Я вижу нас

Парни абсолютно не следят за временем, пока прокручивают в голове все видения и сбивчиво пытаются пересказать их друг другу. Усталость после концерта сняло, как рукой, да и спать совершенно не хочется. Антон глупо краснеет, рассказывая Арсу всё, что видел, и не договаривает фразы о поцелуях, надеясь, что Попов поймёт сам. Арсений понимает и мысленно благодарит кого бы то ни было за отсутствие пикантных сцен в его собственной голове, но в мыслях всплывает то злополучное видение из поезда, и он даже с каким-то облегчением начинает рассказывать о нём Шасту. — Знаешь, почему я позвонил тебе тогда ночью?.. Антон с интересом и блеклым страхом в глазах переводит взгляд на Арса. С одной стороны, ему бы выдохнуть от осознания, что в этой странной ситуации он теперь не один, а с другой… во всё это верится с трудом, и Шастуну до сих пор кажется, что он немножко так сошёл с ума, а сидящий рядом Арсений, разделяющий его проблему — всего лишь плод больного воображения. — Что ты видел? — Я не знаю, что это было… зима… какая-то погоня, мы были в машине вдвоём… ты меня будто вытолкнул, а потом… — Попов запинается и нервно сглатывает. Перед глазами снова встаёт картинка стеклянного неживого взгляда, и он просит у Антона ещё сигарету, потому что его — давно закончились. Арсений выглядит странно, и Шаст почему-то даже боится предположить, что будто собственными глазами видел Попов. Он отдаёт сигарету в покрывшиеся мелкой дрожью руки и еле ощутимо прикасается к плечу. — Ты был мёртв. В конце концов Арс выдаёт эту фразу так просто, что Антон давится дымом больше от диссонанса в голове, чем от самой сути сказанного. — В смысле? Попов глотает истеричный смешок и смотрит на Шастуна, как на последнего дурака: — Шаст, блять! Бывают разные смыслы? Я видел тебя, лежащего на снегу. Ты. Был. Мёртв. До Антона, кажется, доходит, и остаток своей сигареты каждый из них выкуривает молча. Арсению реально стало легче. Как будто от того, что он наконец сказал это вслух самому Антону, живому Антону, сидящему вот тут, рядом, это окончательно перестало пугать и казаться правдой. Шастун в своей голове почему-то проигнорировал факт собственной, хоть и ненастоящей смерти, и зачем-то представил, как бы он чувствовал себя, если бы в одном из его видений вот так на чёртовом холодном снегу лежал Арс. Антон коротко вздрогнул, но Попов не успел отреагировать, потому что голос Шаста еле слышно разорвал предрассветную тишину: — Я не знаю, видим ли мы эту хуйню в своей голове, или существует какая-то ебанутая альтернативная реальность, но… я бы не хотел увидеть тебя мёртвым ни в одной из вселенных… Арсения отпускает вся эта ситуация моментально, вместе с тихим выдохом рядом, но он всё-таки считает нужным сказать: — Извини за тот звонок. Я не хотел мешать. — Арс, прекрати! Я бы так же поступил. Да и любой из нас. Мы же не чужие люди, а это не просто сон… хуй знает, что это, и от этого ещё страшнее. Антон спотыкается на последнем слове, и на секунду ему почему-то становится стыдно. Он не хотел признавать, что ему страшно, ненавидел даже в детстве, а сейчас — так тем более. Но Арс лишь ободряюще хлопает по плечу и оставляет это маленькое проявление слабости без комментариев, немного меняя тему: — Ты не замечал, когда прекращалось каждое видение? Шастун задумывается ненадолго, в голове каруселью проносятся все возвращения в реальность, и из всего этого потока картинок и ощущений Антон выхватывает только одну ключевую вещь — Арсения. Исключительно его прикосновения, разгоняющие ненавистную дымку. — Это ты… — звучит то ли вопросом, то ли утверждением, и Попов лишь согласно кивает. — Мне тоже так кажется. Мы видим нас, и, судя по всему, мы же и можем помочь друг другу этого избежать. *** По номерам парни разошлись уже утром, и к завтраку Арс проснулся с ещё большими мешками под глазами, чем обычно. Выходя из номера, Попов предложил Серёге зайти за остальными, но Матвиенко пробубнел, что слишком хочет жрать, тем более Поз уже спустился, а Шастуна разбудить, по словам Димы, не является возможным. — Вызов принят, — усмехнулся Арсений и направился к номеру Антона, отправив Серёжу на завтрак: — Иди, я разбужу этого соню, и мы спустимся. Матвиенко возражать не стал, с сарказмом пожелал другу удачи и скрылся за дверьми лифта. Арса, по-честному, не особо волновало, сколько поспит Шастун и пропустит ли он завтрак, но выходить куда-либо без Антона не хотелось совсем. Ещё перед сном парни договорились, что будут стараться держаться вместе, и эта иллюзия спокойствия крепко поселилась в голове у обоих, будто дав мозгу установку не появляться на людях друг без друга. Проверить правильность своей теории они хотели непосредственно на практике, искренне надеясь, что правы, и больше эти странные видения их не побеспокоят. В чём-то Позов был прав: ни на крики, ни на отбирание одеяла крепко спящий Шастун не реагировал. Растолкать это двухметровое тело тоже не получалось. Антон лишь периодически сонно сыпал матами, даже не открывая глаз, и тут же засыпал обратно. Спустя минут десять Арсений бросил эту затею и всё-таки пошёл на завтрак, наивно полагая, что удача будет на его стороне, и та вчерашняя компания девчонок либо уже позавтракала, либо придёт позже. Он увидел их сразу, как только вошёл, причём, как на зло, за соседним столиком. Попов мысленно проклял Шаста кучу раз, пока не спеша подходил к ребятам. Бросив всем короткое «доброе утро» и пожелав приятного аппетита, он тут же ретировался к шведскому столу, нарочито долго выбирая себе завтрак. — Чё, Шастун так и спит? — ухмыльнулся Матвиенко, стоило только Арсу сесть наконец за стол. — Поз, ты был прав, его нереально разбудить в такую рань… — устало улыбнулся Попов и даже засмеялся, когда Оксана возмущённо парировала: — Рань? Да его и в двенадцать пушкой не разбудишь! Особенно, если он где-то шлялся до утра. Он ведь утром пришёл в номер, да, Дим? Позов лишь кивнул, а Арс в очередной раз проклял это грёбанное утро, услышав оживление за соседним столиком. Рука, державшая кофе, сжалась вокруг стаканчика чуть сильнее, когда голова закружилась, и буквально на несколько секунд брюнет увидел то, что после вчерашних рассказов краснеющего Антона он так надеялся никогда не лицезреть. Утро. Номер. Постель. И яркие, страстные их с Шастом поцелуи. Холодный металл колец обжёг плечо, и картинка тут же исчезла. Арс инстинктивно протянул руку к шее, где, судя по увиденному, у него должен был бы остаться засос, а затем окончательно пришёл в себя, поворачиваясь к упавшему рядом на диванчик Антону. — Арс, ау! Я говорю, ты нахрена меня разбудил? — Шастун выглядел дико не выспавшимся и крайне недовольным. — Вообще-то, я думал, у меня это не получилось, — немного потеряно огрызнулся Арсений, на что Шастун лишь фыркнул и отправился за едой. «Мы были правы» Допивая кофе, Попов издалека наблюдал, как Антон, стоя у стола с закусками, читает сообщение, бросает короткий взгляд на Арса и печатает ответ: «Что ты видел?»

