just lovers pt.2

jk       Для Чонгука, однако, неделя оказалась нереально сложной, и не в физическом плане — не совсем, хотя присутствовало и это. Тут перемкнуло, переклинило — уже не сказать, тут сломало, переломило какой-то барьер. Теперь Юнги стал замечаться чаще — в холле, лифте, коридорах; на обеде, и когда уходил с работы — тоже. Чон готов локти грызть — в голове непрекращающимся, нервирующим звоном «потому что это никогда не повторится». Только в этот раз это, пусть Чонгук сейчас сам не осознаёт до конца — не красная тряпка для быка; в этот раз — заболевание, патология, с таким не справиться обычными методами.       Парень хочет вызвать подчинённого в кабинет, поговорить, возможно — хотя без понятия вообще, что можно было бы сказать. Но Мин находит его сам, ведёт себя обыденно-непринуждённо, смотрит словно мимо Гука, и соглашается на сделанное той ночью предложение. Чонгук счастлив, потому что в сложившейся ситуации дело стоит за малым — приласкать, обласкать, увести в обещанный прежде номер отеля. Счастлив один час, другой, но вечер подкрадывается, и мысли — вместе с ним: Юнги не проявлял ни малейшей заинтересованности в течение всей недели, затем согласился на клуб — встретиться, доехать, провести и разойтись. И будь Гук умнее, давно бы сообразил, что едет старший туда не ради него — он собирается провести вечер хорошо и без него. Самолюбие молчит, но что-то точно подгорает — пахнет жареным.       Время наступило, Чон успел заехать домой — охладиться, переодеться, выпить только не успел — ему машину вести ещё. Сейчас он тормозит у одной из остановок метро, где, Юнги так сказал, ему будет удобно, и прежде, чем старший успевает сообразить, что это за ним, младший блокирует двери заднего сидения — остаётся место лишь рядом с водителем.       — Забирайся, хён, — срывается само собой, парень без понятия, как это произошло — он, вообще-то, даже не заметил, как обратился к Мину. Зато заметил и не сдержал ухмылки, когда старший замешкался, забираясь в машину — у внедорожника Гука посадка высокая, в отличие от роста Юнги, кстати.       Ехать, принимая в расчёт пробки, приходится немало — минут сорок точно, брюнет не считал. Зато особенно суматошный центр города покинут, и клуб, куда парни приехали — единственный на всю округу. В несколько этажей, наполненный современной музыкой, которая слышна ещё издалека. Неподалёку платная стоянка, там парень и паркуется — оттуда до клуба рукой подать. И тут Чонгук предстаёт перед хёном во всей красе: вместо привычного костюма, без которого на работе его, пожалуй, никто не видел — облегающие накаченные ноги кожаные штаны, вместо белой рубашки — кроваво-красная футболка, и поверх чёрный пиджак. А ещё, что бросается в глаза больше прежнего, вместо укладки на голове лёгкий беспорядок, словно волосы были высушены наскоро, но даже это смотрится гармонично. Пара аксессуаров в виде наручных часов и пирсинга в ушах, и Чонгук, наконец, выглядит на свой возраст, ни годом старше.       В клуб пропускают без очереди, потому что имя и «плюс один» занесено в отдельный лист. На второй этаж — по тому же принципу, и уже там Чон, с неощутимым в шуме помещения волнением в голосе предлагает присесть за отведённый ему — им — столик. yg       Долго ждать не пришлось, Чонгук подъехал в течение нескольких минут, правда, Юнги не знал, какую машину ожидать. На слух бросилось нежданное «хен», Юнги даже улыбнулся, подумав, что все должно быть действительно в порядке, и он может откинуть формальности, а потом, что выйдет из машины, если Чонгук отпустит какую-нибудь «очень остроумную» шутеечку по поводу его роста. Однако он этого не сделал, он вообще вел себя немного странно: выглядел сосредоточенно, иногда чуть хмурился и косился на парня, что тот замечал боковым зрением, делая вид, что читает в смартфоне что-то очень интересное или переписывается. За время поездки они лишь перекинулись парой фраз, и наконец остановились в неизвестном Юнги районе. Клубное здание было огромным! Ничего общего с тесными подвальными заведениями в центре, которых слишком много, что создает нехилую конкуренцию.       Чонгук выходит из машины, с явным намерением покрасоваться, что не ускользает от Юнги. Он окидывает его оценивающим взглядом и присвистывает. Чон из того типа людей, на которых все смотрится раз в десять привлекательнее, что бы он ни надел. Поэтому если Чон старается приодеться — это не останется незамеченным. В голове всплывают определенные кадры, пока Юнги разглядывает чонгуково тело. Но, между прочим, старший тоже постарался над своим аутфитом. На нем была черная футболка с небольшой шнуровкой на груди, вырез которой открывал острые ключицы, бомбер болотного цвета и привычные синие джинсы скинни, сильно порванные на коленях. Юнги тоже знал о своих наиболее привлекательных сторонах.       Помещение встретило приятной атмосферой: шумом и смехом в разной степени пьяных людей, приглушаемых заводящей музыкой, оживленным танцполом и снующими туда-сюда официантами с выпивкой и закуской. Уровень заведения заметно отличался, хотя бы потому что сюда не пускали кого попало. Им выделили очень даже хорошее место, от барной стойки не так далеко, что безусловно плюс, но в то же время столик не у всех на виду, спасибо перегородкам. Устроившись, Юнги решил сразу заказать себе что-нибудь, и, выбрав, заговорил, без задней мысли.       — Все-таки так классно, что у нас не возникло никаких разногласий, было бы со всеми так просто, — усмехнулся он. — Благодаря этому мы можем без напряга тусить вместе, как знакомые или даже друзья, без всяких проблем и заморочек, — Юнги выразительно сморщил носик на последней фразе. — Я считаю, это охуенно!       