Mascarade

      «Нельзя ли перевернуть все ценности? И, может быть, добро есть зло? А Бог — выдумка и ухищрение дьявола? И, может быть, в последней своей основе все ложно? И если мы обмануты, то не мы ли, в силу того же самого, и обманщики? И не должны ли мы быть обманщиками?» — такие мысли отвращают и совращают его все дальше и дальше в сторону. Одиночество окружает и оцепляет его, становится все грознее, удушливей, томительней, эта ужасная богиня и mater saeva cupidinum — но кто еще знает нынче, что такое одиночество?..              13 сентября, 2002 год              — Деточка, — грудным голосом протянула женщина, покачивая узкой ступней, обутой в лаковую черную туфлю на дикой шпильке и такой же дикой платформе. — Унисекс нынче не в моде.       Лиз и бровью не повела — она никогда не была тем человеком, которого можно уязвить. Тем более тридцатисемилетней дамочке в пунцовом мини.       — Вам, миссис Фонтэйн, не понять нынешней актуальности дресс-кода.       — Да стоит ли вообще пытаться? — Бриджит Фонтэйн возвела к потолку свои раскосые зеленые очи, после чего доверительно улыбнулась. — Я скажу вам больше: дресс-код не способствует личной жизни! Вы такая очаровательная девушка, мисс Хаммонд, но, — Бриджит указала мундштуком на левую руку следователя, — колечка на вашем безымянном пальце что-то не видать! Не боитесь остаться старой девой, Элизабет? Сколько вам лет?       — Двадцать восемь, миссис Фонтэйн. Весьма трогательно с вашей стороны заботиться о моем семейном благополучии, — Лиз холодно улыбнулась. — Итак, могу я задать вам несколько вопросов?       — Разумеется, мисс Хаммонд. Я вся к вашим услугам… Не возражаете? — получив кивок, Бриджит поднесла зажигалку к кончику тонкой дамской сигареты.       — Вам знаком этот человек? — Лиз протянула ей фотографию. Кукольно-тонкие брови чуть дернулись, отчего девушка позволила себе едва заметную усмешку.       «Слава Богу, я вырвала это дело у Нортона. Он становится просто шелковым, когда беседует с дамочками вроде Фонтэйн…» — подумала она с легким оттенком превосходства. Элизабет Хаммонд давно не вела следствия, занимаясь лишь психологической составляющей уголовных дел. Впрочем, Гвилима долго уговаривать не пришлось, а Джефф со своей истеричной супругой умотал в отпуск.       — Деточка, — Бриджит сверкнула очередной голливудской улыбкой. — С чего ты взяла, что я его знаю? Вполне привлекательный молодой человек, но я для него малость старовата…       — Он был изнасилован и убит в номере отеля. Общий характер преступления также склоняет следствие к очевидным выводам, — Лиз чуть подалась вперед через стол к Бриджит. — Миссис Фонтэйн, убитый был вашим клиентом?       — Допустим, — снисходительно бросила Бриджит. — Но не думаю, что на это способен кто-то из моих мальчиков. Они у меня нежные натуры, знаете ли!       Лиз недаром изучала психологию столько лет. Но всё же она затруднилась бы сейчас сказать — паясничает Бриджит или всерьез выгораживает своих так называемых работников.       — Миссис Фонтэйн… Я осведомлена о том, что вы с каждым своим клиентом договариваетесь лично.       — Что ж, ладно. Его зовут Джейк Форестер.              25 июля, 2000 год              — Привет, Алфи, — задорно ухмыляясь, Матушка Бриджит щелкнула колесиком зажигалки. — Сигаретку?       — Спасибо, мадам, — я покачал головой, отказываясь.       — Что за склонность к эксцентрике? Зови меня просто Бридж, — отмахнулась она. — Отлично выглядишь, кстати.       Я покосился на большое зеркало в углу ее кабинета. Не сказать, что я блещу оригинальностью — льняная рубашка навыпуск, брюки, легкие летние туфли.       — Просто, я как ты, Бридж, — неотразим всегда, — невинно улыбаясь, я пожал плечами. Бриджит расхохоталась.       — В точку, милый! — отдышавшись, она снова взглянула на меня. — Ну, как ты, готов к первому рабочему дню?       — Да уж, Тори постарался, — я мрачно усмехнулся. — Тем не менее, я до сих пор в шоке от того, что делаю. Строгое воспитание, знаешь ли.       Бридж понимающе закивала. Еще бы тут не кивать — меня Тори три дня подряд не выпускал из постели, она наверняка в курсе. Потом сжалился: мол, клиенты не любят такой откровенно затраханный товар.       — Смотри в оба — твое общение с Викторио может настроить некоторых против тебя. Они с Шоном друг друга не переваривают. А Шон, в свою очередь, не последний человек среди мальчиков. Но, как ни крути, парни уживаются друг с другом лучше, чем девчонки. Поэтому и предпочитаю их компанию.       — Я всё понял.       — Вот и умница! Тебе, конечно, повезло — у нас сегодня как раз ежегодный аукцион. Есть возможность заработать как за неделю. Ты, главное, не робей.       — Хватит, Бриджит. Я прекрасно знал, на что иду. В конце концов, я отдамся не в подворотне за двадцать баксов, — должно же хоть что-то в этой ситуации играть роль положительной стороны? Бридж задумчиво посмотрела на меня сквозь бокал.       — Еще не известно, что хуже, Алфи… ты, главное, не забудь однажды, что тебе нужно пойти дальше. Многие забывают, — она поспешно затушила сигарету и встала. — А теперь идем, милый, представлю тебя мальчикам как положено.       Я шел следом за Бридж, оглядывая обстановку. Это здание было куда круче «Мятной полуночи», и тянуло на небольшой отель. В голове невольно мелькнула мысль: а где же Бридж взяла столько денег, чтобы так продвинуться, да еще и на несколько борделей, которые «клубы»? Надо будет у Тори спросить…       Матушка привела меня в комнату, уставленную всевозможной мебелью и увешанную разнокалиберными зеркалами. Поморщившись от ударившей в нос смеси неизменно дорогого, но не единого в своей приятности парфюма, я оглядел компанию симпатичных парней разного типа внешности, в возрасте примерно от восемнадцати до двадцати восьми лет. Почти все пялились на меня с каким-то недобрым видом, но, как предупреждал Тори, это была нормальная реакция «девочек» на симпатичного парня.       — Привет, мальчики! А у нас пополнение! Знакомьтесь: Альфред, — стараюсь не засмеяться — звучит-то как! Некоторые здешние хаслеры меняли имена, но я словно бы захотел поиграть с судьбой. К тому же мое имя идеально подходило для образа, которого я собирался придерживаться.       Придерживаться образа… Боже, я как будто собираюсь принять участие в шоу трансвеститов.       — Итак, сегодня у нас ежегодный аукцион в честь годовщины основания…       Я быстренько ретировался поближе к Викторио.       — Инструктаж получил? — ехидно поинтересовался он. Я кивнул и уселся прямо на стол, небрежным движением расстегнув парочку верхних пуговиц. Жарковато тут.       Проведя своеобразную воспитательную беседу, Бриджит торопливо скрылась за дверью. «Милые мальчики» оживленно переговаривались, поглядывая на меня с интервалом раз в десять секунд. Опять же, мне не привыкать.       — Эй, новенький, — протянул какой-то парень. Я чуть вскинул брови и оглядел его. Он был выше меня (увы, как и многие здесь), пошире в кости и выглядел заметно старше. Довольно смазливое, загорелое лицо, тонкие темные брови, колючие серо-голубые глаза. Ничего особенного, не считая светлых волос, длинных и довольно густых. Обесцвеченные и чуть затонированные, что лично у меня не вызывало восторга; тем не менее видна была работа профессионального парикмахера — тон близок к моему, но более желтоватый. Вообще я пришел к выводу, что он похож на транссексуала — этакий ходячий укор гормональным препаратам.       — Я тебя слушаю, — нейтрально произнес я. Судя по чуть скривившимся губам, этот субъект ждал к себе более пристального внимания. Ну, его право ждать, верить и надеяться.       — Я Шон, — сообщил он, усмехаясь, и протянул мне руку. Что ж, пришлось ответить тем же. Неожиданно Шон притянул меня к себе поближе.       — А ты хорошенький! Я бы даже сказал: красивый, — черт тебя побери, только этого мне и не хватало. Холодно улыбнувшись, я решительно выдернул руку. Шон снисходительно засмеялся.       — Видали? Не успел начать работу, а уже цену себе набивает!       Нет, детка, со мной не надо так разговаривать. Я обижусь и похороню тебя под плинтусом.       — О чём ты, Шон? — удивился я, изящно откинув с глаз отросшую за два месяца челку. — Ты просто не в моем вкусе. Не люблю блондинок!       Послышались смешки. Тори и вовсе засмеялся на всю комнату. У Шона заметно поубавилось спеси.       — А сам-то ты кто?! Рыжий что ли?!       — Я похож на нарцисса? Отнюдь, не имею привычки дрочить по вечерам на себя любимого! В общем, всё, мисс Америка, ты меня достал. Иди носик припудри.       