«Не спрашивай»

*** Следующие две недели тура проходят относительно спокойно. Первые дни Попов и Шастун чувствуют определённую неловкость, когда осознанно жмутся друг к другу на фотосетах и не упускают малейшей возможности коснуться друг друга на сцене. Выход на каждую сценку вдвоём кажется спасительным глотком воздуха, которого так не хватает, когда они расходятся друг от друга на противоположные кресла. Антон от нервов не перестаёт крутить на пальцах многочисленные кольца, а Арсений то и дело ёрзает на собственном кресле, будто пытаясь найти удобную позу. Шаст не хочет даже думать, как это выглядит, когда просит Оксану без лишних вопросов поселить его в один номер с Арсом. Фролова удивлённо приподнимает брови, но ничего не говорит. Молча оформляет номера на нужные фамилии, слегка хмурясь от своих мыслей. За всё время их туров ребята просили о конкретном расселении лишь несколько раз, и то, это были Антон с Димой, которые заселялись в один номер для просмотра каких-то важных футбольных матчей. Вот только Позов сейчас молчит, Арсений футбол не любит, да и ни о какой игре в ближайшие дни Оксана не слышала. Серёжа вопросов не задаёт, только поджимает губы каждый раз, когда Попов убегает на курилку вслед за Шастуном. Матвиенко даже не пытается понять, в какой момент и с чего вдруг Арс снова начал курить. Вся команда замечает, что парни буквально не отходят друг от друга, но даже между собой это почему-то никто не обсуждает. Пропали даже редкие шутки на тему их отношений, которые хоть иногда, но всё же вырывались раньше. Антон и Арсений теперь другие, но никто, кроме них двоих, не понимает, почему. За этот небольшой промежуток времени ситуация из неудобной начинает становиться обыденной. Антон привыкает сидеть рядом с Арсом на завтраках, обедах и ужинах, чуть соприкасаясь коленями. Арсений уже почти по инерции выходит из каждого концертного зала плечом к плечу с Шастуном, и ему становится глубоко плевать на то, какие случайные фотографии сегодня вечером взорвут Твиттер. И только по вечерам, в их собственном гостиничном номере, они наконец в какой-то степени отдыхают друг от друга, но всё же находятся рядом, и это внушает спокойствие. Видения больше не беспокоят никого из них, а всё остальное выглядит не таким страшным. *** В последний вечер перед отъездом домой Антону снова становится страшно. Москва кишит людьми на каждом квадратном метре, и Шаст даже не хочет представлять, сколько виновников очередных видений он может встретить за одну только дорогу из аэропорта домой. Здравый рассудок пытается остановить поток идиотских мыслей, но Антону всё равно хочется психануть и попросить Арса остановиться не в гостинице, а у него. Точнее, у них. Мысль об Ире влетает в голову как-то слишком резко, и Шастун на секунду даже поражается тому, что вспоминал о ней всего несколько раз за две недели. Диалог в WhatsApp’е так и остановился на том злополучном потоке абсурдных скриншотов, а новых звонков — ни входящих, ни исходящих — не поступало. Впервые за всё это время Антон чувствует себя виноватым и даже каким-то разбитым, поэтому аккуратно выскальзывая от спящего на соседней кровати Попова в коридор, он набирает знакомый номер. Первый и два последующих звонка почти моментально сбрасываются, но Шаст не оставляет попыток услышать родной голос, который всегда уносил куда-то далеко из надоевшей реальности и окутывал теплом. С каждым коротким гудком этого тепла не хватает всё больше, и он выдыхает, когда в трубке наконец слышится тихое «Алло». — Привет… — Ира на секунду даже задыхается от какой-то дикой обречённости в привычном голосе, но всё ещё с неохотой коротко бросает: — Ну привет… — Прости меня, — Антон сам не знает, за что именно извиняется: за то, что не звонил, за то, что не вспоминал или даже за дурацкие не очень приличные картинки с Арсением в своей голове, но определённо чувствует, что должен это сделать. — Это были ужасные две недели… Врёт. И понимает это в ту же секунду, когда слова срываются с губ. Эти две недели были самыми спокойными за последнее время. — И ты прости за те сообщения, — всё же выдаёт Кузнецова, решив не разыгрывать никому не нужную драму. Она сама не знает, что наталкивает её на этот вариант: то ли женская мудрость, то ли непривычно убитый голос Антона. — А в целом, это даже полезно было, наверное… отдохнуть друг от друга. — Да, наверное ты права. — Я соскучилась, — в этой фразе звучит столько нежности, что Шастуна буквально сгибает пополам от стыда. Он сползает по стене на холодный пол коридора и еле слышно выдыхает: — Я тоже. Врёт. И это, пожалуй, самая страшная ложь в его жизни. Дело даже не в том, что он в принципе не привык врать Ире. Внутри борются несколько чувств, и Антон с сожалением признаётся сам себе, что спокойствия среди них нет. Они почти не говорят больше. Кузнецова лишь уточняет, во сколько Шаст завтра будет дома и говорит, что будет очень ждать, на что в ответ слышит пожелание спокойной ночи, и оба телефона завершают разговор. Антон возвращается в номер и совершенно не хочет думать о следующем дне, который всё так же продолжает его пугать. Он ложится на кровать и поворачивается в сторону соседней. Арс слегка морщится от слабого света включённого ночника, и Шастун невольно улыбается, мельком улавливая в голове мысль о том, что это выглядит мило. Кровати стоят относительно близко, и Антон уверен, что может без труда дотянуться до руки Попова, свешенной с матраса. Он закрывает глаза, почти проваливаясь в сон, и его собственная рука сама сползает с кровати в сторону соседней. Уже где-то на грани сознания Шаст понимает, что вот сейчас ему наконец-то спокойно, и окончательно засыпает.