Соотношение характеров.

Разрушение построенного нами мира, в котором мы живем, и нашей личности, а затем возведение нового мира, более свободного, чистого, просторного, где мы заживем полной жизнью — вот чем нас искушают, что нам обещают и чем пугают эти тревожные ночные гости из мифологического царства, которое заключено в нас самих.Магическое зеркало: видеть себя в других, видеть других в себе… («Тысячеликий герой». Джозеф Кэмпбелл)

      Что ты нашел в ней особенного? Её не идеальность? Эти искривленные черты и неровный силуэт? Непрямую осанку и иногда кривую походку?       «Слишком небезупречная».       Она не напоминает своим характером прирожденного лидера Ичиго. Она не умеет держать свои эмоции под контролем, как спокойная Икуно. В ней нет и частички безграничной энергичности Мику. Пятьсот пятьдесят шестая никогда не сможет сравниться с опасной и притягивающей к себе Ноль Два.       «Кто же она среди них?».       Всего лишь нераспустившийся когда-то цветок. Однако мы все цветы этой жизни: никому никогда не мешали своим присутствием, нам не надо было многого, мы не являлись чем-то необычным, а просто росли и развивались. Но цветы, как и множество растений, перестали издавать дивный аромат, радовать глаз и быть нужными. В них нет больше тех свойств, которые когда-то называли «целебными», потому что они видоизменились. Именно так начинается великое истребление. Теперь мы не более сорняков, неспособных дать больших результатов, чем требуется. Только препятствуем, отбираем, ухудшаем.       «Мы пришли в не угодье Папам. Неудивительно. Но, тем не менее, я начинаю понимать, кем является на самом деле Кокоро».       Ничем непримечательна, одинока и вольна, никому не обязана, как гордая птица, у которой вот-вот сломаются хрупкие крылья от тяжести груза, но она продолжает упрямо лететь и стремиться к чему-то. Слишком потерянный смысл. Пустые старания. Зря потраченные силы. А именно надежда.       «Что могло ещё вытаскивать её с того света?»       Она ждёт, когда её возлюбленный сможет оклематься от сна, которой сам себе придумал, чтобы полноценно существовать с ним одним целым организмом. Видимо, это стоит того, чтобы каждый раз вновь подниматься на ноги и находить в себе что-то святое, чтобы продолжать путь. Печально и одновременно ужасно. Это игра далеко не с Мицуру, а с собой. И цель её на самом деле не добиться сердца возлюбленного, а не получить само-отторжения при этом. Прискорбно тратить своё время в никуда. Не на то.        «А вот идёт она. Спотыкается на ровном месте и падает, сдирая коленку до крови об лесенку, ведущую на второй этаж. Больно, наверное. Нет… Просто неуклюжая. А эти изъяны на бледном лице, синие круги под глазами, забытый ободок и растрепанные волосы, непохожие на солнечный свет? Возможно, не спала пол ночи, думая о Мицуру. Отвратительно. Небрежная и наглаженная одежда, слегка приспущен один чёрный гольф ниже другого, что ещё больше очерняет её изящность в этот день. Одним словом — некрасиво. А как грубо она поступила с бедным двести четырнадцатым? Можно сказать, предала своего партнера. Сама обманчивость в шкуре невинной овечки. Слышали бы вы, как она заводится на ровном месте. Этого, конечно, не всегда видно. Однако есть такие случаи, когда Кокоро просто падает и начинает взахлёб реветь, иногда радуется, не пойми чему, и даже, бывают такие дни, когда она беспощадно ругается со своими товарищами. Также правдоподобно будет сказать, что она наивная… Нет… Добрая и слишком открытая душа для такого жесткого мира. Таких съедают раньше срока»       Он всё видит слишком ясно и в этом выражении лица опять же читается непроницаемость. Даже если бы любил виду не подал. Даже если это касается её. Возможно.       «Мицуру, ты ведь тоже в поисках того, что могло бы дать тебе причину существовать. Но каждый раз ты сам отталкиваешь эту возможность. Убеждаешь себя в обратном, а, в конце концов, делаешь больно не только ей, но и себе. Ты убежден, что это только выгода, но сердце всё равно чаще стучит вопреки тебе. Сопротивляешься и увертываешься, как змея».       — Кокоро, ты ведь меня любишь? — голос сам произносит это слишком сухо и неприятно, будто обвинение. Он недоволен, пытаясь сохранять спокойствие. Однако нога сама начинает нервно постукивать по каменной поверхности.       «Тише».       Она долго и пронзительно смотрит на него так растерянно и обескуражено, что ему самому становится не по себе и хочется уже поскорей покинуть такое душное помещение, переполненное, кажется, ещё потом и нотками напряжения между двумя противостоящими фигурами.       «Напрасно».       — Тебе сказала Ноль Два? — что-то предательски надрывается на последних словах, и зубы сами сжимаются, а пальцы сильнее стискивают ткань юбки. Смущение и волнение преследуют её.       «Будто снег на голову. Разве можно так?»       — Нет, — бездушно отвечает он, попутно выдыхая. Триста двадцать шестой на секунду задумался, он не понимает, каким образом в их разговоре очутилась подружка Хиро.