Юнги принесли его коктейль, и он стал неторопливо потягивать сладкий напиток. Парень, конечно же, помнил слова Чонгука, но он не настолько ранимый, тем более в такой ситуации — Чон ему вовсе не близок, чтобы раздувать конфликт и начинать разборки, к тому же, Юнги тоже немало наговорил. А вообще Мин очень расчетлив — пока он получает выгоду, все замечательно. Это, наверное, единственная заимствованная черта от «суки», каким Юнги многие любят обозначать.       — Спустимся на танцпол, когда допьем? Или у тебя какой-то особенный план по поискам… кого-нибудь ебабельного на эту ночь? — поинтересовался парень. jk       Чонгук, который всю дорогу до их столика пялился на попку хёна и его открытые колени, а когда они сели — не отрывал взгляда от ключиц, вдруг осознаёт, что старший ему втирает. Приятели — круто, да, просто превосходит все ожидания.       — Мне что-нибудь покрепче, — на незаданный знакомым официантом вопрос «как обычно?». Принесённый стакан опустошается на «ура», почуявший запах хороших чаевых парнишка спешит принести новую порцию — этот клиент обычно много не пьёт. Сейчас иной случай.       Да, случай и вправду другой, с таким парень не сталкивался. Он бы предпочёл, чтобы Мин был зол, бесился, да хотя бы ненавидел засранца такого, мистера Чона. Вместо всего это — разговор «по душам» и обсуждение пары на вечер. Нет, ближе к делу — на ночь.       Ебабельный у него уже есть на примете, и не только на одну ночь, по всей видимости — таким за одну ночь не насытиться, Чонгук уже знает. Да у него, блять, от одного вида довольного жизнью «хёна» в штанах становится тесно, а вспоминать их единственный вечер сейчас было бы просто крайне глупо.       — Нет, развлекайся. Я присмотрю себе кого-нибудь здесь, — Гук кивает головой в сторону барной стойки, где собралось сразу несколько шумных девиц, одна другой краше. Младший на момент даже и вправду заглядывается, но затем смотрит вновь напротив и у него дыхание спирает: старший скинул бомбер — в гуще событий он ему и вправду ни к чему, и на светлой коже, как белым по чёрному — для Чонгука, его метки, его следы, которые он оставил на чужом теле. Они уже не красные, какими были когда Гук их оставлял, но и не яркие, какими должны были быть наутро — почти сошли на нет, просто на свету видно. Просто Чонгук не смог бы не заметить.       А ещё ему не терпится увидеть свежие.       Парень руку протягивает позади и ведёт кончиками пальцев по особенно яркому следу, там, на шее, со спины. Старший отстраняется, помедлив, дав ложную надежду на то, что реагирует на чонгуковы прикосновения также, как прежде, говорит что-то — тонсэн откровенно не слушает, и уматывает вниз, в пёструю толпу танцующих. Чон со своего места видит только как старший плывёт к лестнице, спускается, а дальше — минута задумчивого взгляда напротив — на место, где сидел тот, из-за которого сейчас всё похоже на одно огромное недоразумение.       Разумеется, Чонгук срывается с места, ещё до того, как к нему успевают подойти — неважно кто, кто-то бы точно подошёл. Он упирается ладонями в перила и выискивает внизу знакомую фигуру — это не занимает много времени: старший только пробирается сквозь толпу, подбирая среди этого местечко и для себя. yg       Юнги почуял неладное, когда Чон залпом опустошил принесенный напиток, что явно крепче коктейля. Потом он кивнул на девушек поодаль, и Юнги вроде как расслабился, но, как оказалось, рано.       Мин, между прочим, пробовал как-то с девушками, но понял — не его. Не заводит вообще, а от противных писклявых стонов — хоть вешайся. А еще Юнги слишком любит, когда жестко, и член в заднице, да, неоспоримый факт.       Только парень скинул бомбер и собрался идти, как Чонгук сделал то, чего Юнги опасался где-то глубоко внутри — прикоснулся. И не случайно где-то, между словом, а следа от собственного укуса на шее, еще и вниз повел, тут Юнги понял, что нужно срочно валить, так как мурашки по спине побежали. Старший не придумал ничего лучше, кроме как поспешно свести все в шутку и рвануть к лестнице, а потом, если что, сделать вид, что ничего не было. Юнги был весьма озадачен непостоянностью Чонгука — сам же еще в ту ночь расставил все точки над «и», но не меньше он был удивлен реакцией собственного тела, потому что обычно теряет какое-либо влечение к бывшим партнерам, и полагал, Чон — не исключение.       Неважно. Все это совершенно неважно, сейчас он уже в центре оживленной толпы, что нетипично для Юнги, он не такой любитель быть в центре внимания. Вот постоять где-нибудь в сторонке, чуть качая в такт оглушающей музыке и глотая очередной шот — другое дело, больше по душе. Но сейчас очень нужно отвлечься, это стоит таких радикальных мер. Юнги прикрывает глаза, прогоняет все мысли, полностью погружаясь в музыку, и начинает двигаться все увереннее. Он, кстати, не так плох в танцах, как можно подумать. А вот Чонгук, наверное, просто неотразим на танцполе, с его-то телом и тем, как (!) он умеет им управлять, достаточно затруднительно представить, что танцевать он не смог бы вообще… Юнги поймал себя на этой мысли и матернулся в голове.       Трек почти незаметно сменился другим, и Мин вдруг заметил, как какой-то парень в паре метров явно стреляет глазками. Ну, а что, Юнги не дурак, глянул оценивающе и ответил призывной ухмылочкой, и незнакомец воодушевленно пританцевал к нему. Темнокожий, крепкого телосложения и примерно его роста, на торсе лишь большая майка (в которой смысла мало — такой большой и растянутой она была), и двигается ниче так. Чуть пофлиртовав в танце, он кивнул в сторону выхода, и Юнги, практически не раздумывая, кивнул. Да, он даже не знал его имени, но разве не в этом вся прелесть? Главное, что хорошо проведут время, разбегутся по утру и никогда больше не увидятся!       