Вместо хищных диких зверей, представлявших угрозу в древности, сейчас нам угрожают другие опасности: наши дикие и неуправляемые эмоции. (Тибетская книга жизни и смерти. Согьял Ринпоче).
Видеть в каждом схожие черты с Кокоро. Дышать одним воздухом до внутреннего самобичевания. До безумия продолжать доверять этой иллюзии, как когда-то распустившейся сакуре на дворе вплоть до того момента, пока она не превратилась лишь в розовые обычные лепестки, унесенные по закоулкам души. Её повадки, которые есть в каждом из них, но они животные. Почему-то раньше это не было очевидно… По какой-то причине хотелось верить обманчивой весне, которая навязывалась своей грязью и нечистотой ласковых объятий. «Устал бегать от самого себя». — Я нуждаюсь в тебе, — открыто говорит она, ступая босыми ногами по неровной каменной поверхности, покрытой водой. — А нуждаюсь в здравомыслии, — невосприимчиво произносит он, наблюдая за её действиями и мысленно порицая. Ему неприятно от этих слов, и что-то продолжает взывать к совести, падая тяжелым грузом к ступням. Хочется гнетуще добавить: «находясь рядом с тобой», — тебе бы тоже не помещало. — В таком случае мое здравомыслие это ты, — невзначай изъясняется девушка в ответ на его слова и мило улыбается, рассматривая вдалеке болотного цвета водоросли. «Кажется, она даже не задумывалась». — А ты моё наказание, — не подумав, выдаёт парень, громко сглатывая. Внутри всё сжимается и не даёт нужного покоя. И когда это приобрело оттенок глубокого откровения? Когда не страшно быть отвергнутым или совершенно непонятым. Нечто истерическое. Непревзойденно отмеченное гадкой меткой «живи и будь живым». Будто клеймо. Жалкое зрелище для жалких людей. «Только наваждение, защищающееся такой однообразной маской душегубства. Подобно любвеобильной краже. Она мимолетно забирает ощущения, оставляя пустоту, а ты продолжаешь незаметно черпать из чащи заботу, предназначенному другому существу. Всё было бы честно и правильно, не будь это до истощаемости двух особей неправильными чувствами, которые созданы, чтобы подчинять и быть несчастливыми». Она оборачивается. Так вкрадчиво и внимательно смотрит на него, будто видит впервые, однако, поскользнувшись, падает. Её очертания теряются. Остается лишь мокрая одежда, пара синяков на теле и легкое переживание. Кокоро не успевает открыть глаза, как Мицуру уже протягивает её руку помощи. «Слишком красиво, чтобы быть той правдой, с которой просыпаешься на протяжении многих лет» — Спасибо, — она принимает подобную «заботу». Её ладонь мягко проводит по контурам сначала ладони, а потом гладкого лица триста двадцать шестого, отпускаясь прямо к воде. И уже через пару секунд пиджак паразита тоже покрыт водой. Он глубоко вздохнул, вытирая скатывающиеся капли по лбу. Спустя минуту его верхняя форма и обувь покоились на траве. Кокоро опешила и начала быстрее отдаляться от берега, но не успела. Новая волна окатила её раньше, чем она успела обернуться. — Мицуру!***
Подсознание посылает нам картинки различных мифических существ, которые на самом деле химеры, готовые завладеть нашим сознанием и миром. Одной из такой химер стала сама Кокоро. Горделивое и специфическое создание. Порождение Тихона и Ехидны, такое же мерзкое, переисполнено некой божественностью, как и они. «Ложная идея. Пустой вымысел». -Сама виновата, — проговаривает парень, вытираясь полотенцем и косым взглядом поглядывая на неё. Он ждёт её реакции, но девушка лишь смущенно и загадочно улыбается. «Кажется, она рада. А ты вновь слепо веришь сладким ухмылкам и речам». Является ли она спасением из омута страхов и невыполненных обещаний, а не якорем, тянущим вниз к темно-зеленой тине? Как бы больше не потонуть в этом выражении, таящем под собой гнетущее чрево беззаботной и непобедимой радости. Не нахлебаться бы вновь обмана. -Мицуру, могу ли я любить тебя вечно? — легкомысленно интересуется она, выжимая из волос влагу. «Какая же ты дрянь, Кокоро. Само исчадие ада. Порождение системы, которая с самого начала была созданы для уничтожения таких, как я. Постепенно, а главное невыносимо». Его это вводит в некий ступор и заставляет изредка пошатываться. Он не может найти правильных слов. Появляется некое подлое отражение, которое каждый раз твердит: «обидь её», «сделай больно» — главное не подчиняться. — Мы же договорились, что больше не будем об этом говорить, — безразлично посылает упрёк в её сторону и складывает руки накрест. Настроение испорчено на целый ближайший день