С этими словами я эффектно повернулся к хихикающему Тори в уже наполовину застегнутой рубашке.       — Придурок! — Шон надул губы и с крайне оскорбленным видом удалился.       Под пристальными взглядами я переоделся в костюм, захваченный с собой — уже подогнанный будет смотреться лучше, чем подобранный здесь. После этого взял расческу с мелкими зубчиками и привел свои непослушные волосы в условный порядок, разделив их пробором. Критически оглядел слащавого мальчика из зазеркалья, своего вечного спутника по жизни. Что ж, выгляжу вполне презентабельно — хоть сейчас к шесту, показывать стриптиз на офисную тему. Старые извращенцы должны оценить.       — Э-э-э… — я нерешительно окинул взглядом неприличное разнообразие косметики. Тори усмехнулся и, покачав головой, усадил меня обратно на стол.       — Напомни, пожалуйста, чтобы я научил тебя краситься.              ***              И вот, я, хлопая едва заметно накрашенными ресницами, обреченно зашагал навстречу судьбе. Тори меня чуть задержал, позволив остальным похватать подносы с шампанским и уйти. Шон раздраженно покосился на нас, прежде чем отчалить.       — Ну, ты как?       — Жить буду, — меланхолично протянул я. Тори приложил к моим губам один из фужеров.       — На, выпей.       Я в четыре глотка опустошил бокал. Тори слабо улыбнулся и завершил успокоительный сеанс мимолетным поцелуем.       — Я дождусь тебя утром, — он вручил мне поднос. — Идем, Матушка тебя будет раскручивать.       Покорно кивнув, я вошел в зал, где несколько парней что-то исполняли на инструментах. Хм, сразу видно, профессионалы. По ходу тут все разнорабочие, кроме разве что телефонных операторов — поражаюсь смекалке Бриджит на тему «Как сэкономить на персонале». Шон уже обретался на коленях какого-то кадра лет этак под пятьдесят. Этот везде успеет, ничего не скажешь… Пожалуй, не стоит списывать «мисс Америку» со счетов — у него многому можно научиться.       Я направился к Бридж, которая активно меня подзывала.       — Идите сюда, мальчики!       Она чуть приобняла меня за плечи.       — Вот, господа, тот самый молодой человек, о котором я говорила.       Мужчины откровенно разглядывали меня, заставив чуть покраснеть. Но это мне только на руку — я же новенький, весь из себя такой невинный. Тут же был Тори (куда ж без него, он, походу, всё время у Бридж на коротком поводке) и еще трое парней.       — Хорош! — хмыкнул грузный мужчина с немецким акцентом. — Сколько ты за него хочешь, Бриджит?       Я чувствую себя племенной кобылой. И мне это не слишком нравится, скажем прямо. Хочется пойти в душ и под горячей водой содрать с себя мочалкой кожу вместе с этими взглядами, липнущими к коже, словно пропитанная потом синтетическая футболка в душный июльский день.       — Признаться, мне интересно, в какую сумму меня оценят, сэр, — опередил я Бридж. Та одобрительно посмотрела на меня.       — А во сколько ты сам себя оцениваешь? — мягко поинтересовался более привлекательный сосед немца. Ему на вид было не больше тридцати, что в моих глазах, как любого восемнадцатилетнего парня, стало несомненным плюсом. Правильные, резкие черты лица, темные, зачесанные назад волосы, как-то недобро сверкающие черные глаза… Странное сочетание: британский акцент и жгучая, немного цыганская внешность.       Почему у меня такое ощущение, что мы уже встречались?       — Знаете, я плохо знаком с данной отраслью розничной торговли, — с печальным видом ответил я. Мой ответ вызвал бурное веселье. Матушка выглядела довольной, подобно обожравшейся кошке.       — Иди сюда, — отсмеявшись, позвал меня британец. Хорошо, что не тот суровый нордический дедушка, а то я еще морально не созрел для такого… Все еще смутно понимая, что же вытворяю, я очутился у него на коленях. Одна его рука по-хозяйски обняла меня за талию, другая легла на бедро.       Пока мне представляли остальных, я глубоко вдохнул, пытаясь успокоиться. Так, Алфи, спокойно, все о'кей, могло быть гораздо хуже. Лет этак на пятьдесят.       — Не пугайся ты так, я не кусаюсь, — усмехнулся мужчина. — Как тебя зовут?       — Альфред, сэр, — я скромненько потупил глазки. Черт, мое идиотское поведение им действительно нравится. Но как кому-то может нравиться это?       — Альфред, значит… Я — Винсент, на случай, если ты опять захочешь назвать меня сэром. Итак, с какими же областями торговли ты знаком хорошо?       Довольный собой, я принялся разглагольствовать о сложности нынешней ситуации на сырьевом рынке и прочих темах, которые, как я знал, было принято обсуждать в подобном кругу. Да, занятия по бизнесу я терпеть не мог, но исправно посещал. У старых гомиков чуть челюсти не отвисли, но от комментариев они воздержались.       — Но вообще, господа, экономика — не мой конек! — добил я внимательно слушавших меня, большая часть которых наверняка была бизнесменами. У немца, которого, как выяснилось, звали Генрих, был донельзя глупый вид.       — То есть?       — О, увы, я человек гуманитарного уклона. Мои покойные родители были историками. Они привили мне любовь к искусству! — у Бридж был такой вид, будто она сейчас лопнет от едва сдерживаемого хохота.       — Где же ты получил столь обширное образование? — с интересом спросил худосочный американец в очках.       — В Итоне, — спокойно отозвался я. Тори с ужасом уставился на меня. Ноздри Бриджит чуть раздулись.       — Я стипендиат, — добавил я с усмешкой. Разумеется, вру и не краснею, но эта вдохновенная чушь становится забавной.       — О, я тебя помню, — улыбнулся Винсент. Я почувствовал, как кровь отхлынула от моего лица. — Ты — лучший ученик выпуска, верно? Уж не помню точно твою фамилию…       — И не вспоминай, — я очаровательно улыбнулся, умоляюще уставившись на него. Винсент едва заметно кивнул, все так же улыбаясь. Зубы у него были крупные, ровные и белые. Но я склоняюсь к мысли, что он не рекламирует зубную пасту. А еще… он меня насквозь видит; заявляю это совершенно точно.       — Так ты увлекаешься искусством, Альфред? — послышался низкий, чуть картавый голос с сильным акцентом. Я с готовностью обернулся к мсье Бернарду.       — Да, мсье Бернард. В частности, литературой.       Мсье Бернард завел оживленную беседу об искусстве — он, вроде как, был хозяином какой-то жутко крутой картинной галереи. Все остальные оживленно вставляли свои десять пенсов, которые я мысленно охарактеризовал как ломаный грош. Великосветские снобы с вульгарным вкусом — вот они кто. Могли бы выучить еще пару названий картин помимо Мона Лизы. Мона Лиза, подумать только!       — Мне никогда не нравилась Мона Лиза, господа. Общество веками превозносит изображение длиннолицей, несексуальной женщины, из моральных соображений забыв, что на картине изображена не жена купца, а проститутка.       — То есть? — нахмурился некто, не представленный мне.       — Элементарно. У нее распущены волосы, совсем простое, но достаточно глубоко декольтированное платье, не похожее на традиционное крестьянское одеяние. И никаких украшений. Точь-в-точь описание венецианской куртизанки той эпохи.       — Да, он прав, — кивнул Винсент. — И, тем не менее, парадокс в том, что несовершенство принимают за совершенство…       Я бы оценил всю гениальность его мысли, но мыслительный процесс резко затормозила рука, поглаживающая мое бедро. Причём окружающие этого старательно не замечали. Разумеется, Алфи, если ты не покраснеешь, то день прошел зря!       — Не ерзай, — с ноткой веселья в голосе шепнул Винсент. Смешно ему… Обхохочешься.       Я просто охреневаю с этого балагана. Толпа богатых мужиков со всех концов света лапает смазливых мальчиков, ведя с ними светские беседы и распивая шампанское… Бридж права: в Англии я безнадежно отстал от жизни.       — Прости, Винсент, мы вынуждены забрать Алфи с собой! — весело протянул Тори, как нельзя вовремя нарисовавшись рядом с нами.       — Да, конечно, — Винсент чуть склонился ко мне и прошептал. — Учти, я перебью любую цену.       — Ловлю на слове, сэр! — я стрельнул в него игривым взглядом и поспешил удалиться вместе с ребятами.       — Что там Блэкстоун нашептывал тебе на ушко? — с каким-то наигранным любопытством спросил Викторио.       — Когда именно? — саркастически переспросил я.       — Сейчас.       — Сказал, что перебьет любую цену.       — Этот может. Они все здесь сорят деньгами направо и налево, так что не стоит удивляться, если цена дойдет до десяти-пятнадцати тысяч. И это не предел!       — Меня сейчас стошнит, — на полном серьезе сказал я.       Тори протянул руку и пригладил мне волосы.       — Расслабься.       — Не могу я… — я стянул пиджак и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. — Как я матери в глаза посмотрю после всего этого? Она даже подумать не может, что ее сын…       Но дело даже не столько в матери. Мне чисто по-человечески противно все это.       — Заметь, тебе здесь никто не дал этого понять. Здесь мы как артисты. Это для них такая постановка, понимаешь? — приобняв меня, Тори решительно направился к недавно собранной сцене. За конторкой уже красовалась Бридж в коротком кружевном платье а-ля готическая Лолита и поигрывала деревянным молоточком.       По голове мне этим молоточком, по голове. Чудная была бы демонстрация средневековой анестезии.              ***              — Итак, лот номер шесть — очаровательный аристократичный блондин Альфред!       Кто-кто? М-да… Дождавшись окончания этой своеобразной PR-компании, я неторопливо вышел на сцену, перекинув пиджак через плечо, с таким видом, будто бы вышел погулять по бульвару.       — Начальная цена — пять тысяч долларов!       — Пять двести! — подал голос какой-то нелицеприятный янки.       — Пять пятьсот! — перебил Генрих.       — Восемь, — невозмутимо бросил Винсент. Я чуть вскинул брови, поймав его лукавый взгляд.       Всем известна эта порода — эксцентричные миллионеры, сорящие деньгами и потакающие каждой своей прихоти. Разумеется, я уйду именно с ним.       — Восемь двести, — присоединился Бернард.       — Восемь пятьсот! — послышалось откуда-то еще.       — Десять, — парировал Винсент.       — Десять пятьсот!       Торги вышли оживленными. По крайней мере, до двадцатки.       — Надоело. Даю пятьдесят! — откровенно веселясь, протянул Винсент, увеличивая цену практически в два раза. Его оппонентов явно забавляло такое дорогостоящее ребячество; Генрих хмыкнул и сложил руки на коленях. Видимо, прагматичный немец решил подождать и поиметь меня подешевле.       И будет прав.       Тогда я впервые подумал, что Винсент Блэкстоун — совершенно чокнутый тип. Ну, и с кучей лишних денег, видимо.       — Продано! — Бриджит от души застучала молотком, будто бы не в силах остановиться после трех ударов. Отвесив шутовской поклон, я гордо удалился. Гордо, потому что ни за кого столько не отвалят, скорее всего. Но вот если действовать себе во вред и подумать, то гордиться-то особо нечем.       Винсент уже ждал меня, замерев возле крайнего столика. Я нерешительно приблизился. Он оказался высокий, побольше шести футов навскидку.       — Идем, — он чуть улыбнулся и, обняв меня за талию, повел к выходу. Я буквально чувствовал завистливые взгляды остальных парней, направленные мне в спину. Отличился ты, О'Нил, ничего не скажешь…       Когда Винсент открыл передо мной дверь машины, я невольно почувствовал себя девчонкой. А он прекрасно понимал мое состояние, судя по тонкой усмешке.       — Тебе, наверное, совсем некуда девать деньги. Не слишком ли дорого ты меня оценил? — не удержался я от шпильки в его адрес. Вместо ответа Винсент подался вперед, завладевая моими губами.       Он целовал меня властно, почти грубо… Почти. На грани. И будь я проклят, если мне это не нравилось. А потому не было смысла ломаться, я стал отвечать ему, поначалу нерешительно, но постепенно все больше входя во вкус.       — Не слишком ли ты продешевил? — усмехнувшись, выдохнул Винсент мне в рот. Повернув ключ и нажав на педаль, он, наконец, отодвинулся.       — А деньги девать и правда некуда. Дорожу я тем, что заработал сам… а сам я заработал не так уж много. Кстати, как тебе моя машина? — тоном светской беседы поинтересовался он, выезжая на дорогу.       — Честно? Я в этом не разбираюсь… Но так, на вид, классная. Только вот без личного водителя всё это не выглядит достаточно пафосным.       Винсент поперхнулся и, смеясь, покачал головой.       — Никогда не встречал человека с моей собственной манерой говорить.       — Ну, патент на манеру говорить потенциально проблематичен. Наверно мы просто говорим на одном языке, — я пожал плечами, снова рассмешив его.              ***              — Теперь понятно, почему ты не обзавелся водителем — все денежки ушли на пентхаус, — насмешливо поделился я своим открытием. Ответом мне снова стал хриплый смех Винсента, который прошел куда-то вглубь и принялся звенеть стеклом.       — Язва.       Я нашел его возле бара, после чего согласно кивнул.       — Таки ты прав, — стянув пиджак, выправляю рубашку из-за пояса и закатываю рукава.       — …Признал Алфи, неимоверным усилием подавив желание добавить колкость про дворецкого, — тут уж пришла моя очередь веселиться. Надо же, угадал!       Он протянул мне бокал, на две трети наполненный темно-красной жидкостью.       — Что за сорт? — я сел на диван, дабы глазеть на своего клиента снизу вверх.       — Классика — Мерло, — Винсент медленно поднес бокал к губам и сделав глоток, прикрыл глаза. — Честно говоря, Альфред, я просто фанат красного вина… До тех пор, пока мне в руки не попадает бутылка Хеннеси.       — In vina veritas? — не без сарказма процитировал я известное латинское изречение. — И не называй меня Альфредом, ты становишься похож на моего бывшего декана.       — Увы, мне нравится твое имя. Оно приятное на слух… и на вкус. Как глоток вина.       — Запущенный случай, — вздохнул я сокрушенно. — Эстетствующий мизантроп, который любит мальчиков — ты прямо вампир Лестат какой-то.       Мне нельзя пить; это я давно понял. Интересно, как Винсент отреагирует, если спросить, не завалялся ли у него косяк травы?       — Так что, расскажешь, как ты оказался в Америке, да еще и в борделе? — с интересом спросил Винсент. А у него красивый голос. Низкий, не то что мой нежный гейский тенор. С такими сексуальными нотками… Только сейчас заметил.       — Действительно, должен ведь сжечь на костре школьную форму и на низком старте рвануть в какой-нибудь Кембридж, — раздраженно отозвался я. — Ушел из дома, что тут непонятного?       — И Стоукс тебя так просто отпустил?       — Более того — он мне это и предложил, — проклятый алкоголь, не хватало еще растрепать о своем прошлом незнакомому мужику. Ладно, уже поздно брать свои слова назад. — Я ему не нужен по большому счету. Не удивлюсь, если он ненавидит меня так же, как я его.       Блэкстоун молча смотрел на меня. Во взгляде не было жалости, за что я ему благодарен — в этой ситуации меня глупо жалеть… Я безошибочно уловил интерес, отразившийся в его глазах. Жадный, пристальный, почти навязчивый. Не похоть, а именно это, недоступное моему пониманию.       Понимание. Кажется, он понимал меня.       — У тебя есть сын? Иначе откуда тебе знать, что я — лучший ученик своего выпуска.       — О чём ты? — усмехнулся Винсент. Стекло бутылки тихо, мелодично звякнуло о край его бокала. — Я же эстетствующий мизантроп, который любит мальчиков! У меня ни жены, чему я несказанно рад, ни детей. Мой племянник из твоего выпуска. Ричард Чаннел.       Я подавил желание закусить губу. А ведь мир действительно тесен до неприличия. Ричард Чаннел — один из закадычных дружков Джейка, насколько я помню.       — Я был знаком с ним.       — Вот как? Что ж, неудивительно — в Итоне не слишком много учеников. Тысяча с чем-то…       — А ты тоже закончил Итон?       — К счастью, избежал такой участи. Недостаточно было мозгов, да и отец предпочитал держать меня под рукой. Обычная частная школа, потом Оксфорд. После я уехал из Англии. И тоже в Калифорнию; в Беркли, если быть точнее.       — Зачем?       На его лице промелькнуло странное выражение, которое, впрочем, тут же исчезло.       — Обстоятельства, Альфред. Обстоятельства, — протянул он спокойно и отсалютовал мне бокалом. — Пью за тебя.       — Зачем? — печально повторил я. Странно… Всё то же слово, но в него вложен уже совершенно другой смысл. И никто не поймет этого. Никто, кроме нас двоих. И в этом столько интимности, что я окончательно перестаю воспринимать откровенно пошлую суть ситуации.       — Я так хочу, — последовал непробиваемый аргумент.       — И за всех своих шлюх ты распиваешь Мерло, предварительно обсудив образование и превратности судьбы? — мои слова прозвучали неожиданно горько и грубо.       — Ты не представляешь, как это смешно, — Винсент криво усмехнулся. — Кошмарный пафосный бордель этой суки Бриджит (не спрашивай, что я там забыл), куча вертлявых идиотов… и ты, с этим своим вздернутым к потолку носом, кучей бесполезной среди них информации в голове, опускающий клиентов ниже плинтуса и правильно пьющий вино. Никто бы не рискнул играть на понижение курса.       