Вот теперь Юнги точно отвлечется, а на утро уже имя Чона не вспомнит. jk       Чонгук нынче вечером не просто немного выпил, он дошёл до кондиции, и его кондиция — присутствие Юнги, рядом, под боком, желательно в горизонтальном положении, и было бы неплохо, конечно, ещё и без одежды. Но, что более странно, мысль о том, что и одетым, ну или хотя бы наполовину, Юнги рядом его устроил бы тоже, не даёт покоя, просто не оставляет.       Наблюдать сверху, пока некоторые не жмутся сильнее необходимого — презабавно. То есть, не Мин смешон или что-то вроде того, а ситуация, сама по себе. Неподалёку, тоже среди танцующих, та, с которой Чонгук уже бывал, и та, за которой ухаживал как раз до ночи с Юнги — на них не тянет. А на хёна — очень, очень тянет. На то, как он двигается, как плавно ведёт бёдрами — вау, с таким вкусом, невольно вспоминается, как он подмахивал в такт Гуку, как податливо вёлся, когда тянули за ошейник. Тянет на то, как старший ухмыляется — словно тогда, когда предъявлял права на более удобное местечко, и кривлялся по поводу незавершённого минета. Тянет, так тянет — Гук даже голову опускает посмотреть, что у него там тянет и где жмёт.       А когда поднимает — на прежнем месте уже кто-то другой. Проследить — можно поймать Юнги за ручку с тем, кому он ухмылялся — будь Гук трезвее, сообразил бы вовремя, что к чему. Теперь остаётся спешно бросить деньги, просто столько, сколько попадёт в руку, на стол, перехватить оставленную Мином вещицу, и сигануть с лестницы — хорошо хоть не кубарем, а то младшенький ведь мог бы.       Замечает «своё» Чонгук уже за пределами клуба, направляющимся в сторону стоянки — замечательно, там взять хёна в охапку и увести… а хотя, учитывая, как туманно в голове даже на свежем ночном воздухе, разумнее кажется не садиться за руль. Но перехватить Мина точно нужно: у Чона шаг большой, он настигает быстрее, чем парочка успевает дойти до дороги — перешли бы, и у младшего появились бы серьёзные проблемы.       — Детка, — голоса слаще и наиграннее не услышать, пока брюнет скользит рукой под смуглую ладонь, заменяя её на заднице хёна. — Что же ты, решил бросить меня просто потому что я поделился с тобой своим герпесом? — парень заглядывает через плечо и смотрит многозначительно на пах «детки», затем взглядом скользит на того, что попытался увести Юнги у Чонгука — именно так он видит ситуацию, и наконец взгляд напарывается на прихуевшее, но сменяющееся злостью миловидное личико Мин Юнги.       Ах, будь Чонгук чуточку умнее.       — Так у тебя есть парень, ха-ха, не знал, такая забавная ситуация, счастья вам и вашему, кхм… — темнокожий буквально с каждым новым словом отдаляется всё дальше, пока наконец не разворачивается и не уходит спешно, кажется, куда глаза глядят, главное подальше.       С другой стороны, нужно отдать должное — Чонгук объясняется.       — Я мог бы заехать ему пару раз и всего этого сочинять не пришлось бы, — рука всё ещё оглаживает обтянутое тканью бедро, — но это заняло бы слишком много времени. А тут — рукой помахал и можно ехать.       В подтверждение этих слов, рядом с парнями тормозит жёлтая машина, наверху, для убедительности, табличка «такси». Чонгук верит. Затем дверцу распахивает, наконец отлипая от чужого тела, и кивает головой залезать. У Юнги другие планы, другие мысли на этот счёт. Он даже, похоже, зол — младший не уверен; единственное, в чём он уверен — в работоспособности своего «младшего» — тот выпирает из тёмных брюк, благо, не слишком заметно в темноте.       Мин, наконец, высказывается. Он говорит Чонгуку всякое, тот, какая жалость, опять не слушает. Только наблюдает за тем, как двигаются чужие губы, как Мин облизывает их в секундную передышку, прежде чем договорить и поставить собственную точку, жирную и такую, чтобы даже Гук понял. Он понимает только, что старший отвернулся и намылился куда-то, потому догоняет, подхватывает, закидывая на плечо, и за остальные выкрутасы только шлёпает отменно, так, что звук доносится до охранников (те, впрочем, и так сцену не упускают из виду). Тушка на плече затихает, дышит тяжело и надрывисто.       Чонгук возвращается к такси, но перед ними в открытую дверцу проскальзывает другая парочка, дверь захлопывается и приходится ждать, хорошо — недолго, а то хён уже, похоже, начинает замерзать — дрожит мелко, цепляясь за торс Гука и, по всей видимости, проковыривая в нём дыры.       Очередная дверь открыта, Гук опускает старшего на ноги, но ненадолго — садится и тут же утягивает за собой, к себе на колени. Таксист возмущается, но ещё небольшой суммы сверху хватает, чтобы заставить молчать и его.       Младший пристёгивается через двух человек, отчего Юнги теперь ещё ближе, сидит, к тому же, буквально на возбуждённом и твёрдом, напряжённом по максимуму Чонгуке. Затем он, немного пораздумав и так и не вспомнив ни единого адреса или названия приличных отелей, выдаёт то, что трудно забыть — собственный адрес. Они едут к нему домой. yg       Все шло хорошо, они спокойно покинули заведение, и Юнги успокоился, подумав, что, наверное, Чонгук понял всю абсурдность их положения, и нашел себе кого-то одноразового, как сделал это старший. Показал пример, так сказать. Однако снова делать выводы было рано, вот же он, его начальник, прибежал и стал нести бред! Нет, конечно, это было довольно умно, сказать про болячку, потому что сработало на ура — парня сдуло за пару секунд, Юнги даже слова вставить не успел. Зато Чон еще тут, и Юнги готов рвать и метать.       — Чон Чонгук! Какого, блять, хуя ты творишь?! — ядовито выплевывая каждое слово, шипел он. — Сука, в чем твоя проблема, не могу понять? Что с тобой не так? Ты конкретно проебался, если думаешь, что я с тобой куда-то поеду. Все, отъебись!       Юнги вовсе не считает, что перегнул. Хотя, когда он на эмоциях, а особенно раздражен или зол, остановить словесный понос совсем не просто. Даже если знает, что за это придется отвечать. Парень уже развернулся и направился назад, чтобы найти кого-то нового, нажраться на его деньги, предпочтительно до беспамятства, чтобы этот пиздец тоже забыть поутру. Но Чон не отстает, с завидной легкостью закидывает на плечо, видимо Юнги портил какие-то его планы. Те самые, особенные, которые у него имелись еще до того, как он привез сюда старшего.       У Чона были планы именно на Юнги и только — дошло до Мина. Не то, чтобы он туго соображал, Юнги, конечно, все замечал, но до последнего надеялся, что младший не станет усложнять. И так достаточно того факта, что они в вынужденных отношениях начальник — подчиненный.       — Блять, ты охуел? Отпусти меня! — вскрикнул Юнги, рефлекторно цепляясь за спину Чонгука, а потом стукнул кулаком по ней же.       Замаха хорошего в таком положении не сделаешь, к сожалению, поэтому Мин стал пытаться вырываться, за что получил по заднице. Удивительно, но это утихомирило его на время, неизвестно, что больше повлияло: неожиданность или сила. Но Юнги почему-то знал, что Чонгук не будет скупиться на шлепки. Судя по звукам, подъехала другая машина, и Юнги толком опомниться не дали, как затащили внутрь.       Парень, разумеется, снова стал вырываться, несмотря на то, что они уже тронулись, когда ощутил на чем и как сидит. Но Чон не давал отстегнуться, и вообще прижал за талию.       — Куда ты меня везешь? — возмущался Юнги, пытаясь ткнуть парня локтем куда побольнее.       Однако водитель, который опасливо следил за ними через зеркало, сказал, что драку в своей машине терпеть не будет, но когда Юнги стал провоцировать и просить остановить машину, мужчина его игнорировал. Деньги все решают, да?       Мину пришлось утихомириться. Он почти задевал потолок такси головой, пришлось откинуть голову на плечо Чона, и, скрестив руки, всем видом показывая свое недовольство, перетерпеть остаток дороги.       Юнги поспешил выбраться из машины сразу же, как они остановились. Однако этот район он тоже плохо знал, но предположил, что это, должно быть, уже где-то недалеко от центра. Чонгук выбрался следом и потянул за руку в сторону ближайшего здания, что-то пьяно буркнув. У Юнги, кажется, сил на сопротивление не осталось, к тому же, уже почти ночь, на улице стало чертовски холодно, а им двоим нужно поговорить в любом случае. И лучше разобраться сейчас, чем делать это на той же работе. jk       Парень на входе кивает головой консьержу, который с места даже приподнимается, впервые увидев, как мистер Чон приводит кого-то домой; кого-то, кто уже лениво, по всей видимости, из последних сил, да и чисто из вредности дёргает руку перед открытым лифтом. Алкоголь за поездку немного выветрился, голова уже не кружится совсем, только лёгкий туман, словно напоминание, что что-то не так — только это и огораживает от желания зажать ещё на полпути.       Поездка в тишине, вновь, в очередной раз, только теперь младший не выпускает тонкое запястье из хватки, и поглаживает медленно большим пальцем, не позволяя отдохнуть от собственных прикосновений. В квартиру он впускает, толкая мягко в поясницу, заставляя проходить дальше порога. Закрывает за собой — не на ключ, на защёлку в этот раз, давая понять, что Юнги может попробовать сбежать. Если захочет. Но не факт, что сможет.       А затем Чонгук просто старается не позволить и слова сказать, потому что видит — старший собирается, уже, выговориться и уйти — заметно по взгляду, что от двери не отрывается, и по напряжённой позе тоже. Чон поможет расслабиться, он приложит все усилия — несложно, к тому же о некоторых слабостях хёна он уже знает. Парень приближается, и, пока первые слова слетают с чужих губ, он уже вплотную: ощущает и прохладу после улицы — Юнги, как-никак, был даже без своего бомбера, в одной открытой футболке; ощущает аромат чужого шампуня, геля, одеколона, немного естественного — всё смешалось, но у Чонгука хорошее обоняние, слишком — ему, ощутимо раздражая, мерещится даже чужой запах. Запястье поднятой вверх руки перехватить — без труда, отвести в сторону — запросто, наклониться и коснуться губами чужой скулы, потому что губы сейчас сжаты в тонкую линию — несложно, да почему бы и нет? Он бы сейчас всё тело подчинённого вылизал, заставляя вертеться, просить и канючить, ёрзать, желать, но не получать. Жаль план другой, пока, только сейчас — впереди, однако, времени предостаточно.       — Моя проблема в том, что я не могу перестать думать о тебе, — запоздалым ответом на вопрос, мягко и кратко целуя всё ещё сомкнутые губы, проводя по ним кончиком языка, облизывая и вспоминая с восторгом, как сам Мин целовал его в прошлый раз — ах, это и на поцелуй похоже не было, слишком развратно. Чонгук бы повторил. — Не могу думать о ком-то другом в то время как в голове — только как ты выгибался, как ластился, стонал. Я хочу расплавить тебя этой ночью снова.       Чон пальцем ведёт по губе старшего, надавливает слегка, и, чувствуя, как тот едва заметно поддаётся, расслабляется — только самую малость, тут же склоняется и целует — сам, вау, это достижение. Раздвигает языком чужие губы и покусывает их несильно, пока Юнги не поддаётся окончательно. Тогда и за талию обхватывают, ныряя руками под футболку — чтобы огладить торс, обведя пальцем вокруг пупка, и забраться по ладонь под штаны, но тут же руку убрать; вместо этого протиснуть колено и упереться бедром в чужой пах, надавливая несильно, поступательно.       — Я знаю, что тебе было так же хорошо, как и мне, — прерывая поцелуй, спускаясь лаской на шею и выслушивая очередной эмоциональный шквал от внезапно проснувшегося в Юнги недотроги — прямо на ухо, так громко. В прошлый раз было проще, в прошлый раз старший сдался быстрее, поддался, не сопротивлялся — даже для виду. В прошлый раз он был прелестно податливым, буквально таял в умелых руках Чонгука.       А может дело в том, что тогда парень не особо раздумывал, действовал интуитивно, и, если бы пришлось — принудил? «Сработало раз, сработает и во второй» — так себе девиз, так себе решение, да и вообще в применении к чему-либо — так себе. Но у Чона в голове уже чёртов пятый день клеймом на мыслях «трахни», и желанию нет конца, так что любые предложения на рассмотрении и не терпят отлагательств, должны быть опробованы сию секунду.       Маленький, презабавный факт: Гуку понравилось таскать старшего на руках. Важная информация, учитывая, что младший это проворачивает вновь — подхватывает под колени и спину, держа как девушку — легко ровно настолько же. И ухмылку выдаёт в очередной раз, словно это соревнование какое — кто больше другого обсмеёт. Пока Чонгук, правда, лидирует только в шутках про рост.       В квартире всё ещё темно, не рассмотреть ничего толком, но прямо по курсу — дверь в спальню, однозначно; приоткрытая, её только ногой толкнуть, прежде чем внести «принцессу», а затем с тем же замахом кинуть на кровать, в очередной раз — да! — хвалясь крепостью и силой собственного тела. По плану включить свет — не яркий, тусклый и тёплый, но чтобы можно было видеть лицо, видеть изгибы, обнажённое тело и красные следы, на которые в этот раз Чонгук не поскупится; если же совсем честно, прежде всего для того, чтобы в комоде у стены, на нижней полке, нарыть необходимое.       — Хён, пойми: я действительно хочу тебя, — сипло, подходя к кровати и нависая над замершим, кажется, тормознувшим Юнги. Затем немного неудобно — старший пытается сбежать, оттолкнуть в очередной раз; на это Чон дёргает за руки, прижимает их коленом к кровати, крепко и уверенно, а сам, пропихнув кольцо в болтливый ротик, пытается застегнуть ремешок сзади. И налюбоваться не может, когда просовывает палец внутрь, касаясь влажного языка и слегка надавливая; желание поиграться с язычком средним и указательным пальцами пропадает, когда за большой кусают. Теперь кляп точно пристёгнут, но и проблема уже в другом.       — Ты напросился, детка, — и вновь: изменить настроение Чонгука в постели так легко, так просто вывести из себя — ему самому в это трудно поверить. Но остановить начатое он не в силах; руки старшего свободны, но сам он уже на животе — под него младший запихивает пару своих любимых огромных подушек, а между лопатками, обездвиживая вновь, парень упирается локтем — остро и больно, сильно, так, что дыхание немного спирает, но это на время, к этому привыкаешь, потому что очаг боли сменяется. По оголённой на раз-два, выставленной повыше попке попадает тяжёлой ладонью. yg       Чонгук, кажется, протрезвел, и Юнги рад, что он ведет себя более-менее адекватно, даже не пытается трогать лишнего. Интересно почему? Ответ он узнает практически сразу, как оказывается в квартире Чона. Стоило Юнги начать с простого: «Чонгук, я…», парень оказался слишком близко. На такой дистанции разговаривать затруднительно, и Юнги хотел было пихнуть его ладонью в грудь, но и это действие было предотвращено. У них явно разные цели, потому что Чонгук смотрит так выразительно и жадно до неприличия, что Мину становится не по себе. Парень тянется навстречу, но Юнги уворачивается, и поцелуй приходится мимо.       — Мм, какое емкое объяснение, а я-то, глупенький, не понял еще, что ты просто трахнуть меня хочешь. Снова, — с ледяной иронией бросает в ответ старший. — А как же там твои принципы? Я точно достаточно хорош, чтобы быть подстилкой для Великого и Неотразимого Чон Чонгука аж целых две ночи?       Юнги злится, но в то же время ему приятно слышать о том, что Чон не может его забыть (кому бы не было?), в чем старший никогда не признается. По этой причине он, хоть и неохотно, но позволяет Чонгуку его целовать. Младший сразу же пользуется минутной слабостью и распускает руки. Не так страшно, но, черт, тело все помнит, поэтому парень даже оттолкнуть не пытается. Все эти сладкие поглаживания, укусы в шею и что за этим последует — все безнадежно въелось в память. И как бы Юнги не хотел поддаваться, он не в силах контролировать это. Внизу уже тянет и пульсирует. И Юнги ненавидит этот факт так же сильно, как Чонгука сейчас.       Чонгук вдруг бросается одной из фразочек, что была сказана Юнги под исход той ночи. Это или суперсамоирония, или… да похуй. Парень отстранился, и теперь Мин не жмотится на прилагательные и высказывает все хорошее, что он думает об эгоцентричной и заносчивой заднице Чонгука в крайне обесцензуренной форме, в его любимой. Юнги ждет в ответ что угодно, но только не то, что младший решит внести его в спальню на руках, словно у них первая брачная ночь, а потом еще и на кровать швырнет. Скорее, это больше для удовлетворения Чонгукова самолюбия. Ну, и как не покрасоваться перед своей «деткой», разумеется.       Интимное освещение, угадываемые предметы в руках Чона и это его слегка угрожающее «хочу тебя».       «Заебись, блять, поговорить пришел, ага» — сам себя упрекает Юнги и пытается воспользоваться последним шансом на побег, однако безуспешно. Мелькает мысль, что у него вообще-то не было этого шанса с того момента, как он сел в машину начальника.       