«А мы, их жалкие потомки, скитающиеся по земле без убеждения и гордости, без наслаждения и страха, кроме той невольной боязни, сжимающей сердце при мысли о неизбежном конце, мы не способны к более великим жертвам ни для блага человечества, ни даже для собственного нашего счастья, потому что знаем его невозможность и равнодушно переходим от сомнения к сомнению».
(«Герой нашего времени»)
— Мицуру такой необщительный, — каждый раз с досадой произносит Кокоро, утыкаясь задумчивым взглядом куда-то вдаль, а на пол, с горящих щек, падают первые крупицы воды. — Кокоро такая надоедливая, — в его голосе слышится чёткое раздражение, а на лице гримаса недовольства. Он очень сильно устал за сегодняшний день, что практически валится с ног. — Сколько можно меня мучить? — прижавшись головой к стене оранжереи, обреченно спрашивает она, отчаянно дожидаясь ответа, цепляясь за малейшие шорохи, прислушиваясь тщательнее к тишине, но всё молчит: даже птицы, даже цветы. Вот какое бывает на вкус одиночество. — Сколько можно докучать мне? — нахмурившись до складок на лбу, вопросительно отчеканивает он, после чего с протяжным выдохом, отпустив руки, направляется на улицу. На секунду, закрывая глаза, он видит перед собой картину, окрашенную в тёмные и багровые тона. Именно такую картину, которую он не любит, которую выбросил бы ко всем чертям, которая повторится. Там всё пусто, мрачно и страшно. — Мицуру, почему ты такой идиот?! — под конец срывается она и вот-вот в миллиметре от цветка, посаженного когда-то любимым, останавливает ногу и, закрывая лицо дрожащими руками, склоняется над ним, проливая горькие слезы. Все когда-то надетые маски сняты, а псы из своих будок выпущены на свободу. «Я слишком слабая, чтобы бороться. Я слишком неуверенная в себе, чтобы быть вместе с ним в одном Франксе. Я люблю его». Истина была острым режущим лезвием по её нежной коже, по её хрупкому отстроенному миру и сознанию. Будто ножницами по бумаге — именно так проходились и по её сердцу, мало-помалу, возвращаясь к одной и той же вечной проблеме и теме — я сама. «Почему я такая? Почему тебе приходится видеть меня такой? Скажи, ты меня уже ненавидишь?» — Мицуру, разве я не должна быть бесчувственной? — её вопрос едва можно было расслышать в этом шелесте листвы от деревьев и буре эмоций. Кажется, всё заслонила стена, такая прочная и крепкая, построенная на поте, крови и душевных терзаниях. Подобные стены строят тогда, когда хотят выжить, спастись из последних сил от общества, но не врага. — Должна, — отвечает ей безразлично парень, кидая косой взгляд на её подрагивающие изредка тело. С чего-то теперь он становится личным носителем её горя и всякий раз созерцает подобное зрелище в первых рядах. Будто она нарисовала несколько полотен, где захлебывается в рыданиях одна и та же девушка: в одной и той же одежде, в одном и том же помещении, в одной и той же позе, и посветила этому целую выставку, где всего один зритель. «Неужели ты веришь в это?» — Тогда, что со мной не так? — печально интересуется она, осматривая заплаканным взглядом шатающуюся фигуру, его царапины на лице, ушибы и кровоподтеки, обработанные мазью и заклеенные пластырем. Но больше всего глаз тревожит забинтованная в белый бинт правая рука. «Это я во всём. Прости, если сможешь». — Если ты сама не в силах дать ответ на этот вопрос, то, как я смогу? — спрашивает равнодушно Мицуру, разводя одной рукой в сторону. Ведь он абсолютно такой же — переполненный переживаниями, гневом, печалью, радостью и страхом. «Разве это и не считается нормальным поведением?» Это лучше, чем просыпаться марионеткой в чьих-то руках и уже заведомо совершать то, что надо, а не то, что хочется. — Мы не рабы чьих-то фантазий и иллюзий. Мы те, кто вправе сами выбирать, как поступить и что сделать. Мы просто живём, — добавил паразит, смахнув прядь волос с лица, — неужели это так плохо? Кокоро долго осмысляла сказанные слова юношей, смотря на цветок, который только-только расцветает, распуская маленькие бутоны, благодаря влаге и свету. Так и они. Маленькие и тонкие стебельки, ещё только начавшие свой рост на пути к настоящему процветанию и взрослой жизни. Ещё много чего впереди. — Ты прав, — уверено сказала девушка, смахивая последние слезинки со своих ресниц, после чего отряхнула свою серую юбку от грязи, последний раз посмотрев на прекрасное растение. «Только ты можешь меня успокоить» — Спасибо, — Кокоро лучезарно улыбнулась и не полностью поклонилась, с нежностью и лаской глядя на Мицуру, который, кажется, был немножко обескуражен, но пытался сохранить спокойствие. А потом она выпорхнула из оранжереи, как птица в небеса, и оставила его наедине со своими мыслями. «Красивая улыбка. Улыбайся чаще».