одной фразой: « я тебя люблю». «Неблагодарный чёрт», как вечный феномен. Он плохой. — Прости, — тихо и виновато шепчет она, однако не упускает свой шанс подойти и взять его за руку, прижав её к сердцу, — но пообещай, что мы будем вместе, до того момента, пока тебе это не станет противно. «Мицуру. Тебе же тоже больно. Почему ты молчишь? Разве не каждую ночь выворачивает внутренности, заставляет гнить и вновь зарастать раны от дивного аромата роз, выращенных и вскормленных ей где-то глубоко в тебе. Ты пророс ими. Её плоды находят себе пищу в твоих недостатках, мыслях, неоправданных чувствах». Он оставляет её одну без ответа и уходит. Что может любящее сердце против Кокоро? Сопротивляться? Нет. Увертываться? Возможно. Скрываться? Определенно. Как глупо. Будто все надеялись на что-то большее. Будто так и должно быть. Какая предвзятость. Раздутость. Все ждут счастливого финала, в котором победит добро и любовь, но один прекрасный случай что-то идёт не так, и главный персонаж драматично и горестно отдает свою жизнь во благо, при этом кто-то всегда страдает, являясь основным источником всех проблем, потому что не предположил подобного, надеясь на «всё всегда хорошо заканчивается». А что потом? Он страдает. Очень сильно и беспощадно. И никого не винит, кроме себя. Он сам поверил в эту красиво обрамленную обманчивую повесть, где на обложке всё вычурно выделено блестками, но, убрав их, можно увидеть черную, как смоль, надпись: «в последний путь». — Привет, Мицуру, — беспечно здоровается Хиро, махая ему. Он сидел в главной комнате, однако на удивление, там не было ни Ноль Два, ни других как-либо людей. — Привет, — отчуждено произносит код триста двадцать шестой, думая о своём, и присаживается на мягкий диван. — О чем задумался? — спрашивает парень спустя пару минут молчания и направляет свой заинтересованный взгляд на него. — Кажется, ни о чем, — отдаленно отвечает паразит, пытаясь придти в себя и хватаясь за голову. — Это касается Кокоро? — обеспокоено любопытствует код ноль шестнадцатый. — Даже если так, то какая разница? — обреченно интересуется Мицуру, не в силах сдерживать себя. «Повсюду эта чертовка. Она опять кормит удобрениями, вновь поливает. Оно ведь расцветает, дает о себе знать до омерзения. Изредка от этого сводит зубы. А иногда алая кровь каплями в некрасивый узор рассыпается об поверхность твоего сознания, и это выходит наружу удручающими вскриками дикого зверя там, где никто не слышит». Хиро задели глаза, наполненные такой едкой мольбой о помощи. — Мицуру, чтобы там не случилось, я давно знаю Кокоро и по ней видно, что она старается заботиться о тебе, смотрит слишком часто и просто любит тебя, — парень хотел поддержать его в трудную минуту и пытался это сделать, несмотря на некоторое разногласия в прошлом между ними. — Опять, — со скрежетом сжимаются зубы, он больше не намерен слышать эту горемычную фразу. Только не сегодня. Только не сейчас. — Ты куда? — лишь доносится вслед эхом по коридору, после чего наступает долгожданная тишина. Он окунается в прохладную пучину. Эта была лишь ложь. Короткая печальная история, в которой с самого начала не было предусмотрено счастливого конца, повествующего о двух соединившихся звездах. На самом деле они всегда были по отдельности. Они были в состоянии жить друг без друга, но всё равно каждый раз возвращались на одно и тоже место, обманывая самих в себя, убеждая, что не могут спокойно обитать, вплоть до того момента, пока не исчезли. Им всего лишь не хотелось быть одинокими. «Я отдаю себя в жертву тебе, наслаждайся». Это чувство разливается по железным балкам, наполняя ржавые сосуды, и постепенно теряет свою прежнюю форму, последнее очертание становится чем-то невыносимым и страшным, превращаясь в отголоски таких измученных и потрепанных жизнью отравленных воспоминаний Он во франксе. Рядом с ней. Рука об руку. Одно сознание. — Мицуру, что с тобой?! — надрываясь, кричит она, вытирая влажной тряпкой выступающую кровь с его виска.— Очнись! Он пытается двигать губами, но не может. Хочет дотронуться до её заплаканного и измазанного грязью лица, но не получается. Слишком размытый и далекий силуэт. Однако внутри что-то умоляюще вопит: «Смотри, я задыхаюсь без тебя. Мы оба этого хотели». «Вот так беспощадно ломаются крылья об твёрдую поверхность камня, наименование которому просочилось в блике кровавой луны, состоящей из её и моих слёз, по невыносимым ночам, не дающим спокойно засыпать — ожидание. Даже смерти».