Юнги безжалостно зажимают и пихают что-то в рот, на что естественная первая реакция — укусить обидчика. Он это сделал даже быстрее, чем успел подумать — Чонгук явно этого так не оставит. Кольцо во рту все же оказывается, а сам Юнги — кверху голенькой пятой точкой, вжатый в постель так сильно, что от боли в глазах темнеет. Но это было лишь начало. Последовал мощный шлепок по ягодице, потом по второй, снова и снова. С каждым ударом переносить новые было все сложнее, но Чонгук заметно увлекся процессом (садист хренов), наслаждаясь картинкой и не думая останавливаться. А Юнги уже вздрагивал при каждом шлепке, уткнувшись мордашкой в простыни и беспомощно скуля — все, на что он способен. Таким уязвимым он себя никогда не чувствовал. jk       У Чонгука, кажется, рука занемела от непрекращающихся ударов, которые он постепенно стал разбавлять ласковыми поглаживаниями — после такого каждый новый, по его предположениям, должен был казаться больнее прошлого — ему, впрочем, не откуда знать, с ним такого не проделывали. А те, с кем проделывал такое он, оставались довольны. Юнги слишком довольным не кажется, но они это ещё наверстают: сейчас Гук расплачивается с Мином за недельное помешательство, попутно пытаясь понять, согласен ли со словами того — там, в коридоре. Действительно ли он хочет только на ещё одну ночь? А если нет, сколько ночей понадобится, чтобы насытиться?       Младший, на самом деле, не уверен даже, что ему нужны только ночи Юнги — он готов покуситься на рабочее и свободное, личное время подчинённого. И не как его начальник. Однако сейчас — это нужно признать — не лучшее время для раздумий, он ведь, как-никак, превратил прекрасную задницу хёна в нечто красное и горячее — это так возбуждает, что парень проходится шлепком последний раз, прислушиваясь к доносящемуся из-под бока шипению с действительно садисткой улыбкой.       Чон больше не держит Мина, не сидит возле и не замахивается в очередной раз, нет. Он подбирается теперь сзади, похлопывает по внутренней стороне бедра, заставляя ножки немного разъехаться — но только так, как ему необходимо, да и так, как джинсы позволяют. И целует — целует нежную кожу, наслаждаясь тем, как горячо губам; целует ниже, и там, на бедре, где, кажется, не так чувствительно сейчас, прикусывает, намереваясь оставить памятку — он здесь был, да. Затем ведёт языком мокро по ягодице вновь, и между, и только затем раздвигает половинки предельно открыто, принимаясь вылизывать сфинктер — языком ведёт по краю, пока Юнги сжимается, а после немного проникает внутрь. Сплёвывает, размазывает пальцами слюну и повторяет растяжку; в этот раз наскоро, сменяя языком в попытке доставить удовольствие и старшему, и затем погружает пальцы вновь — в этот раз ему проще нащупать простату, в этот раз он намерен услышать стоны.       И как только слышит их, как только понимает, что успел насладиться голосом, по которому так соскучился за неделю, ласку прекращает, поглаживает только внутреннюю сторону бедра, ближе к паху, но нет, не дотягивая.       — Поработай ротиком и мы продолжим, как в прошлый раз, — Чонгук предлагает альтернативу — старший может постараться сам; в противном случае его принудят, и да, младший всё равно получит то, что хочет. yg       Юнги стало казаться, что все его тело состоит из этой обжигающей боли. Минуты тянулись просроченной ириской, мучительно и неторопливо. Весьма действенный метод мести: у парня появилось достаточно времени и мотивации на раздумья о своем поведении. Хотя на самом деле думалось в таких условиях не очень. Поглаживания ощущались приятнее, чем обычно, давали пару секунд передохнуть, но это все из-за контраста, и из-за него же очередные шлепки — как новая неожиданность, а значит почти до вскриков. Юнги грезит, как бы сладко обматерил Чонгука за эту извращенную пытку, не будь у него этой помехи во рту.       Но тут он теряет Чонгука из вида всего на секунду и почти пугается, ожидая худшего, но Чон дает о себе знать мягким прикосновением к бедрам. Юнги утыкается в сгиб локтя и погружается в ощущения, которые гораздо острее на раздраженной коже. Это он запомнил еще в ту ночь, но теперь — другой уровень.       «Какого он себе позволяет...» — возмутился было парень, когда Чонгук оставил засос в таком интимном месте, но отвлекся на кто-что очень даже… вау.       Влажный и ловкий язык Чона ощущался так охуительно, а когда тот добавил и пальцы — Юнги конкретно так размазало. Парень выгнулся навстречу и возбужденно застонал, отчаянно сминая простынь в пальцах, цепляясь, будто за прутик спасения. Чонгук, похоже, этого и ждал, так как практически сразу убирает пальцы, встает на кровать коленями и тянет Юнги на себя с очень интересным предложением. Юнги заведен, и теперь ему так безумно хочется больше и больше, что ответ, похоже, через чур очевиден. Да и к тому же всем известно, что это иллюзия выбора, но старший предпочитает об этом не задумываться.       Юнги протягивает руку без всякого смущения и массирует полувозбужденный орган через одежду, раззадоривая, приспускает кожаные штаны вместе с бельем и, взглянув на Чона, достает его член. Медленно надрачивает одной рукой, не нарушая зрительного контакта — почему-то уверен, что младший шибко падок на такие уловки. Судя по тому, как Чонгук играет челюстью, стискивая зубы, и как быстро растет его эрекция — Юнги не прогадал. Он наконец пробует: насаживается ротиком на чонгуков член и работает язычком. Чона не намного хватило, он стискивает волосы парня, нетерпеливо толкаясь глубже. Выходит полностью и снова погружает по максимуму.       