Положительно, этот Блэкстоун видит гораздо больше, чем нужно окружающим. Я бы сказал, что он психиатр или психолог-криминалист, если бы чисто визуально не видел в нем какого-то зажравшегося акционера.       — А вот я рискнул. Теперь я такой же, как и они. А потому вся эта высокопарная херня не делает мне чести! — резко воскликнул я.       — Ты — не они. И прекрасно это понимаешь, — так же резко ответил он мне. — Не то чтобы другие твои клиенты будут со мной солидарны, но я вижу то, что вижу.       — Твое право — видеть то, что видишь, Винсент.       Он отставил бокал и четыре шага спустя оказался рядом со мной. Я вздрогнул, когда он обхватил ладонями мое лицо, заставляя поднять голову. Снова этот пристальный взгляд, кофейная чернота глаз.       — Где ты этому научился? — и снова эта сексуальная хрипотца, так несочетаемо сочетающаяся с острым взглядом. — Ты словно бы знаешь, что и как мне сказать. Не можешь, не должен знать…       — Никто меня не учил. Это всего лишь я и моя гребаная интуиция.       Он снова поцеловал меня. Я не возражал — именно этого мне хотелось последние полминуты, когда его кошмарные глаза из меня душу вынимают. Впервые в жизни для меня поцелуй сродни раскаленному клейму на оголенных нервах. Он клеймит меня… Кружит мне голову куда хуже этого своего Мерло, заставляет терять рассудок. Я как никогда хочу хоть ненадолго стать частью чего-то целого, растворяясь в чужом напоре.       А Винсент, черт его дери, отодвинулся от меня, с непринужденным видом откидываясь на спинку дивана.       — Можешь идти, — бесстрастно произнес он. Признаться, этими словами он умудрился меня шокировать. Заплатить пятьдесят штук за разговор со смазливым парнем, плюс-минус пара поцелуйчиков? Он издевается?       — Нет, серьезно, — Винсент засмеялся. — Иди. Если бы я заплатил за секс, то заплатил бы какому-нибудь Гаспару или Викторио. Честно говоря, я достаточно хорош, чтобы вообще никому не платить.       О Боже! Он решил поиграть в благородство?! Я был о нём лучшего мнения, прямо скажем.       — Неужели я менее привлекателен? — иронично осведомился я, испытывая иррациональное раздражение от своих слов. Гаспар… тоже мне, невидаль, смазливый картавый француз.       — Более привлекателен, — он одарил меня этой своей всепонимающей усмешкой. — Слишком привлекателен, я бы сказал.       — Прошу прощения! — вспылил я, вскочив на ноги. — Ладно, мистер Блэкстоун, коль скоро я со своим имиджем поруганной девственницы вас не возбуждаю, пожалуй, мне и моей заднице действительно пора!       Он не засмеялся. Он откровенно, исступленно захохотал, еще больше действуя мне на нервы.       — Поруганная… девственница… — сквозь смех повторил он. — Черт, Алфи, это действительно смешно!..       Нет, всё же я чокнутый, подумал я, резким, словно бы отработанным движением притянув Винсента к себе за галстук и поцелуем заглушая его дальнейшие ехидные комментарии. Его руки немедленно запутались в моих волосах, притягивая меня ближе. Но я наоборот отстранился.       — Так мне уйти?       — Так не честно, Альфред, — Винсент покачал головой, улыбаясь и смотря на меня таким взглядом, каким педофил смотрел бы на свою невинную юную жертву. М-м… а ведь сравнение не так уж далеко от истины.       — Перестань, а? Если ты хочешь, чтобы я сделал ручкой, то придется меня вышвырнуть, — с кристально честным видом поведал я и тут же ехидно фыркнул. — Но ты этого не сделаешь, и мы оба это знаем.       — Не сделаю, — хищно усмехнулся Винсент и рывком дернул меня обратно на диван, подминая под себя. — Не сделаю, значит? Я могу сделать всё что угодно, поверь. Если бы ты только знал все пределы моего «могу»… тебя бы уже и след простыл.       Я насмешливо выдохнул. Черт возьми, мне нравится испытывать его на прочность. Так и привыкнуть недолго.       — Пока ты только болтаешь!       — Значит, ты не играешь честно? Что ж, я тоже…       «Что ты подмешал в это долбаное вино?» — хочется спросить мне, но нервные импульсы не в состоянии донести до речевого центра эту креативную идею. Тем временем мозг пришел к ужасающему выводу, что ничего подмешано не было. Но тогда никак не объяснить это состояние, когда весь окружающий мир становится полароидным, плоским. Не остается ничего, кроме поцелуев, тяжести чужого тела и почти болезненного возбуждения.       