Они аккуратно застёгивают замок парки, собачка медленно бежит по дорожке молнии всё выше. Его руки приближаются к моему лицу, и я с замиранием сердца слежу за развитием событий.       — Ты ведь всё это время знал, что разговариваешь именно со мной? — спросил он внезапно.       — Ага… Ты тоже?       — Да, — замечаю на его лице едва заметную улыбку, которую он пытается спрятать. — У тебя пальцы похожи на ветки, поэтому и узнал.       Собачка добежала до конца молнии. Его глаза тоже поднялись и смотрели на меня. Я вновь почувствовал, как у меня бьётся сердце, и начал считать удары, чтобы следить за ходом времени…       Раз…       Два…       Три…       Четыре…       — Почему ты нормально общался с таким, как я?       Пять…       — Ночью ты был другим. Я общался с ночным Славой, а не с тем гопником. Он был куда интереснее.       Шесть… Семь…       — Мне нравились наши разговоры. Только не подумай, я не признаюсь тебе в любви, — поспешно добавил он. Ну вот, сбился. В полутьме двора я не мог разглядеть выражение его лица, но он казался растерянным и запутанным. Его слова не убеждали.       [Чёрт, что я несу? Какие ещё разговоры? Я смотрел на этот пьяный скелет, который шатался от малейшего дуновения ветра, и понимал, что пропал. Я не мог признаться в своих чувствах, потому что слишком боялся получить отказ. Влада слегка удивили мои слова, но не более. Я не мог прочитать его мысли, которые он так мастерски скрывал. Я хотел знать, о чём он сейчас думал, но не решался спросить напрямую. Возможно, это самая ужасная ошибка в моей жизни. Он ведь был той песней, что цепляет одной строчкой.       Я пропал.]       Это было неожиданно. Но я испытывал схожие чувства. Мы не были геями. Мы были близки друг к другу, но понимали, что до настоящих отношений это не дойдёт — не будет поцелуев у подъездов, секса и прочей романтичной чепухи. Быть может, нам просто было страшно принять эти чувства, потому что это было бы неправильно — по крайней мере так говорили все вокруг, кого не спроси. Мы были закованы в мнение общества и не могли элементарно вдохнуть полной грудью. Я бы хотел разорвать эти оковы, но…       — Мне тоже нравятся наши разговоры, — ответил я, наконец. Это не история о любви.       Нет. И, увы, никогда ей не станет.       Стоп. Подождите-ка… У меня в голове будто нажали кнопку обратной перемотки. С какой стати мне следует переживать об этом? Я наплевал на это уже давно. Я столько терпел побои от каждого встречного поперечного из-за своего внешнего вида, а теперь даю задний ход? Какого, собственно, хуя я должен переживать об этом?! Что от этого изменится? Меня начнут называть педиком? Но меня уже так называют. Станут издеваться? Опять же — уже избивают. Ничего особо не изменится, если сейчас я пойду ва-банк.       — Ставки сделаны, — говорю я, чуть усмехаясь, и ловлю недоумевающий взгляд Славы. — Ставок больше нет.       Пан или пропал, Влад.       Всё происходит за считанные секунды: поднимаю руку, хватаю парня за куртку и притягиваю ближе, целую, убираю руку. У его губ был вкус сигарет и виски. Но опьяняли они куда сильнее.       Наблюдаю за выражениями лица Славы. Они меняются с такой скоростью, что я не успеваю давать им названия. Мысленно готовлюсь быть избитым за свой поступок. И оказываюсь прав — крепкий кулак съездил по моему лицу, разбивая нос и губу. Не устояв на ногах, падаю, цепляя качели. Парень нависает надо мной, ловя взбесившиеся качели — готовлюсь к продолжению.       Продолжение было, но не то, к которому я готовился… Я почти слышал, как разрывались оковы, падая на землю.       «Джекпот» — довольно произнёс голос у меня в голове.