Не удобно, Мина так не устраивает, он перехватывает руку с волос и ведет на ощупь к застежке, которая там же, недалеко. Чонгук, чуть помешкав, все же освобождает его от игрушки, и Юнги рад доказать, что не зря: широко ведет языком по всему стволу, целует головку и плотно обхватывает ее губами, втягивая щеки. И потом поступательными движениями старается заглотить все больше. jk       Чонгук был практически, не совсем, но почти точно уверен, что хён согласится сам — в прошлый раз было то же, он ведётся на собственные ощущения без раздумий. Он не лучше младшего в этом плане, даже хлеще — его принуждают, а он отдаётся по полной, и получает наслаждение притом. И Чону это нравится. Нравится то, насколько старший податлив. И он, без сомнений, в восторге от горячего ротика, вбирающего в себя, когда игрушка ещё на месте.       Когда, сделав впервые за вечер то, чего захотел Юнги, брюнет откидывает запоминающуюся штучку в сторону, он уже не просто в каком-то там восторге. Он словно под кайфом — пробовал и знает; он не может не ухватиться за растрёпанные, спутавшиеся прядки вновь, но в этот раз не для того, чтобы контролировать, как бы ни хотелось — ему просто нужно держаться. Сжимать и надавить раз-другой, но позволить больше вольности — Юнги явно знает, что делает, явно знает, как доставить удовольствие.       Настолько хорошо знает, что Чонгуку вскоре приходится оттягивать его, увлёкшегося не хуже Гука, когда тот работал с его попкой. Он уже пообещал, что трахнет старшего, но так давно на взводе — ещё с самого клуба, что, кажется, надолго его не хватит. И, вероятнее, за эту ночь это не последний их раз, но… Чон и сам соскучился по охуительной заднице старшего — так за бёдра его к себе и притягивает, завалив прежде на спину. Жарко, душно, горячо — хочется раздеться, но терпения нет, не хватает; только немного лубриканта выдавить на руку, чтобы размазать по члену, а затем пальцами вновь пройтись между ягодиц — спешно, смазано.       — О дааа, — на выдохе, когда удаётся проскользнуть в чужое тело — непросто, но мягче, чем в прошлый раз. А ещё без защиты, и не сказать даже, что Чонгук забыл — ему так захотелось. Так же, как захотелось закинуть тонкие ножки с поразительно крепким обхватом на поясницу, проведя кончиками пальцев по любимым коленям.       Ещё ему захотелось, толкаясь резко и медленно выходя, практически на всю длину, склониться, уперев руки по обе стороны от взмокшей головы старшего (волосы так и липнут ко лбу, это невозможно пропустить), поймать чужие губы. На этот раз, даже если бы захотел, Мин не смог бы увернуться. Ни за что. Распробованный вкус мешается с собственным, но Чонгуку откровенно плевать — он облизывает раскрытые в очередном стоне губы.       Это превосходит все ожидания вечера. Особенно когда Мин забирается руками под чёртов пиджак, который на разгорячённом Чонгуке просто раскалённым становится, и, обхватив за широкую спину, пытается прижаться. Младший позволяет, даже склоняется сильнее, замедляясь, но проталкиваясь глубже прежнего, пока Юнги качает бёдрами и елозит попкой, добавляя остроты ощущениям — для них обоих, чёрт возьми. yg       Юнги чувствует малейший отклик чонгукова тела, слышит его хриплые стоны, которые тот пытается сдержать или заглушить. Старший мог бы бросить пафосное «не сдерживай своих стонов, малыш», как в каждой третьей порнухе, но не может не признать, что ему так даже больше нравится: манера Чона шипеть, утробно мычать с той же сексуальной хрипотцой и ронять рандомные острые словечки на выдохе, чуть откинув голову. Юнги знает, что Чонгуку нравится, потому что ему самому удовольствия не меньше — удивительно, потому что Мин не такой уж фанатик сосать члены, но сейчас — другое, уже вне привычного.       Еще бы немного, и Юнги довел бы Чона, однако Чонгук сам его отстраняет и меняет позу. Только вот Юнги терпеть не может ебаться в одежде, когда есть возможность от нее избавиться (вот на быстром перепихоне на рабочем месте не было бы), потому что она начинает неприятно липнуть к телу и вообще мешается. Он быстро скидывает с себя джинсы с бельем, что и так были спущены почти до коленей, и футболку. Чонгук, черт бы его побрал, нетерпелив ровно настолько же, насколько горяч.       Парень поспешно смазывает, входит, наваливаясь всем весом, как любит, и Юнги стонет с ним в унисон, послушно обхватывает бедрами, но ему хочется еще. Он ведет руками по мощным бедрам Чонгука, сжимает накачанную задницу и оглаживает выше, под футболкой. От резких толчков бедра младшего сталкиваются с отшлепанной попкой Юнги, и, если говорить откровенно, это ощущается просто охуительно, другого слова не подберешь. Хотя, скорее всего, все это говорит в парне конченый мазохист, который при Чоне просыпается слишком часто, чтобы поиграть с его садистом — идеальная пара. Чонгук ложится на Юнги и лезет целоваться, а тот очень даже за, попутно стягивает с парня пиджак, а потом и футболку, на секунду прервавшись.       Юнги жаден до ласки, а еще последние года два не нарушал своего правила: один человек — одна ночь. Потому что так пропадает риск глупостей вроде надуманных эмоций или чувств, которые у одного из могут возникнуть и все испортить. Тогда придется бежать. Юнги как-то осознал, что это, собственно, все, что он делает всю свою проклятую жизнь. Сейчас снова с Чонгуком, но Юнги нравится лишь больше, чем в первый раз, — это и пугает, потому что слоган номер два: секс — ради секса. Ничего лишнего, кроме удовлетворения естественных потребностей.       