- Так что?       — Н-наверное, — отпустив голову, неуверенно шепчет она.       Он становится сдержаннее. Плечи уже не так сильно напряжены и дышится намного спокойнее. Ему даже смешно. И он смеется слишком громко. Не по-настоящему, неказисто и даже страшно. Она гоняется за ним на протяжении года, однако в ответ он получает жалкое «наверное», даже не обычное и лживое «нет». Докатился. Пристал к девушке и ждал от неё чего-то совершенно другого.       «Оказывается, душу тоже что-то трогает так небрежно и неаккуратно. Гадкие прикосновения до такой степени больно и крепко искривляют её, что она становится инвалидом. Противный мир. Поганые люди. Низкие мысли».       Кокоро не верит этому Мицуру. Не хочет верить. Ещё чуть-чуть и она вновь превратиться в то слабое существо или уже стала им…       «Над чем он потешается?»       — Я тоже люблю тебя, — произносит он с радушной улыбкой на лице и протягивает ей руку, — это ты хотела услышать?       И всё-таки это единственное и святое, что делает его живым, не давая сгнить остальным органам. Это доказательство того, что он не дух, обреченный на пустое существование и обитание во франксе.       «Я жалок. Не могу этого признать. Чувствую и не хочу чувствовать. Люблю и не в состоянии любить. Целая неопределенность».       Девушка видоизменилась. Губы превратились в полоску, а она не в силах держаться больше на ногах начала скатываться вниз по холодной стене. По спине проходит дрожь. Боялась ли она этого? Очень сильно. Больше ничего не стучит. Неужели так быстро пришло время отпускать?       «Сначала дал, а потом отнял надежду по своей прихоти, как маленький ребенок, который не может понять, что творит. Он ведь обычный паразит, неспособный к более высоким чувствам. В его крови заложено уже с самого появления на свет — убивать всё, что видит. Чувства тоже. Ты же с самого начала любила не его, а сказку, придуманную когда-то».       — Зачем? — бормочит она, пытаясь не дать пролиться слезам.- Зачем ты позволяешь каждый раз себя обнимать или находиться рядом?!       «Солнце больше не светит так ярко. Трава далеко не зеленая, она принимает окрас умерших когда-то чувств. А природа перестала цвести, изжив себя полностью воспоминаниями о том, чего никогда не повторится. Ныне так называется восполнение, когда можешь набрать спокойной в легкие воздух, не боясь, что они лопнут от неразделенной любви. Хочется плакать».       Мицуру напрягся. Ему неприятно смотреть на эту картину, как и когда-то. Ненавидит слёзы. Хочет вытереть их с её красивого лица, но он останавливает этот порыв. Нельзя.       «Глупая, наконец-то разочаровалась».       — Потому что мы являемся партнерами, — громко сглатывая, отчеканивает триста двадцать шестой, не веря себе самому, — тем более, за все в этой жизни надо бороться, быть выше, чем ты являешься, именно поэтому я не могу ответить тебе взаимностью.       «Какой же я дурак. Что я несу?»       — Я не достойна?! — взахлёб спрашивает она, прикрывая заплаканные глаза ладошками. По щекам текут вниз мокрые дорожки воды, разбиваясь мелкими каплями об твердый камень.       «Если это последний наш разговор, могу ли я оставить его в памяти навсегда? Я лишь хотела сохранить все те моменты, которые нас когда-то связывали. Я всё ещё люблю его и готова расстаться».       Слишком жестока и слепа бывает реальность, в которой приходится обитать. Дышать её воздухом, который на самом деле пыль, думать о её ароматных цветах, которые пепел, любить и ухаживать за людьми, которые являются прообразом одежды.       — Думай, как знаешь, — шепчет он, собираясь вновь скрыться, уйти от ответа.       «Сколько можно жалеть себя, всматриваясь в зеркало разногласий и противоречий, где главный враг Кокоро. Она порождение самой бездны, сумевшая разбудить в тебе вновь чувства. Теперь ты вновь можешь видеть, но нравится ли тебе способность созерцания, где нет её образа, где не написано на листочке красивым почерком: с любовью».       — Извини меня, — печально продолжает он, спускаясь к ней, тем самым, вставая на колени. Он мягко практически невесомо дотрагивается подушечками пальцев до её щеки, такой мягкой и влажной, убирая при этом прилипшие волосы. После чего, закрывая глаза, нежно целует её.       «С того момента, когда она впервые смогла прикоснуться к моим внутренностям, которые правильнее называть чувства, стало понятно, что не случайно свели наши судьбы. Это было подобно удару током, таким сильным и опаляющим до состояния легкого шока. Она ударила меня своим пониманием, словами и действиям по важному жизненному органу — душе. Я уже заранее потерял все свои возможные атаки и, подняв белый флаг, не успев взглянуть толком в её ледяные синие глаза, проиграл ей всю войну без права на продолжение дальнейших действий. Это было прекрасно. Кокоро, ты великий стратег, способный без усилий свалить врага с ног. И теперь я люблю тебя, но не той любовью. Прости ещё раз, если сможешь».