Честно попытавшись расстегнуть несколько пуговиц, Винсент просто содрал с меня рубашку.       — Варвар, — задыхаясь, произнес я. — Это была моя самая приличная рубашка.       — Словами не выразить мою скорбь.       Сочетая властность и садистскую медлительность, он целовал мои скулы, щеки, губы… шею… ключицы… Я чувствовал себя раскаленным металлом, из которого чеканят надсадно-звонкую монету с одним и тем же профилем.       — Винсент…       Он только коварно улыбается в тусклом свете настенных светильников и продолжает пытать меня болезненно-острыми ощущениями. «Я тоже умею издеваться», — без слов говорю я, скрупулезно расстегивая пуговицы на его рубашке и неосознанно вслушиваясь в рваный ритм тяжелого дыхания. Провожу руками по груди и ниже… кожа горячая, твердый рельеф мускулатуры. Блэкстоун крупный и жилистый, у него тело спортсмена; я в сравнении с ним кажусь еще большим хлюпиком, чем обычно. Вдыхаю давно подмеченный мной аромат одеколона Lacoste и понимаю, что отношения «товар-деньги» остались в «Firmament», а всё это внеплановое безобразие — совершенство, взятое напрокат.       Я потерялся в ощущениях. Ей-богу, меня нет, и я готов подтвердить это хоть под присягой, хоть под пентоталом натрия. Остается только повторять себе, что не должен терять голову… Нужно было уходить, когда предоставлялась такая возможность, а не лежать здесь, готовому кончить от одних лишь прикосновений, словно распоследний девственник, и понимающему, что в очередной раз усложнил себе всё, что только можно.       Я ждал, что он трахнет меня так жестко, чтобы ум за разум заехал. Однако Винсент был так осторожен, что я его чуть ли не возненавидел. Но какой смысл ненавидеть психа, который решил поиграть в романтику? Никакого… тем более, что я сам умоляю этого ненавистного психа не останавливаться.       — Ты слишком много думаешь, — усмехаясь, шепнул Винсент и ускорил темп. Откуда он?..       — Вин… сент… — я кончаю, выдыхая его имя, он склоняется ближе ко мне, практически касаясь моих губ, словно бы желая поймать своими губами финальный стон.       — Зачем? — шепчу я, зная, что он поймет. Винсент тяжело дышит, уткнувшись лбом мне в волосы.       — Ты и сам знаешь, что просто так, — ответил он после минутной паузы. И засмеялся. Тихо так, надтреснуто и немного фальшиво.       — Псих…       — Да, псих.                     — Откуда он у тебя? — я коснулся губами короткого шрама на его шее. — Недалеко от артерии, надо же.       — Ножевое ранение, — неохотно ответил Винсент. — Так, юношеские разборки, обычная история…       — Ни фига себе, «обычная история».       — Ничего особенного, — он усмехнулся. — Рана была не слишком серьезной. Швы наложили и отправили на все четыре стороны. Голос, правда, до сих пор хрипит.       Времени было навскидку четыре утра. Бутылку вина мы таки выхлебали в перерывах между сексом и… сексом. Хорошая такая альтернатива пафосным беседам о превратности судьбы.       А вообще… я чувствую себя обманутым. Всё же странно и неприятно осознавать, что лучшую ночь в своей жизни ты провел в роли проститутки. Я хотел продать, а в итоге получил больше, чем стоило бы. И я отнюдь не про пресловутые деньги.       Он внезапно взял меня за руку, прикладывая ее к своему запястью. Как выяснилось, придирчиво сравнивал цвет кожи, который заметно отличался.       — Белоснежка, — снова смешок.       — Эй, с таким же успехом я могу обозвать тебя чертовым ниггером!       — Благодарю, — саркастически протянул Винсент в ответ. — Только тебя мог возмутить безобидный комплимент.       Где тут комплимент-то? Я вложил в свой взгляд всё ехидство, на которое был способен.       — Ты мог бы заметить, что я не люблю комплименты.       — Красивые люди самодовольны, — возразил он скептически.       — Я бы хотел быть самодовольным, — с этими словами я закрыл глаза и сцепил пальцы на груди. — Это помешало бы мне ненавидеть собственное лицо и дало веру, что я весь такой идеальный.       — Для идеального у тебя чересчур мерзкий характер, — протянул Блэкстоун после недолгого молчания. — Нет в мире совершенства. Давай напьемся?       Я мог бы влюбиться в него уже только за эти слова. И это было бы величайшей глупостью с моей стороны.