Но Юнги чувствует больше, чем должен. Те, кто сошлись просто на ночь, так не целуются, не смотрят в глаза и не льнут друг к другу в настолько личном жесте. Обычно, как негласная договоренность, но эти двое перечеркивают сегодня и это. jk       Чонгука словно током прошибает от прикосновений, объятий, взглядов — он так не может, он отводит, закрывает глаза каждый раз; а когда Юнги откидывает голову — засматривается на старшего вновь, надеясь просто на то, что тот не будет больше ловить чужой взгляд. Для Чона всё это тоже — впервой. Слишком интимно, несмотря на то, каким количеством партнёров он может похвастаться. А ещё слишком чувственно, и навевается ощущение привязанности, о которой парень и не думал прежде. Он размышлял скорее о том, чтобы продолжить втрахивать хёна в матрас во всевозможных позах и образах, пока это не удовлетворит их о б о и х. Однако мысли в этой жаре, по всей видимости, плавятся вместе с телом, и Чон и поверить не может в то, что хочет сказать, но на языке вертится, не даёт покоя — это можно заметить и по его потрясённому взгляду, и по расслабленным движениям, хотя пора бы уже задрать чужие ножки повыше, хлестнуть ещё пару раз по разгоряченной попке и довести Юнги до оргазма, который он не хотел бы и сравнивать с прошлым.       А впрочем, это ему сделать не помешают никакие мысли. Гук выскальзывает из цепких рук, отстраняется, чмокнув в губы «напоследок», а ноги чужие, перехватив за лодыжки, закидывает уже себе на плечи. Так Чонгук держит старшего за талию; так он заставляет его приподнять ягодицы, отрывая и поясницу от мягкой, удобной кровати. Так он с каждым новым толчком проезжается бёдрами по нежной коже истерзанных — кажется даже не в достаточной мере — ягодиц, сознательно, заставляя старшего закатывать глаза и поскуливать. Дьявол, он смотрел бы на это вечно. Отвлечь могут только собственные ощущения: держаться дольше не то, чтобы нет сил, просто не хочется — разрядка необходима. Потому младший вытаскивает член из распалённого тела, мажет между ягодиц, и вводит вновь — пара толчков, особенно глубоких, и Чонгук кончает, вытягивая приевшееся «хё-ё-ён» с прошибающей всё тело вибрацией. Хрупкий и измотанный Мин под ним — в его руках — между тем содрогается тоже, пока белёсая жидкость пятнами ложится на плоский животик.       Теперь Юнги грязный не только изнутри.       Младший позволяет себе передышку, когда отстраняется от уже окончательно размякшего подчинённого — упирается ему лбом в согнутое колено, и, прикрыв глаза, молча переваривает произошедшее. Он пытается запустить шестерёнки, правда, но, чёрт, всё путается, когда замечается взгляд из-под полуопущенных ресниц, и когда Мин пытается свести колени вместе, потому что уже минут пять как лежит в той же позе — раскрытый и доступный.       Нет, по-другому — желанный.       Это откровение, просветление, озарение — как не назови, всё одно, и выход тоже один: нужно переварить. Нужно обдумать, прежде чем говорить — он уже успел много чего наболтать, на горячую голову и желая задеть — тоже.       Потому Чон приподнимается с кровати, потому не смотрит в сторону Юнги, потому спешно ретируется. yg       «Блять, он реально собирается…» — мелькнуло в голове Юнги, но он и рта открыть не успел, прежде чем это случилось. Но парень даже представить не мог, что это все не будет ощущаться как что-то противное, а наоборот — возбуждающе интимное, что только подтолкнет его к яркому оргазму. Юнги кончает, выгибаясь в руках Чонгука, а под веками чуть ли не искрят фейерверки, и так хочется продлить этот жаркий момент до бесконечности или, как минимум, как можно дольше. Чтобы не было этого остывающего «потом», которое растекается по телу какой-то обескураживающей растерянностью.       Но это неизбежность. А Чонгук даже говорить ничего не стал, просто молча ушел, как Юнги понял позже по звукам — в душ. Похоже, до малого дошло, что они свернули не туда, или он понял, что совершил ошибку и уже сожалеет. Юнги прикрывает глаза на секунду, а потом тоже встает, так резко, что в глазах темнеет. Ему приходится наведаться в уборную и немало так повозиться, чтобы стереть влажными салфетками все следы. Повезло, хотя бы, что у Чона есть биде, это немного упрощает задачу, но мнение Юнги все равно меняется с вышесказанного на «этот мудак осмелился в меня кончить». Он вообще-то еще никому такого не позволял, оказывается, та еще заноза в заднице — как бы каламбурно не звучало.       Юнги возвращается и лениво натягивает на себя одежду, потому что опять смертельно хочется курить. Он пошел на кухню, где была предполагаемая дверь на балкон. Зажигалка не хочет слушаться с первого раза, Юнги матерится и все же зажигает сигарету. Уже час ночи — Юнги проверил на смартфоне, снаружи темно и тихо. Внутри тоже. Несколько раз сильно затянувшись, мысли становятся чище, еще несколько затяжек, и Юнги вдруг начинает беззвучно смеяться. Нужно же было такое выдумать, да? Чего только не делает хороший секс с нестабильной психикой, так глупо — думает Юнги. А еще он гадает, почему Чонгук так долго в ванной. Может, не знает, что сказать? Почуял что-то неладное и теперь ему неловко? Юнги вдруг осознает, что сейчас — последний момент улизнуть незамеченным… или остаться? Словно развилка на дороге. Помешкав пару секунд, Юнги кидает окурок в окно и кидается через кухню к входной двери, стараясь ступать бесшумно, чтобы Чон не услышал.       Он исчезнет раньше, чем Чонгуку придется попросить его об этом (снова).       Вот черт! Парень понял, что забыл свой смартфон на подоконнике. Очень кстати, а тем временем, в ванной звук воды прекратился. Юнги ничего не остается, как поспешно метнуться назад, схватить гаджет и… наткнуться в коридоре на Чонгука, который только вышел из душа с полотенцем на бедрах (а держится оно на честном слове).       — Не волнуйся, я уже ухожу, — сразу же отведя глаза, безлико кинул он и потянулся к защелке на двери.